Зомби по имени Ганнибал

      Ганнибал преследовал его.       Уилл сравнительно много разговаривал со своими собаками, поэтому, возможно, Ганнибал всего лишь следовал за звуком его голоса.       Это, впрочем, не объясняло, как он находил его в другом конце дома, когда Уилл молчал. - Ну, - вздрогнув, ровно произносит он, выйдя из ванной комнаты и едва не впечатавшись в Ганнибала, который молча поджидает его прямо за дверью. - Это жутко. Постой-ка, разве я не запер тебя в спальне?       Словно растущий младенец, Ганнибал учится взаимодействовать с окружающим миром. Так, он научился открывать двери и выскальзывать из спальни наверху, чтобы пугать Уилла до усрачки своим безмолвным присутствием.       Боже... Разумеется, он не "научился". Он просто вспомнил то, что и так знал. Прямо как тяжелобольные вспоминают, каково это - заново учиться ходить, когда были прикованы к кровати долгое время.       "Возможно, он идет на поправку", - думает Уилл, но по большей части недоверчиво, потому что никакого проблеска осознанности во взгляде и речи Ганнибала так и не появляется (пусть он и разобрался с принципом работы дверной ручки).       Ганнибал преследует его настолько, что в какой-то момент становится трудно найти минутку для себя.       Когда дверная ручка начинает поворачиваться, Уилл неверяще глядит на нее. Что-то вроде смирения растет в его душе. Ганнибалу требуется четыре попытки, чтобы открыть дверь.       Когда это происходит, Уилл все еще сидит на унитазе. - Это несмешно, Ганнибал, - спустя паузу говорит он.       У Уилла нет привычки запирать за собой дверь - всю сознательную жизнь он живет один, и ему не от кого закрываться. Разве что собаки временами скребутся к нему, шумно сопя во все щели, пока он делает свои дела.       Ганнибал не произносит ни звука, и напряжение между ними густеет и пухнет.       "Что ж, - думает Уилл. - Он ведь не уйдет, верно?"       Ситуация осложняется тем, что от унитаза слишком далеко до двери, и Уилл не собирается вставать, чтобы захлопнуть ее. Не тогда, когда Ганнибал пялится. - Ты можешь... просто оставить меня одного ненадолго? - пробует Уилл.       Ганнибал не реагирует. Разумеется.       Да, Уилл мастурбировал ему, а потом и себе после этого, а потом еще и отмывал присохшую сперму с волосатого живота Ганнибала, но это не означает, что ему не хочется умереть от смущения в этой ситуации.       Бога ради. Уилл взрослый мужчина, его не должно волновать нечто подобное. Одно время из темных углов на него таращились галлюцинации окровавленных жертв, чьи дела об убийствах он расследовал.       Но, надо отдать им должное, никто из них не пялился на него в то время, как ему надо было подтереться. - Ганнибал, - снова начинает Уилл.       Он твердо намерен прогнать его, прежде чем сделать то, что от него требует природа.       Ганнибал шагает туда, к нему. - Нет.       Итак, Ганнибал встает напротив так близко, что почти наступает на его ступни. Уилл неловко задирает голову, натягивая на пах край футболки. - М-м, - гудит Ганнибал, глядя на него сверху вниз с тремя вторыми подбородками. - Отлично, - выдыхает Уилл. - Просто... будешь стоять здесь и смотреть, как я пытаюсь посрать? Супер. Так держать.       "Уилл, - звучит в голове упрекающий голос Ганнибала. - Ты становишься грубым, когда нервничаешь".       "О, да иди ты к черту, Ганнибал".       Схватив Ганнибала за бока, Уилл заставляет его повернуться спиной к себе.       Что ж, не самый лучший расклад, но вполне терпимый в данных обстоятельствах.       Последняя туалетная бумага тает на глазах, оставляя после себя лишь скелет втулки. Рано или поздно это происходит со всеми. Такова жизнь. Вода шумит при сливе, и Уилл торопливо натягивает на себя штаны, пока Ганнибал снова не развернулся. - Пойдем, - ворчит он, хватая его за локоть.       