Всё для твоего счастья

Едва ли вообще за всю историю Бездны хоть кто-то удостаивался такой чести: проснулся в объятиях Озен Недвижимой. Открыв глаза, Марулк едва сдержал визг счастья, когда понял, что унизанное клиньями Тысячника тело обнимает его руками и ногами. Плевать, что не шевельнуться – это слишком прекрасно, чтобы быть правдой! Однако так оно и было: Недвижимый лорд спала, прижав его голову к груди. Разве можно её будить? Особенно после того, что было вчера? Ох. Это… Разве может хоть один язык в мире описать эти чувства? Удивительнее всего была, пожалуй, проявленная с её стороны деликатность: никаких придирок, никаких смешков, просто ласково направляла, не более того. Только с укусом не сдержалась, ну так это простительно. Было даже несколько будоражаще. О воле оставалось только мечтать, а заигрывать, будучи в капкане конечностей человека, не любящего ранние подъёмы, был чревато, так что Марулк, чуть подумал, лишь выпростал ноги из-под одеяла, которым они умудрились накрыться неведомо когда, и задремал снова. Ему снилась ветхая лачуга, сквозь щербатые доски которой доносился шум моря. Черноволосая девочка, вздрагивая, держала лампу, пока пожилая женщина, ворча, убирала окровавленные тряпки из-под молодой, бледной. – Интересно, есть ли люди, помнящие момент своего рождения? – Закри то ли делал это специально, то ли считал, что Марулк непременно ощутит его присутствие каким-то шестым чувством и точно не испугается. – Это... Твоё... – отдышавшись, хотел было спросить юный Джесеку, но младший Феросе лишь с усмешкой покачал головой: – Этого даже Оз не помнит, ей было чуть больше двух лет. – Они нас не слышат? – на всякий случай уточнил Марулк. – Нет. Магии артефакта осталось аккурат на то, чтобы мы с тобой могли поговорить, но вмешаться во сны уже не выйдет… Да и зачем, реальность обогнала грёзы, не так ли? – Без комментариев! – залившись краской, отрезал юный Джесеку. – Что ж, буду считать, что это такое своеобразное «спасибо», – ничуть не обиделся Закри, – А теперь, если позволишь, вернёмся к этому печальному моменту. Мама была беременна третьим и уже не могла работать, будучи на поздних сроках. Она пошла искать какую-нибудь подработку вроде починки сетей или уборки, когда её настиг один из давних клиентов, вернувшийся из дальнего плавания. И отказ ему не понравился. Юный Джесеку прикрыл рот рукой: – Он её избил? – Да. Зарядил кулаком в живот, не дав объясниться, а когда понял, что наделал, дал дёру. Чудо, что мама дошла до дома, за ней тянулся багровый след не хуже тех, что бывают, когда кто-то поднимается с четвёртого уровня Бездны. Марулк совершенно затих. Что бы он ни сказал в этой ситуации, звучало бы жалко и примитивно. Разве такое прикроешь чем-то вроде «Я соболезную»? – Повитуха сделала всё возможное, чтобы спасти нашу маму. Впрочем, Оз говорила, что та действовала не слишком-то осторожно, – Закри взглянул на девочку, которая, чтобы не расплакаться, зажимала свободной рукой подол платья, – Возможно, ты уже догадался, что было после. – Вы пробрались на проходящее судно до Орта. Младший Феросе кивнул: – Как ни странно, это была моя идея. Как-то смекнул, что сестру спустя время может постичь такая же участь. Правда, спору нет, меня манила и Бездна. Приключения, артефакты… А в итоге наши мечты воплощает Озен. Закри замолк. Давние воспоминания подёрнулись дымкой, напоследок показав девочку, придерживавшую бледную руку матери. – Озен вчера негодовала, – наконец, прервал паузу Марулк. – О, да. Я знаю. Кое-что даже высказала мне лично, шаландаясь по дебрям четвёртого уровня. Не волнуйся, она уже