My candy hell

      Тёмные коридоры школы окутывала глухая тишина. Все уже разошлись по домам, даже Натали согласилась отложить уборку последствий и отходов хеллоуинской вечеринки на завтра.       Странно, но предложение Перри закатить празднование посреди ночи было воспринято довольно вяло и настороженно, учитывая то, какие люди собрались у нас в коллективе. И всё же мы с Касандрой и Перри сумели вселить в одноклассников дух праздника, который никто уже особо и не воспринимает всерьёз. Естественно, школой мы воспользовались незаконно и без спросу, хотя с охранником пришлось всё же договориться: он пьёт внизу, мы шумим наверху. В остальном нам помогли Натали и её ключи. И очень удобно, что 31 число выпало именно на субботу.       Честно признаться, я собирался не только прекрасно провести время, но и выполнить кое-какие задачи.       Решив начать с деятельности, преследующей увеселительную цель, я при помощи небольших ножниц быстро расправился с замком чужого шкафчика. Интересно, когда школа поменяет дешёвые допотопные замки на новые? Я вот, наверное, на каникулах попытаюсь выделить время и заняться своим шкафчиком собственноручно. В этом деле никому нельзя доверять. Оценив обстановку, я вернулся к своему шкафчику и выудил из него труп. Трупак как трупак: твёрдый, недвижный, остывший. Только что крысиный. Но все млекопитающие разлагаются одинаково, так ведь?       Мне не противно было брать в руки дохлую крысу, ничуть. Я бы даже над ней поглумился, но меру нужно знать. Пока я привязывал еле гнувшийся посиневший хвост за ленту к крючку в шкафчике, в пустом холодном коридоре гулом раздавалось злорадное хихиканье. Вы не подумайте, я нормальный. Просто Артемон задолбал. А знаете, что за неделю с мёртвой, твёрдой крысой в этом гробике с щелями может произойти?       Вскоре с моей шуткой было покончено, и я, представляя вонь и реакцию окружающих, в особенности Артемона, и посмеиваясь, взял стопку книг, захлопнул дверцы шкафчиков и потопал на второй этаж.       А действительно, что же это через неделю будет? Не просто вонь. Мухи. Личинки. Газы. Это нехорошо и опасно.       Но ведь уже поздно, Отис. И если всё это неправильно, чего продолжаешь ржать? Просто иди в свою библиотеку.       Да, библиотека. Это очень непростое место. Помните ту заведующую из «Гарри Поттера», Ирму Пинс? Так вот, наша похлеще будет. Я понабирал у неё штук десять книг, в основном многотомники Драйзера, которые за два месяца я так и не удосужился прочесть. Ни одну не прочёл. А вернуть нужно было в середине сентября. Конечно, ничего необычного, но господи! Она бы мне мозг выела, принеси я ей эти просроченные книжонки в руки! Да она бы пожаловалась на меня директору, и мне бы эта никчёмная жалоба пошла в минус в характеристике! Мне рассказывали, так у многих было. Ну и зачем рисковать? И почему бы лишний раз не «понарушать правила» и не пошататься в два ночи по школе?       И я с трепетом приоткрыл дверь библиотеки около научного класса и заглянул в небольшую щель. В воздухе витала атмосфера страха и таинственности. Или просто я с нетерпением ждал приключений на пятую точку.       Понимаю, это выглядело смешно, но вдруг там ведьмы на шабаш собрались? Да я и не против, всё равно на каникулах делать нечего, а с оценками, оказывается, я не подкачал.       Увы, ничего слышно или видно не было: ни колдуний, ни оборотней, ни мефистофелей или волдемортов. А чего я хотел? Если бы библиотекарь была здесь, она давно бы выгнала наш «элитный» класс, одолживший на время второй этаж школы.       А раз никого и ничего не было и не ожидалось, я преспокойно вошёл в помещение и опустил стопку книг на стол с характерным звуком, прошедшимся по обширной комнате гулом. Затем зашёл за стойку библиотекаря и со скучающим видом принялся перебирать карточки. Когда и с отметкой о возврате было покончено, я по-хозяйски развалился на стуле и закрыл глаза от усталости. Идти куда-то совершенно не было сил.       