Ганнибал позволяет увести себя.       Жизнь Уилла Грэма превратилась в абсурд. Мысленно он дает себе зарок в том, чтобы начать использовать шпингалет в ближайшем будущем.       "Он ходит за мной по пятам, потому что, должно быть, ужасно голоден".       За беспокойством его раздражение из-за вторжения в туалет гаснет. Ганнибал не ел ничего вот уже три недели - матерь божья, до чего же быстро летит время. Не так давно Уилл звонил Беверли, чтобы справиться о том, появилось ли где-нибудь лекарство или вроде того. Выяснилось, что ничего подобного еще нет, но можно оформить онлайн расклад таро и узнать, что ждет твоего зомби в будущем. - У тебя серьезно нет интернета? - сочувствует ему Беверли. - На твоем месте я бы давно чокнулась. Я листаю мемы в инстаграме по восемь часов в день, а время до сна коротаю на ютубе и нетфликсе. Помогает не читать новости каждые три минуты.       Вряд ли бы Уилл смотрел мемы, если бы у него был интернет. Он весьма приблизительно знает, что это такое, хотя одно время Беверли называла его Грэм-Грампи кэт, и ему пришлось посмотреть в гугле, что это вообще означает (гугл выдал ему изображения самого угрюмого кота на свете с надписями вроде "завтра понедельник", "нет" и "жизнь это шутка, и я смеюсь").       Когда он осторожно делится своими опасениями по поводу того, что Ганнибал, возможно, умрет голодной смертью в следующий вторник, Беверли громко фыркает. - Мои паршивцы не видели еды уже два месяца. И я сомневаюсь, что кто-то из них догадался открыть кран, чтобы выпить воды. И они все еще живее всех живых, Рози до сих пор орет, слышишь? Я бы сказала, что зомби это все равно что тараканы в человеческом обличии, но эти твари хотя бы впадают в анабиоз, когда им жрать нечего.       Из разговора Уилл понимает ясно одно: не хотел бы он оказаться родственником Беверли.       Второе, что он понимает: он ничего не понимает.       И, пожалуй, третье: какого черта? два месяца? - Ага, - недоверчивым тоном протягивает Беверли. - Все это началось еще до того, как Джек тебя в отпуск отправил. Ты что, не заметил? Брайан шутил, что ты ни за что не заболеешь с твоей тягой к спиртованию, а ты на него так посмотрел, что ему потом было неловко попадаться тебе на глаза еще неделю. Эх, бедный Брайан. Я так и не смогла до него дозвониться.       Да уж. Какого черта?       Однако этот малоприятный разговор уже в прошлом. Сейчас Уилл садит Ганнибала на стул на кухне.       Последнее время он озабочен только одной мыслью: Ганнибал не может не умирать без еды. У организма есть ресурсы, которые необходимо восполнять. Если только Ганнибал случайно не перешел на пыльное питание - в одной только гостиной пыль могла бы кормить весь Вулф Трап целую неделю, спасибо Уиллу, в этом плане он запасливый парень. - Тебе придется поесть, - предупреждает Уилл, и это похоже на угрозу. - Ым-э, - говорит Ганнибал, и это похоже на "посмотри, какой я милый и неразумный, и как очаровательно растрепаны мои волосы и плывет взгляд; я нравлюсь тебе, и ты действительно думаешь, что можешь заставить меня съесть эту ужасную гороховую кашу?" - Не такая она уж и ужасная, - бормочет Уилл себе под нос.       Никогда и ни за что он не признается, что где-то глубоко внутри уязвлен из-за того, что готовит не так хорошо, чтобы Ганнибал получил от его еды удовольствие. Ему казалось, что он пережил период "быть лучшим во всем вопреки доводам разума" в свои десять лет, но Ганнибал, похоже, вытаскивает наружу всю его подавленную тьму.       Итак, Уилл готовит гороховую кашу, и она хороша. Когда он разворачивается с тарелкой, то едва не опрокидывает ее на себя: Ганнибал стоит на расстоянии полушага от него. Нет ни единого гребаного объяснения, почему Уилл не почувствовал это.       