Горячие ночи (и дни) в Тейвате

Удар кулака по густой, мягкой траве знаменует ее поражение. — Сдаюсь, — выдыхает обвитая кольцами драконьего тела Эи, и как не злят обычно ее досадные поражения, проиграть Властелину камня даже ей сейчас не обидно. Поэтому она только смеется негромко и к гладкой, похожей на согретые солнцем камни у моря чешуе на его шее любопытно прижимает ладонь. — Ты все еще без сомнения величайший воин этого мира, — сухое, горячее дыхание Моракса в ответ нежно ласкает ее щеку и обнаженные сползшим в горячке боя кимоно плечи. — Пусть и без Гнозиса — ты великолепна, Эи. Мне почти нет нужды сдерживаться с тобой, и, поверь… это удивительно хорошо. Объятия Моракса разжимаются, позволив ей вновь ощутить под собой твердую почву. — Не оскорбляй меня снисхождением, — досадливо перекидывает она через плечо растрепавшуюся косу, желая переплести ее заново. Потянув зубами за ленту, Моракс сводит все ее усилия к ничему. — Оглянись, любовь моя, — вновь ощущает она горячее, щекотное прикосновение к щеке и гладкость его чешуи, и слышит низкий, глубокий смех, совершенно неотличимый от того что обычно срывался с его человеческих губ. — Разве всего этого тебе не достаточно? Царственно вскинув голову, Эи оглядывается по сторонам. Там, где схватились они с Мораксом, сейчас клубится пыль, осыпается мелкий камень из разрушенных гор вперемешку с остатками колонн, а полноводная река, чье русло они безжалостно разворотили, изменила свое течение и вливается теперь в глубокие, оставленные ими в взрыхленной земле борозды. Что ж, если б они не находились в уединении его личного подпространства, к изменению рельефа у жителей Ли Юэ, должно быть, возникло бы немало вопросов. Золотые с узким вертикальным зрачком глаза Моракса узнаваемо светятся мягким, спокойным лукавством, и рассмеявшись, Эи вдруг обнимает его, с трудом смыкая на шее руки, губами прижимается к гладкой теплой морде дракона в подобии поцелуя. Под черно-золотой чешуей все его длинное, гибкое тело словно из самого прочного металла выплавлено, из самого крепкого, словно его щиты камня, и эта сила шести тысяч лет войны, эта древняя мощь ее по правде завораживает не меньше чем его человеческий облик. Ощущение этой сокрушительной мощи под ее ладонями кружит Эи голову, смутной, неясной тяжестью отдаваясь где-то в низу живота. Увлекшись, она водит пальцами по гладким, теплым чешуйкам, все увереннее зарывается ими в жесткую гриву, наслаждаясь тем как от удовольствия дракон Моракс прикрывает глаза золотистыми веками, плавясь точно так же как Моракс-человек под лаской ее не слишком умелых рук. Ноги ее вдруг отрываются от земли, оставляя беспомощной в этих странных, без рук объятиях. — Эи… — ноздри его слегка раздуваются, жадно вдыхая воздух. Обвивающие ее кольца на мгновение сжимаются теснее, заставив ее тихо охнуть от неожиданности. Морда дракона алчно зарывается в ложбинку между ее грудей, так что кожей Эи ощущает короткое, почти невесомое прикосновение длинного раздвоенного языка. Длинным, гибким хвостом Моракс слегка разводит ее колени, и она охотно обхватывает его гибкое, сильное тело ногами, скользя по гладкой чешуе внутренней стороной бедер. Жар исходящий от дракона прижимается к низу ее живота, и внезапная вспышка возбуждения становится почти болезненно жгучей. — В этом теле все ощущения обостряются, — голос его становится низким, рокочущим словно горный обвал. — А ты сейчас так маняще пахнешь желанием, любовь моя, что я боюсь потерять голову. Ахнув, в тесных кольцах его объятий Эи кусает губу, невольно трется. — Я хочу соединиться с тобой, — бездумно бросает она, пытаясь нащупать замысловатый пояс своего короткого кимоно. — Сейчас. — Прости, любовь моя, но я потратил слишком много сил и изменение формы мне пока недоступно. А это тело для тебя… недостаточно человеческое. Эи чувствует себя уязвленной, и