Горячие ночи (и дни) в Тейвате

— Думаю, вам следует вернуться обратно в нашу спальню, — негромко произнесла она, с тихим шелестом задвинув за собой седзи. — Если еще таково, конечно, ваше желание. Неправильно мужу и жене проводить ночи в разных углах одного дома. В голосе Сары Кудзе — с его согласия и после свадьбы она звалась так, чтобы лишний раз подчеркнуть независимость генерала армии Наруками от комиссии Яширо — звучала необычная неуверенность, и тщательно сохраняя задумчивый вид и сосредоточенный лишь на бумагах взгляд, Аято медленно поднял голову, как будто не верил собственному слуху. Длинная домашняя юката мягко обрисовывала ее по-птичьи худощавое, жилистое тело с узкими бедрами и небольшими грудями, коротко остриженные темные волосы глянцево блестели в свете лампы, которую Сара держала в руке. Узкая, мозолистая от привычки к луку кисть ее неловко, нервно дернулась и по лицу ее побежали встревоженные тени, придавая ей и самой неспокойный вид. — И вновь мы вернулись к церемонному «вы», уважаемая госпожа жена? — тихо усмехнулся он, привставая из-за высокого, по моде Фонтейна стола из местного юмэмиру, на который он без сожаления променял привычные низкие столики хотя бы в собственном кабинете. Впрочем, подумав немного, вновь опустился на стул и, не сводя пристального взгляда с переминающейся у входа Сары, сделал приглашающий жест рукой. Второго стула в кабинете он не держал, не принимая здесь посетителей, и поджав узкие губы, она неуверенно присела на его колени. С трудом Аято удалось сдержать веселый смешок. Спина Сары оставалась очень-очень прямой, лицо с резкими, острыми чертами хищной птицы — строгим, но это был долгий, долгий путь, пройденный ими с того дня как в традиционном, откровенно неловко сидящем на ней свадебном кимоно с белой косынкой, она перешагнула порог этого дома уже в качестве супруги молодого главы клана Камисато. Обновленные брачные связи между кланами Кудзе и Хиираги, Камисато и Кудзе демонстрировали людям Инадзумы мир и единство, воцарившееся, наконец, в многострадальной Трикомиссии, и если ему и стоило среди стайки девиц Кудзе выбрать кого-нибудь помягче, понежнее и поподатливее чем непреклонная генерал армии Наруками, в прямоте и безыскусной честности Сары Кудзе было нечто до забавности свежее и умиляющее. Да и под благовидным предлогом вырвать у попавшего в немилость клана Кудзе такой острый коготь, изрядно досадив старику Такаюки, было приятно. А Сара… Сара искренне разделяла вину клана Кудзе и готова была к ее искуплению. Сделав вид, что полностью сосредоточен на недописанном приказе, Аято слегка наклонил голову так чтобы дыхание ненавязчиво касалось ее кожи — ее светлая, незагорелая шея пахла теплом и мылом, губы, которые она то и дело покусывала, напоминали о алых лепестках кровоцвета. — В конце концов, это наш обоюдный супружеский долг, — голос ее быстро вернул себе обычную твердость, когда речь зашла о правилах и традициях, опираясь на которые она выстраивала всю свою жизнь. Это было даже несколько забавно, как отчаянно даже сейчас она за них цеплялась. — Долг… — бесстрастно кивнул Аято, скрывая легкое веселье под опущенными ресницами. — Да, несомненно, это именно он. Благодарю за напоминание. Взгляд невольно скользнул в вырез ее туго подпоясанной юкаты, и вспышка возбуждения от очертаний ее небольших грудей, от ощущения близости ее тела оказалась вдруг неожиданно острой. Впрочем, осознание что Сара все же пришла, пришла сама с предложением больше похожим на просьбу, разжигало еще сильнее. Ее пальцы лежали на столе, нервные, мозолистые и грубоватые, и как будто машинально он накрыл их ладонью, погладил большим пальцем тыльную сторону ладони — Сара уже не напряглась, не встревожилась спугнутой птицей. По ее коже побежали мурашки, она вздохнула еле слышно и прерывисто. Он приучал ее к прикосновениям, к близости день за днем — невзначай, аккуратно, дразняще. Во время разговоров и сокрушительных спаррингов, за вечерним любованием цветущей сакурой, за партией в сеги или в го, на которые оба даже с определенным удовольствием находили время в занятых графиках — иногда даже в общем семейном онсене как и положено почтенной женатой паре, и не раз и не два ощущал на себе ее осторожно-любопытные взгляды. В золотисто-карих глазах вспыхивали жаркие, голодные искры. Потом правда она тут же отворачивалась, плотнее сжимала губы, скрещивала руки на груди, прячась. Но уже бессмысленно было скрывать, что