Она - их спасение

Все усилия напрасны… Как известно, люди делятся на оптимистов, пессимистов и реалистов. Все эти миры настолько полярные, что никогда не сходятся во что-то общее. Люди видят реальность по-своему, через призму своего восприятия. Но кто-то найдёт плюсы даже в самой безвыходной ситуации, а кто-то будет корить себя, потому что сам сделал первый шаг, а любовь, например, оказалась не взаимной. Но есть ещё и третий лагерь – реалисты. Они трезво смотрят на вещи и оценивают себя с точки зрения адекватной самооценки. Никифоров был одним из тех, у кого самооценка возросла до небес. До таких невероятных масштабов, что даже самый высокий небоскрёб позавидовал бы. За свою хоть короткую, но жизнь, он не научился ничему, а в особенности – состраданию. Именно поэтому поминки практически не разрезались горьким рыданиями. Только мать, Виктория Фёдоровна, не сдерживала слез. Для любой матери это боль, которую не сравнить ни с чем. Это единственное слово, где нет определения и быть не может. Потому что потеря ребёнка – это самое ужасное, что может существовать. Мысли у каждого человека, сидящего за столом, были абсолютно разными. Вячеслав, смотревший на мать, винил себя. Винил, что сейчас она испытывает те страдания, что не заслужила. Прижав её к себе ближе, мужчина гладил ее волосы, что-то шептал в надежде облегчить душевные муки. Присутствующие распознали стук каблуков не сразу, а только тогда, когда девушка оказалась в поле их зрения. Женя медленно прошла на свободное место. Руки были спрятаны под столом, и поэтому другие не видели, как она теребила край платья от нервозности. Она, стараясь ни на кого не смотреть, ложкой подчерпнула кашу, и продолжала трапезу до тех пор, пока остальные её не закончили. Поминки прошли в тишине. Никто не обмолвился хорошим словом или поступком касательно жизни Никифорова – он не сделал ничего. Ни капли. И если бы на людях не было чёрной одежды, то можно было назвать это ужином. Обычным унылым ужином. Потихоньку мероприятие подходило к концу. Большинство гостей ушли, но Пчелкина сидела, уткнувшись в тарелку. Мать Сергея, подняв на бывшую невестку взгляд, полный презрения, едко процедила: - Что ты здесь забыла?! - Наверно тоже, что и вы. Проводить человека в последний путь. - Как ты посмела сюда прийти?! – Виктория Фёдоровна моментально встала из-за стола, продвигаясь к ней ближе. – Тебе, твоему муженьку, что вам ещё надо? Вы добились, чего хотели! Женя не боялась. Она в какой-то степени понимала, что её обвинят в том, что она не совершала. И это, наверно, единственный выход для других – обвинить кого-то, чем покопаться в себе и найти корень проблемы. - Мне понятно ваше горе, но я не… - Пчелкина не успела договорить, так как бывшая свекровь была в шаге от того, чтобы наброситься на Женю, но была схвачена крепкой рукой Анатолия. - Будь ты проклята! – кричала Виктория Фёдоровна, выражая всю свою ярость. – Будь проклят тот день, когда ты появилась в его жизни! - Виктория Фёдоровна, я не виновата. Он сломал себя сам, – ответила Евгения, смотря прямо в глаза убитой горем матери. - Зачем ты явилась сюда? Поиздеваться? – женщина тяжело дышала, пытаясь унять слезы. - Вовсе нет. Я хотела выразить свою скорбь. Но вижу, что это бесполезно. После этого Пчелкина схватила шубу и хлопнула дверью, оставляя после себя только шлейф дорогих духов…