По полу потянул сквозняк со стороны дальнего конца комнаты, тихо заскрипело окно, впуская неприятный шелест листьев. Я не заметил незапертое окно? Может, следует его закрыть?       Я открыл глаза и приподнялся, но вдруг почувствовал, как закружилась голова, и тут же опустился обратно. Всё перед глазами почернело, и я мог лишь ощущать и представлять, как всё кругом плывёт, а пол становится потолком. Меня даже уже начинало тошнить: вишнёвый сок и кексы просили об амнистии, но я оставался не приклонен.       Внезапно это прекратилось. Я чувствовал себя нормально, только спиной ощущал жёсткую промёрзшую землю и камни. Кругом стояла мёртвая тишина, воздух был влажный. Я открыл глаза и увидел только ночное небо, неестественно отливающее красным, и белый диск луны.       Что случилось?       Я поднялся, но, пожалуй, нужно было ещё немного полежать, собираясь с мыслями. Передо мной муляжом стояло озеро, а из его недвижной воды выглядывали скорее весёлые, чем зловещие огненные лица тыкв. Свет от них позволял различить простирающиеся на другом берегу кладбище и лес, тропу, уходящую от озера к какому-то строению, наверное, дому, и дерево с резным (резным ли, Отис?) дуплом в виде пасти.       Где я?       Это мисс Пинс так меня наказывает? Или я сплю? Там, на стуле. Но почему я чувствую себя столь материальным? Это разве нормально? А может быть, меня усыпила библиотекарь, чтобы перенести в мир снов, где можно будет поиздеваться надо мной? Почти как в «Кошмары на улице вязов».       С другой стороны, Отис, кто хотел приключений? У кого шило в знамо каком месте? Довольствуйся.       Довольствуюсь.       Но я бы хотел ещё на шабаш из-за кустов поглядеть. Чтоб уж всё как у людей было.       Я подошёл к краю берега и наклонился. За эти минут пять, что я здесь, ещё ни разу не подул ветер. А это непривычно для осенней Франции. Я присел на корточки и дунул, но ряби не было. Когда же я поднёс руку к воде, из неё очень внезапно и резво выпрыгнул на берег кот, заставив меня откинуться назад, и присел на тёмный от влаги песок. Озеро оставалось спокойным, а шерсть кота — сухой.       Что происходит?       Я попытался ещё раз дотронуться рукой до водной глади, но кот вдруг ощетинился, выгнул спину и зашипел удивительно громко и злобно. Лучше, наверное, не подходить к этому рыжему комку шерсти. Я поднялся на ноги и некоторое время смотрел в упор на животное. Оно наблюдает за мной. Это крайне неприятно. Интересно, а на волшебниц, пардон, ведьм даст посмотреть?       Я осторожно и медленно попятился назад, а затем и вовсе развернулся и пошёл в сторону маячащих огней. Меня начинала раздражать тишина; хоть бы волки завыли, листья зашуршали, вода заплескалась или ещё что. Поэтому я шёл, намеренно хрустя гравием под ногами; и это было словно музыка для моих ушей, словно пение той загадочной девушки, Лисандры.       Хотя не такая уж она и загадочная.       Или не мне судить?       Все спят, и только я шатаюсь в три-четыре утра неизвестно где. Именно о таком я мечтал в детстве, пытаясь побороть бессонницу и ворочаясь по ночам из стороны в сторону в постели.       Вот обнаружился дом. Даже не дом, скорее хижина. На двери висела тыква с кольцом в зубах. Если бы в ней были традиционные сладости или конфеты, я бы порадовался и проявил бы большую активность в поисках какого-то хотя бы подвижного существа, а лучше говорящего. Звуков из-за двери не доносилось, но стучать я не стал; через окно также мой детектор живого ничего не опознал. Всё, что мне удалось разглядеть при свете двух тыквенных подсвечников в комнате, это котёл, стол с колбами и ветхий стеллаж. Даже пентаграммы не было ни там, ни снаружи.       