Хотя нет, одно все-таки есть: Ганнибал не дышит. - Ам, - говорит Ганнибал, а затем почти сразу же повторяет: - Ам. - Да, - подтверждает Уилл и ведет его обратно за стол. - Прямо здесь.       Ганнибал послушно садится. Уилл ставит перед ним тарелку с гороховой кашей (не так уж и дерьмово она выглядит), прежде чем вспоминает о перчатках.       Ганнибал до сих пор был достаточно любезен, чтобы не кусать его всерьез, но у них уже намечались некоторые недоразумения с зубами, поэтому осторожность не помешает.       Опытным путем Уилл выяснил, что чем глубже пропихиваешь пальцы в собачью глотку, тем меньше вероятность того, что таблетка выплюнется обратно (даже кусочку мяса временами не удается одурачить собачий нос, когда там запрятана таблетка). Если потребуется влить в Ганнибала кашу силой, видит бог, Уилл сделает это этими самыми руками. - Ох, - говорит Ганнибал, и это звучит почти что обеспокоенно.       Перчатки оставлены Уиллом на втором этаже. Когда он, поднявшись за ними, случайно поднимает взгляд на зеркало над раковиной, то вздрагивает.       Ганнибал стоит прямо за его спиной. Каким образом он шел за ним сейчас, так, что Уилл ничего не заметил? И это на его-то скрипучей лестнице.       "Ну, это дерьмо начинает порядком напрягать", - думает Уилл. - Ам, - говорит Ганнибал, когда он медленно разворачивается к нему. - Ам? - Ты чертовски жуткий, - делится с ним Уилл, осторожно подталкивая его к двери. - Чертовски.       Ганнибал мотает головой с видом святой невинности. Его брови так очаровательно вскинуты, будто он не понимает, что сделал не так. Уилл не может злиться. Только не при виде этих бровей. Черт возьми, он всегда был безоружен против этого. Наверное, поэтому он не в силах отказать своим собакам, когда те строят ему грустные морды у обеденного стола (у Плюшечки получалось это делать лучше всех, поэтому она такая толстая).       У каждого свои слабости.       Итак, облачившись в два слоя перчаток, Уилл кормит Ганнибала гороховой кашей.       Разумеется, Ганнибал ее выплевывает.       Нахал.

***

- Господи боже, Ганнибал, - полусонно ворчит Уилл, посреди ночи открыв глаза и разглядев перед собой нависшую фигуру.       Потянувшись к светильнику, он включает свет. Лицо Ганнибала скукоживается, обрастая еще большим количеством морщин. Вероятно, как и все прочие ночные монстры, он предпочитает тотальный беспросветный мрак.       За исключением того, что он не ночной монстр, а лишь человек, зараженный неведомым зомби-вирусом. - Мх, - сообщает Ганнибал недовольно.       С тяжелым вздохом Уилл откидывается на подушки. И, поглядев на стоящего возле кровати Ганнибала, тянется за часами. Полтретьего ночи. Боже.       С тех пор как Ганнибал разобрался с дверьми, он каждую ночь спускается сюда, чтобы очень жутко и очень тихо стоять возле кровати, пока Уилл спит. Сложность состоит в том, что из-за этого Уилл толком не может спать: вызванное чужим присутствием беспокойство будит его, как разбудило бы в иные времена, чтобы сообщить, что опасность близка, а задница беззащитна.       Еще одна сложность состоит в том, что в этот раз Уилл привязал его к кровати, чтобы Ганнибал не шлялся ночью по всему дому (он вообще спит?). - Только не говори, что ты развязался, - устало просит Уилл.       Едва успев договорить, он замечает веревку, вяло повисшую на одном из запястий Ганнибала. Что ж, не удивительно, что ему удалось выбраться. Узлы были не слишком крепкими, чтобы снова не стереть кожу. Старые следы едва побледнели, а ведь прошло уже больше двух недель. - Сс-с, - говорит Ганнибал. - Ш. Шш-с. Сс. С-с.       