No Paths Are Bound

Состояние Се Ляня замедляет его путешествие. Первые недели он бредёт вперед бездумно, не имея представления, куда. Планирование подразумевает наличие мотивации, а он… То, что возвращает его мир в фокус, — это страх. Он знает, кто замучил Хун-эра. Знает, почему. Когда Се Лянь лежит один в темноте, дрожа от холода, он знает, почему. Потому что Се Лянь начал… Оглядываясь назад, Се Лянь замечает, что, несмотря на всю его жалость к себе, он начал… заживать. Присутствие Хун-эра исцеляло его. Спасало его, постепенно, шаг за шагом. Но Хун-эр не единственный мог это сделать. В этом мире ещё остались любящие Се Ляня люди. Теперь, когда бог понял, как далеко готова зайти эта тварь в попытках добраться до него… Он должен знать. Успела ли она добраться до его родителей? Фэн Синя? Му Цина? Медленно, осознавая, что найти их в его нынешнем состоянии будет практически невозможно, что Фэн Синь надёжно их спрятал… Наследный принц возвращается в Сяньлэ. Он разительно отличается от других путников на дороге: одинокая фигура в сумерках, подсвеченная со спины зеленоватым Призрачным Огнём. Каждый раз, когда дух задевает Се Ляня, тот ловит его в свои нетвердые руки и задаёт один и тот же вопрос: — Хун-эр? — просит он дрожащими губами, прикасаясь лбом к Призрачному огню. — Это ты? Но, как бы он ни просил, дух никогда не отвечает. Сначала Се Лянь предполагает, что тот слаб и не может говорить. Но как же тогда Призрачный огонь смог так долго следовать за ним? Здесь, на территории Сяньлэ, Се Ляня легко могли опознать, а за головы членов королевской семьи полагалась награда. Се Лянь обматывает шелковой повязкой нижнюю половину лица. Теперь практически всё его лицо покрыто бинтами. Многие его жалеют. Люди думают, что его потрепала война. Кто-то считает, что он один из немногих, выживших после чумы. Они милосердны и бросают нищему объедки. Этой ночью, не важно, насколько он голоден, Се Лянь не может заставить себя проглотить высохший, покрытый плесенью кусок хлеба. Он отбрасывает его в сторону и прячется под мостом от начинающегося дождя. Может, он сможет поспать сегодня ночью. Может, нет. Се Лянь глубоко вдыхает и чувствует… Духовную энергию. Он молча протягивает ладонь, и Призрачный огонь, как всегда, опускается в неё, ластится к коже. В другой жизни это заставило бы Се Ляня улыбнуться. Теперь же каждая улыбка требует от него усилий. Се Лянь пробует снова — он сам не знает, зачем — задать всё тот же вопрос. — Хун-эр? Он уже не удивляется, когда не получает ответа. Се Лянь просто… устал. Он раздраженно отталкивает духа и сжимается в комок, подтянув колени к груди. Плотно запахнутое одеяние помогает удержать немного тепла. — Если ты не он, то зачем ты здесь? — шепчет Се Лянь, отчаянно надеясь, что огонёк наконец оставит его в покое. Всё это причиняет ему слишком много боли. Се Лянь твердит себе перестать, но, вопреки здравому смыслу, продолжает надеяться, что однажды ему ответит голос Хун-эра. Как это жестоко — молиться, чтобы душа близкого человека никогда не упокоилась с миром. Хун-эр заслуживает покой. Он… — Ваше высочество. Се Лянь замирает. Он не узнаёт этот едва слышный шелестящий голос. Большая часть духов говорит именно так — будто ветер научился собирать звуки в слова, и всё же Се Лянь цепляется за призрачную надежду. — Ты знаешь меня?.. Призрачный огонь легонько подпрыгивает на его ладони. — Конечно я знаю вас! — отвечают ему с ребяческим восторгом. Надежда ширится в груди Се Ляня, и он спрашивает снова, отчаянно надеясь на ответ. — Это ты, Хун-эр? Тишина. Под повязками глаза Се Ляня начинает печь. Хотя Призрачный огонь может говорить, он не отзывается на это имя. Этот дух… Слезы впитываются в ткань, не успев пролиться. Едва зародившаяся надежда погибает. Это не он. Этот дух не Хун-эр. Будь это Хун-эр, он бы ответил своему богу. Но зачем тогда Призрачный огонь следует за Се Лянем по пятам? Будь они ближе к границе, Се Лянь мог бы заподозрить в нём павшего юнъаньского солдата, решившего преследовать наследного принца всюду за совершенные им преступления. Но граница далеко, да и дух пока не проявлял дурных намерений… Вместе с осознанием приходит стыд, мерзкий, как дурной привкус во рту. Скорее всего Се Лянь единственный заклинатель на много миль вокруг. Многие погибли во время войны, а выжившие после её завершения разбежались в соседние мирные земли, куда больше подходящие для духовных практик. Чья-то бедная душа просто искала кого-то, кто смог бы помочь ей двинуться дальше, а Се Лянь отталкивал её столько времени… — Прости меня, — бормочет Се Лянь. — Извини, я… Се Лянь сухо сглатывает. Этот дух следовал за ним много недель и молчаливо ждал, пока бог остановится и обратит на него внимание. — …Я помогу тебе. Се Лянь садится ровнее и хмурится, концентрируя в ладонях энергию. Он не прибегал к заклинательским практикам многие месяцы, забросив самосовершенствование. Духовная энергия мягко направляет духа наверх, подталкивает к перерождению. Обычно этого достаточно, чтобы