Я, разочарованный, но отчего-то бодрый, с энтузиазмом заглянул за угол дома, обошёл его кругом, путаясь в колючках и некоем подобии плюща, и вернулся к крыльцу. Кожа на ногах и руках слегка пощипывала от неглубоких царапин. Следующим по списку была тёмная часть берега озера напротив леса. Я, двигаясь прямо, прошёл мимо того пугающего дерева, кладбища и светильников. Кот всё сидел на том же месте. Мы не поворачивали голов, но наши косые взгляды встретились, и я непроизвольно хихикнул.       По мере приближения к другому берегу озера освещение становились всё хуже и вскоре и вовсе сошло на нет. К темноте мои глаза привыкли быстро, и я увидел какой-то предмет у самой кромки воды, точнее его еле заметный блеск среди ветвей и песка. Чтобы достать его, нужно было спуститься по крутому склону, поросшему кустами, и для начала я только наклонился, чтобы оценить безопасность спуска и прочих махинаций.       — Чужой.       Я, откровенно говоря, пересрался. Простите, конечно, но иначе это не назовёшь. Как бы вы себя почувствовали в подобной ситуации: попал неизвестно куда, неизвестно как, кругом тишина, ни единой души, ни единого звука, и вдруг, когда ты, чуть ли не свесившись через край пропасти, стоишь и совершенно открыт, уязвим и всецело поглощён чем-то отстранённым, раздаётся чей-то сиплый, надменный и угрожающий голос прямо позади тебя? И такое слово ещё. «Чужой».       Я резко развернулся и занял оборонительную стойку. Передо мной предстал мужчина средних лет, с ещё рыжими волосами и небольшим скоплением морщинок у уголков глаз и губ, довольно приятный на лицо, но создававший образ неулыбчивого человека. Широкие плечи, жилистые руки, шея, угловатые черты лица — всё говорило о его твёрдом и жёстком характере.       Признаться, я всегда хотел быть таким: остроумным, уверенным в себе и слегка деспотичным.       Его тело целиком окутывала длинная плотная мантия чёрного цвета, на шее в свете его посоха я заметил множество амулетов, а на голове у него, венчая несуразный образ, сидела Говорящая шляпа. Нет, она правда была как Говорящая шляпа из «Гарри Поттера», только с клыками и языком крокодила или ещё какого чудовища.       — Я, э-э, я... я.       — Я? Бист ду фрэмд*?       Я завис. Что это за быстрая и грубая речь? Он только что назвал меня по-французски, а теперь словно не говорит, а плюётся бессвязными звуками.       Наверное, мой взгляд меня выдал, но он вдруг перешёл на английский:       — Ду ю андестенд ми**?       — Ай донт, — я медленно, чтобы не провоцировать его, покачал головой, опуская руки. Такое ощущение, что меня за дурака держат.       — Ду ю спик фрэнч?       — Ай ду, — и я медленно кивнул головой. Ну вот зачем, Отис?       — Отлично, — мужчина махнул рукой, отчего я снова непроизвольно поднял руки на уровень груди; это его рассмешило, и тихий, но искренний смех расковал меня. — Не бойся, парень. Однако ты что тут делаешь?       На этом его добродушие, по-моему закончилось: его лицо вновь нахмурилось, а тёмные глаза грозно поблескивали в красном свечении огромного камня на резном посохе. Я почувствовал себя загнанным в угол. И больше всего пугала перспектива оказаться в неизведанной среде озера, а не, например, сожжённым на костре.       — Я не знаю.       — Не знаешь.       — Не знаю.       — Не знаешь? Мне это кое-что напомнило о первом дне в «Свит Аморис». Также что-то подобное было, когда я в младших классах пришёл записываться на футбол. В садике, когда я напоминал воспитательницам, что пора гулять. Это будет преследовать меня всю жизнь, что ли?       — Послушайте, — так, Отис, спокойно, посмотри прямо ему в глаза (молодец), вспомни, что бывало, когда ты язвил учителям или целой группе тупоголовых старшеклассников (хороший мальчик), а теперь сложи те две типичных концовки и умножь на квадрат суммы магии и садизма (прекрасно) и не смей ему грубить. — Я вам пока что ничего не сделал, но это место меня уже бесит, озеро бесит, тыквы бесят, плохое освещение бесит, тот кошак, сидящий недалеко от бесполезной хижины, бесит, в конце концов вы меня бесите. Здесь слишком тихо, слишком пусто, слишком тесно, слишком скучно. Так что или вы отправляете меня домой, или я устраиваю дебош.       