Вот Уилл смотрит на него, дожидаясь окончания, а вот его глаза уже закрыты и он соскальзывает в сон. Боже. Он так устал. И так не хочет снова отводить Ганнибала в спальню и тратить еще минут двадцать, чтобы привязать его, а потом еще тридцать, чтобы испытать муки совести из-за того, что пришлось привязать его как бесправного пленника. - Уг. Кххх-к. А.       Дернувшись сквозь накатывающую дрему, Уилл приоткрывает глаза. Ганнибал никуда не делся. Уилл вглядывается в него, нахмурившись. - Ты что, только что сказал "сука"? - недоверчиво бормочет он перед тем, как сон сминает его, ведь под одеялом так тепло и уютно, а снаружи так крепко задувает ветер, а еще накануне Уилл, возможно, пропустил стаканчик или два виски, который заменяет ему снотворное холодной зимой (свежей весной, прохладным летом и блеклой осенью).       Он просыпается спустя пять часов из-за того, что Бастер облизывает ему пальцы, как делает всякий раз, когда ему очень хочется писать. - М-м, - сонно мычит Уилл в подушку. - С'час, мальчик.       В ответ Бастер нежно покусывает его за костяшки, втянув пальцы во влажную пасть. До чего мясистый у него язык.       "Постой-ка".       Разве Бастер обычно не принимался колошматить хвостом, поняв, что он проснулся? И вряд ли за ночь он научился обхватывать его запястье лапами, а ведь что-то крепко держит его прямо сейчас.       Сердце Уилла пропускает удар, когда он резко открывает глаза. - М-м, - мычит Ганнибал на соседней подушке, посасывая его пальцы.       Он сопротивляется, когда Уилл пытается отдернуть руку. Хватка ожесточается вокруг его запястья, удерживая на месте. Губы Ганнибала сомкнуты не слишком плотно, и Уиллу тепло и влажно в его рту.       Он чувствует зубы на своей коже, то, как они сжимаются на мгновение и снова расходятся, будто Ганнибал не разобрался до конца, как именно нужно разрывать и пожирать живую человеческую плоть. - Ганнибал, - слабо шепчет Уилл, вспотев с головы до ног за эти короткие мгновения. - Ымх, - безучастно отзывается Ганнибал.       Дюйм за дюймом, очень медленно, Уилл вытаскивает из его рта пальцы. Иисусе, они мокрые от слюны. И его подушечки сморщились.       Как долго Ганнибал сосал их?       "Рефлексы никуда не делись, слюноотделение, похоже, работает, когда он сует что-то в рот", - думает Уилл намного позже, когда у него есть немного времени успокоиться и подумать критически.       Сейчас, пока у него нет никакого времени на то, чтобы успокоиться и подумать критически, он скатывается с кровати и с пристальным вниманием осматривает себя на предмет укусов. Их нет, только розоватые вмятины, соответствующие слепку зубов Ганнибала.       В Вулф Трап этой ночью могло бы стать на одного сраного зомби больше, если бы Ганнибал жевал его пальцы чуть интенсивнее.       Что ж. Уиллу чертовски повезло. Будь Ганнибал собакой, он, пожалуй, был бы лабрадором. Милым, лишенным агрессии лабрадором, немного глупым и привередливым в еде, но в целом очень даже ничего.       Глядя на Ганнибала с пола, Уилл вздыхает. Теперь, когда непосредственная опасность миновала, его руки и ноги наливаются свинцом, как и всякий раз, когда что-то умудряется напугать его. - Твою мать, - сердито ругается он вполголоса, окруженный любопытными собачьими носами, которые стягиваются на место происшествия, взволнованные поведением хозяина.       Ганнибал продолжает лежать поверх одеяла, когда Уилл поднимается на ноги. Его волосы разметались по подушке, а слюна стекает на щеку из открытого рта, который Ганнибал теперь никак не может закрыть, потому что его челюсть снова отвисла. - Мы такого рода друзья? - ворчит Уилл. - Спим в одной кровати, ты держишь мои пальцы у себя во рту всю ночь, да? - Уимх, - с упреком говорит Ганнибал.       Что ж, он прав. Уилл ведь и сам совал собственные пальцы ему в рот. Вероятно, Ганнибал просто решил ответить ему любезностью, предвосхищая утренние процедуры.