облегчить переход, но сейчас… Призрачный огонёк не развеивается, а опускается обратно в ладони бога. Се Лянь, нахмурившись, пытается найти ошибку в заклинании. Почему маленький дух всё ещё здесь?.. — Я что-то пропустил?.. — Нет. — Се Лянь подпрыгивает от неожиданности, заслышав шелестящий голос духа. Призрачный шепот нарушает неподвижную ночную тишину: — Дянься нигде не ошибся. Се Лянь, осторожно сжав пальцы, подносит духа поближе. Какой интересный случай… Мирные Призрачные огни обычно формируются из душ недавно умерших людей. Такие души слишком повреждены чтобы существовать осознанно и, тем более, разговаривать. Редкие исключения из этого правила, сохранившие в себе осколки личности и способные к общению, крайне пугливы и предпочитают одиночество. Осознавая свою беззащитность, они прячутся подальше от всего, что может развеять их и так хрупкий дух. Но этот Призрачный огонь ведет себя совсем иначе. Он внятно разговаривает и явно осознает своё состояние, но продолжает сидеть на ладони Се Ляня, не пытаясь спрятаться. Даже когда Се Лянь сжимает пальцы — ещё чуть-чуть и раздавит — бесстрашный дух только прижимается плотнее. К собственной духовной ауре Призрачного огня примешивается что-то ещё, неуловимый след чего-то… Демонического. — Кто-то проклял тебя? — интересуется Се Лянь. — Ты поэтому не можешь двинуться дальше? Даже если так, у Се Ляня недостаточно духовной энергии чтобы с этим разобраться. Надо будет попросить Фэн Синя или Му Цина, если получится их найти… — Нет, — мягко шепчет в ответ голос. — Не поэтому. Раз ритуал был проведен без ошибок и проклятье тут ни при чём, то этот дух уже должен был… Се Лянь хмурится, а призрачный огонёк продолжает: — Я просто не хочу уходить, — шелестит его голос, сливаясь со стуком дождевых капель. — Только и всего. Сердце Се Ляня сжимается от болезненной нежности. Он научился ценить в людях эту слепую, почти безумную преданность. — У тебя остались неоконченные дела? — тихо спрашивает Се Лянь, склонив голову набок. — Что-то держит тебя здесь? — Да. Се Лянь мягко, почти беззвучно вздыхает. Что ж, если это что-то простое, он может попробовать помочь. Хотя бы попытаться. — Что? Призрачный огонь взлетает повыше, волна холода задевает принцу нос. — У меня есть любимый человек, который остался в этом мире. Се Лянь сжимает губы, пытаясь совладать с эмоциями. — Понятно. Это твоя жена? — Мы никогда не были женаты, — легко отвечает безымянный дух. — Я никогда не говорил о своих чувствах. Се Лянь удивленно вскидывает бровь. Какой слепой дурак мог не заметить такую преданность? — Почему же? Почему этот призрак так старается задержаться в подлунном мире ради возлюбленной, которая даже о нём не знает? Насколько же красива эта девушка?.. Холодное касание пропадает — Призрачный огонёк отлетает от ладони Се Ляня и замирает в воздухе, застенчиво подрагивая. — Я не знал, как признаться, Дянься, — шепчет дух. — Я боялся. О… В груди Се Ляня разливается боль. Он протягивает призраку ладони, тот опускается в них, и Се Лянь прижимает его к себе, несмотря на исходящий от духа холод. — Я понимаю, — отвечает Се Лянь, и это самый искрений ответ в его жизни. Он тоже совершал эту ошибку. Снова и снова. Иногда бог думает, что, сложись все иначе, он тоже стал бы Призрачным огнём. Он бы не смог оставить Хун-эра одного. Даже если он… Даже если он так и не набрался смелости сказать Хун-эру, как много тот значил, как глубоко Се Лянь впустил его в свое сердце. Подождав немного чтобы совладать с эмоциями, Се Лянь находит в себе силы спросить: — Каково же тогда твоё желание? Вряд ли Се Лянь сможет помочь его исполнить, но стоит хотя бы узнать… — Защищать. Всегда. С этим Се Лянь ничем не может помочь. Никто не может. В этом мире никто никого не в силах уберечь. Жизнь многократно преподносила ему этот урок. — Но ты больше не принадлежишь этому миру, — шепчет он. — И что с того? Губы Се Ляня кривит усмешка. Это не Хун-эр. Се Лянь знает, что это не он. Но уже несколько раз ответы безымянного призрака звучат как эхо его ответов. Невесомый отзвук, напоминание, от которого одновременно и грустно, и радостно. (Бесстыдник) — Если ты останешься, то никогда не сможешь упокоиться с миром. — Я молюсь никогда не упокоиться с миром. Губы Се Ляня подрагивают, и он сам не знает, хочет ли он рассмеяться или расплакаться. В последнее время он чувствует себя так все чаще. — Если твоя возлюбленная узнает, что из-за неё ты не можешь двинуться дальше, не будет ли её мучить вина? — Се Лянь пробует подойти к вопросу с другой стороны. — Тогда я никогда не скажу, почему я остался в этом мире, — беззаботно отвечает Призрачный огонёк. Как по-детски, как просто это звучит. — Кто угодно рано или поздно такое заметит, — продолжает убеждать Се Лянь. Никто не может быть НАСТОЛЬКО слепым. Дух тихо бормочет ответ, не рассчитывая, что Се Лянь услышит; его голос сух и немного саркастичен: — Вы будете удивлены, Ваше Высочество. Се Лянь вздёргивает бровь, а Призрачный огонь меж тем продолжает как ни