Горячие ночи (и дни) в Тейвате

— Ты позволил тому громиле достать себя, — говорит ему Клоринда, осуждающе сузив глаза. И добавлять ей ничего и не нужно больше. Клоринда не из тех, кто будет беспокойно кудахтать и хлопать крыльями — это взвешенная оценка сильнейшего, опытного бойца. Из его рассеченной брови сочится кровь, неприятно и щекотно стекая по веку, и, наверное, будет отек и изрядный фингал, но Ризли беззаботно улыбается и снова вмораживает в измазанное полотенце холодный и еще чистый лед. — Что поделать, милая Клоринда, никто из смертных не может быть вечно неуязвимым. Неудачным движением он прижимает полотенце слишком сильно, и кровь снова начинает идти сильнее, пачкая небрежно брошенные на столе рядом с остывающим чаем наручники. Клоринда коротко морщится. Палец за пальцем медленно стягивает белоснежные, без единого пятнышка грязи и крови перчатки, и в этом столько какой-то особой, может даже ей самой неосознанной хищной чувственности, что по спине герцога крепости-тюрьмы Меропид прокатывается волна дрожи. Или он немного сходит с ума. А у Клоринды невозмутимое лицо прекрасной мраморной статуи. — Дай сюда, — забирает она измазанную уже тряпку из его рук и аккуратными, точными движениями обжигает ноющее место холодом. — Где Сиджвин? Ее пальцы прохладные как и всегда, прикосновения пахнут чем-то горьковатым и свежим, как цветы в лиловых, прохладных сумерках там, над толщей воды, безотчетно напоминая ему о мире за стенами.Так же как близость Клоринды, ее визиты, разбавляет круговорот дней крепости-тюрьмы Меропид. — Мой недавний визави нуждается больше в ее заботе, — Ризли чуть-чуть улыбается, взглядом утыкаясь в немного распахивающуюся на ее груди блузку с пуговицами по напряжению ниток напоминающими ему тот злополучный шлюз в подземелье. Ладони бесстрашно ложатся на ее крепкие бедра, обтянутые юбкой. Грубовато он сжимает ее, привлекая ближе. — Кло. — Перестань меня отвлекать, — слегка хмурит она темные, тонкие брови, оттирая присохшую кровь под глазом. — И не называй меня Кло. Знаешь ведь, что терпеть не могу. Под шершавыми ладонями ее колготки слегка шелестят, когда он гладит ее стройные, теплые ноги, большими пальцами очерчивает внутреннюю сторону бедер. Зрачки ее слегка расширяются, тесня холодно-лиловый цвет радужек. Кончиком языка она едва заметно проводит по узким, бледным губам, с силой сжимает его широкое предплечье, едва смыкая пальцы над перчаткой, и там где ее пальцы касаются кожи Ризли чувствует такие же холодно-лиловые жгучие искры. Наручник коротко щелкает на его запястье. Его же собственный наручник. Со строгим лицом Клоринда заводит его вторую руку за спину, лишая любой возможности для маневра, да впрочем, Ризли особо и не противится. Даже любопытно узнать — как далеко готова она зайти, эта безжалостная, убийственная как клинок женщина с личным кладбищем из старых призраков и новых сомнений в непогрешимости правосудия. — Это же ерунда. — фыркает Ризли, пока она педантично стирает с его лица подсохшую уже кровь подтаявшим, влажным полотенцем. — Царапина. — Если продолжишь ныть, я уйду и заберу ключ с собой. — Ты же знаешь, что мои наручники не открыть ни одним другим ключом. Неужели ты поступишь со мной так жестоко? Своими прохладными пальцами Клоринда вдруг больно сжимает его подбородок. Молчит пару секунд, за которые он со своим проворным умом успевает сделать добрый десяток предположений. — Ты даже позволил тому громиле себя достать… — уже совсем с другой интонацией чем в начале их разговора вдруг повторяет она, наклоняется над ним низко-низко обдавая колючей и горькой свежестью цветов и теплым дыханием. — И нарочно отослал Сиджвин. Клоринда говорит вполголоса как перед грозой. Не только красива, опасна, но и невероятно возбуждающе умна. Округлое колено упирается между его ног, почти болезненно прижимаясь