Всё для твоего счастья

Паниковать не пришлось: Озен смогла вернуться до темноты, вот только весь её вид выражал какое-то странное оживление. – Что-то грандиозное раскопала? – попытался догадаться Марулк, когда его наставница высыпала в угол мешок фруктов. Кюфта зарылась в них носом, как свинья в корыто, и принялась неспешно уничтожать запасы продовольствия. Другой мешок перекочевал в убежище: точно артефакты. – Сколько... ещё времени займёт твоя процедура? – спросила Озен. – Если сравнивать с предыдущим разом, то, пожалуй, ещё около получаса. А что? Казалось, она колеблется: – Снаружи происходит то, что редко увидишь в Бездне. Учитывая, что, возможно, после лечения ты поселишься на поверхности и больше сюда не вернёшься… Марулк мог бы выдать что-то вроде «Ни слова больше!», но молчал. По части безопасности на уровнях от четвёртого и ниже все решения принимались старшими по рангу. Без вариантов. А уж у Белых свистков и вовсе был непререкаемый авторитет. Можно, конечно, будет поныть, если скажет «нет», всё же у учеников живых легенд есть какие-никакие, но привилегии, однако... – Мы уйдём недалеко от убежища, будем соблюдать все меры предосторожности, – наконец приняла решение Озен, – Это действительно стоит того. А как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Хотя конкретно в этом случае звук всё же имеет значение... Не вздумай баламутить воду, чтобы лекарство смылось быстрее. – Нет-нет, я терплю, правда! – поспешил оправдаться юный Джесеку, – Но ты хотя бы скажи, что там! – Брачный период у рогатых плакальщиков, так что нас ждёт отличный концерт. Марулк недоумённо приподнял бровь. Рогатые плакальщики, напоминавшие диковинную помесь волков и ящериц, существа с костистыми ногами и головой, уменьшенной парой раздутых, похожих на нераскрывшиеся бутоны рогов, водились и на втором уровне, но не запоминались ничем примечательным. Вошедшая в охоту самка принимался издавать запах фиалок с чёткой ноткой нечищеной клетки зверинца, буквально нанося его на звериные тропки благодаря железам на волочащемся за ней хвосте. Самцы, собирающиеся стать её партнёрами, устраивали соревнования по крикам. Этот звук периодически будил ещё маленького Марулка по ночам: тоскливые зоны, похожие на плач младенца. – Уверяю тебя, наши рогатые плакальщики жалкие профаны по сравнению с местными, – поняв, что ученик колеблется, упёрла руку в бок Озен, – Уж поверь мне. – Каждый раз, когда ты говоришь что-то подобное, я потом ещё долго прихожу в себя от икоты, – пробурчал Марулк, но всё же взял полотенце. – Вряд ли сейчас будет также смешно, как в твоём детстве, да и я едва ли бы стала вытаскивать тебя наружу без причины, – отвернувшись, Недвижимый лорд подождала, пока он оденется, а затем кивнула в сторону выхода. Кюфта, занятая шелушением плода, похожего на шишку, подняла голову, но, убедившись, что идти никуда не надо, продолжилась свою трапезу. Снаружи искателей поджидала симфония звуков и запахов. Четвёртый уровень как никакой другой отличался биологическим разнообразием. Мелкие твари, которым ещё только предстояло дать названия, вспархивали и разбегались прямо из-под ног путешественников, в основном насекомые и рептилии, посвятившие жизнь копанию в перегное. Запах фиалок донёсся внезапно, призрачный шлейф звериных духов, чья владелица желала любви. – Сюда, – Озен указала на громадный валун, рытвина за которым была засыпана растительным мусором, но обеспечивала укрытие, поскольку примыкала к разлапистому старому дереву, – А теперь тихо, нам повезло, что ветер дует в нашу сторону. Чуть поодаль от валуна располагалась полянка, образованная краями давно отвалившейся от плоской лианы чаши. Именно это место выбрала самка рогатого плакальщика. Источая волны парфюма, она ходила кругами. Шерсть на её холке призывно топорщилась. В отличие от коричневой и популяции второго уровня, эти были покрыты зеленовато-голубым мехом с грязно-белой оторочкой на груди. Самцы появились практически одновременно, по разные стороны от поляны, словно готовые к сражению дуэлянты. Удивительно тихо для животных их размера, ведь каждый был не менее пяти метров ростом. Объёмистые ноздри, часто принимаемые профанами за глаза, взволнованно трепетали. Запах влёк их, заставляя наплевать на осторожность, но нужно было выяснить, кто имеет право на самку. И они запели. Примитивный звук плача, жалкие территориальные потуги их сородичей со второго уровня померкли в сознании Марулка, точно также, как меркнет звон бокала по сравнению с