в чём не бывало: — Тогда я никогда не позволю моему любимому человеку узнать, что я его защищаю. Даже от незнакомца подобные слова, наполненные глубокой преданностью и искренностью, звучат трогательно. Если бы это был его Хун-эр… Кем бы ни был этот человек при жизни, он определено умер молодым. От войны или поветрия — Се Лянь всё равно несёт ответственность. Этот дух так дружелюбен, так быстро узнал наследного принца… должно быть он был из Сяньлэ. — Война разлучила тебя с дорогим человеком, — шепчет Се Лянь. Вот она, его финальная правда. — Прости, что я проиграл. Се Лянь успел забыть, какую вину испытывал по этому поводу. Хун-эр подарил ему возможность жить, не оглядываясь назад. Пока Хун-эр был рядом, Се Лянь мог себя выносить. Призрачный огонь прижимается к щеке Се Ляня, потирается об неё, как кот. Грохочет гром. — Умереть за Вас — моя величайшая честь. У Се Ляня дрожат губы. Когда-то давно молодых солдат отправляли воевать за Сяньлэ с этой фразой на устах. «Умереть в битве за наследного принца — это величайшая честь для солдата Сяньлэ» Каким бесстыдством было учить такому этих мальчиков. Они были детьми, они не успели вырасти, что они могли знать о смерти? Се Лянь не замечает, что Призрачный огонь ничего не говорил о смерти в битве. Он сказал только «умереть за Вас», а это разные вещи. Глаза Се Ляня наполняются слезами. Каждый раз он думает, что после всех случившихся горестей в нём не осталось слёз, и каждый раз ошибается. — Прости меня, — выдавливает он, отпуская духа. — Забудь обо мне. Призрачный огонь вспыхивает ярче, обдавая холодом лицо Се Ляня. — Я не забуду, Ваше Высочество. Се Лянь сомневается в этом. Мир легко забывает о блестящих красивых вещах. Он был такой вещью — прекрасный, недосягаемый образ. Как только он перестал сиять, его выкинули за ненадобностью. Все забывают. — Я навеки ваш самый преданный верующий. Се Лянь отшатывается так резко, что ударяется спиной о шершавый каменный устой. — Нет, — бормочет он, качая головой. — Мне жаль, но это не так. Дух подлетает ближе. — Это правда. Се Лянь лопатками вжимается в камень, а дрожащие пальцы находят висящий на шее мешочек. — Мой… самый преданный верующий… Какой тихий, ломкий у него голос. Се Лянь помнит времена, когда одно его слово могло перевернуть мир. Теперь же его может заглушить даже шум дождя. Он сутулится, прижимая к груди Хун-эра. Откуда-то изнутри, из самой глубины его груди вырывается болезненный всхлип. — Его больше нет, — хрипло выдыхает Се Лянь. Слёзы катятся по его щекам. Призрачный огонь пытается прижаться, пробраться в кольцо его рук, но Се Лянь не позволяет. Отшатывается. В голосе духа отчетливо слышна мука: — Я действительно ваш самый преданный верующий. И это то, чего Се Лянь не может принять. — Нет! — выкрикивает он, мотая головой. Никто не сможет заменить Хун-эра. Ни сейчас, ни когда-нибудь в будущем. Это невозможно. Призрачный огонь упрямо твердит одно и то же, и Се Лянь не может этого выносить. Он срывается, выплёвывает вопрос, ответ на который давно известен: — Ты Хун-эр?! Тишина. В улыбке Се Ляня нет ни намёка на радость. В последнее время он может улыбаться только так. — Тогда это не ты. Тебе следует забыть про меня. — Я не забуду. Се Лянь сжимает зубы и дрожит, на этот раз от злости. Он поднимает зажатый в руке мешочек и держит его так крепко, что белеют костяшки. — Вот где заканчивают люди, которые в меня верили! — плачет он. — Они либо забывают обо мне, либо умирают в одиночестве мучительной смертью, и Я НЕ МОГУ ИХ ЗАЩИТИТЬ! Раздается оглушительный раскат грома. И тишина. Неужели Се Лянь все же смог отпугнуть духа? Он ушёл? Это к лучшему… — Что ж, по крайней мере о моей смерти Дянься может не волноваться, — с игривой иронией отвечает дух. Он… Против воли у Се Ляня вырывается удивленный смех. — Ты!.. — Се Лянь чувствует себя обиженным ребенком, продолжающим дуться несмотря на все попытки его развеселить. Поймав себя на этом, он отворачивается. Он не хочет смеяться, не хочет принимать утешения. — Замолчи! Се Лянь прячет прах Хун-эра под рубашку и качает головой: — Ты забудешь меня или будешь уничтожен. Просто уходи. Из голоса Призрачного огня пропадает даже намёк на игривость, он подлетает ближе, хоть и старается не касаться бога. — Не уйду. Се Лянь начинает беззвучно плакать. — Уйдёшь, — выдыхает бог. Только один человек когда-то считал, что Се Лянь стоит всего. Теперь его нет. Се Лянь подвел его, как и всех остальных. Призрачный огонь, боясь коснуться, парит над головой Се Ляня. В голосе духа теперь нет ни упрямства, ни самоуверенности, только отчаянная, безнадежная мольба: — Ваше Высочество, поверьте мне! Как знакомо это звучит. Холод касается волос Се Ляня, и тот отшатывается. Голос безымянного духа тих и полон невозможной печали. — Прошу, поверьте мне, — умоляет дух. Се Лянь не видит, как трепещет его пламенная оболочка, как она тускнеет, когда бог, отвернувшись, сворачивается в дрожащий комок прямо на земле. — Я не верю тебе, — шепчет он. Он не верит даже себе.