маленькие радости жизни манят ее ничуть не меньше утренних тренировок и вечерней полировки статуэток. Тем сильнее манят, чем дольше и яростнее она запрещает себе их желать. Может и стоило не тратить силы и время, пока в Инадзуме достаточно веселых домов, а просто раз за разом, пыхтя, наполнять ее семенем, пока добросовестно глядя под ним в потолок с лицом полным осознания своего долга жены, она не обеспечит клану пару наследников, ну а дальше живет как сама умеет. Но что-то — может неистершаяся еще память о том, как отец и мать были счастливы и близки — заставило Аято в первую же брачную ночь невозмутимо покинуть унылую супружескую спальню и оставить Сару нетронутой и в полном недоумении. Теперь же, когда холодная, равнодушная генерал Кудзе сама желала его, устав от фантазий в пустой постели, победа сама собой переплавлялась в острое, голодное возбуждение. — Если ты подождешь чуть-чуть, мы сможем все обсудить, — неспешно изобразил он занятость среди срочных дел. — И несомненно придем к соглашению. Сара попыталась по-птичьи вспорхнуть, как видно поняв, что ее попросту дразнят, но он удержал ее с силой положив на талию руку. Губы ее приоткрылись как для возражения. Она поерзала, задев бедром его твердеющий член, и вдруг густо и смешно покраснела. Тихо Аято рассмеялся, не сводя глаз с ее лица — а потом с силой сжал в пальцах упрямый подбородок, заткнул губами ее приоткрывшийся рот, с силой сминая губы и грубовато толкаясь между них языком. Опешив, она застыла, позволяя ему по-хозяйски властно сунуть ладонь в вырез юкаты, тиская груди, уже сама алчно закинула руки ему на шею, прижимаясь всем горячим, сильным телом, задрожала, как будто собственный же глаз бога обжигал кожу разрядами молний. В поцелуях Сары Кудзе теперь напора и страсти хватало на двоих — в отличие от прежних формальных прикосновений губ вялой, исполненной святости долга рыбы. С трудом он заставил себя оторвать ее от себя, раскрасневшуюся, тяжело дышащую. Рывком заставил ее встать, и даже стыдливо запахнул ее распустившуюся юкату, из которой завлекательно виднелась маленькая грудь с темными, затвердевшими сосками. — Тебе лучше уйти сейчас. Завтра мы все тщательно обсудим, согласуем все за и против. Потом следует совершить паломничество в святилище Наруками, узнать у гадателя удачный день, попросить благословения Архонта… С серьезным лицом Аято продолжал нести благообразную чушь, достойную главы комиссии Яширо, и втайне наслаждался борьбой на ее лице — яростной борьбой между приличиями и желаниями. — Я не хочу… — наконец, пробормотала Сара, ощутимо уже сдавая позиции. — Понимаю, — кивнул он покладисто. — Я обещал, что не стану принуждать тебя к близости, и именно потому я и прошу тебя уйти сейчас. Я не могу себя сдерживать, когда ты так близко, — прошептал он ей на ухо, почти касаясь губами темных волос. Даже немного удивился тому как вспыхнули ее глаза, стоило ей ощутить себя так неприкрыто, бесстыдно желаемой. — Приношу свои извинения за непочтительность, Сара. А сейчас прошу, возвращайся в свои комнаты. Завтра поговорим. — Я не хочу, — мотнула она головой, вновь усевшись на его колени. — Не хочу спать сегодня одна. Ее громкий, привыкший отдавать команды солдатам голос звучал властно и требовательно, грудь тяжело поднималась и опускалась. Кончиком языка она облизала яркие губы. Бросила на него взгляд, как будто надеялась что он не заставит ее продолжить. На мгновение Аято представил себе как губы генерала Кудзе податливо разомкнутся, стоит сейчас чуть-чуть надавить, и в паху заломило от возбуждения. — Я хочу быть уверенным, что ты точно понимаешь что хочешь, Сара, — невинно улыбнулся он, смакуя каждое мгновение как самое дорогое вино из Мондштадта. Собственный голос вдруг показался низким и хриплым. — Скажи мне сама. Ее рот округлился, взгляд золотисто-карих глаз стал гневным. Все с той же невинной улыбкой он прижался между ее ног, слегка потираясь сквозь ткань юкаты. Сара попыталась сжать бедра, но снова вздрогнула всем телом, закусила губу. — Я хочу тебя, — выдохнула она, нерешительно ерзая бедрами в попытке тереться о его ногу. — Что именно ты имеешь в виду? — Хочу чтобы ты… чтобы мы… Теперь непреклонная, холодная Сара уже неприкрыто елозила на нем, постанывая, кусая губы, и через ткань ему казалось что он чувствует ее влажность и жар ее тела. Даже сам безжизненно-затхлый воздух его кабинета раскалился от терпкого запаха похоти. — Пойдем в спальню, — выдохнула