***
— Ну, Чимин! После черной полосы всегда следует белая! — Тэхен таращился на меня вот так уже полчаса и всё твердил о том, что жизнь не такая уж мрачная. Его вопрошающий взгляд и намокшие от дождя кудряшки вызывали во мне жалость, потому что похож он был, откровенно говоря, на побитого мамкиного щенка, но, тем не менее, я всё равно думал о том, что проклят. Нет, серьёзно, я не шучу. — Ага. Это что-то из серии, если меня сегодня укусит злая собака, значит завтра укусит добрая, так? — отпиваю свой ледяной грейпфрутовый фреш и слегка морщусь, ибо на кой чёрт мне сдался холодный напиток в ноябре? — Хватит меня обнадеживать. — Ну, даже если у него нет этой чёртовой метки, это же ничего не значит! — Ким озирается по сторонам и уже добавляет тише. — В конце концов, мир уже давно изменился. Все эти Истинные, предназначенные судьбой души, как в мыльных операх и нереалистичных сказках, так просто не находятся и не раздаются, ведь так? Это же тебе не бесплатная дешевая колбаса на пробу по акции, так что… Если он тебе так нравится, то дерзай. К черту эту метку! — Вот так просто? Я видел его единожды и то… он мне тату бил, — я снова опускаю голову и смотрю на всё ещё пульсирующее от жжения запястье, которое и не думало проходить и заживать. — Красивое тату… — Слушай, Чим, — друг ещё раз шумно затягивается своим приторным латте с карамельным сиропом, что прилип к его уголками губ, а затем громко стучит по столу кулаком, да так, что я дергаюсь невольно. — Прости. Просто хотел эпичности внести в свою речь. Так вот… Ты бы поторопился с этим колдуном. — Он не колдун. — Сам говорил, что он тебя приворожил, как бабка повитуха, так что… — Заткнись, Тэ. Я уже устал от этого диалога. К чему ты клонишь? — К тому что Гук, в скором времени, размажет его по стенке. Ты вообще видел когда-нибудь чтобы его кто-то так опускал? — Опускал? — хмурюсь и отодвигаю стакан от себя. Грейпфрутовый сок разливается по столу от моего напора, но я не обращаю внимания. — Ты серьёзно? Чон ворвался в салон, начал орать, взял его за грудки, а Тёмный всего лишь оттолкнул, не более. Что ему ещё нужно было с ним сделать? Поцеловать и радушно подставить задницу? — О-ой, — Тэ-тэ отмахивается и ехидно улыбается, выглядывая из-под своих быстро подсыхающих кудряшек. Иногда он мне напоминал пуделя: что взгляд щенячий, что шерсть, как у барашка, ну и обаяние само собой. — Всё понятно с тобой. Будешь его теперь защищать, любовничек. — Я серьезно, Тэ. Чон переходит все границы. Я — не его собственность и он знает об этом. Да и… каким-то образом, Тёмный смог с ним справиться. Раз он сделал это один раз, значит и второй будет, верно? — До сих пор не могу понять, как в таком хрупком теле поместилось столько силы. Он же… ну не знаю… прозрачный как-будто. Я думал он машинку-то не поднимет. — Не важно. На самом деле, ой как важно. Я всё ещё крутил в голове вчерашний судьбоносный день и не мог уложить у себя по полочкам, что это вообще было. И я это не только в отношении Тёмного, а и в отношении своей реакции на него, да и в целом. Что-то сильно изменилось в этот момент. Знаете, как воздух перед бурей — я чувствую кожей неладное. — А вот и он, — шипит Тэхен в сторону витрины, скукоживаясь, как обуглившаяся трава на жаре. — Вспомнишь, блин, — шатен поднимает ворот своего плаща и становится почти невидимым. Ну, по крайней мере, он так думал. — Ты опять выдал ему где я? — я смотрю на небольшую парковку у кафе, где мы сидели всегда после занятий по четвергам, и вижу там Гука, который восседал на своём черном байке, как на величественном мерине, и я не про машину, а про лошадь. Его недовольное выражение лица и уж слишком бросающиеся напряжение в теле, я чувствовал через стекло. Для большей эпичности ему разве что не хватало взрывов за спиной. — Не-а. Мне вчерашнего хватило, — Тэ допивает свой приторный латте, а затем