***

Проходят месяцы, и он находит своих родных. Точнее, они сами находят Се Ляня. Се Лянь, устроившись на обочине дороги, осторожно обгрызает зачерствевшую маньтоу, пытаясь найти наименее заплесневевший участок. На вкус совершенно отвратительно, но… последний раз он ел что-то четыре дня назад. Довольно часто он слышит шаги, реже – стук колес и фырчанье запряженного в повозку быка. В двух милях ниже по дороге расположился город. Се Ляня никто не беспокоит. Если он сидит достаточно долго, кто-то обычно подкидывает пару монет или предлагает подвезти до деревни в повозке. Сейчас же кто-то положил руку ему на плечо и сдавил. Се Лянь слышит удивленный голос: — Ваше высочество?! Сначала Се Лянь резко оборачивается на голос, готовый в который уже раз приказать упрямому духу убираться, потому что маленький огонёк следует за ним неотступно, но… Се Лянь узнаёт голос. — Фэн Синь? — шепчет он. Рука на его плече теплая и сильная, и от одного звука этого голоса в груди Се Ляня вздымается ошеломляющая волна чувств. — Это я, Ваше Высочество. Облегчение. Покой. Безопасность. Боги, это… и вправду он. Прошло почти два года с тех пор, как они виделись в последний раз. Фэн Синя до глубины души поразило, насколько изменился его принц. Он был бледен и сильно исхудал, его осунувшееся лицо обрамляли спутанные распущенные пряди. Он был совершенно не похож на прежнего себя, но даже эти перемены не пугали так сильно как… Хотя Се Лянь не унаследовал присущей королевской чете холодности и отстраненности (наследный принц был полон мягкосердечия и сострадания), он всё же соблюдал приличия. Его всегда окружала аура благородной уверенности и достоинства, присущая людям, рожденным в богатстве и статусе. Сейчас же Се Лянь бросается Фэн Синю на шею, едва сдерживая слёзы. — Ты в порядке, — твердит он шепотом, сжимая своего друга в объятиях, пока тот не начинает ворчать. — Конечно я в порядке, Ваше Высочество, но… вы забываете о своей силе!... О… И правда. Се Лянь не прикасался к живому человеку с тех пор, как… Улыбка Се Ляня тускнеет, и он ослабляет хватку. Освобожденный Фэн Синь отстраняется чтобы оглядеть принца с головы до ног, его недовольный взгляд задерживается на видимой части лица Се Ляня. — Что с тобой случилось? — спрашивает он, кончиками пальцев очертив контуры синяка, расплывшегося у Се Ляня под правым глазом. Се Лянь в задумчивости переминается с ноги на ногу, пытаясь вспомнить. — Наверное, это было… когда меня ограбили вчера. Хотя, «ограбили» — это сильно сказано. У него всё равно ничего при себе не было, так что его только избили и отобрали ту еду, которую он успел раздобыть. Если бы не это, стал бы он есть покрытую плесенью маньтоу? — Тебя ограбили?! — Фэн Синь поражен до глубины души — и зол. — Кто вообще посмел ограбить слепого человека?! Се Лянь устало хмыкает и замечает с сухой иронией: — Ты удивишься количеству желающих. Это случалось неоднократно. Фэн Синь молча хмурится. Он не помнит, чтобы его друг был таким… полным горечи и цинизма. Он осторожно отводит спутанные пряди от лица Се Ляня и кладет ладонь тому на щеку. Се Лянь же, утратив зрение, научился ценить прикосновения. Он провел без них столь долго… Со смерти Хун-эра его касались лишь холодное призрачное пламя да кулаки разбойников. Се Лянь мгновенно прижимается щекой к ладони Фэн Синя, мелко подрагивая. Фэн Синь, не понимая поведения принца, удивлённо вскидывает брови. — Что ты…. АУЧ! Он отшатывается от Се Ляня с недовольным воплем, оставляя принца в недоумении вертеть головой. — Фэн Синь? — спрашивает он, пытаясь понять, что происходит. — Все в порядке, просто… — Фэн Синь потирает ушибленный висок. — В меня со всей силы призрачный огонь врезался. Бывший младший небожитель прожигает мелкого духа убийственным взглядом, а Се Лянь только вздыхает. — Не переживай о нём, он не причинил тебе вреда. — Не потому что не пытался, — бурчит Фэн Синь, все ещё держась за пострадавшую голову. Призрачный огонь подлетает ближе к макушке Се Ляня и, Фэн Синь готов поклясться, что дух над ним насмехается. — Извращенец. — Ах ты мелкий…! — взбешенный Фэн Синь хотел уж было схватить паршивого духа, как вдруг Се Лянь с изменившимся лицом одной рукой прижал к себе призрачный огонь, а другой с силой ударил Фэн Синя по предплечью. — Не трогай его! Фэн Синь замирает, уставившись на принца. — Ваше Высочество… Фэн Синь с удивлением замечает, как часто вздымается грудь Се Ляня, как крепко он держит маленький огонь, и как спокоен сам дух, хотя Се Лянь может уничтожить его одним движением. — … ты что, ПРИВЯЗАЛСЯ к этой твари? — Он просто… — Се Лянь неловко покашливает, обеими руками прижимая к себе призрачный огонёк. Раньше холод его беспокоил, но дни становятся теплее, да и Се Лянь привык. — Он надоедливый, глупый и упрямый, но он просто… Фэн Синь смотрит на него как на сумасшедшего. — …маленький безобидный дух, — заканчивает Се Лянь, покивав для верности. Конечно, он не может видеть выражения лица Фэн Синя, но тон стражника так и сочится недоверием: — Ваше Высочество… Се Лянь издает вопросительное «Хмм?», продолжая