Сара так искренне как он хотел. Ее просьбы, ее желания, в которых все же пришлось признаться, неожиданно делали его таким твердым, что казалось еще чуть-чуть и он кончит от первого же прикосновения. Контроль ускользал из рук. Внезапно Аято осознал, что, похоже, из них двоих окажется тем, кто не дотерпит до супружеской спальни. Не Сара даже. — Задери юкату, — грубовато прошипел он. На мгновение показалось что Сара воспротивится, но ее руки покорно опустились к полам юкаты. На ней не было белья, щель и внутренняя сторона бедер влажно блестела от смазки. Коротким движением он сунул в нее два пальца, и Сара громко вскрикнула. — Еще, — дернула она крепкими бедрами, пытаясь надеться на его пальцы еще глубже. Но Аято лишь издевательски неспешно их вытащил и только едва ощутимо водил по влажной, горячей плоти, только дразня, вместо того чтобы дать все, что она хочет. — Попроси, — негромко сказал он. — Просто скажи, и как твой муж я с радостью дам тебе это, и еще больше. Просто скажи, Сара. Ее взгляд вновь обрел прежнюю твердость и злость, плечи напряглись. Но стоило ему вновь толкнуться в нее пальцами, глубоко, до самых костяшек, спина ее выгнулась, остатки гнева растворились в удовольствии. Закусив губу чтобы не стонать, она подавалась навстречу каждому толчку, жадно, требовательно. Звуки были мокрым, бесстыдно хлюпающим, но ей было как будто уже все равно. Многолетнее, железной рукой сдерживаемый желание накрыло ее, уничтожая остатки стойкости. Может и можно было бы ее сломать и унизить сейчас, последовательно заставить выпрашивать каждую ласку — но какими возбуждающими ни были ее голос, ее беспомощный взгляд, ее уязвимость… В этом уже давно не было никакого смысла. Стиснув зубы, Аято прижал мокро блестящие пальцы к ее рту, заставив облизать, а потом поцеловал, жадно собирая солоноватый вкус ее тела с ее же губ. — Мне лишь надо знать, что мы оба друг в друге нуждаемся. Глаза Сары были влажными, обычно холодный, строгий взгляд блуждал по его лицу. — Я хочу тебя, — прошептала она, прижавшись к его уху. — О Архонты, я так сильно тебя хочу, что мне за себя стыдно. Но давай сделаем это. Пожалуйста, — выдохнула она, крепко зажмурив глаза. — Прошу, Аято. Перед глазами у него потемнело. Спустя мгновение она уже лежала грудью на практично высоком столе — с вульгарно задранной до пояса юкатой и выставленной задницей. Торопливо расстегивая брюки, он позволил себе полюбоваться ее крепким, подтянутым телом — даже пара шрамов ее ничуть не портили. Не удержавшись, отвесил ей звонкий шлепок, оставив красноватый отпечаток ладони на бледной коже. Все должно было быть иначе — медленнее, неспешнее, тягуче, позволяя ей вдоволь насладиться своим падением и прочувствовать это падение каждой частичкой тела. Получить от него удовольствие. Но было уже поздно. — Пожалуйста, — хрипло вскрикнула Сара, видимо, расценив это как намек не останавливаться. — Аято… Она повторяла это снова и снова, пока не кончила под ним, кусая пальцы и содрогаясь всем телом на груде рассыпавшихся, перемешавшихся бумаг. Чернила размазались по коже от смеси смазки, пота и семени. и придавив ее всем телом к столешнице в ожидании пока колени перестанут подгибаться, Аято уткнулся лицом в ее растрепанные темные волосы, переводя дух. Небольшие груди Сары уютно помещались в ладони, и она вздрагивала всякий раз, когда он лениво обводил пальцами на них круги и почему-то сквозь дымку удовольствия думал, что вольно или нет потратив и время, и силы чтобы ее приручить, не смог в свою очередь и сам не привязаться к этой противоречивой, казалось бы преданной лишь Наруками Огосе женщине. Впрочем, если бы она однажды и самолично предала бы его суду как слуга закона, то как жена после сама добровольно бы разделила опалу и прочую участь. В этом было нечто… одновременно до смешного бессмысленное и в то же время достойное уважения в мире, где само слово «честь» кажется устарело. — Пора перебраться в спальню, — с трудом повернула голову Сара. — Пока окончательно не перебудили слуг. Размазавшиеся чернила оставили след на ее щеке. Тихо засмеявшись, Аято нашел губами ее горячие, распухшие губы, заставляя ее замолчать поцелуем, на который она ответила, так же жадно желая большего. — Мы и здесь еще не закончили. Темные, короткие волосы Сары пахли и впрямь словно мокрые птичьи перья. Ему нравилось. И пусть брак их был заключен по расчету, может статься, что расчет этот оказался исключительно и внезапно правильным.