косится на меня, а точнее на то, как я пронзительно сканирую его, не доверяя только что сказанным словам. — Да клянусь тебе! Я не говорил. Не смотри ты так на меня. — Ладно, — выдыхаю через полуоткрытый рот и расправляю плечи, будто на бой собираюсь. — Придется пообщаться. Я знал, что конфликт между нами зрел уже очень давно и с этим пора было что-то сделать. С того момента, как я узнал, что Гук — мой соулмейт, мы толком и не говорили. Не подумайте, что я не выражал своих чувств и не объяснялся с ним вовсе, нет. Я всегда говорил честно и открыто, но до последних недель, мне все же хотелось сохранить хоть какие-то человеческие отношения между нами. Я ведь понимал, что Чону, как и мне, нелегко. И его боль, вероятнее, куда сильнее, чем моя. Поэтому мне и хотелось не оскотинится совсем. Так сказать, усидеть на двух стульях, но, как правило, в такой ситуации твои булки просто стекают в щель между ними, как склизкий лизун промеж пальцев. — Снова? — выбегаю на улицу и чувствую легкую ноябрьскую морось, что противно щекочет лицо и заставляет ёжиться от холода. — Ты снова следил за мной? — Не следил, а оберегал, — спокойно выдает Чон, закидывая на плечо рюкзак: видимо, тоже после пар приехал. — Как видишь, я даже не зашел в кафе. Ветер поднимает старые газеты и пакеты вверх, закруживая их в диком танце, и в какой-то момент кажется, что мы словно в эпицентре бури, стоим тут как два супергероя, которые вот-вот сорвутся в бой с друг другом. — Ага. Ты просто смотрел. Ещё скажи, что не ко мне приехал. — К тебе. … — Кофе? … Газета пролетает мимо меня и я даже успеваю прочитать, что на ней написано что-то про здоровье почек. Как эпично. Слов нет. — Чимин, хватит дуться. Ничего криминального не произошло. Пойдем выпьем кофе, ты сейчас промёрзнешь ведь. — Ты думаешь, что я обижен? Мы не парочка, Гук, и никогда ею не были. Тот факт, что наши метки совпадают, ещё ничерта не значит, понимаешь? Всё это — цирк какой-то. — Не понимаю, — Чонгук начинает сближение и подходит так близко, что кажется, он вот-вот коснется моего плеча своим. — Я не понимаю тебя. Ты даже не даёшь мне шанса. Просто дай мне этот чертов шанс. Один единственный, малюсенький. Я обещаю, что ты не пожалеешь, — Гук поднимает вверх руку, видимо желая коснуться моего лица, но моё недовольное выражение быстро «прикрывает лавочку» и он опускает кисть вниз. — Не будь так груб со мной и перестань убегать от судьбы. — Гук, — в горле появляется ком невыплаканных слёз. — Дать шанс, чтобы сделать тебе ещё больнее? Я…я не люблю тебя, не влюблён… и даже… я вообще ничего не чувствую к тебе. Раздраженность только, когда ты вот так нарушаешь мои границы и… — слова не вылетали изо рта так, как задумывалось в моей голове и на деле я выглядел жалким, запутавшимся мямлей, который не умеет говорить твёрдо и чётко о том, что чувствует. Почему мне вообще стыдно за свои чувства? Что в этом такого? — Ничего не чувствуешь? — леденящем душу голосом повторяет он, стискивая зубы, от чего его челюсть слегка выпирает вперёд. — Совсем? — Совсем, — киваю и опускаю взгляд вниз, на лужу под ногами. В её отражении я вижу нас: фигуры размыты и мрачны, из-за ветра вода в ней гуляет, от чего картина совсем мазаная, и это так похоже на то, что происходит между нами — полный хаос и никакой конкретики. — Я не вру. — Что ж, — приоткрывает рот и из него вылетает еле заметный пар. Он оглядывается по сторонам в поисках выхода. Ещё пару секунд странно и часто моргает. — Что ж… — повторяет он в полной растерянности. Я буквально вижу, как с его опущенными плечами, опускается и всякая надежда на то, что когда-то мы будем вместе. — Значит я больше не буду тебя тревожить. — Что?.. — То. Ты же просил. Я тебя услышал. — Вот так просто? Серьёзно? Все эти годы ты просто притворялся глухим? Мне нужно было погромче сказать? — Все эти годы ты юлил, как уж на