бездумно поглаживать довольного духа в своих руках, будто мелкий паршивец ДЕЙСТВИТЕЛЬНО испугался и нуждался в утешении. — …ты что, пил? Под всеми этими повязками сложно прочитать выражение лица Се Ляня, но даже так Фэн Синь замечает очертания неловкой улыбки под шелковой тканью. — Ох… это… не специально? Фэн Синь наклоняется к Се Ляню и принюхивается. Действительно, от тела бога исходит слабый запах алкоголя. — И как это понимать?! Улыбка на лице Се Ляня престает быть неловкой и становится просто горькой. Хуже только его тон: — Я принимаю всё, что люди готовы мне дать, Фэн Синь. Первые несколько раз это была просто жестокая шутка: налить слепцу вина вместо воды и посмотреть, как он давится. Однажды Се Ляня так сильно мучила жажда, что он выпил, не проверив, и отчаянно закашлялся. Хун-эр, поймав на подобном одного деревенского мужика, сломал тому нос, хотя Се Лянь и пытался всячески убедить мальчика в безобидности этих шуток. Се Лянь помнит, как удивила его сила в руках Хун-эра, когда юноша перехватил его запястье и не дал своему богу испить из чаши. Это воспоминание до сих пор вызывает волну горячей дрожи, Се Лянь сам не знает, почему. Он знает только, что воспоминания о Хун-эре наполняют его сердце тоскливой болью. Раньше ему не приходилось никого оплакивать. Со скорбью надо научиться жить. Это чем-то похоже на перелом. Се Лянь в порядке, пока об этом не думает. Пока не тревожит сломанную кость. Но стоит ему вспомнить, стоит воскресить в памяти Хун-эра и все, что бог так любил в нём… Боль взрывается, вспыхивает так резко, что почти пугает. Но Се Лянь обещал никогда его не забывать, так что… — А что насчет твоего самосовершенствования? Се Лянь вскидывает голову, внезапно вспоминая, что ушел в собственные мысли посередине разговора. Он был один так долго, что отвык от общения. — Что?... — Разве твой Путь самосовершенствования не возбраняет употребление спиртного? — хмурится Фэн Синь. Отмахнуться от Фэн Синя куда труднее, чем от любого другого любопытствующего: он всё ещё лучший друг Се Ляня, и практикуют они один и тот же Путь. Принц морщится. Хотя Се Лянь и не упоминал количество и регулярность подобных случаев, Фэн Синь догадался, что люди охотнее давали ему вино чем воду. В конце концов, народ Сяньлэ ещё не оправился от засухи. (Очередная печальная тема) Се Лянь не знает, как сказать Фэн Синю правду: он не вспоминал о самосовершенствовании долгие месяцы. Когда их пути разошлись, Се Лянь собирался посвятить всего себя духовным практикам. Только с этим условием Фэн Синь согласился отпустить его. Изначально Се Лянь действительно пытался, но самосовершенствоваться в одиночестве оказалось куда сложнее, чем он думал. А потом Се Лянь встретил Хун-эра, и… — Я… сменил свой метод самосовершенствования, — Се Лянь неловко потирает щёку. — Теперь алкоголь не влияет на мой Путь. — И какой же метод ты теперь используешь? — Фэн Синь вздергивает бровь. Се Лянь опускает голову и бормочет что-то себе под нос. (Пустить всё на самотёк — вот его метод) Фэн Синь, не расслышав, наклоняется ближе. Призрачный огонь настолько неожиданно вырывается из рук Се Ляня, что Фэн Синь не успевает среагировать: мелкий дух с удивительной силой врезается младшему небожителю прямо в лоб! От силы столкновения Фэн Синь не устоял на ногах. — Он сказал не лезть не в свое дело! Се Лянь не может видеть разворачивающуюся сцену, но поворачивает голову в её направлении. — Я сказал вовсе не это, — на всякий случай поясняет бог и снова ловит ладонью призрачный огонёк. Се Лянь не видит, но чувствует, что Фэн Синь снова собрался его схватить. — Я же просил не обижать его! Фэн Синь прожигает духа злым взглядом. На лбу у младшего небожителя уже начинает формироваться большое ярко-красное пятно. — Эта тварь настоящее ЧУДОВИЩЕ! — У него просто трудные времена, — качает головой Се Лянь. — Какие ещё трудные времена?! — О, даже не знаю, — неожиданно сухо отвечает бог и саркастично добавляет: — Посмертие, например? Это заставляет Фэн Синя замолкнуть и слегка покраснеть. Призрачный огонь весело подпрыгивает у Се Ляня на ладони, словно издеваясь. — Это не оправдание чтобы врезаться в людей всем телом! — У него нет тела, — услужливо напоминает Се Лянь. — И ты старше. Что ж, теперь Фэн Синь чувствует себя провинившимся ребёнком. — Если хочешь с кем-то подраться, стоит выбрать противника одного с тобой размера, — Се Лянь говорит это приятным, спокойным тоном, но Фэн Синь прекрасно понимает, что подразумевает его принц. Хочешь добраться до духа — сначала сразись со мной. И в конечном итоге… Раньше они втроем часто шутили, что наследный принц может сразиться с целым батальоном, заложив одну руку за спину и завязав глаза — и всё равно выйти победителем. Это не было пустым бахвальством. А сейчас… у Се Ляня всё ещё свободны обе руки. — Я к нему не притронусь, если он не будет трогать меня, — ворчит Фэн Синь, складывая на груди руки. К его вящему отвращению Се Лянь начинает поглаживать эту мелкую пакость. — Веди себя хорошо, — строго напутствует Се Лянь. Призрачный огонек подлетает повыше, и