смирилась. Кстати, как проснёшься, ожидай от неё финта. – В каком смысле? – Когда так быстро получаешь статус Белого свистка, люди поневоле начинают тебя чураться, не говоря уже об отношениях. Или твои намерения несерьёзны? – прищурился младший Феросе. – Издеваешься?! Она моё всё! – Вот и славно, тогда я спокоен, – их окружало туманное марево, сквозь которое проступали неявные образы. Должно быть, именно так выглядела дрёма. – Закри. – А? – Почему мне кажется, что ты неслучайно снова заманил меня в воспоминания? – Вот так вот заходи попрощаться с кем-нибудь от всей души, – брат Белого свистка картинно скукожился, но вскоре снова улыбнулся, – Я бы хотел показать тебе ещё один момент. День, когда я погиб. Марулк вздрогнул: – Ты уверен? – Абсолютно. Оз достаточно носила в себе этот ад, пусть она и повидала множество смертей на своём веку... И пускай не возмущается, это моя смерть, и я могу показывать её кому хочу. – Не поспоришь... Уф! – юный Джесеку не ожидал, что его резко захлестнут чужие эмоции, но так и произошло. Виновата в этом была насыщенность переживания или же слабеющая магия артефакта неизвестно, но на пару секунд Марулк ощутил, как его мышцы будто опалило огнём от несусветного напряжения. Скалы третьего уровня. Обмотанный верёвкой валун. – Держись! – это была Озен. Длинная коса уже превратилась в каре, а на груди вместо синего красовался чёрный свисток. Она упиралась ногами в камень, делая всё возможное, чтобы удержать того, кто был привязан к другому концу. Неведомый хищник тянул Закри прочь. По ту сторону узкого прохода слышался треск ткани. Верёвка в руках Озен была натянута до предела и едва не гудела от напряжения. Каждый раз, когда тварь дёргала сильнее, пеньковое волокно окрашивалось в алый: старшая Феросе стёрла кожу на ладонях. За треском ткани послышался хруст костей. Закри завопил от боли. Хищник, уставший тянуть, решил сожрать его живьём. – Оз... – вместе со словами изо рта молодого человека потекла кровь, – Отпусти... Меня. – Ни за что! – она практически рычала, но это был акт отчаяния. – Прости, – из нагрудного кармана её брата показался перочинный нож, и младший Феросе, уняв дрожащие руки, принялся резать верёвку. – Закри! Не смей!! Он насилу улыбнулся: – Живи. Много усилий прикладывать не пришлось: и без того натянутое волокно подалось от пары движений. По инерции Озен отшвырнуло назад, и только удар об стену смог выжать из неё слёзы. Марулк наблюдал, как эта необычайно сильная молодая женщина практически сразу же вскочила, бесстрашно бросаясь к проёму, но хищника и его добычи уже и след простыл. Пошатывать, Озен добрела до верёвки, принимаясь сматывать её практически в бессознательном состоянии. Слезы текли из её глаз сами собой, капая то на форму, то на пол пещеры. Ужаснее всего было то, что не кричала, хотя Марулк готов был поклясться, что она буквально заходится от страшного вопля где-то внутри. В этом была вся Озен Недвижимая: логик до мозга костей, запрещающая себе распускать нюни вне зависимости от повода. Вот только едва ли такое проходило без следа для её психики. Белый свисток стала циничной, как и многие другие опытные искатели. А ещё… – Недостаточно, – её голос показался юному Джесеку хрипловатым. Закончив с верёвкой, Озен осела на колени, закатывая рукав. На левой руке красовались три клина Тысячника, – Недостаточно. – Всепоглощающая Бездна… – произнёс Марулк и тут же осёкся, – Так вот после чего она… Но что было с тобой? – Ты имеешь в виду, помню ли я, как меня сожрали?