сковороде, не говоря мне правды, Чимин, — Чон снова возвращается к образу сильного и непоколебимого парня всего кампуса. Он снова стискивает зубы, а затем расправляет плечи, от чего его «огромность» переходит всякие границы дозволенности: в облегающей куртке его фигура казалась необъятной, но не в плохом смысле, а в смысле… ну, вы поняли. — Что ж. Спасибо, что хотя бы сейчас ты сделал что-то смелое и взрослое. — Я… — хмурюсь и почему-то тушуюсь. На самом деле, Гук был в чём-то прав — я никак не мог решиться сказать ему эти слова грубо и резко. Ну, знаете, как вырвать больной зуб: страшно, неприятно, но зато быстро и эффективно. Как говорится — поболело и прошло. — Я вообще-то говорил! — Пока, Чимин. — Ты куда?.. Гук огибает меня и направляется в сторону входа в кафе, где меня всё ещё ждал Тэхен, который старался делать вид, что не подглядывает. — Не твоё дело, — через спину бросает Чон раздраженно и это звучит так, будто мне кинули грязную тряпку в лицо. Дверь за ним захлопывается, а далее я вижу картину, которую совершенно не ожидал увидеть ни при жизни, ни после смерти, ни когда-либо ещё. Чон Чонгук, в свойственной ему манере, широким и уверенным шагом врывается в кафе, вальяжно закидывает рюкзак на моё место (точнее, моим оно было до того момента, пока я не вышел на улицу, видимо) и широко улыбается Тэхену, который проливал на стол чай, прямиком мимо кружки, ошарашенно наблюдая за каждым движением знакомого. Гук, тем временем, берёт его за свободную руку и целует кисть, да так, что нескончаемый чай начинает литься уже и на штаны Кима. Гук не оглядывается на меня, делая всё четко и выверенно, будто всегда ждал красного сигнала, чтобы начать. — Какого… — лепечу полушепотом, смахивая морось с щек и глаз, словно мне от неё могло что-то померещиться. — Чёрта… — читаю по губам друга конец моей же фразы и открываю рот ещё шире, буквально выпуливая из себя немую букву «О». — Приехали, блин, — последнее, что говорю и ухожу. День слишком паршив, чтобы пытаться его спасти.***
Земля твердеет. От этого ощущать её под ногами довольно странно в неподходящей по сезону обуви, будто ты идёшь по скалам, вместо привычного асфальта. Больно, неприятно, но, тем не менее, так ты чувствуешь всю суть приближающихся заморозков, чувствуешь, что живой. Кое-где проглядывается белая паутинка инея, что осталась тут ещё с ночи, когда ударил первый минус. Всё напоминало о том, что скоро зима и я снова увижу безмятежно падающие снежинки, которые обычно успокаивали мою душу, окутывая её спокойствием, как бы шепча на ухо: «остановись, посмотри на нас и ни о чем не думай сейчас». Интересно, будет ли так в этом году? — Я правда не злюсь, Тэ. Всё нормально. Повторяю это в миллионный раз, поэтому давай пока закроем эту тему или я тебя грохну. Неосторожный шаг в лужу и мои светло-синие джинсы превращаются в артхаусное нечто, с куском грязи прямо на коленке. Парадоксально, но мороз не «укусил» именно эту лужу, так что мне крупно «повезло» теперь оттирать это художество. Весь сегодняшний день, как ни странно, я думал не о Тэхене, который теперь вовсю общался с Чонгуком (якобы по дружески, без какого-либо подтекста по его словам), а о Тёмном и о том, что мне сказать ему при встрече, на которую я, собственно, так и спешил. Я думал о нём слишком много. В какой-то момент, у меня возник вопрос, откуда вообще берётся время на всё остальное? Наверное, это потому, что всё остальное — это тоже он. Будто все связи мира, все нити сводятся к одной загадке, как на карте детектива, где он всё отмечает флажками и распечатками некрологов, в придачу с досье. Да. Я влип. И нет, я не про лужу и грязь. — Твою ж мать, — закатываю глаза и корю себя за чрезмерное злоупотребление мыслями по поводу малознакомого человека. — Похоже я выбрал не тот день или… может домой? — Нет-нет-нет, — Тэ пихает меня в спину и мы