потом опускается, будто кивает. Се Лянь с улыбкой поднимает голову и говорит Фэн Синю: — Он не будет тебя беспокоить. Фэн Синь в этом сильно сомневается, но со вздохом принимает решение принца. Однако, прежде чем он успевает задать следующий вопрос, Се Лянь перебивает его: — Можешь отвести меня к родителям? Они в порядке? Фэн Синь вздыхает. — Да, — отвечает он, поднимаясь на ноги. Фэн Синь берет Се Ляня за руку, помогая тому подняться. — Я отведу тебя к ним. Се Лянь замирает. Он успел забыть, как ощущается в его руках другая ладонь. Прошло уже… Он сухо сглатывает, позволяя Фэн Синю помочь ему встать. Прошло уже очень много времени. Рука Фэн Синя больше руки самого Се Ляня, и пальцы у него грубее, но… они совсем не похожи на те, другие ладони. Призрачный огонь медленно летит следом за ними, отчего-то тусклее обычного. Из Фэн Синя выходит неплохой сопровождающий (хотя у Се Ляня не такой уж богатый опыт). Он не позволяет принцу упасть, ловит его каждый раз, когда тот спотыкается, но… Только сейчас Се Лянь понимает, как нежен и осторожен был с ним Хун-эр. Хун-эр всегда поддерживал его под локоть или за запястье, всегда внимательно выискивал любые препятствия на пути, мягко предупреждал своего бога, когда тому надо было перешагнуть через что-то. Если Се Лянь все же спотыкался, Хун-эр мгновенно подхватывал его обеими руками, даже раньше, чем тело успевало пошатнуться. Фэн Синь тоже весьма внимателен, но ему недостает осторожности. Он держит руку Се Ляня так крепко, что наверняка оставляет следы. Когда принц спотыкается, эта хватка становится железной, ещё немного – и вывихнет тому запястье. Все это может показаться черной неблагодарностью, но это не так. Се Лянь благодарен, он просто… Се Лянь просто… скучает по своему… своему… По своему Хун-эру. Вот и всё. Фэн Синь замечает, что Се Лянь притих. Он осторожно задаёт вопрос, который не успел задать раньше: — Ваше Высочество? — Да? — Что… — Фэн Синь смотрит на него краем глаза. — Что с тобой случилось? Се Лянь благодарен шелковой повязке — она скрывает его дрожащие губы. — Я… был в одном из своих храмов, — тихо отвечает он. — На севере. Дело не только в этом. Фэн Синь чувствует. Се Лянь никогда не был высокомерным. Хотя он предпочитал не пачкать руки, принц никогда не уклонялся от грязной работы, если того требовали обстоятельства. Но сейчас… его принц выглядит так, будто давно забыл, кем когда-то являлся. Он даже говорит по-другому. Его личность… изменилась. — Что случилось пока ты был там? — Фэн Синь никогда не был мягким ни с кем, кроме Се Ляня. Возможно, лучшим словом будет «терпеливым»… В любом случае, при нём Се Лянь не боится раздумывать над ответом. А этот ответ требует времени. Они идут в тишине несколько минут, но Фэн Синь не торопится переспрашивать. Он знает, что его принц погружен в размышления. — Я встретил кое-кого… особенного, — наконец объясняет Се Лянь, тщательно подбирая слова. — И мы стали… очень близки. Глаза Фэн Синя удивленно расширяются. Для Се Ляня сблизиться с кем-то — отнюдь не простая задача. Это была одна из причин, по которой Му Цин… (Фэн Синь стискивает зубы от отвращения, едва подумав об этом имени) Это была одна из причин, по которой Му Цин доводил Фэн Синя до белого каления. Му Цин не замечал никого, кроме самого себя. Се Лянь был добрый и мягкосердечный, и люди часто ошибочно принимали это за открытость. Наследному принцу с детства объясняли, что люди вокруг него были ниже его по статусу, в этом Му Цин был прав, но… У этого же принципа была и обратная сторона. Се Лянь с детства знал, что люди всегда будут хотеть от него чего-то, и потому он редко подпускал кого-то достаточно близко. Как личный телохранитель… нет, как лучший друг, Фэн Синь поступал так же. Тот факт, что Се Лянь приютил Му Цина, уже выходил из ряда вон. На это потребовалось время, но Се Лянь проникся к Му Цину глубоким уважением и восхищением, абсолютно очевидным для каждого, кроме самого Му Цина. Но на это ушли годы. То, что кто-то смог подобраться к Се Ляню так близко за такой короткий срок, особенно пока бог был так беззащитен… Это поразительно. — Где сейчас этот человек? — спрашивает Фэн Синь. На этот раз тишина длится так долго, что кажется, она никогда не закончится. Так долго, что Фэн Синь снова начинает поглядывать на него, и в этот раз замечает кожаный шнурок вокруг шеи принца. Фэн Синь бездумно тянется к подвешенному там мешочку. — Что это?... Се Лянь вырывается из хватки своего телохранителя и обеими руками прижимает мешочек к груди. Он молчит и только часто, поверхностно дышит, подрагивая. Нельзя… Никто не посмеет… Он никому не позволит прикоснуться к Хун-эру снова. Никогда. Фэн Синь молча наблюдает за принцем, пока тот приходит в себя. Вот и ответ на его вопрос. В редком приступе предусмотрительности он решает больше ни о чем не спрашивать. Прежде чем отвести Се Ляня к королевской чете, Фэн Синь приводит его к горному источнику рядом с их убежищем. Источник чист и расположен в уединенном месте, а Се Ляня стоило привести в порядок. Призрачный огонь мгновенно отлетает прочь