we soaked our hearts in the rain

Солнце больше не грело. Рей сидела на траве, обхватив ноги руками, и смотрела невидящим взглядом на находившихся неподалеку ребят. Они были ее ровесниками, почти со всеми из них она ходила на занятия. Среди них были как парни, так и девушки. Со стороны казалось, что все они хорошо общаются друг с другом. Когда они стали бросать в ее сторону взгляды, насмешливые, неприятные, Рей растерянно моргнула, и пелена перед ее глазами исчезла. После этого она не только почувствовала, но и собственными глазами увидела, что они смеются над ней. Невольно, со смесью страха и стыда она посмотрела на одного из них. Его звали Кори. Вместе с ним она ходила на уроки английского. И до недавнего времени, несмотря на то, что его друзья ее не любили, он был добр к ней. С некоторых пор, однако, он даже не смотрел в ее сторону, как и многие, делал вид, будто ее не существует для него. В школе громко прозвенел звонок. Все стали собираться и расходиться по классам. Одна Рей продолжала сидеть на месте, бессмысленно глядя им вслед. Когда Кори невзначай бросил на нее взгляд через плечо, она склонила голову и посмотрела на свои кеды. Пришедшая с уходом учеников тишина окутала своим спокойствием. Рей прикрыла глаза, почувствовав, как к глазам подступили слезы. Она не знала, почему плачет, чувствовала только, как боль пронзает тело, словно ей вонзили нож в грудь и опустили его вниз, вогнав глубже в живот. Большая часть ее мыслей была об этой боли. Глотая тихие слезы, она изо всех сил старалась думать о другом. Она вспомнила голос Бена, его смех. Вспомнила его прикосновения, поцелуи. Но его образ вытеснял голос, который со злой насмешкой твердил: она никогда больше не увидит его, она не достойна его, она ужасная, нескладная, глупая, в ней нет ничего, за что ее можно было бы полюбить. А потому… — Рей? — рядом раздался мужской голос. — Почему ты не на уроке? Прежде чем поспешно встать с травы, схватив свой рюкзак, она бросила взгляд на учителя, мистера Скайуокера. Рей пробормотала извинения и прошла мимо него со склоненной головой, лишь бы спрятать свои мокрые от слез глаза, вбежала по ступенькам в школу. Она зашла в туалет и, бросив рюкзак на плитку, открыла кран с холодной водой, умылась. Когда она смогла провести себя в порядок, то достала из заднего кармана джинсов помятый листок со своим расписанием и раскрыла его. Рей обреченно прикрыла глаза, увидев, что в это самое время у нее английский. Взглянув на себя в зеркало, она вздохнула. Конечно, она могла бы прогулять, как делала это раньше. Но о ее пропуске сообщат приемным родителям, а те и без того в плохом настроении после того случая, когда она ушла из дома среди ночи и вернулась на следующий день в неподобающем виде. Приблизившись к классу, откуда звучал серьезный мужской голос, Рей замедлилась. Дверь была открыта, так и приглашая ее войти. Она тихо постучала костяшками пальцев о дверной косяк, и мистер Скайуокер посмотрел на нее. Он стоял перед классом, взгляды которых тоже обратились на нее. Почти все взгляды: Кори и еще несколько учеников проигнорировали ее появление. Не прерывая свою речь, мистер Скайуокер безмолвно кивнул ей, и она зашла, села на свое место, ни на кого не глядя. Рей не понимала и половину из того, что звучало на уроке, потому что она не читала то, что они обсуждали. Единственное, что она знала, в названии книги было слово «великий». Весь урок Рей молчала и никого не слушала. Погруженным в себя взглядом она смотрела в окно и даже удивилась, когда прозвенел звонок и все начали торопливо собираться. От того, что она была в своих мыслях, время прошло очень быстро. Рей выходила самая последняя из класса, когда мистер Скайуокер позвал ее. Остановившись уже в дверном проеме, она неуверенно посмотрела на него через плечо. Он стоял над своим столом, перебирая сочинения, которые другие ученики сдали ему перед уходом. Кажется, это было их домашним заданием на сегодня. — Где ваша работа? — не потрудившись взглянуть на нее, спросил учитель. Рей отвела взгляд. — Я