снова оказываемся в том самом полуподвальном помещении, что раньше пугал Кима, а теперь меня. Так сказать, по очереди. — Я хочу, чтобы ты наконец-то перестал быть занозой в заднице, а этот колдун может тебя исцелить. — Да он не… — по инерции быстро пробегаю все ступеньки, что ведут к ресепшену и чуть ли не валюсь кубарем вперёд. Видимо, тут каждый, кто заходил в этот салон, рано или поздно, падал. — Опять вы, — громада мышц, украшенных черными тату, снова «приветствует» нас безразличным тоном и поднятым вверх журналом, за которым была видна лишь часть его сурового лица. — Чё надо вам? — Ничё, — фырчит бесстрашный (в этот раз) Тэ-тэ. — Мы по поводу тату, к Тёмному. — Чё надо? — повторяет он, сжимая кулаки и отодвигая всё тот же журнал в сторону, что был в мой первый визит. — У тебя буквы платные что-ли? — врываюсь в диалог и гордо выхожу вперёд, закрывая Тэхена своей спиной, будто мы на поле битвы и я готов пожертвовать своей жизнью ради друга. — Мне нужен Тёмный для консультации. У меня тату не заживает и пульсирует. — И чё? Тэхен издаёт какие-то странные звуки по типу: «пу — пу — пу», что означало: «а вот к такому я был не готов». Я отвлекаюсь на него и только потом понимаю, что это действительно нормально. Прошло слишком мало времени, да и, что уж греха таить, я пришел сюда не из-за тату, а из-за мастера. — А если у него рука отвалится? А? Начнется сепсис или там… или она вообще взорвется? А? — вступается друг. — Задолбаетесь по судам ходить! — ТЁМНЫЙ! — внезапный крик и меня вправду глушит, будто я рыбка в озере, которую хорошенько огрели веслом. — К ТЕБЕ ПРИШЛИ ТЕ ИДИО… ТО ЕСТЬ КЛИЕНТЫ! — Пусть заходят, — снова голос. Куда тише, чем у верзилы, но, тем не менее, его слышно, да так, что я снова дурею. Я думал, что не буду в этот раз реагировать так странно, но увы. Мурашки расстилаются по спине, начиная от затылка и заканчивая где-то в районе копчика. Я будто отряхиваюсь от них и смело ступаю в сторону мастерской, расправляя плечи. Тэ поспевал за мной и был доволен, как слон: я буквально ощущал спиной его улыбку от уха до уха. Ещё бы. Ему действительно хотелось устроить мою личную жизнь и не испытывать угрызения совести по поводу Гука. Тэ, конечно же, не признавался никогда, что тот ему нравится, но я то видел. Ещё до позавчерашнего разговора на парковке, я ни раз замечал, как сильно Ким тянется к моему соулмейту: все эти звонки, лишь бы повод был, разговоры про то, насколько он хорош — в общем, я не слепой. И это и хорошо, и плохо. — Волнуешься? — спрашивает он тихонько, почти неслышно, вышагивая за моей спиной, следуя по моим «следам». — Я без понятия что мне ему говорить. Мы сбрасываем темп и плетемся, как улитки. Думаю тот верзила был прав, когда называл нас идиотами. Со стороны мы так и выглядели. — Ну… ты его ошарашь, — воодушевленно говорит шатен. — Скажи что-то странное, он тебя запомнит. — Мы уже и так с тобой странно себя ведём, куда ещё сильнее? — Ты не понял, — Тэ-тэ тормозит меня, впиваясь в рукав моей кожанки мертвой хваткой. — Постой, — я разворачиваюсь и смотрю на друга. — Скажи ему что-то, что он точно не услышит больше. Ну, знаешь, запомнись ему. Я читал, что это классно работает в новых знакомствах. — Что например? Гуси-гуси, га-га-га? Я не могу так искусно импровизировать. — Чимин, не тупи. Скажи, например, что ты слышал, что ты ему понравился. Как тебе такое? В шутку, конечно же. — Сказать ему, что мне сказали, что… — я хмурюсь. — Какая долгая и странная схема, Тэ. — Запомниться, — довольно серьёзно говорит Тэхен и постукивает указательным пальцем по своему виску. — А теперь вперёд! — он впихивает меня в дверной проём и я оказываюсь в знакомом месте. Честно говоря, я был уверен, что Тэ-тэ будет со мной рядом и подставит плечо в нужный момент. Что ж. Будем играть один на один. — П-привет, — начинаю я, заикаясь, и аккуратно ступаю