соло на скрипке. Чтобы извлечь звук, звери сначала чуть склоняли шею, а затем вели головой вверх, будто пьющие птицы, пока раскрытые от возбуждения пасти не оказывались закинутыми к далёкому небу, чьего света и чьей тьмы не суждено увидеть ни одной твари четвёртого уровня, ни слепой, ни зрячей. Как это звучало? Человеческий язык плохо подходит под описание чего-то столь прекрасного. Плакальщики четвёртого уровня, возможно, могли бы быть в родстве с коварными сиренами, которые, по рассказам моряков, манят своими песнями корабли на рифы. Ноты были достаточно высокие и переливчатые, и действительно напоминали песню, берущую за душу мелодию с неведомым людям содержанием. Ветер переменил направление, и Озен шустро пригнула ученика пониже, больше инстинктивно, нежели реально действенно. Певцы ненадолго замерли, выясняя, что же за существа были неподалёку. Рука Недвижимого лорда переместилась на плечо парня, призывая его не шевелиться. Трепещущие ноздри рогатых плакальщиков наконец снова обратились к самке, которая, недовольная возникшей заминкой, уже принялась притоптывать передними лапами. Песня полилась снова. Они звучали практически в унисон, так что, должно быть, их дама сердца определяла победителя по каким-то особенностям исполнения, а то и вовсе по громкости. Марулк скосил глаза наставницу. Она так и не убрала руку с его плеча, начисто забыв об этом. Агатово-чёрные глаза неотрывно наблюдали за животными на поляне. Внезапная волна нежности схватила юного Джесеку за горло. Ему захотелось приобнять эту сильную женщину, казавшуюся остальным грозной и неприступной, словно сама Бездна. Но он видел её настоящую. Где-то внутри Озен напоминала те диковинные растения в форме копытец, которые даже не выглядели живыми, пока не выпускали наружу цветы. Что случится, если он разрешит себе такую вольность? Что если она отшатнётся, с негодованием, а то и с презрением? Марулк буквально слышал этот приговор: «Ты – мой ученик!». Странно, но возможный перелом множества костей вовсе не вызывал у парня волнения. Песня вошла в крещендо и продолжилась уже соло. Один из самцов попятился, тяжело дыша. Должно быть, извлечение звука благодаря полым рогам измотало его. Победитель уменьшил громкость, подходя к самке. Та игриво повернулась к нему полубоком, но при попытке самца сделать садку ловко увернулась, прячась в зарослях. Счастливчик последовал за ней с довольным пыхтением. Марулк как-то не ожидал, что Озен возьмёт и обозначит их присутствие свистом. Ещё меньше парень ожидал, что как только проигравший самец повернётся на звук, метко пущенный камень пробьёт череп животного. Романтическую атмосферу как ветром сдуло. – Да кто вообще так делает?! – едва ли не заорал от негодования юный Джесеку, когда Недвижимый лорд как ни в чём не бывало вышла из-за укрытия, направляясь к их трофею. – А что? Сам же видел, он проиграл. Я всего лишь избавила его от мук любви, и, смею заметить, очень быстро. Нам, к тому же, не помешает поужинать. – Эдакой туши нам хватит на несколько дней, – несмотря на возмущение, Марулк машинально сорвал пучок травы, чтобы заткнуть пулевое отверстие в голове неожиданной добычи. – Вот-вот, – приготовившись, Озен взвалила тушу на плечи, как если бы запахивалась в огромную шаль, – К тому же шкура чудо как хороша. Сделаю себе огромное одеяло, как раз под рост. – Ого, – присвистнул её ученик, – Предстоит много возни, чтобы правильно высушить и обработать её. – Благо, времени у меня много, – убедившись, что нашла надёжное положение и трофей не соскальзывает, Озен снова обратилась к юноше, – Сделай милость, потащи его хвост, меня этот шорох с ума сводит. – Конечно, – выполнил её просьбу юный Джесеку. Нижняя часть хвоста животного была ороговелой: по неизвестной причине все рогатые плакальщики уже рождались такими, и буквально размечали звериные тропки узкими полосами, таща за собой неизвестно для чего нужные украшения. Вернуться в лагерь было тем ещё испытанием: огромная голова отказывалась помещаться в проходе, и Озен, чертыхаясь, смогла втащить тушу внутрь только с пятого или шестого раза, вывернув голову добычи в какое-то поистине невероятное, но несовместимое с жизнью положение. Кюфта, увидев, с чем вернулись странные двуногие, пришла в весьма возбуждённое состояние и принялась прыгать мячиком с поразительной для такого крупного животного резвостью, грозно пуша хвост. – Да успокойся ты, дурында, – цыкнула на шарокола Белый свисток, опуская тушу на землю, – Марулк, разведи пока костёр.