не сделала ее, — призналась. Убедившись, что все остальные ученики принесли задание, мистер Скайуокер сел за стол. — Когда вы возьметесь за учебу? Это последний учебный год, последняя возможность исправить свою успеваемость, — учитель посмотрел на нее, пусть и безразличную к его словам, но все же хмурую. — Вы лишаете себя шанса на хорошую жизнь. Рей печально усмехнулась. — Я так не думаю, — ответила она. — Вы говорили с мисс Джейд о своем будущем? — Да. Всем своим видом Рей показывала, что не хочет принимать участия в этом разговоре. Сдавшись, мистер Скайуокер молча кивнул — скорее, сам себе, чем ей — и вернулся к своим делам. Постояв еще мгновение, Рей вышла из класса с неприятной тяжестью на сердце. В столовой она взяла немного еды, от вида которой ее тошнило, и замерла в поисках не свободного места, а Роуз. Как и всегда, та была в окружении других учеников — они были теми, кого успеваемость волновала больше всех. Все их разговоры были об учебе. По этой причине Рей не любила сидеть с ними. Да, она никогда не принимала участия в их разговорах, даже если кто-то из них любезно пытался втянуть ее в обсуждение, но достаточно было и того, что она слышит их. Мысленно Рей называла их занудами, неудачниками. Она боялась признаться даже перед самой собой, что отчасти завидует им. Ведь в реальности из них всех неудачницей была именно она. Увидев их, Рей неуверенно подошла и молча села на свободное место: хоть и с ними, но немного подальше, с краю стола. Роуз бросила на нее беглый, незаинтересованный взгляд. Она говорила с Финном — с парнем, в которого, кажется, была влюблена, хоть и скрывала это. Однако, Рей хорошо знала Роуз и видела, как та меняется рядом с ним, прихорашиваясь, становясь местами непривычно милой, должно быть, желая показать себя в лучшем свете, чтобы… Что? Чтобы влюбить его? Разве это так работает? Рей так и не притронулась к еде. Она украдкой смотрела на Роуз и Финна, на то, как они общаются. Между ними чувствовалась некая напряженность, странная, неправильная. Казалось, они оба что-то чувствуют друг к другу, но едва ли понимают, что с этим делать. Задумавшись, Рей быстро пришла к мысли, что между ней и Беном все по-другому. Может, дело было в том, что он был старше, а может, в том, что они оба сами по себе были другие. Неосознанно прикусив губу, Рей посмотрела на свой поднос с едой. Она скучала по нему… По Бену. За то, что она не провела ту ночь в своей постели, приемные родители наказали ее. Теперь миссис Кеноби контролировала каждый ее шаг, начиная с того, что она отвозила их с Роуз в школу и забирала после уроков, и заканчивая тем, что больше никуда ее не выпускала. Пока Роуз могла все так же гулять, проводить время с друзьями вне дома, Рей сидела под замком. И она ненавидела это. Первое время Рей, конечно, кричала, сопротивлялась, пыталась сбежать, угрожала тем, что навредит себе, но впоследствии она смирилась. Из-за них у нее остались редкие сообщения от Бена и лишь воспоминания о нем. Они больше не виделись, и Рей боялась, что связь между ними разорвется. Постоянно она думала о том, как потеряет его. Что, если его чувства к ней угаснут? Что, если он вернется к своей бывшей? Что, если забудет ее и она станет не важна для него?.. Важна ли она для него? Снова незаметно для нее прозвенел звонок. Рей одна из последних вышла из столовой, прежде проводив Роуз взглядом. Подобно остальным она перестала замечать ее, как будто в один день вычеркнула из своей памяти ее имя. Хоть Рей задело это, она молчала. В любом случае ей не нужны друзья. Друзья — это груз. Они пытаются переделать, заставляют подстраиваться, ищут выгоду, а если не находят, бросают, как ненужную, старую игрушку. К чему эта лишняя боль, если можно быть одной. После уроков их забрала миссис Кеноби. По дороге домой приемная мама расспрашивала их о прошедшем в школе дне: Роуз с радостью рассказывала, Рей бессмысленно смотрела в окно, не слыша, не желая говорить. Чтобы почувствовать себя лучше, раньше она думала о своих любимых вещах. Думала о солнце, что