к единственному источнику «света». В кавычках, потому что толку от него было ноль и здесь всё ещё царил какой-то замогильный полумрак. Только сейчас думаю о том, как в таком освещении можно вообще что-то творить? Вопрос второй: «Какого черта до меня никто не задался этим вопросом?». — У меня не так много времени, — говорит мятный, не поднимая головы, вместо приветствия. Он стоял ко мне спиной, разбирая инструменты. Сегодня он был в обтягивающей черной водолазке по горло, на пояснице болталась подвязанная рубашка (кажется другая, не та, что была на нем в тот раз), а на ногах темно-синие джинсы, почти черные. — У меня не заживает тату, — резво перемещаюсь к нему и буквально нависаю где-то в метре от него. Я не знал, зачем вот так подкрался к нему. Наверное от страха, что он меня не услышит или не увидит. — Вот. — Прошло 4 дня, — мятный поворачивается ко мне лицом и тут же отстраняется, видимо не ожидая, что я буду так близко к нему. — Чёрт. Ты меня напугал. — Прости. Глупая улыбка рисуется на моём лице. Я чувствую, как мне становится невыносимо жарко и даже душно. Пот начинает активно выделяться и я окончательно теряю нить заготовленной речи. Хотя, давайте на частоту, у меня из заготовок были только огурцы в банке, и то дома в холодильнике. Никаких гениальных речей я не припас в кармане. Скорее, я надеялся на то, что что-то между нами вспыхнет само собой. — Дай посмотреть, — Тёмный берёт меня за предплечье и одним движением руки задирает рукав куртки. Его пальцы снова холоднее льда и обжигают кожу, заставляя мои косточки скукоживаться (если такое вообще возможно с ними). — Хм, — тянет он где-то через минуту. — Молодец, что пришёл, — добавляет мятный, рассматривая своё творение со всех возможных сторон. Разве что в другом измерении не посмотрел. О. Значит я не безнадежен. Его короткая фраза так сильно воодушевляет меня, что я начинаю нести ересь с новой силой. — Конечно. Мне же сказали, что я тебе понравился, — я ухмыляюсь тому, что сказал и только спустя пару секунд понимаю, что заготовки Тэ-тэ — это худший подкат в моей жизни. Это даже не подкат — это пародия на шутку и жизнь. Кто, блин, в здравом уме говорит такое людям? Мятный поднимает голову и смотрит прямо мне в глаза. Он не улыбается. Скорее сильно удивлён или потерян. — Кто сказал? — он снова наклоняет голову на бок, как смешной котик из тех самых видео подборок про животных. Я больше не могу его ассоциировать ни с кем, кроме кота. Уж извините. — Ну… Э… — мямлю что-то нечленораздельное, вспоминая, что говорил Тэ после той фразы. Ах да — ничего! НИЧЕГОШЕНЬКИ! — Эм… Голоса в моей голове?.. — отвечаю полувопросительной интонацией, будто это он должен ответить на свой же вопрос. … … Моргаю. Часто. Дышу нечасто. Мятный, кажется, вообще не дышит. А, нет, он дышит. Вот же — грудная клетка поднялась и опустилась. Хорошо, что он не умер после этой фразы. Это прекрасно. Не прекрасно то, что я сказал это вслух. — КЛИЕНТ ПРИШЁЛ, — орёт верзила с ресепшена и эта первая реплика от этого бугая, которая приходится к месту и я даже рад, что он вообще существует. Фух. Облегчение. Больше нет молчания. — 5 минут, — кричит в ответ мытный и присаживается на стул. — Садись, — он указывает на табурет напротив. — Видишь это, — парень касается подушечкой пальца моей кожи, рядом со странными красными точками, что я не замечал до этого момента. — Вижу. — Так не должно быть. — Ага. — Ты что-то принимал? Может таблетки какие-то пьешь или… у тебя аллергии нет? — Нет и нет. Делал всё, как ты говорил. Даже не дышал на неё лишний раз. — Хм. — Я умру? — мне было так страшно, что хотелось разбавить эту гнетущую и неловкую атмосферу хоть какой-то шуткой, пусть и плохой. — Да. Когда-нибудь, — мятный мельком смотрит на меня и улыбается. Знаете, сойти с ума от такой улыбки совсем не стыдно. Я бы сказал, что это — гордость. На