***

      Это случается в следующий раз после душа.       Снова настает время мыть Ганнибала, и Уилл не чувствует себя особо счастливым по этому случаю. Всякий раз он ужасно напряжен, несмотря на то, что из них двоих Ганнибал должен ощущать себя куда как более уязвимым.       Вот только едва ли он понимает это. А если бы и понимал, то Уилл все равно не может представить Ганнибала застенчивым из-за своей наготы. Даже если бы однажды он зашел в офис, обнаружив того совершенно голым, в одних лишь подтяжках для носков, Ганнибал наверняка бы с присущей ему королевской невозмутимостью занял свое кресло и, как обычно скрестив ноги, сказал что-нибудь вроде: "Прошу, Уилл. Присаживайся".       Но сейчас они в ванной комнате, и Уилл намыливает Ганнибалу голову. Поскольку объяснить Ганнибалу, как именно он должен встать, это целое приключение, Уилл быстро ополаскивает его и выключает воду (в прошлый раз дело чуть-чуть не дошло до потопа, а Уилл ведь не собирается становиться Ноем, он едва справляется с одним Ганнибалом; что будет, когда ему найдется пара?).       Капли ползут по смуглой коже, и Уилл силой воли концентрируется на движении собственных пальцев, взбивающих шампунь в чужих волосах, а не на плавном скольжении воды в сторону поясницы.       Это не помогает. Мыть кому-то голову, оказывается, очень приятно. Особенно если Ганнибал стоит лицом к стенке, и его зомби-состояние не так сильно бросается в глаза, в отличии от рельефа спины, бросающегося в глаза куда как сильнее.       Силясь прогнать неоднозначные чувства, Уилл сооружает на голове Ганнибала мыльный ирокез. Затем его ладони сползают на затылок, на шею, на лопатки. Мыльные пузыри лопаются и переливаются под его пальцами.       Подождите, разве он не должен сейчас быть в перчатках?       "Хм", - думает Уилл, когда его ничем не защищенная, голая, очень хорошо чувствующая каждый изгиб рука соскальзывает в район поясницы.       Чем ближе он подбирается к заду, тем сильнее начинает нервничать, и в последний момент его пальцы соскальзывают на бок. Даже сейчас здесь есть за что подержаться, и Уилл на самом деле чувствует облегчение из-за того, что просвечивающих сквозь кожу ребер пока не видно.       "О боже", - думает он, сухо сглатывая, когда приходит время намылить чужой живот и грудь.       Уилл игнорирует тот факт, что его член реагирует на эти действия. Не так сильно, чтобы встать, но достаточно, чтобы набухнуть в штанах.       "Не будь извращенцем, - упрекает себя Уилл. - Прошлый раз произошел, потому что Ганнибалу требовалась помощь".       Он обхватывает мыльной ладонью мошонку. Там все мягко и спокойно, и Уилл не испытывает ни капли разочарования. И вовсе не задерживает пальцы на члене Ганнибала. И, конечно же, не пододвигается чуть ближе, чтобы прижаться губами к голому плечу.       "Это в исследовательских целях, - думает Уилл. - Проверить, испытываю ли я сексуальное влечение к мужчинам".       Результаты неутешительны. Если дело не в том, что Ганнибал мужчина, то явно в том, что он зомби, а Уилл не собирался к сорока годам становиться странным фетишистом.       Вздохнув, он отступает и смывает с Ганнибала мыльную пену.       Возможно, ему самому придется принять душ после этого. Холодный, потому что горячая вода к тому времени закончится. А еще лучше ледяной, чтобы унять неуместное желание. В последнее время его то и дело преследует не только Ганнибал, но и воспоминания о том, каково было скользить кулаком по его члену или каково было ощущать его сомкнутые губы вокруг своих пальцев.       "Я извращенец, - спокойно резюмирует Уилл пятью минутами позже, насухо обтирая Ганнибала полотенцем. - Если бы он был в себе, я бы никогда не стал трогать его за член. Даже в мыслях".       (Что не является правдой на сто процентов.)       Ганнибал хранит молчание. Это не означает, что в голове Уилла он не говорит в этот самый переломный момент. Говорит он что-то вроде: "Мы вскрываем гнойник, чтобы ускорить его заживление, тогда как игнорирование лишь затянет процесс и спровоцирует зуд мыслей", и, честно говоря, эта метафора о прыще совершенно ужасна.       Тень Ганнибала в его голове добавляет: "К тому же я могу никогда не прийти в сознание. Да ладно, Уилл. Просто трахни меня уже".       Не то чтобы это можно считать за полноценное согласие, но, по крайне мере, это лучше, чем совсем ничего (нет, это не так, абсолютная брехня).       Зимний солнечный луч падает на обнаженную задницу Ганнибала. В доме холодно, но теперь, пожалуй, становится теплее.       Уилл угрюмо смотрит на ангельское свечение Ганнибалова зада. Такое золотистое, подчеркивающее светлые волоски и исходящий пар от разгоряченной кожи. Уилл опускает ладонь на ягодицу. Это довольно приятно. Уилл расстраивается.       "Вот блять", - думает он и крепко сжимает пальцы.       Зад Ганнибала, как и ожидалось, греховен и совершенен. Уилл подозревает, что ему понравилось бы трогать его, даже если бы он был дряблым и плоским. Дискриминация думать о том, что у всех психотерапевтов дряблые и плоские задницы. Нет ничего плохого в дряблой заднице. Любая задница достойна любви и уважения, если она принадлежит человеку, с которым вам по пути.       Их с Ганнибалом путь определенно лежит через спальню. Пальцы Уилла оставляют затяжной щипок на его ягодице. Он пододвигается ближе, снова прижимаясь губами к плечу.       "Я домогаюсь до Ганнибала. Прекрасно".       Каждый мужчина в своей жизни принимает как минимум одно дерьмовое решение, и именно это сейчас происходит с Уиллом, когда он укладывает Ганнибала на кровать и избавляется от собственной одежды. В то мгновение, когда его освобожденный от оков член заинтересованно дергается, он вспоминает о том, что бутылек со смазкой заброшен на книжную полку в гостиной, чтобы собаки не добрались до него. - Твою мать, - вполголоса ругается он и добавляет громче: - Я сейчас вернусь.       Ганнибал не реагирует. Возможно, его разморило после горячего душа.       Уилл спускается вниз, и лучше бы он снова оделся для этого. Черт возьми, пол холодный, словно он ступает по льду, и будет гребаным чудом, если его член не отмерзнет. - Макс, прекрати, - неловко бормочет Уилл, отгоняя навязчиво утыкающегося в его промежность пса.       Есть плюсы в том, что он не способен забыть что-либо, поэтому у него уходит не так много времени на то, чтобы найти место, куда он положил смазку в прошлый раз. Есть минусы в том, что это его дом, потому что, конечно же, смазки на этом месте не обнаруживается. Куда, черт возьми, она делась?       Поиски действуют ему на нервы хотя бы потому, что у него есть время задуматься, зачем ему нужна смазка. Чтобы побаловать собственный член? Чтобы проникнуть в Ганнибала?       "О боже. Разве это не будет считаться изнасилованием?" - Боже, мать твою, Ганнибал!       