приятно греет. Думала о шоколаде. Думала о летнем дожде, после которого появляется радуга. А если не становилось лучше, ей начинали сниться сны. Сны, в которых она была счастлива. Не так давно ей снился Бен. Он был рядом, и он крепко держал ее за руку. В этом сне он подарил ей ту жизнь, о которой она часто грезила наяву. После, проснувшись, Рей почувствовала опустошение, и слезы застыли в ее глазах. Эта была самая злая за всю ее жизнь шутка, а приятный сон вмиг обратился кошмаром. Дома Рей закрылась в ванне и села на пол, достав из кармана толстовки телефон. Она открыла переписку с Беном и перечитала их последние сообщения друг другу. Он спрашивал о том, что ей нравится. И во время этого разговора Рей вдруг поняла, что у нее не так много вещей, которые она любила. Вообще-то в ее жизни было в принципе мало вещей — не то, что любимых, а просто своих. У нее не было любимого фильма, любимой песни, любимого урока, любимого места, любимой привычки, любимого праздника, любимой игрушки. В ее жизни не было места для любви… Набравшись смелости, Рей написала короткое сообщение: «Я скучаю». Она слышала, как другие девушки говорили это своим парням при встрече. Было много способов сказать это, не только так. Еще они говорили: «Мне не хватало тебя» или «Без тебя мне было скучно». Сжав телефон в ладони, Рей устало прикрыла глаза. Ей не просто не хватало Бена. И ей не просто было скучно без него. На самом деле он был очень нужен ей. Бен ничего не ответил. И Рей, спрятав телефон в карман, вернулась в комнату. Она переоделась, пока Роуз не было, после перепрятав телефон под матрас. Забравшись на кровать с ногами, она коснулась пальцами футболки, кончик которой выглядывал из-под подушки. Это была футболка Бена, которую он отдал при их последней встречи. В ней она спала, окруженная его запахом, с мыслями о нем. Если Бен ее больше не захочет, у нее останется хотя бы его вещь. Быть может, эта футболка будет ее любимой, и тогда она постарается пронести эту любовь сквозь годы. На первом этаже миссис Кеноби и Роуз готовили ужин к приходу мистера Кеноби. Рей осталась в комнате. Достав чистые листы и простой карандаш, она села за стол, перед окном. С детства она любила рисовать. Это словно отдаляло ее от окружающего мира, и она погружалась в свой, выдуманный, но не менее реальный мир. На время рисование помогало ей отдалиться от всего плохого, что происходило в ее жизни. Незаметно минуты складывались в часы, а дни обращались в ночь. В тот день, когда миссис Кеноби позвала ее ужинать, Рей не была удивлена увидеть, что за окном вдруг потемнело. Убрав за собой, она медленно спустилась вниз, где за обеденным столом сидела семья. Они ждали ее. Молча Рей села за свое место, напротив Роуз, который бросила на нее укоризненный взгляд. Снова она заставила их ждать. Но приемные родители не выглядели злыми, впрочем, они крайне редко злились. Мистер Кеноби внимательно посмотрел на Рей. Он был добрым человеком. А еще очень проницательным. Под его взглядом Рей чувствовала себя открытой книгой, и это всегда нервировало ее. Как обычно, сначала они прочитали молитву и только после принялись за ужин. Мистер Кеноби, казалось, с живым интересом слушал Роуз, которая рассказывала о сегодняшнем дне в школе: о своих успехах, о своих планах на завтрашний день, о своей сестре, с которой говорила по телефону. Когда Роуз неожиданно попросилась с ночевкой к однокласснице, Рей, державшая голову опущенной, прислушалась. — Конечно, милая, — миссис Кеноби ответила быстрее мужа. — Ты благоразумная девочка. Нет ничего плохого в том, чтобы провести время с подругой. Мы доверяем тебе. Раздраженно поджав губы, Рей без энтузиазма трогала кусок мяса вилкой. Украдкой она посмотрела на мистера Кеноби, который лишь коротко кивнул в ответ. Словно почувствовав на себе взгляд Рей, он глянул на нее, но она тогда же посмотрела на тарелку. — Когда я смогу сходить погулять? Рей решилась спросить об этом, когда они закончили ужинать. Она помогала мистеру Кеноби убирать со стола, пока миссис Кеноби и Роуз