Tonight is gonna be the loneliest You'll be the saddest part of me
После недолгострочного провала в памяти, на пару часов, я очнулась в каком-то очень тёмном месте, привязанная к стулу. Было жутко неудобно и я попыталась поерзать. Получилось так себе и я чуть не упала. — Очнулась, — услышала я знакомый украинский голос. — Развяжите, мне неудобно! — закричала я, зная, что меня точно слышат. Вместо ответа послышались шаги, а потом звонкая пощёчина обожгла мою щеку. Я зажмурилась, а когда открыла глаза надо мной стоял Зеленский и его охрана. На удивление сейчас они не спали. — Можем и развязать, — усмехнулся он. — Но только зачем? — Меня будут искать! — воскликнула я, пытаясь вылезти из цепкой хватки верёвок. — Да кому ты нужна, — засмеялся Зеленский. — Ладно, Артём, развяжи её. Какой-то мужик, стремного вида, подошёл ко мне и перерезал верёвки ножем. Я наконец смогла освободиться и тут же вскочила на ноги. Тело ужасно затекло и я едва не упала обратно на стул. — Где мой телефон? — я пошарила по карманам. — Зачем ты забрал его? — На, — Зеленский швырнул в меня мой айфон. — Всё что надо я там удалил. Вы свободны, госпожа президент. И денег вы не получите — шантажировать то уже нечем! — Леди Моретти, — поправила я его. — Впредь бращайтесь ко мне только так, господин Зеленский. И оттолкнув его со своей дороги, я направилась из этого ужасного места вон.***
Погода сегодня была неважная, но это единственный мой возможный выходной. Хотя и его я потрачу на поездку к моей через чур любимой семейке. Всю дорогу к нашему особняку я молча смотрела в окно. Лиза смотрела в другое, тем не менее что-то рассказывая. — Мы на месте, — с этими словами водитель остановился и я увидела высокие ворота моего когда-то ещё дома. — Пошли, мам, — потянула меня за руку Лиза, только я вышла из машины. — Да, конечно, — я сделала два шага вперёд и почувствовала как по спине пробежал холодок. Переборов свой страх, я подошла к калитке и нажала на ручку. Она поддалась и я попала в место своих кошмаров. Эти высокие деревья, куда мы любили лазить в детстве, лавочка, на которой я однажды уснула летом, балкончик на чердаке, где мы так любили играть. И где однажды всё закончилось. Входные други скрипнули и на пороге я увидела своих родителей. Они словно и не изменились за эти восемь лет. Будто тут время застыло, законсервировало всё так как было тогда и не менялось уже много лет. — Мама, папа, — одними губами прошептала я, инстинктивно сжавшись при их виде. — Моя дорогая внученька Лиза, — улыбнулась моя мама и расставила руки в стороны. Лизонька кинулась к ней в объятия, а я осталась стоять как призрак, напротив дверей. — Вика, — они наконец обратили на меня внимание. — Ну, здравствуй. — Привет, — улыбнулась я. — Может в дом зайдем? — Ну, заходи, — отец смерил меня взглядом и открыл двери шире. Я зашла в дом и меня накрыли воспоминания. Сколько тут всего было… От счастливых дней рождений до сорр и криков. На миг мне показалось, что на лестнице снова стоит Мелисса и зовёт меня поиграть. — Чай? — из мыслей меня вывел голос матери. — Да, я только руки помою, — ответила я и побежала по лестнице вверх, прекрасно зная, что ванная на первом этаже. Мне просто на миг захотелось заглянуть в свою комнату. Там, конечно, всё пыльно и грязно, но я хочу это увидеть. Двери поддались не сразу и только я открыла их меня встретила темнота. Я пошла вперёд и резко открыла шторы. Полетела пыль и в слабом свету от окна я смогла различить свою кровать, стол, плакаты на стенах… Закашлявшись от пыли, я распахнула окно. Прекрасный вид на сад и лестница на чердачный балкон, который я собственноручно заколотила досками после смерти сестры. Если бы я сделала это раньше, многого можно было бы избежать. — Совесть не мучает? — голос мамы за спиной заставил меня вздрогнуть. — Мучает, за всё, — ответила я, не оборачиваясь. — У меня она есть хотя бы. — Конечно, иначе бы не полезла в свою эту политику, — хмыкнула мама. — А я говорила, что всё так закончиться. — Ты много чего говорила, — я всматривалась вдаль, едва сдерживая свой гнев. — Ты всегда была и оставаешься всего лишь игрушкой на ночь. И как ты не поняла этого до сих пор? — засмеялась она, а мне на глаза наворачивались слезы.- Я ведь говорила тебе не лезть туда. Владимир Владимирович может всё, а ты ничего. Только его смерть спасла тебя. — Он психопат и убийца, — я втянула носом, весь возможный в этой комнате, воздух. — А ты? — мама подошла ближе и положила мне руку на плечо. — Здоровые люди не режут себе руки и не убивают своих сестёр. — Я была ребёнком, мама! Мне было шесть лет, а ей четыре! Мы играли, просто играли! — уже не выдержала я, сбрасывая руку со своего плеча. — А за мои порезы скажи «спасибо» себе! И за то что я ушла от вас хоть к кому-то, тоже! Я выбежала из комнаты, громко хлопая дверью. От слез едва не падая, я бежала по лестнице вниз. В груди давило ужасно и так хотелось сделать хоть глоток чистого воздуха, без пыли и воспоминаний. — Лиза, мы уезжаем! — крикнула я, накидывая свой плащ. — Но мам, я хочу остаться на чай! — услышала я с кухни. Терпеть я уже не могла и просто вылетела из дома, оставив там Лизу. Они её любят, они ничего ей не сделают. Я сбежала по ступенькам и быстро направилась к калитке, сдерживая рвущуюся наружу истерику. Вдруг, двери за моей спиной открылись и я услышала голос матери: — Ты сама во всём виновата! Только ты и никто другой! И тут мои детские травмы взяли верх. Я будто перестала чувствовать ноги и руки, будто земля исчезла. Лицо обожгли пекучие слезы и я, словно в детстве, упала на холодную брущатку. Пошёл дождь и я стояла на коленях под ним, размазывая по лицу слезы и макияж. Хватаясь руками за свои светлые волосы, я хотела повыдергивать их всех себе, только бы всё закончилось. Только бы ужасы прошлого отстали от меня… Я слышала где-то голос Лизы или Мелиссы. Детский смех, чьи-то тёплые руки, а больше ничего не помню. Ни как дошла до машины, ни как вообще добралась до дома. Только очень горячие слезы и моя холодная пустая постель.