Ганнибал в замешательстве моргает, стоя прямо за его спиной. Снова. Уилл проводит рукой по лицу, и без того чувствуя себя на взводе. - Черт. Прости, я не хотел... Ты напугал меня. - Ъ, - говорит Ганнибал.       Невозможное возможно. Уилл берет его за руку, увлекая на кровать, которая, так уж получилось, присутствует и здесь. - Ых, - выдыхает Ганнибал, падая лицом вниз.       Солнце вновь находит его задницу, будто без подсказки Уилл не разобрался бы. Его последний секс был давно, но не настолько давно.       Он медлит, прежде чем нависнуть над Ганнибалом, уперевшись коленями и кулаками по обе стороны от него. - Я не собираюсь... - сообщает он, запинаясь. - В смысле, я просто хочу... Черт, Ганнибал. Можно я потрусь об тебя?       Последнее он шепчет во влажный затылок, смутно надеясь, что Ганнибал не выберет этот момент, чтобы вцепиться ему в шею.       Если Уилл обратится в зомби с неисчезающим стояком, его соседи, разумеется, обязательно подумают, что это лучшее время наведаться к нему.       "Мистер Грэм, - скажут они милым и слегка обеспокоенным голосом за дверью. - Вы дома? Времечко сейчас непростое, а тыквенный пирог, поговаривают, неплохая профилактика этому ужасному вирусу, который, к счастью, не коснулся никого из нас. Можно войти?"       "Мистер Грэм? - скажут они испуганным голосом, войдя в заброшенный дом. - Какое облегчение, что ваши собаки, кажется, сами догадались, как выйти из дома и найти себе пропитание, ведь они, разумеется, достаточно умные, чтобы прокормиться в лесу, но где же вы сами?"       "О боже! - скажут они в ужасе, когда он появится перед их взором рычащий, как животное, и с фиолетовым членом. - Этому стояку, должно быть, целая неделя!"       Затем его пристрелят из ружья, а это не тот конец, которого Уилл для себя хотел бы. Не с посмертным недельным зомби-стояком. - Умх, - говорит Ганнибал, и его голос звучит глухо из-за того, что он вжался лицом в покрывало.       Уилл оставляет поцелуй на его мощной шее, скользя членом по ложбинке между ягодицами. Это приятно. И все еще незаконно, даже несмотря на мысленные увещевания Ганнибала в его голове.       С каждым новым разом член Уилла так и норовит зарыться поглубже между ягодицами, и это... это...       "Это же не будет считаться некрофилией, верно? - обеспокоенно пыхтит Уилл, глядя на затылок Ганнибала. - Или чем-то вроде зоофилии, ведь процессы дегуманизации зараженных неизменно коснулись масс, для которых зомби не равны человеку. О боже. Я занимаюсь сексом с полумертвым недочеловеком без его прямого согласия".       Член Уилла не в восторге от этих рассуждений.       В конце концов становится понятно, что продолжать не имеет никакого смысла: все вышло из-под контроля и возбуждение покинуло любые чресла в радиусе дома Вулф Трап. Уилл скатывается с Ганнибала, вперев мрачный взгляд в потолок. - Твою мать. - Мх, - откликается Ганнибал, не поднимая головы.       Что ни говори, а Уилл всегда был совестливым парнем, и совесть это не то, что обычно заводит. Конечно, Ганнибал нечто большее, чем просто "полумертвый недочеловек", но было бы лучше, если бы эти мысли вовсе не забредали в голову Уилла. Особенно в такой деликатный момент.       Холодный бутылек со смазкой тычется ему в спину.       "Не переживай, Уилл, - раздается в его голове сочувствующий голос Ганнибала. - У нас будет еще много дней, чтобы ты совершил со мной интимный акт. Возможно, к этому моменту секс с зомби даже легализуют".       "Кстати, Уилл, - добавляет Ганнибал. - Милый член".