выбирали фильм для вечернего просмотра. В этом доме было негласное правило: одни готовят еду, другие моют посуду. — Когда поймешь, в чем была не права, признаешь это и попросишь прощения, — ответил мистер Кеноби. С недовольным видом Рей наблюдала за тем, как приемный отец мыл посуду. После он передавал ту ей, и она вытирала ее полотенцем, ставила на место. Они провели в молчании несколько минут. На кухне звучали лишь шум проточной воды и звон посуды. Но в конце концов Рей, подавив гордость, нашла, что сказать. — Я была не права, что ушла среди ночи. Мне жаль, и я прошу прощения, — проговорила она: ее слова были сухими, а голос отстраненный. Посмотрев на нее, мистер Кеноби кивнул. — Теперь я могу погулять? — нетерпеливо спросила Рей. — Нет. Возмутившись, она спросила: — Почему? Я же сделала, как вы сказали. — Ты призналась и попросила прощения, — мистер Кеноби протянул ей чистую мокрую тарелку, — но не поняла, в чем была не права. — Это бред! Рей небрежно и со злостью бросила полотенце на столешницу. Убежав в комнату, она громко захлопнула за собой дверь и упала на постель, уткнулась лицом в подушку и закричала. Рей кричала, потому что в ином случае могла что-то сломать. Лучше она всегда будет вот так кричать, и тогда меньше вреда она причинит другим и себе. Крик ее обернулся в рыдание, сдавленное и бесконтрольное. Она плакала от того, что внутри у нее все болело, и она ничего не могла с этим поделать. Эта боль медленно пожирала внутренности, впиваясь в самые уязвимые места. И Рей плакала до тех пор, пока рыдание не забрало все ее силы. Устав, она взялась пальцами за футболку Бена и притянулась к себе. Она уткнулась в мягкую ткань лицом и прикрыла глаза. Его запах успокоил, но после плача она продолжала судорожно вздыхать и время от времени через ее тело проходила дрожь. В тот вечер она так и заснула, утомленная, с мокрым от слез лицом, крепко державшая в руках футболку. На следующий день Рей ни с кем не говорила и делала все молча. Ее глаза были опухшими, а движения — заторможенными, словно она не спала всю ночь, но именно так она себя и чувствовала — разбитой и сдавшейся. На выходных Роуз собралась и ушла с ночевкой к какой-то своей подруге. Сидя на своей кровати с ногами, Рей молча наблюдала за тем, как та собирается. Когда Роуз молча ушла, не потрудившись прикрыть за собой дверь, Рей вскочила на ноги и сделала это за нее. Прислонившись спиной к двери, она прислушалась к тому, что происходит снаружи. Она слышала голоса Роуз и приемных родителей, провожавших ее, хлопки дверей машины, вскоре и то, как та с характерным шумом выезжает на дорогу. Убедившись, что в доме осталась одна миссис Кеноби, которая, должно быть, сядет смотреть телевизор, Рей спинкой стула заперла дверь без замка и достала спрятанный телефон. Она написала Бену. Ничего особенного в ее сообщение не было, она только спросила, как у него дела. В ожидании его ответа Рей лежала на постели и бессмысленно смотрела на стену. От тоски и страха ее сердце болезненно сжималось. Когда же телефон коротко завибрировал, ее лицо озарила искренняя улыбка. Вообще-то переписывались они мало, но в тот день это изменилось. За окном вечерело. Становилось прохладно, но соседские дети продолжали шуметь под окнами. Рей сидела на кровати, прижав телефон к уху. С ее губ не сходила радостная улыбка, которую она прятала от самой себя за тонкими пальцами, а взгляд ее глаз, не сосредоточенных ни на чем вокруг, мечтательных, был опущен. Когда Бен написал, что соскучился по звучанию ее голоса, сердце ее так забилось. Она ведь тоже тосковала. Но не только по голосу, но еще и по запаху, губам, поцелуям, прикосновениям, объятиям. Вот только она молчала от того, что все это казалось ей странным. — Расскажи мне что-нибудь, — попросил Бен. — Я не знаю, — задумавшись, Рей укусила свой большой палец. — Что мне тебе рассказать? — Что угодно. — Иногда я думаю… — она замолчала, на долю секунды испугавшись, но все же рискнув: — Думаю о том, как было бы хорошо сбежать. Ну, знаешь, уехать куда-нибудь