к паху. Нечто среднее между угрозой и лаской, но ее близость и без того делает его твердым, а теперь кажется, словно в кабинете начинает не хватать воздуха. Браслеты наручников впиваются в кожу болью, но как назло это делает еще острее возбуждение. Молча улыбнувшись, Ризли кусает губу до крови. Напряжение кажется почти физически ощутимым, потрескивает искрами в воздухе, жжет. Но Клоринда никогда не делает первый шаг, а его руки скованы за спиной. — Хочешь, чтобы я тебя умолял, Кло? — беззаботно бросает ей он как вызов, как очередное пари, до которых она не меньше его самого падка. Наручники тихо звякают снова. Где-то внутри унизительно, противно ноет — он ничего, ничего не может поделать с этим; слишком живой внутри еще тот выброшенный, никому толком ненужный голодный звереныш из прошлого. Теперь герцог крепости Меропид без труда умеет выбивать свое силой и торговаться умеет тоже, знает, где можно слегка прогнуться, чтобы в итоге получить больше, а где надо без жалости прогнуть других в своих интересах. Но есть что-то… чего выпросить все равно никак невозможно. Как невозможно перестать желать, и наверное, сейчас, захоти она по-настоящему, он все равно бы просил. Даже если бы после ненавидел себя за это. С невозмутимым лицом мраморной статуи Клоринда склоняется над ним, и ее взгляд как будто проникает глубже, вскрывая его изнутри вместе со слабостями и уязвимостями. Ее глаза мерцают как у сумерских ришболанд-тигров. — Я беспощадный клинок правосудия, ваша милость, — коротко, влажно проводит она по колечкам в его ухе кончиком языка, смыкает зубы на мочке, отчего Ризли словно разрядом простреливает вдоль хребта. — Хороша бы я была, если бы мольбы могли меня впечатлить. Я просто хочу вас как следует трахнуть, — сжимает она его лицо в прохладных, мягких ладонях и говорит еще тише, еще интимнее. Почти нежно. Перед глазами у него становится темным-темно, как будто бы воды всего мира разом обрушились на грешные стены крепости Меропид. Наручники больно впиваются в запястья, потому что Клоринда раздевается издевательски медленно. Шляпа ложится на стол рядом с перчатками и чашками с холодным уже чаем подальше от заляпанных кровью тряпок. Неспешно снимая тугие ремешки подвязок, Клоринда ставит согнутую в колене ногу на кресло прямо между его бедер, и острый носок сапога чувствительно задевает натянувший брюки член. По виску Ризли стекает капля пота. — Расстегни наручники. — хрипло выдыхает он низким, просевшим голосом. — Пожалуйста, Клоринда. И да, он просит ее — но не о жалких крохах, а о том, чтобы получить все сразу и больше, потому что уже получил больше чем рассчитывал, а проклятые наручники мешают прямо сейчас, в это мгновение разложить Клоринду на здоровенном, словно для этого созданном столе и насытиться ее удовольствием, ее громкими вскриками, стонами. Почти болезненное прикосновение острого носка ее сапога к паху возвращает Ризли в реальность. — Если я это сделаю, первым делом ты порвешь мои колготки в лоскуты, — негромко усмехается Клоринда, на грани боли и удовольствия водя носком по его члену вверх и вниз, пока он невольно не начинает подаваться навстречу бедрами. — А мне в них еще возвращаться. Сосредоточиться даже на мгновение не получается, все, что он может — дергать руками, раздирая кожу запястий. А Клоринда раздевается медленно, аккуратно складывает вещи на столе, скидывает сапоги — по правде они Ризли уже нравятся тоже. Роскошные белые груди Клоринды в вырезе бесстыже расстегнутой блузки завлекательно трутся о его широкую грудь — Кло! — хрипит он, когда она запускает руку в его жесткие, растрепаные уже волосы и тянет до ноющей боли, пока наконец, не приходится запрокинуть голову, и она как настоящая хищница кусает его за подставленное горло, оставляя тут и там среди шрамов следы своих укусов и поцелуев. Ризли дергает