Не вышло. Более безобидно, чем хотелось бы, но всё же слишком.       — Слышь, пацан, ты чего грязь льёшь на меня и мой дом? — Мужчина будто стал выше, взвёл кверху густые брови, его интонация мне очень не понравилась, и я сделал шажок назад, готовясь упасть в воду. — Больно твой тон дерзкий. Заколдую рот — ни звука не произнесёшь. — Взгляд его смягчился, но всё ещё хмурясь, он повернулся и направился к хижине. — Иди за мной.       — Какая быстрая смена настроений, — хорошо, что он не видел моих прищуренных глаз и скривившегося в гримасе рта, хотя и излишне язвительного и недовольного тона было предостаточно, чтобы он с разворота меня ушатал ногой по лицу и отправил куда-то вниз. Но он даже не обернулся.       — Ты там чё мелишь?       — Нет, ничего.       — ГДЕ. МОИ. ПАУКИ, МАТЬ ТВОЮ?!       Я здесь всего не знаю сколько, но такое ощущения, что я уже целую вечность раб. Этот тиран-хиран успел навесить на меня кучу работы: сначала я, по повелению Его Страшейшества (нет, правда, он так себя называет), вычистил все его колбы, покрытые живой (в прямом смысле живой!) плесенью, которая пыталась отгрызть кусочек моего пальца, далее я расставлял все его книги по тематике и алфавиту, после чего почти сразу колдун «случайно» споткнулся и опрокинул стеллаж, из-за чего мне пришлось всё переделывать, а потом... а потом вообще самый верх идиотизма: я гонялся за летучими мышами. Гонялся. За. Мышами. Летучими мышами! Так ещё и с сачком, чёрт ему в место!       — Откуда я знаю? — прошипел я сквозь зубы, готовый накинуться на него и разгрызть глотку нахрен.       — Вангую, что она валяется где-то у озера.       — Так сам и сходи, — пожал я плечами.       — Я ЗАБЫЛ ЕЁ ИЗ-ЗА ТЕБЯ! ЛУЧШЕ ТЕБЕ САМОМУ ЕЁ НАЙТИ, ИЛИ Я ВАС ПОМЕНЯЮ МЕСТАМИ, И ПОДЫХАЙ, ЯЗВА-НЕДОРОСТОК.       Вы не представляете, как громко он орёт. Страшно не страшно, а мозг выносит.       Я молча вышел из хижины. Только оказавшись за дверью, я понял, насколько неестественна здесь тишина. Будто вакуум.       Банка действительно оказалась у озера в паре метров от моих старых следов. Я поднял её. На дне ползали большие жирные пауки, их было довольно много, один даже пытался сожрать лапу соседа. Вдруг я ощутил позывы голода. Как вовремя, Отис.       Однако я не торопился обратно. Я стоял на месте, глядя в мёртвое озеро, застывшее, как желе. Ни на дне, ни на поверхности не было видно летучих рыб, о роскошном вкусе которых мне успел поведать колдун, даже насекомых или тех же пауков. Здесь вполне подошло бы сравнение с зеркалом.       Я наклонился, чтобы взяться за выступающий толстый корень дерева и спуститься вниз, но вдруг вспомнил чёрного кота, вылезшего из воды, и резко развернулся на сто восемьдесят, ожидая повтора сцены встречи с колдуном, но я увидел лишь темноту и пустоту. Тишина сдавливала мне голову, не позволяя долго находиться здесь одному, и я поспешил вернуться. Что с этим местом, чёртче?       Было неожиданным услышать спокойное «спасибо» вместо ставших привычными за это короткое (а короткое ли?) время крика и последующих приказов. Он просто взял банку, достал пауков и бросил их в котёл с бурлящей жижей. Я себе места не находил эти несколько минут.       — Что ж, — колдун развернулся, добро улыбаясь и держа в руках два больших блюда, — пока зелье варится, мы можем оттрапезничать. Как раз рыба успела завертеться.       Я охнул, увидев, какую большую порцию он поставил передо мной.       — Завертеться?       — На вертеле над огнём, — мужчина кивнул, усаживаясь. Возле тарелок материализовались вилки. Как в Хогвартс попал.       — Мы это называем коптить, — ответил я, набивая рот, — вроде как.       — Вы?       — Люди в нашем мире.       