далеко, где никто не смог бы найти меня и где я была бы счастлива. — На другой континент, — продолжил ее мысль Бен, и она затихла, прислушавшись к звучанию его тихого голоса. — На виллу в Италии или в деревню во Франции. Туда, где мало людей, есть красивая природа и вкусная еда. Я тоже думаю об этом. — После паузы он с улыбкой добавил: — Иногда. — Ты понимаешь… Рей вздохнула почти тоскливо и опустила подбородок на свои колени, притянутые к груди. — Мне легко представить тебя там, — Бен бросил беглый взгляд на По, который сидел в наушниках на своей кровати и корпел над эссе. — Знаешь, с твоими веснушками и… твоей улыбкой. Они должны стать ярче на солнце. В смысле веснушки… Но и улыбка, наверное, тоже, — он рассмеялся, когда она хихикнула в трубку. Бен сидел на подоконнике и крутил в руке пачку сигарет. — Да, мои веснушки становятся ярче из-за солнца, — ответила Рей. — Но мне это не нравится. Это выглядит некрасиво. — С чего ты решила? — Бен удивился, а следом с легкой улыбкой признался ей: — С нашей встречи я только и думаю, что о твоих веснушках, Рей. Ты такая… милая, — он прикрыл глаза, чувствуя, как горит лицо, но он не собирался останавливаться. Он хотел, чтобы она знала, какой он видит ее: — Красивая, нежная, изящная. И эти твои веснушки… Как они могут не нравится? Открыв глаза, Бен посмотрел на небо. — Ты правда так думаешь? — Да, — его голос прозвучал внезапно хрипло, и он прочистил горло. — Да, Рей. Краем глаза Бен заметил движением и посмотрел на По, который недоверчиво смотрел на него в ответ, убрав из одного уха наушник. — Я… Спасибо, — смущенно бормотала она. — Никто никогда не говорил мне этого… Наоборот! — Рей вдруг заговорила со странным энтузиазмом. — Я ведь нескладная, неуклюжая, у меня нет… — она резко замолчала, смутившись, и вздохнула, продолжила намного тише: — Во мне нет ничего красивого. — Это не так, — переглянувшись с По, ответил Бен и не дал ей ничего больше сказать: — Мне нужно идти. Учеба и все остальное. Думаю, ты понимаешь. У меня скоро экзамены. Тебе тоже нужно к ним готовиться. Я не хочу отвлекать тебя. — Ты не отвлекаешь! — поспешила заверить она. — И все же, — мягко произнес он, — спокойной ночи, Рей. — Спокойной ночи, Бен. Она звучала расстроенно, но он не придал этому значению и положил трубку. — Ты ей еще в любви признайся, — По ухмыльнулся с издевкой. Бен промолчал. Встав с подоконника, он подошел к постели и рухнул на не, уткнулся лицом в подушку. — Я серьезно, — По нахмурился, вмиг лишившись привычного насмешливого вида. — Что ты в ней нашел? — Отвали, — глухо ответил Бен. Он и не смел надеяться, что Дэмерон поймет его. Такие, как По, только и делали, что искали простых развлечений, чтобы убежать от проблем и самих себя. Оттого они ничего не могли дать ни миру, ни другим, как не могли взять от них то, что было им нужно и что само по себе нуждалось в терпении и внимании, с чем приходилось быть аккуратным; ведь то можно было легко разбить, ранясь глубоко и больно, как о стекло. В последнее время Бен думал о Рей чаще, чем о ком-либо еще. Она поселилась на задворках его сознания, найдя там свое место, что прежде всегда пустовало. И он невольно вспоминал ее — эти веснушки, которые казались бесконечными, как звезды в небе, эти зеленые глаза, напоминающие о том времени, когда ребенком он трогал мокрую после дождя траву, и эти каштановые волосы, которые, вероятно, отрасли за то время, что они не виделись. Однако он не мог вспомнить ни запаха ее тела, ни звучания ее голоса, ни то, как ее кожа ощущалась под его пальцами. Несмотря на это, в одном он был уверен — он узнает ее из тысячи других. Узнает ее по голосу и запаху, по тем чувствам, которые она пробуждает в нем, только появившись рядом. Утром следующего дня Бен написал ей. С того момента они постоянно переписывались, даже если их сообщения состояли из самых обычных пожеланий доброго утра и спокойной ночи. Быть частью жизни друг друга незаметно для них самих стало привычкой: больше они не могли представить новый день без сообщений друг от друга.