упрямство властно подает голос в ней. — Разве я не богиня? — запрокинув голову, глядит Эи куда-то в прозрачно-голубое небо подпространства. — Это лишь тело куклы. Не бойся ему навредить, все позже можно будет исправить, заменить поврежденные части. Я Райден Сегун, а боль — лишь мгновение в вечности… — Но разве для меня это причина тебе в любви ее причинять?.. — короткая когтистая лапа вдруг удивительно нежно касается ее затылка в совсем человеческой ласке. Моракс глядит на нее золотыми глазами дракона, но Эи искренне не отличает его взгляд от человеческого. Она не видит разницы, она охотно приоткрывает губы. Горячий, раздвоенный язык дракона ласкает ее рот, насыщаясь вкусом словно дорогим вином из чаши, дразнит шею, ключицы; освободив руки, она торопливо тянет с плеч распахнутое уже кимоно. Неожиданно он извивается своим гибким, сильным телом; грациозно-текучее движение — и Эи оказывается лежащей на ложе из его колец. Среди гладкой твердости чешуи дракона коленом Эи вдруг ощущает горячую, нежную плоть и позволяет себе слабость не опускать взгляд — даже не в самой значительной и величественной своей форме Властелин камня достаточно большой, чтоб разорвать ее изнутри. Ничего. Бывшая кагэмуся, нынешняя богиня слишком горда и упряма, чтоб отступать. — Сделай это, Моракс, — властно велит она, разводя колени шире. Вновь она ощущает как напрягаются мышцы под чешуей, под кожей, и вытянутая пасть дракона оказывается прямо между ее длинных раздвинутых ног. Ноздри дракона вздрагивают, ощущая, наверное, запах ее возбуждения. В ответ же Эи слышит лишь низкий, глубокий, совсем человеческий смех. — Тебе всегда несколько не хватает терпения, любовь моя. Когтистые лапы вдруг с бережной силой, которая должно быть, дробила бы камни в пыль, стискивают ее бедра. А язык, раздвоенный, длинный, настойчиво проникает в инстинктивно сжимающееся нутро. Ей уже давно не в новинку даже такие бесстыдные ласки — после долгих лет войны, после долгих лет ее уединения в царстве Эвтюмии без грубости, без настойчивости Моракс мягко помог ей вспомнить о свойственных смертным радостях тела. О том, что значит желать и наслаждаться. Но теперь его язык непривычно горячий по сравнению с человеческим, и длинный, и гибкий; то выскальзывает из нее умело лаская самое чувствительное местечко снаружи, то вновь проникает так глубоко внутрь, что Эи вскрикивает от наслаждения, невольно выламывается в спине, бьется, и на бледной коже ее бедер остаются красноватые царапины от его когтей. Сама же она ногтями царапает чешую в попытке хоть за что-нибудь уцепиться в сокрушительных волнах удовольствия, но кончик длинного, гибкого хвоста чувствительно задевает ее твердые, ноющие без такой желанной сейчас ласки его человеческого рта соски, язык неожиданно широкий у основания снова и снова проникает глубоко во влажную, безуспешно пытающуюся сжаться плоть с мокрым, бесстыдным звуком, и из стиснутых зубов Эи рвутся почти жалкие всхлипы. Безвольная, податливая, она обмякает в стальных объятиях своего дракона. Только тогда Моракс проникает в нее по-настоящему — даже в расплывчатом тумане своей эйфории Эи отчетливо ощущает как твердая, покрытая рельефными выступами вроде неострых шипов головка его члена неспешно, но с настойчивой силой раздвигает тонкие стенки, входит все глубже и глубже, растягивая ее, заполняя так что на мгновение она кажется себе насаженной на кол, и только сила воли и упрямство не позволяют ей попросить пощады. Еще влажная от ее собственной смазки пасть дракона касается ее шеи, лица; раскрыв губы, раздвоенный, узкий язык вновь проникает в ее рот, лаская так умело и нежно, что на мгновение забывается даже что может быть все как-то иначе. С глухими, сдавленно-шипящими нотками Моракс неразборчиво шепчет ей что-то нежное, утешающее, ободряющее. И кажется что-то еще про любовь — кольца его