***

- Женя, подожди! – сказал как можно громче голос за спиной, пытаясь её догнать. Она не оборачивалась. Шла дальше по дороге, устланной снегом. Были бы сейчас рядом с ней сигареты, она бы закурила. И плевать, что она никогда этого не делала. Наконец, нагнав её, Вячеслав с ней поравнялся. Холодный, морозный ветер ударил в лицо, и он, прикрывшись шарфом, повернул к ней голову. - Пойми, ей больно… именно поэтому она все это и выдала, – пытался оправдаться мужчина, но Пчелкина прервала его. - А ты винишь меня в его смерти? - Я тебя ни в коем случае не виню. Он сам довёл себя до этого, и мне горько, что он до такого дошёл… - Думаешь, мне не горько? Он издевался надо мной столько лет, а я пришла на его поминки. Иронично, правда? Беззлобно усмехнувшись, Вячеслав ответил: - Я и сам сначала не поверил, думал, не придёшь. И это достойно уважения, раз ты почтила его память после всего, что он с тобой сделал. - Если ты думаешь, что я его простила, ты глубоко ошибаешься… И она двинулась дальше. - Я тоже поначалу с недоверием к тебе относился, но потом понял, что ты – самая сильная девушка, которую я знаю. - Я помню твой взгляд на нашей свадьбе. Одно хорошо – ты изменился, а Серёжа нет.

***

Елизавета Андреевна, изучая взглядом внучку, переживала. Никогда она не думала, что доживёт до того момента , чтобы увидеть свою Олюшку такой – пустой, лишенной всяких эмоций. С каждым днем ей становилось все хуже. Ощущение, что уничтожили самое хорошее за время семейной жизни. И Белова хотела самого главного – ясности. Брак больше был похож на розу. Но вся суть в том, что цветок неизбежно растоптали и от него практически ничего не осталось… Ольга не знала, что делать. Чувство безнадеги съедало её с каждым прожитым днем, и она, мучительно добиваясь того, чтобы Саша её не нашёл, спряталась в доме у бабушки. Только она не учла одного – он сможет найти её где угодно, будь она даже на дне Марианской впадины. Она не хотела с ним говорить. Не хотела видеть его лица, которое снова будет врать. Врать, что он всегда любил и любит только её. Но Белова уяснила для себя одну деталь – нужно избежать того, что рано или поздно случиться. Но, несмотря на все ножи, пришедшие в её спину ни за что, Ольга все равно испытывала к нему чувства. Как побитая собака все равно возвращалась к своему хозяину, забивая на то, что она не нужна. Перелистнув страницу книги, Белова услышала звук шагов по старой, немного обшарпанной лестнице. И эти шаги она бы узнала из тысячи. Скрывшись на кухне, Елизавета Андреевна молчала. Она решила, что им надо наконец-то разобраться. И вариантов конечной цели всего два – либо снова сойтись и жить дальше, либо растерзать себя оттого, что они не смогут друг друга простить. Остановившись в дверном проёме, Александр встретился взглядом с супругой. Он источал раскаяние и желание поговорить, а Ольга глядела на него с холодностью и едва ощутимым безразличием. - Я тебя не ждала, – она продолжила свое занятие, снова перелистнув страницу. - Может, хотя бы выслушаешь для начала? – Белов протянул цветы и ждал реакции. Но реакция эта была совсем не такой, какую он ожидал. - А есть смысл? Будешь мне фразы двигать, что ты не причём? – еле видно усмехнулась Ольга, поудобнее сев на диван. Положив букет на стол, Белов сел рядом с ней. Заправив прядь непослушных волос за ухо, что лезли на лоб, мужчина ждал, что его оттолкнут, покроют последними словами. Но этого почему-то не было. Ольга ждала только одного – три заветных слова. Как тогда, в 91-м, когда Белов, надевая кольцо на палец ещё тогда Суриковой, обещал, что больше никогда не причинит ей боли. Но, к сожалению, ей пришлось с этим столкнуться. - Оль, ты пойми, что каждый может совершить ошибку. И я готов сделать всё что угодно, чтобы вы с Ванькой вернулись, – его глаза отливали искренним светом, и он ждал ответа Беловой. - А что ты сделал, чтобы я тебя простила? – в уголках глаз собралась предательская влага. – Я тоже человек, а ты вонзил мне нож в спину… - Только скажи, и я упаду к твоим ногам. Я готов на все ради тебя, – он хотел встать перед ней на колени, но Ольга остановила его порыв одним движением руки. - Это только слова. А где поступки? – она подняла на него взгляд. Взгляд, в котором присутствовали нотки некого прощения. - Если дашь мне шанс – ты их увидишь.