– Закри по-прежнему стоял рядом с ним, скрестив руки на груди, но на этот раз бравада младшего Феросе была скорее показной, – Я умер ещё в воздухе, напоследок успев подумать, что не хочу оставлять сестру одну. Потом я запомнил гул ветра, крики животных и это мерзкое состояние, в котором ты оказываешься, когда твоё тело видоизменяется для основы белого свистка. Ты ничего не видишь, плохо слышишь, практически ничего не чуешь, и ты не в состоянии даже пошевелиться и тем более подать голос. До сих пор не знаю, почему та тварь оставила меня в своём гнезде, знаю только, что Озен разыскала меня. Перед Марулком мелькнуло совсем нечёткое воспоминание: гнездо на скальном уступе и Озен, уже другая, совершенно другая Озен, чьи волосы стали загибаться, складываясь в пока ещё нечёткие «рожки» из прядей. Было видно, что ей не до красоты: измаранная вражеской кровью, она с трудом стянула с себя насквозь промокшую куртку, обнажая десятки клиньев Тысячника, превратившие её руки в переливчатую картину непроходящего воспаления. Словно услышав внутренний зов, она подняла из вороха камней и веток белый камень размером с человеческое сердце. – Меня огранил один старик, слывший среди искателей сумасшедшим, – напоследок сообщил Закри, – Сейчас таких мастеров уже нет. Я сам сообщил ему форму. Озен подходит, согласен? Она тоже прёт напролом как самый настоящий буйвол... Ну да мне пора. Был рад повидаться. – Как, уже? – спохватился юный Джесеку. – Уже. Но ты не волнуйся, я не прощаюсь, как-никак, я всегда с Оз. И разделяю с ней всё на свете. – Вообще всё? – Марулк даже залился краской. – Да, и ваши ночные упражнения тоже. В следующий раз попытайся двигаться плавнее. – Эй! – Всё, всё, заткнулся, – фыркнул младший Феросе, коротко чмокнув его в лоб, – Не хочу тебя пугать, но я за тобой слежу. Пусть я мало что могу сделать, но... Пожалуйста, не делай моей сестре больно. Она сильная, но не для лжи и предательства. – Я уже говорил, что она – моё всё. – И это безумно меня радует, – отпустив его плечи, коротко махнул ладонью Закри, – А теперь прощай, и поцелуй за меня сестру. Разрешаю сделать это нескромно. – Закри! Очередной возмущённый возглас улетел в пустоту, и мир иллюзии наполнился вспышками, предшествующими пробуждению. Озен из настоящего встретила его сладким зевком и лишь потом открыла глаза: – Привет. – Доброе утро, – Марулк замешкался, не ожидая, что после случившегося можно так просто поздороваться, – Как спалось? – Хорошо, – она перевернулась на спину, потягиваясь, – А тебе? – Давно так не высыпался. – М-м, – покосился на него агатово-чёрный глаз, – Значит, ничего не чешется. – Ну Озен! – Ты что, опять краснеешь? Надо бы отучить тебя от этого, – Белый свисток соблазнительно изогнулась, хлопая ладонью по лежаку возле себя. – Погоди! Я хотел кое-что сказать. – Что? Опомнился и признал эту ночь за ошибку? – Вот уж нет! – юный Джесеку сразу понял, что это и есть тот самый «финт», о котором предупреждал младший Феросе, – Мне снова снился Закри. – А, – Озен с некоторой неохотой снова повернулась набок, – Что на этот раз? – Он показал мне, как погиб. И как ты снова нашла его. Сказал, имеет на это полное право, поскольку это его смерть и может показывать кому хочет. – Что ж, – Недвижимый лорд задумалась, – Пожалуй, справедливо. – Я видел, что ты сделала с собой, чтобы стать сильнее. – Да ты и сейчас видишь. – Это другое. – Уж не жалеешь ли ты меня, любовничек? – На самом деле, жалею, – Марулк не обратил ни малейшего внимания на подкол, – Ты не должна была проходить через это в одиночестве. Их взгляды пересеклись, и ни один не опустил глаз. – Что было, то было, – наконец констатировала Озен, садясь и потирая лоб. – Ты обиделась? – У меня есть