руками так, что вывернутые плечи взрываются болью. Шипит что-то бессвязное, полное беспомощного, невыразимо сладкого удовольствия. —Тише… — прижимает Клоринда палец к его губам, и чувствительную, покрытую рубцами и давними спайками кожу обжигает легкими, дразнящими разрядами. Гладит его по горлу, оставляя накаленную электричеством, ноющую дорожку, забирается под рубашку и жилет, чтобы так же подразнить сосок. — Я же сказала, ваша милость, — c немного насмешливой церемонностью приподнимает она в улыбке уголки губ. — Все будет. Привычнее и проще доставлять удовольствие ей, чем вот так беспомощно принимать его самому. Но сейчас ничего не поделать. Ноющие, болезненно-чувствительные следы на коже, влажное ощущение ее поцелуев на них, прохладное прикосновение пальцев... Еще чуть-чуть и ощущений становится слишком много. Они превращаются в дрожь, в сорванное дыхание, в туман перед глазами, в хрипло-сорванное "Кло..." на закушенных добела губах, и в какой-то момент Ризли кажется что все, это предел, и беспомощно терпеть уже невыносимо, и он вскидывается на кресле, но наручники вновь напоминают о себе болью в запястьях, лишая даже шанса изменить баланс сил. Глаза Клоринды кажутся темными и глубокими, жаркими. Расстегнув брюки, она опускается на него медленно, как будто хочет прочувствовать каждый сантиметр и длину, каждую венку, она смотрит ему в глаза каждое мгновение, пока его член погружается в влажную, жаркую глубину ее тела. Ее губы немного приоткрываются, а бледные щеки покрыты румянцем. Крепкие бедра дрожат от напряжения, но она не спешит. И в этом моменте есть нечто… невероятно чувственное, интимное. Как и в том, чтобы быть тем, кого она хочет. Откинувшись в кресле, Ризли тихо выдыхает, наконец, позволяя наручникам слегка сползти ниже по изодранным уже вкровь запястьям. Он хочет все, что Клоринда хочет дать. Он хочет всех ее демонов. Спустя время Ризли все же удается собрать себя в мыслящее, разумное существо, способное сконцентрироваться и заодно даже почувствовать боль в разбитой брови. Наручники с громким стуком падают на пол, освобождая одно его запястье, и лишь тогда Клоринда разморенно приподнимает подбородок с его плеча, впрочем тут же вернувшись обратно. — Ты же говорил… — Я не сказал что не выберусь из них без ключа, — усмехается Ризли, разминая затекшие руки, чтобы после уютно устроить их на ее влажной от пота спине. — Это было бы довольно глупо - проиграть собственным наручникам. Не так ли? Порядком ушатанное кресло теперь жалко поскрипывает при каждом движении. Его семя влажно вытекает из нее, размазываясь по его бедрам, но Клоринда достаточно прагматична чтобы не подумать о последствиях. И если она не прагматична достаточно чтобы не стать беременной… Ладно, это все глупости. — При здравом размышлении, — очень серьезно кивает Ризли. — Время от времени проигрывать… Почему бы и нет. Даже лучшим из людей это простительно. Все еще в ней его член понемногу вновь становится твердым. Клоринда откидывает за спину растрепанные, спутанные волосы — невозмутима и красива как статуя из мрамора, но взгляд вновь вспыхивает тем самым шальным огоньком, от которого у него дыхание перехватывает. — Твое любимое кресло отнюдь не думает так, — приподнявшись, она ерзает, отчего из нее снова вязко вытекает его семя, пачкая и так убитые брюки, а кресло вправду скрипит словно вот-вот развалится. Ну и плевать. Чуть потянувшись, он находит ее губы своими и немного даже успевает удивиться той мягкой податливости, с которой Клоринда отвечает на поцелуй. Свободный браслет наручника тихо щелкает на ее запястье. В ответ лишь уголок ее узких губ изгибается в подобии иронично-бесстыжей усмешки. Безмятежно Ризли пожимает плечами и слегка тянет за звенья цепочки, привлекая ее к себе теснее. — Для тебя на моем складе всегда найдется еще одно запасное.