***

Вид мужчины, что подходил к скамье, немного испугал Пчелкина. Судья с поднятой, горделивой осанкой встал напротив, собираясь, наконец, озвучить свое решение. Смотря на властителя порядка, Пчелкин боялся. Пальцы, кажется, тряслись, а в горле резко пересохло. Тревога сковала все тело, словно на шею накинули прочную, толстую верёвку, не позволяя произвести и вздоха. Неподалеку от него находилась Женя. Она всеми фибрами души его поддерживала. Была некоей алой ленточкой на его запястье. Пчелкина, смотрела только на мужа, что, похоже, чувствовал эту немую поддержку. Люди будто растворились. Все казались одной расплывчатой, скомканной массой, где эхом от стен отражались голоса, женские и мужские. Но Виктора интересовал только голос судьи. Голос, который даст последний ответ. Освещение в помещении так раздражало Пчелкина, что свет будто бы жег глазные яблоки. Ещё немого, и они просто лопнут, не справившись от эмоциональных переживаний. Вите казалось, что он потихоньку тронулся. А как иначе объяснить то, что он стоит и трясётся как осиновый лист? Прикрыв глаза, мужчина пытался сосредоточиться на словах судьи, что отдавали властным басом: - На основании представленных документов Пчелкина Виктора Павловича и полном согласии Пчелкиной Евгении Константиновны, выношу следующее решение – признать Пчелкина Виктора Павловича отцом ребёнка Никифорова Ильи Сергеевича! Витя не сразу поверил этим словам. Хлопая глазами, он пытался, наконец, понять, что это правда. Что он теперь отец для Илюши. И жена, как путеводная звезда, протянула руку помощи, которую она переплела с его пальцами. И этот момент мужчина запомнил на всю жизнь. Потихоньку направляясь по улице, Пчелкины радовались. Улыбки на их лицах свидетельствовали о том, что теперь все будет хорошо. И ничто не способно разрушить эту прекрасную семью. Как только молодые люди дошли до дома, дверь чёрной машины приоткрылась. Из неё выбежал Илюшка с детским восторгом в глазах и бросился в объятия к отцу. Отцу, который был ему нужен, отцу, который протянул руку помощи. Который любил его. - Папочка! - Сынок, ну ты чего? – погладил его по ровной спинке Витя, подбадривающе улыбнувшись. - Я тебя всю жизнь ждал… - признался мальчик, попытавшись утереть слезы ручками. - Ты, твоя мама и Ира – самое ценное, что у меня есть. И я сделаю все, чтобы вы никогда не плакали. Ты веришь мне? - Всегда верил и буду верить.

***

Белов, глядя на дверь, ждал. Ждал, когда появятся друзья в полном составе и как, главное, отреагируют на эту новость. Пригубив немного коньяка, Александр почувствовал теплое, растекающееся по организму чувство, которое понемногу приводило беспокойство в норму. Шли минуты, но никто так и не появлялся. На смену тревожности пришло бешенство, что острыми иголочками пронзило его разум. Он понимал. Надо собраться. Полчаса, проведённые в одиночестве, ни к чему хорошему не привели. Вечное самокопание, мысли о будущем, о жизни мешали думать о том, как он преподнесет эту новость. Новость, которая и для него была пока что не до конца осознанной. Дверь отворилась. Потихоньку оглядываясь, в помещение начали заходить все, с кем Белов вёл бизнес до сегодняшнего дня. Даже Людочка, присев рядом с мужем, ждала, что же скажет начальник. Не хватало только Фила. И если бы он был сейчас в сознании, то Белов с удовольствием рассказал и ему эту новость, но обстоятельства продиктовали сценарий судьбы иначе… - Сань, ну, вещать начнешь? – разрезал тишину Холмогоров, смотря на друга. Белый ухмыльнулся, даже несколько нервно, потом начал: - Я давно хотел сказать, что… - Да не тяни ты… Говори! – подал голос Морозов, пытаясь уже узнать, для чего все это вообще предназначалось. - Я участвую в выборах. Вы мне поможете?