дела поважнее, например, позавтракать. – Погоди, – парень придержал её за плечи. – Обойдёшься, момент упущен. – Я хотел сказать что люблю тебя. – Ой, ну вы поглядите, – Недвижимый лорд погладила взъерошенную голову юноши, – Настало утро, а он всё не оклемается. Ладно, так уж и быть, один раунд, но потом еда. – Так я ведь не за этим! Я правда тебя люблю! – Да не возмущайся ты, я поняла, – Озен повалила его на спину, упираясь коленями в подмышки парня, – А теперь не беси меня и лежи смирно, пока я не передумала. Из палатки юный Джесеку выполз едва ли не на четвереньках, практически сразу же встретившись с Кюфтой. Самка шарокола обнюхала его с немалым интересом, а затем, шумно фыркнув, снова отошла в любимый угол для лежания. – «И будем мы в любви как неискушённые животные», – процитировала неизвестную ему строку Озен, тоже показываясь из палатки. Белый свисток натянула только штаны, прекрасно зная, какой эффект произведёт. Её свободная от клиньев Тысячника кожа при свете дня казалась фарфоровой. – Готовить только что стало гораздо тяжелее, – юный Джесеку прикрыл глаза ладонью, улыбаясь против своей воли. Озен оставила на нём несколько укусов, которые принимались ныть при каждом движении, но возмущения это не вызывало. Воистину «как неискушённые животные», лучше не скажешь. – Главное, что аппетит не пропадает, и то ладно, – заметив, что вода в котелке закипела, Озен позаимствовала её часть на кофе, – Расскажи, что ещё тебе показал мой шалопайный брат. – То, как вы потеряли мать. – Ах ты, – Белый свисток цокнула языком, правда, не обращаясь ни к кому конкретному, – Мама всегда говорила, что мы, женщины, могли бы править миром, не будь заняты если не родами и заботой о детях, то стиркой бесчисленных окровавленных тряпок. – Кстати об этом, – кашлянул Марулк. – О тряпках? – Не совсем. Я... Кхм, не знаю, как сказать. – Даже этот дуралей в свистке нашёл способ болтать, а у тебя есть рот. Говори давай. – То, чем мы занимаемся... Словом... Что будет, если ты забеременеешь? – Пха! – Озен едва не расплескала кофе от неожиданности, – Если я что? Ох, милый, ты переоцениваешь это тело. Я столько всего таскала на своём веку и столько раз кровоточила по возвращении из Бездны, что бесплоднее меня только вот это, – подняв с земли ветку сушняка, Белый свисток забросила её в костёр. – То есть... – поднялись на неё васильковые глаза, – Наверняка ты не знаешь. Смех Недвижимого лорда резко осёкся: – В смысле? – В смысле, что это не медицинский диагноз, а твои собственные убеждения. – Золотко, послушай, – Озен даже села поближе, отставляя кружку, – Помнишь эпизод моей жизни, когда мы с Лайзой пёрли с четвёртого уровня её полумёртвую дочь в такой дохрена тяжёлой коробке? Вот после того случая я кровела недели три. И сколько бы я после ни спала с мужчинами, у меня не было ни задержек, ни выкидышей. И сейчас мои циклы идут неведомо как. Полагаю, я своё уже отзачинала. Надеюсь, это не слишком бьёт по твоей мужской гордости. – Я понял, – он неохотно, но всё же отвёл взгляд в сторону, принимаясь раскладывать рагу. – А знаешь что? – она подсела ещё ближе, пихая парня плечом, – Мне сегодня от чего-то страсть как хочется составить тебе компанию в купальне. Реплика помогла: на лице юного Джесеку снова заиграла улыбка: – А как же поход за артефактами? – Подождут, не протухнут, – Озен повернула его лицо к себе, потираясь лбом об лоб Марулка, – Надо же когда-то наслаждаться и простыми человеческими вещами… А теперь отдай мне моё рагу и не забудь добавить кусок солонины, любовничек. Ни одна сила в Бездне не посмела бы противиться этому указанию.