тела обвивают Эи сильнее, оплетают, гладкие и теплые как отшлифованные волнами и временем камни у моря. Сейчас Эи не чувствует себя ни госпожой, которой поклоняются, ни принесенной в жертву девой. Равной. Богиней. Возлюбленной. Сердце бывшей кагемуси вдруг замирает и трепещет словно целый сонм кристальных бабочек в груди. Широко раскрытые глаза вдруг наполняются влагой, хоть под этим небом без его дозволения никогда не будет дождей. Одна капля все же скатывается по щеке, и только легкое прикосновение раздвоенного длинного языка не дает ей сорваться в взрыхленный, сухой песок. В бережной хватке дракона Эи покачивается на волнах удовольствия — он двигается в ней совсем не так как мужчины, когда берут женщину; это скорее похоже на то как извиваются, соединяясь, змеи. Медленно. Понемногу быстрее. Кажется, в первый раз она достигает пика до обидного быстро — но обмякая, вновь приходит в себя и желает еще. Ей все равно. Ей действительно все равно — человек, дракон ли; изнывая от наслаждения, она пытается переплестить с ним еще сильнее, слиться в единое целое — руками, ногами, всем телом. Зарывается пальцами в густую, жесткую гриву. Дыхание Моракса теперь и впрямь обжигает ее кожу раскаленным, расплавленным золотом сродни тому, что сияет в его глазах, а кольца, когда его тело сокращается ритмичнее и быстрее, сжимают ее грудь и бедра так, словно еще чуть-чуть и хрустнут кости, переломятся пополам. В который раз Эи напрягается каждым мускулом, балансируя на самом уже краю сознания — дрожит как под действием своих же молний; словно, бессмертная, умрет сейчас, если не получит освобождения. Почувствовав, он толкается в нее так глубоко, что это заставляет ее уронив голову, закричать; хриплый низкий рык становится ей ответом. Обжигающе горячее семя разливается у Эи внутри, а его член вместо того чтобы стать мягким и выскользнуть из нее, напротив словно бы больше становится. Ощущение почти болезненного жара и заполненности заставляет ее содрогнуться в последний раз, но их тела все еще остаются соединенными. — Прости, любовь моя, — негромко смеется Моракс, устраиваясь вместе с ней поудобнее. Чешуйки, кажется, шелестят по траве, отмечает она краем сознания. — Какое-то время придется нам подождать. С трудом Эи оборачивает к нему лицо — влажное; кажется, она и впрямь плакала? — Ты и правда думаешь — я бы сейчас смогла встать на ноги? Обвиваясь вокруг нее, он смеется снова — низким, удивительно нежным смешком, и Эи обессиленно и сыто устраивается в этих ставших уже привычными ей объятиях. Мгновения и впрямь слишком похожи на вечность. Позже она почти упускает момент, когда тело дракона вновь становится человеческим. В ответ на беспомощную попытку встать, болью отдавшейся между ног, его все еще горячее семя стекает по внутренней стороне ее бедер. Кончиками пальцев Эи осторожно касается себя, и ее рука становится испачканной чем-то вроде жидкого, вязкого золота. Целый ворох фиолетовых и золотых бабочек кружатся, привлеченные избытком их элементарной энергии. В ответ на вопросительный взгляд Моракс лишь с улыбкой пожимает плечами и осторожно поднимает ее на руки. Вода реки, уже успевшей найти для себя новое русло, приятной прохладой успокаивает ноющее тело, смывая все лишнее; ноги немного дрожат, но, держась за его широкие плечи, Эи все равно ненасытно тянется за еще одним — теперь человеческим — поцелуем. — Как только человеческие мужчины обходятся без такого полезного языка… — задумчиво вздыхает она. Моракс склоняет голову набок, словно любуясь ей, и в его взгляде все еще смех и расплавленное золото. — Так и думал, любовь моя, что скромное обличье Чжун Ли теперь покажется тебе разочаровывающим. Богиня. Равная. Возлюбленная. Счастлива. — Ты не можешь меня разочаровать, Моракс, — в ответ глядит на него Эи очень, очень серьезно. — В любом обличии. Под любым из имен.