(не)красивые глаза

      Возвращение команды Соломенной шляпы происходит так же, как и всë, что они когда-либо делают — с шумом и размахом таким, что весь архипелаг трясëтся, кричат люди, а газеты почти мгновенно взрываются заголовками «Они вернулись». И это радует, потому что два года — почти бесконечный срок, за который мугивары могли измениться до неузнаваемости. Усопп улыбается, выпуская одну из зелëных звëзд в толпу дозорных — его накама не изменились.       И когда корабль наконец погружается под воду и маршрут выстроен, а мугивары высыпают на палубу, чтобы наконец нормально поприветствовать друг друга — Усопп всë ещë улыбается. Да, они изменились внешне — Усопп видел перемены во всех, даже в собственном отражении. И, конечно, два бесконечных года не прошли бесследно для их характеров. Это и немного сдержанная улыбка Зоро, и шрам на груди (и сердце) Луффи. Это уверенность Усоппа. Но как Мерри, которой постоянно меняли доски, до последнего оставалась Мерри, так и все они оставались собой.       Усопп смотрит на подросшего Чоппера, на Фрэнки, который теперь в разы крупнее прежнего себя, на Брука с его новым стилем и замирает, заметив мягкий, нежный взгляд Санджи. Кое-что не поменялось, но одновременно с этим изменилось слишком сильно. Усопп знает этот взгляд, но раньше он был страшным секретом Санджи, тайной, которую он отчаянно хранил в себе, но она всë равно прорывалась, блуждающим огнëм сияла в его видимом глазу. Усопп заторможенно думает, что Санджи только по этой причине закрывает половину лица — иначе его живые глаза будут выдавать все мысли, иначе каждый человек сможет прочитать всë, о чëм Винсмок думает.       Сейчас же Санджи не прячется. Этот взгляд не был брошен случайно, он — подарок, драгоценно блестящий, сверкающий у всех на виду, словно сундук с сокровищем наконец открыли. Словно сияющее дорогое кольцо в бархатной коробочке — его могут видеть все, но принадлежит оно лишь тому, кто наденет его на палец. И Усоппу кажется, что им теперь точно придëтся поговорить. Наконец поговорить, обсудить многое — им есть что. Выложить карты, раскрыть секреты, хранящиеся у них в сердцах, но сейчас Санджи улыбается ему самой нежной, открытой улыбкой из всех, которые Усопп когда-либо видел. И его губы разъезжаются в ответной улыбке против воли, и уголки ползут вверх, угрожая вот-вот достать до ушей.       Усопп сжимает сумку, чтобы отвлечься от желания броситься на шею Санджи. Потому что Санджи — даже такой неуловимо изменившийся — всë ещë остаëтся собой. И Усоппу не очень хочется мять его идеальный костюм, и Усопп всë ещë не понимает, какие именно доски какой-то заботливый плотник сменил в Санджи и к чему это приведëт. Но Луффи никогда не было дела до чьих-то выглаженных рубашек и сомнений; он растягивает руки и сгребает всю команду в объятия, громко смеясь. Где-то сбоку хохочет Брук, хихикает Робин и смеëтся Нами — и Усопп вместе с ними.       И Санджи смеëтся, обвивая талию Усоппа, чтобы удержать на месте и удержаться самому. Они слишком близко — настолько, что Усопп чувствует, как пуговицы пиджака Санджи впиваются ему в грудь, чувствует его новый одеколон и твëрдые мышцы под тканью. — Я скучал, — бормочет Винсмок, прижимаясь щекой к наушнику Усоппа. — Я тоже, — отвечает Усопп, расслабляясь и не противясь тому, что Луффи прижимает их всë ближе, рука Санджи всë ещë на его талии, а собственные ладони безвозвратно мнут чужой пиджак.       Наконец Луффи отпускает их. Усопп с наслаждением выдыхает, когда катаны Зоро перестают упираться в его спину, и неловко убирает руки с боков Санджи. Винсмок выпускает Усоппа из объятий, всë с той же ласковой улыбкой и нежностью в глазах. Настолько мягкой, что Усопп почти задыхается, когда Санджи разворачивается, чтобы вернуться и проверить камбуз. Команда медленно расходится по своим местам.       Чуть позже нужно будет поговорить. Может быть, когда они наконец доберутся до подводного острова. Может быть, после ужина или на следующий день. Сначала нужно поговорить, расставить точки над и. Это разумная мысль, но предательский рот Усоппа не согласен — он открывается и выкрикивает чужое имя. А слабое, жалкое тело, совершенно бесстыже предавшее Усоппа, делает шаг. — Санджи!       Санджи, слишком медленно поднимающийся и до сих пор не добравшийся до камбуза, разворачивается. И Усопп перестаëт сопротивляться — в конце концов, сколько бы он не пытался убедить себя и остальных в собственной рациональности, совершать глупые ошибки всегда было его прерогативой. Да, он определëнно поторопился, преодолевая палубу за считанные секунды — два года всë-таки бегал то с баластом лишнего веса, то с грузом, который давал ему Геркулес. Да, он определëнно всë испортил, прыгая на Санджи — тот отставляет одну ногу назад, чтобы удержать их и не падает. Да, он определëнно совершил глупость, но Санджи, мягко фыркнувший и закруживший Усоппа на месте, кажется, так не думает.       Да, он определëнно влюблëн и почти без ума от того, как легко Санджи держит его и не может сдержать смешка, стукнувшись с ним зубами. И да, это определëнно взаимно.