Он что-то промычал, но я был слишком увлечён рыбой, чтобы что-то разбирать или пояснять. Еда действительно была вкусной, а собеседник интересным и оригинальным. Признаюсь, каким бы колдун заносчивым, властным или орущим ни был, он был крутым мужиком. В тот миг я осознал, что не просто хотел бы быть похожим на него, я хотел бы себе такого отца. Всю жизнь я был предоставлен самому себе; с определённого момента даже няньки нужны не были. Родители часто работали за границей: мать — кутюрье, а отец — владелец строительной фирмы, доставшейся ему от брата, отошедшего от дел и уехавшего лет десять назад в Шотландию. Не сказать, что они знамениты, просто зарабатывают достаточно, а я хочу жить дома, неважно с кем и как. И не сказать, что я был обделён родительской любовью; у нас вполне мирные отношения всегда были и есть, этого достаточно, меня это устраивает.       Но отец никогда не будет таким, каким мне хотелось бы его видеть. И мать в том числе.       — А что за зелье? — спросил я, когда колдун встал из-за стола, чтобы убрать посуду и бросить следующий ингредиент.       — Это Рандомное зелье. Оно может при использовании проявлять свойства любого зелья, но совершенно случайно, — открывая книгу, проговорил он усталым тоном.       — Вы в это верите?       Мужчина немного помолчал.       — Отис, я верю в себя, — ответил он, серьёзно посмотрев на меня, — и в магию.       — А на каком факультете вы учились?       Наверное, неудачная шутка, судя по тому как колдун замолчал. Надо было извиниться или объясниться хотя бы, что я, возможно, и сделал бы, если бы мужчина не обрушил свою ручищу на столик около котла, сотрясая всё вокруг, даже потолок и стены.       — КАКАЯ МРАЗЬ БЕЗ СПРОСУ ХВАТАЛА МОИ КНИГИ?!       А, нет, всё в порядке, шутка не при чём.       — Ваше Страшейшество...       — МОЛЧАТЬ! — гаркнул он. — ВОТ ТЫ ВИДИШЬ, ЧТО ЗДЕСЬ НАКАЛЯКАНО?!       Он орал над самым ухом. Откуда вообще такой бас?       Я наклонился, заглядывая через плечо в книгу. Последние строки в низу серой страницы были залиты чем-то жёлтым, а буквы, написанные от руки и без того корявым почерком, размыты. Прищурившись, я попробовал подогнать несколько слов и вынес вердикт:       — Кристаллы.       Лицо мужчины смягчилось, на нём появилось задумчивое выражение.       — Вполне вероятно. Сходи в сад.       Он присел на корточки и принялся копаться в шкафчике, совмещённом с рабочим столом.       — Почему опять я? — тихо пробормотал я уже скорее из привычки, чем от негодования.       — Держи, это тебе понадобится. — Колдун протянул мне белую маску со стёклами в прорезях для глаз и рта, небольшой совок, нож и плоскогубцы. — Без маски ни за что не заходи за ограждение в саду. Там обитают «феи», хотя на деле они просто безмозглые хищники, живущие на инстинктах. Они охраняют те самые кристаллы и, учуяв какое-либо существо, нападают на его губы и глаза и съедают их. Ни одна грядка кристаллов без них не обходится: они рождаются из корней. Другие части тела они не трогают, успокойся. Но если будут сильно мешать, смело закалывай этим ножом. А кристаллы выдёргивай плоскогубцами и складывай в совок вместе со всеми отходами: трупами, осколками, обрывками листьев, корней и прочего. Если их оставить там, земля может прорости сорняками с более опасными, э-э, «феями». Ты понял?       Конечно, я не вник во всё это, но усвоил, что маска и плоскогубцы — главное. Кивая, я взял из рук колдуна эти бытовые предметы.       — Это было несложно, — я пожал плечами.       И ничего не несложно. Эти кристаллы ещё попробуй вытащи, как будто их держат под землёй десяток великанов, да ещё и маленькие летающие гадости, стучащиеся своими маленькими изящными ручками в керамику и стекло, нарочно врезающиеся в маску, раскрывающие, на удивление, зубастые слюнявые пасти прямо напротив твоего лица, трущиеся о твоё тело и щекочущие тебя сквозь футболку, напоминая больших мух или комаров. Бр-р.       — Шикарно, парень, я верил в тебя!       Он выхватил из моих рук совок, пихнул все собранные мною кристаллы в большую банку, а мусор ссыпал ещё в две: в одну — растительность, в другую, заполненную какой-то жёлтой жидкостью, — пару трупиков заколотых мною «фей». Я думал, такое только в кино бывает.       — Настал момент истины, мой юный друг! — театрально воскликнул колдун и бросил пару кристаллов в котёл, которые с шипением растворились и окрасили зелье в тёмно-синий цвет.       — Падаван, — неосознанно сказал я. Я не хотел, но вырвалось.       — А кто это? — Казалось, работа его уже не занимает.       — Ученик. — Краткость — сестра таланта.       Мужчина задумчиво кивнул, но ничего не ответил. Он достал из шкафчика три колбы, в две он обычным кухонным, купленным как будто в «Икее», половником разлил зелье из котла, а в третью плюхнул какое-то кислотно-зелёное желе. Он протянул мне одну из первых.       — За магию! — Таков был тост.       Меня даже никто не спросил, буду ли я что-то пить, просто впихнули. Так же и в первый раз я попробовал виски. Было неплохо, так что и тут я не задумывался.       Перед глазами сразу помутнело, посерело, а в ушах зазвенело. Я пошатнулся. Неплохо, однако, с двадцати миллилитров унесло.       Через полминуты я начал различать очертания предметов. Окно, по-городскому тусклый лунный свет, вырисовывающийся силуэт... Не то, совершенно не то место, где я выпивал с моим новым наставником. Господи, а силуэт-то полуголый, да ещё и Лисандры. Меня, конечно, особо не прельщает вид девушек в нижнем кружевном белье и расстёгнутой рубашке, однако это была Лисандра. Ли-санд-ра. Наверное, она что-то опять чиркала в своём родном блокноте, вдохновившись ночной красотой, но меня волновала только она сама. Её тонкие губы, заинтересованный блеск в глазах, против обыкновенного распущенные волосы, ниспадающие небольшими небрежными волнами на плечи и спину, острые плечи и подбородок, ключицы, небольшая грудь, бёдра и скорее тонкие, чем стройные ноги... Да, возможно, это глупо, но только сейчас я внимательно изучил и вгляделся в изгибы и пропорции её тела. Темнота многое скрывала, но большего мне и не нужно. Пока что.       Всё кончилось, как и полагается, довольно быстро. Почти сразу я нашёл себя сидящим на стуле в маленькой по-холостяцки уютной комнатке, с пробиркой в руках и колдуном, стоящим напротив меня.       — Ну что? Я так полагаю, ты что-то видел? Твоя глупая поза, в которой ты просидел с минуту, не двигаясь, указывает именно на это.       Я рассказал ему. Не побоялся и не постеснялся. А он похвалил и поведал о своём превращении в маленькую серую крысу, хотя в цвете он не был уверен из-за особенности зрения животных, но в целом остался доволен. Оказывается, если бы мы выпили хотя бы по стакану, то действие заклинания было бы более долгим.       — Ну что, парень, пора тебе валить. Спасибо за помощь, да и за вообще.       — Было весело, — кивнул я.       Это было неожиданно. Мне вдруг расхотелось покидать это место, пускай и пустое. Дядя очень для меня старался, и я был ему благодарен за это, но именно здесь я впервые чувствовал домашний, семейный уют.       Колдун протянул мне третью колбу.       — Не знаю даже... Высасывай. Ешь. Пей.       — Жуй «Орбит».       Он, конечно, не понял, но я в обмен на желе-зелье отдал ему почти полную пачку жвачки и просто бросил небрежное «удачи», вытряхнув в рот смесь, не очень-то и приятную на вкус. Я не сказал ему, по сути ничего. Наверное, зря, потому что, что бы ни полилось из уст моих, я бы такого ни одному человеку в мире не выдал. Ни за что.       Я проснулся в кресле библиотеки с открытым окном. Просидел я тут час и замёрз до жути. Я поднялся, захлопнул окно и направился к выходу.       «Слишком тощая».       Я закрыл дверь кабинета, а затем и саму школу, стараясь не разбудить охранника, и побрёл домой по ночному городу.