моих похоронах можно было бы распечатать его фото и говорить мол: «ну, вы только посмотрите на этого красавчика! как тут не сойти с ума?». А если без шуток, то ВАУ. Что вы чувствуете, когда тот, кто вам сильно нравится, улыбается вам, да ещё и так близко, буквально руку протяни и вот он рядом? Стеснение? Счастье? Всё и сразу? Я чувствую, будто воскрес. Вот я жил, страдал, был словно в формалине или замурован в бетон, не чувствуя ничего, кроме разочарования и… разочарования. А тут — бац! Кто-то ударяет тебя кирпичом по голове, но от этого удара не появляется боль, нет. От него ты просыпаешься. — Хотелось бы пожить подольше, — улыбаюсь в ответ и это длится какое-то время. Кажется, довольно длительное. — Ну… Хорошие новости в том, что эти точки тоже красные, как ты любишь. — Что люблю? — Цвет. Он красный, забыл? — Ах да… — я снова глупо улыбаюсь и краснею. — А плохие? — Что-то тут не так, — уже серьёзнее добавляет он. — Это не просто аллергия, а будто… будто кто-то ещё сверху набил тебе тату. — Ещё одну? — Да. Это не сыпь или что-то похожее. Я видел аллергические реакции и вообще всякое… Это точно краска или ей подобное. Но она не могла вот так мигрировать. Да и к тому же, если бы это было новое тату, особенное свежее, то был бы виден отёк. — Ну да… — я наконец-то включаюсь в разговор в полной мере и начинаю раскидывать мозгами. — Но никто не делал мне тату. Я вообще впервые к тебе только обратился. — Слушай, — мятный обратно спускает рукав моей куртки и отодвигается, — у меня сейчас будет много клиентов, прямо до ночи. Подходи завтра к 8 вечера и мы подумаем в чем может быть проблема. Я почитаю какую-нибудь литературу и найду решение. Ладно? — Мне? Сюда? — Ты занят? КОНЕЧНО НЕТ. У МЕНЯ НЕТ СОВЕРШЕННО НИКАКИХ ДЕЛ НА СВЕТЕ. ВООБЩЕ. Я ПРОСТО ПТИЦА СВОБОДНОГО ПОЛЁТА И ГОТОВ БЫТЬ ЗДЕСЬ 24 на 7. ХОЧЕШЬ Я БУДУ ТУТ ДЕЖУРИТЬ КАЖДЫЙ ЧЕРТОВ ДЕНЬ? — Ну… не сильно, — улыбаюсь одним уголком губ и кокетливо посматриваю на его наручные часы. Не вижу что на них изображено, но всё равно смотрю, потому что прямого зрительного контакта я не выдерживаю. Точнее не я, а моя нервная система, которая уже отъехала кажется. — Думаю, что смогу прийти. — Если хочешь, я могу заехать за тобой куда нужно. Мне всё равно домой ехать на другой конец города. Где ты будешь? — Я… Э… Заехать. За мной. Я. Он. Мы. Машина. Стоп. Стоп. Стоп. Это что, код красный? Это свидание? — Вот мой номер, — Тёмный не дожидается от меня гениальной реплики в ответ и вручает визитку. — Напиши или позвони к этому времени, а там решим. Мне без разницы тут или где-то в другом месте встретиться. Но не забудь, потому что это — ненормально. А лучше ещё сдай анализ крови на всякий случай. Его пальцы касаются моей ладони. Я нагло смотрю на них и снова чувствую мороз на коже, который, казалось, оставляет на мне след инея. Тёмный был похож на глубокую зиму, морозную, красивую, белоснежную, которая дарит счастье и тепло, но и одновременно пробирает тебя до дрожи в коленках. Он — зима. А я — придурок, который теряет голову. — Холодные… — выпаливаю, еле шевеля губами, словно мне их лидокаином обкололи. Руки его действительно нереальные, из другого мира. Как и он. — Руки? — Угу. … Он снова чертовски очаровательно улыбается, похищая частички моей адекватности, как наглый воришка. Смотрит, улыбается, даже оголяет зубы чуть-чуть. От этой паршиво светящейся лампы я почти ничего не вижу, но, тем не менее, подмечаю, что улыбка его искренняя и очень радушная. Значит я для него хотя бы забавный. — Можно тебя кипятком обдать, — снова говорю ерунду, но он лишь смеется в ответ — видимо привык к моей тупости. — До завтра, — Тёмный жестом показывает на дверь и на выглядывающего из-за неё Тэхена , которого всё-таки спалили. — До завтра, — лепечу я, выпроваживая самого себя из мастерской, пробираясь до выхода на ватных ногах. — До завтра…