и прячется за дерево, стоит Фэн Синю только начать помогать принцу раздеваться. Фэн Синь провожает его удивленным взглядом. — Это самый странный призрачный огонь из всех, что мне попадались, — бормочет он, помогая другу в омовении. Се Лянь не возражает, но улыбка на его губах слишком мягкая и явно вызвана не раздражением. — Он… особенный. — Почему он так на тебе помешан? — Я бы не стал говорить так резко, — Се Лянь хмурится. Хотя Фэн Синь и уверен в правильности своей оценки, он только пожимает плечами. Се Лянь поясняет: — При жизни он был… одним из моих верующих. Фэн Синю нечего на это возразить, и он с удвоенной силой принимается за волосы Се Ляня. Все же теперь маленький дух раздражает его чуть меньше. Волосы Се Ляня заставляют Фэн Синя попотеть: их слишком много. В конечном итоге ему приходится остановиться на единственной прическе, которую он неплохо научился делать, — тугой высокий хвост. Се Ляню даже идёт, напоминает о тех временах, когда они ещё мальчишками вместе учились в монастыре Хуанцзы. Се Лянь выглядит моложе. Мягче. (Если бы они всё еще были мальчишками, Се Лянь непременно бы сказал Фэн Синю, как сильно эта прическа стянула его волосы, но принц слишком скучал по своему другу и не хотел жаловаться) Вместо этого Се Лянь спрашивает про Му Цина, и Фэн Синь неохотно отвечает: — Он ушел, Ваше Высочество. Практически сразу после вас. Фэн Синь помогает принцу переодеться в чистое. Сменная одежда принадлежит Фэн Синю и оттого оказывается Се Ляню сильно велика. Впервые за много месяцев Се Лянь чувствует себя чистым. Он чувствует, что о нём заботятся. Подумав немного в тишине, он спрашивает: — Му Цин говорил, почему ушёл? Фэн Синь пристально разглядывает худую спину своего принца, жалея, что утратил способность читать его, как раньше. Теперь в нём поселилась непонятная пустота. Но Фэн Синь честен с ним, как и всегда. — Он решил, что его дальнейшее присутствие никому не принесет пользы. Фэн Синь, против обыкновения, повторил фразу Му Цина слово в слово. Обычно он не настолько щедр. — Что ж… — напряженно говорит Се Лянь, расправив плечи. Он полон противоречивых эмоций. — Это… хорошо. Фэн Синь смотрит на него во все глаза. У него в голове не укладывается, как подобное может быть чем-то хорошим. — Вы и вправду так думаете? Се Лянь кивает и наклоняется за мешочком с прахом. Он оставил мешочек на берегу источника, предварительно тщательно изучив и запомнив место. Когда Хун-эр снова оказывается рядом с его сердцем, Се Ляню становится легче дышать. Он не объясняет, почему. Не может себя заставить объяснить Фэн Синю, но… «По крайней мере так он будет… в безопасности» Чистота и новые одежды не могут скрыть худобу, но Се Лянь все равно выглядит значительно лучше. Но он ведет себя… странно. Он делает то, чего никогда раньше не делал. Се Лянь берет Фэн Синя за руку. Фэн Синь застывает, наполовину уверенный, что Се Лянь просто хочет продолжить путь и этим жестом просит указать ему направление и поддержать в пути. Но… принц остается на месте, низко склонив голову. — Ты заботился о них все это время… совсем один? Фэн Синь сначала только напряженно кивает, но потом вспоминает, что в разговорах с Се Лянем теперь все ответы необходимо облекать в слова. — Да, Ваше Высочество. Се Лянь так сильно сжимает его ладонь, что это почти больно. — Ох, Фэн Синь… — шепчет Се Лянь, и его голос глух от вины и беспокойства. — Мне так жаль. Фэн Синь замирает, не зная, как ответить. Он поражен до глубины души. Раньше Се Ляню и в голову бы не пришло задуматься о подобном, не то что извиниться. Конечно, Фэн Синь остался, даже если Му Цин ушел. Таков был приказ Се Ляня. Вот и всё. Может быть, если бы с Се Лянем не случилось всех событий прошлого года, он бы никогда не подумал об этом. Тогда он ещё не знал, каково это — быть одиноким и покинутым. Не понимал, что чувствует оставленный позади, когда остальные двинулись дальше. Се Лянь провел столь много времени, беспокоясь о будущем Хун-эра, сражаясь с виной и стыдом за то, что украл его у юноши. Се Лянь знал, что Хун-эр последует за ним на край света, если только бог позволит ему. Знал, но не останавливал Хун-эра всё равно. Только сейчас он впервые осознаёт, что никогда не задумывался о будущем Фэн Синя. Его позиция при дворе была уважаемой и престижной, его избрали на эту роль с самого детства и тщательно к ней готовили. Судьбы Се Ляня и его личного телохранителя всегда были тесно переплетены между собой. Когда Се Лянь еще был принцем, он собирался дать Фэн Синю столь многое, что никогда не брал в расчёт всё то, что его телохранитель для него делал. Но Се Лянь больше не наследный принц. Се Лянь теперь ничего не может ему дать. Он… Принц молчит всю обратную дорогу. Сейчас он лишь обуза, а Фэн Синь слишком преданный и добросовестный человек чтобы оставить его позади. Се Ляню стоило бы усвоить урок… Нужно заставить Фэн Синя уйти. Пусть он уйдёт прежде, чем вернется эта тварь. Прежде чем Се Ляню придется пробираться через лес, выкрикивая его имя. Прежде чем Се Лянь останется стоять возле его погребального костра.

***

При встрече с родителями Се Лянь заставляет себя улыбаться. Отводит глаза, когда матушка вздыхает о его худобе, проглатывает сомнительные результаты её «готовки». Им тяжело видеть его таким, а он… Хотя Се Лянь не видит их по-настоящему, ему тяжело тоже. Он слышит размеренные хрипы в дыхании отца, сопровождающиеся клокотанием и бульканьем. Когда Се Лянь спрашивает об этом Фэн Синя, тот отвечает, что это продолжается уже какое-то время. Когда Се Лянь спрашивает об этом отца, тот начинает сердиться и отмахиваться от беспокойства сына. Он твердит, что, по сравнению с постигшим Се Ляня наказанием, его кашель — ничто. Се Лянь не знает, что отец хочет этим сказать. «Беспокойся лучше о себе» или «Из нас двоих слабее ты». Много позже, когда Король уже отошел ко сну, а Фэн Синь занялся мытьём оставшейся после ужина посуды, Се Лянь остался сидеть со своей матушкой. Он кладет голову ей на плечо, а она поглаживает его по спине и волосам. — Мой милый мальчик, — шепчет она. — Я так сильно по тебе скучала… Когда его в последний раз так держали в объятиях, руки принадлежали Хун-эру. Знакомая с детства материнская нежность нынешних объятий успокаивает Се Ляня, но всё же… Боги, как же он скучает. — Прости, что меня так долго не было, — шепчет Се Лянь. Королева ни в чём его не обвиняет. Пока Се Лянь не начинал ссориться с отцом, матушка обычно не заставляла его ни за что извиняться. Её ладонь мягко прижимается к его щеке, поглаживает разлившийся под глазом синяк, но матушка до сих пор ни о чем его не спрашивает. — Что-то мучает тебя, — ласково шепчет она. — Больше, чем раньше. Раньше ему сложно было представить себе, что что-то будет мучить его сильнее стыда за своё поражение и изгнание. Раньше Се Лянь ничего не знал о жизни. Он прикусывает губу. Он впервые признается в подобном другому человеку. — Я… любил кое-кого. Се Лянь не вдается в подробности. Он не хочет, чтобы матушка узнала об этой его части. Но отчаяния в его голосе достаточно, чтобы она поняла полноту и тяжесть его утраты. — Этот человек… умер, — его голос предательски ломается, и она крепче сжимает его в объятиях. Се Лянь больше ничего не говорит. Когда матушка тянется к мешочку у него на шее, он позволяет ей. Се Лянь не позволил бы этого никому, кроме неё. Кончики её пальцев оглаживают потёртую ткань. — Этот человек сопровождал тебя в твоём путешествии? Се Лянь кивает, боль сжимает ему горло. — Он заботился обо мне. Королева долго разглядывает полотняный мешочек, прежде чем спросить: — Как его звали? Се Ляню кажется, что прошли эпохи с тех пор, как он называл это имя. — Хун-эр, — шепчет он. Матушка осторожно сжимает в руках мешочек с прахом. — Спасибо, Хун-эр.

***

Этой ночью Се Лянь осторожно, едва справляясь со смущением, просит Фэн Синя переночевать в его комнате. Они делали так раньше, когда ещё были детьми. (Се Лянь всегда был трусом, когда дело касалось ночных кошмаров) Фэн Синь не жалуется и в этот раз, без возражений освобождая себе место на полу напротив двери. Хотя он теперь не один, Се Лянь внезапно понимает, что спать с кем-то в одной комнате и спать с кем-то в одной постели — это совершенно разные вещи. Так… гораздо холоднее. Се Лянь просыпается несколько раз за ночь просто чтобы проверить, что его друг всё ещё рядом с ним. Что он не выскользнул из комнаты в темноте. Что он не корчится где-то от боли, пока Се Лянь крепко спит. Се Лянь не знает, как описать это чувство. Этот постоянный неутихающий страх, от которого у него нет спасения. Он пытается успокоить свои мысли, оказаться на шаг впереди своего кошмара и перестать так бояться, но… Страх теперь сопровождает Се Ляня неотступно. Он напуган. Сложно не бояться, когда узнаёшь, что мир вокруг может с тобой сотворить.

***

Му Цин навещает их месяцы спустя. Се Лянь, на удивление, не находит для него ни одного недоброго слова. Сначала Му Цин этому не доверяет. Му Цин меньше других расспрашивает Се Ляня о прошедшем годе, но его вопросы попадают точно в цель. Стоит Се Ляню сказать, что во время своих скитаний он встретил особенного человека, а потом потерял его, Му Цин просто спрашивает: — Ты был влюблён в него? «Влюблён в него» Се Лянь всегда знал, что Му Цин догадывался, но… Сейчас он не выглядит полным отвращения. Се Лянь решается. — Я… не знаю, — шепчет он. Как бы ему хотелось, чтобы у них с Хун-эром было больше времени. Чтобы он смог увидеть мужчину, в которого превратился спасённый им мальчик. Как бы ему хотелось встретить Хун-эра до того, как всё пошло прахом, встретить его пока всё ещё было… — Я думаю… думаю, да, — признает он наконец. (Позже он поймёт, что говорить об этом Му Цину было большой ошибкой)