***
Клац! Отчетливое бряцанье было единственным звуком, нарушавшим неподвижную тишину. Оно разносится гулким эхом по окружающей пустоте. Нет естественного света. Нет ни малейшего ветерка. Нет дыхания. Здесь не бьется ни одно сердце. Клац! Клац! Клац! — …Сколько там тебе выпало? — тянет неизвестный голос. — Я не дам тебе больше бросать. — Ой, ну чего ты! — отвечает его компаньон. — Нечестно, нечестно! В прошлый раз ты мне разрешил бросить ещё раз! — Ага, — соглашается первый призрак, ковыряясь в зубах чьим-то заострённым ребром. Он облокачивается на стол и тыкает костью в сторону собеседника. — Но только потому, что мы друзья! — Мы всё ещё друзья?.. Даже сейчас?! — …Наверное, — недовольно бурчит первый призрак. — Хотя ты мне теперь нравишься куда меньше. — Что? Но почему? — Ты мне ни один долг не вернул, вот почему! — Просто позволь мне бросить кости ещё разок! Всего один, и если не выпадет, то я…! В углу раздаётся тихий стон, и оба призрака замолкают. — Ох… — юноша слышит низкий скрипучий голос, больше похожий на треск пламени, чем на человеческую речь. — Этот малец, наконец, прочухался. Другой призрак визгливо смеётся и спрашивает: — Как думаешь, Сян, что он выберет? Что… выберет?.. Юноша открывает глаза и осторожно садится. Он никогда не видел таких мест: просторный зал, больше напоминающий пещеру. Её своды уходят так высоко наверх, что им не видно конца, но здесь нет ни единого лучика солнца. Всё пространство затапливает только потусторонний зелёный свет. Призрачные огни. Они то появляются, то исчезают, образуя мерцающее море. Пол и своды пещеры формирует абсолютно черный камень, на котором высечены древние письмена, которые юноша не может прочесть. Он медленно поднимается на ноги. Он ощупывает свое тело на предмет повреждений, но несмотря на всё пережитое и его грудь, и его руки не несут никаких следов. Совершенно никаких. У него целое, нетронутое тело. Но вот лицо… лицо изменилось. Он ощупывает щеки, теперь лишенные шрамов, и ровный нос. Теперь на нём нет горбинки, появившейся из-за многочисленных переломов. Слева от него за каменным столом сидят двое мужчин. Один высокий и худой, с землистой кожей, покрытой оспенными рытвинами. Другой низкий и круглый; его вздёрнутый нос делает его похожим на свинью. Кроме них под сводами пещеры больше никого нет. Они с любопытством наблюдают за юношей, отвлекшись ненадолго от бросания игральных костей. Черные кости с золотыми цифрами остаются лежать на каменном столе. — ...Что это за место? Два призрака переглядываются между собой и снова смотрят на юношу. — ...Ты знаешь, что помер, да? — спрашивает высокий. Предположительно, это он носит имя Сян. Юноша только складывает руки на груди и равнодушно тянет: — Я уже умирал, но в прошлый раз оказался не здесь. — ...О, — глаза круглого удивлённо распахиваются, и тот, явно что-то осознав, с опаской косится на своего друга. — Он был довольно сильным призраком, Сян... — Какая разница! — раздражённо бросает Сян, закатив глаза. — Всё равно он оказался здесь, с такими, как мы! Такими, как они? Юноша скользит взглядом вниз, только сейчас обращая внимание на шеи призраков. Они перерезаны от уха до уха, только вот в телах уже не осталось ни капли крови. — Два любителя азартных игр не смогли выплатить долг? — фыркает юноша, вскидывая бровь. — Да и урок свой, похоже, не усвоили. — Эй! — тощий посылает юноше недовольный взгляд. — Не учили уважать старших? Этого достопочтенного зовут Сян, а рядом со мной Фай. Фай быстро закивал, явно разрываясь между желанием казаться важным и стремлением спрятаться за спиной у друга. Сян шипит, оборачиваясь к нему: — И чего ты опять перетрусил? — Сян, — скулит толстый. — Что-то явно не так с этим мальцом… — Конечно не так, идиот, он же МЁРТВЫЙ! — Он и для мёртвого странноват, — качает головой Фай. — Давай просто… вернёмся к игре, а? Я точно тебе заплачу, я обещаю, теперь всё равно твоя очередь бросать… — Вы мне не ответили, — юноша подходит ближе, не сводя с двух призраков раздражённого взгляда. — Что это за место? Сян высокомерно вздёргивает подбородок: — Я не разговариваю с незнакомцами. Как тебя звать? Его взгляд задерживается на правом глазу юноши. Что ж, похоже, эта деталь его внешности осталась прежней. — …Умин, — без малейшей интонации отвечает юноша. — Это не настоящее имя! — бурчит Фай, но мгновенно замолкает, стоит юноше перевести на него злой взгляд. Сян хмыкает. — Мой друг прав. Не тянет это на имя. — …Тогда у меня нет имени, — признаёт юноша, сурово нахмурившись. — И что ты за призрак тогда такой, раз у тебя даже имени нет? — фыркает Сян, выпятив грудь. — Кто ж будет уважать безымянного призрака?! — У тебя вот есть имя, — язвительно отвечает юноша. — Но с уважением все равно плоховато, да? Вид у тощего призрака становится донельзя глупым. — …Ты прав, юнец действительно странноват, — бормочет он наконец, оборачиваясь к своему круглому другу. Затем добавляет куда тише: — Он меня расстроил… Юноша с удивлением наблюдает, как двое взрослых мужчин принимаются друг друга успокаивать. — Ну, будет тебе, — Фай мягко похлопывает тощего по руке. — Дети всегда находят способ ударить в больное место. — …Хоть один из вас соизволит мне ответить?! — рявкает, наконец, юноша, потеряв остатки терпения. — Ладно, ЛАДНО! — сдаётся Сян, недовольно потирая нос. — Оглядись хорошенько. Поколебавшись, юноша слушается. Его встречает уже знакомый вид: тёмные стены, сотни призрачных огней, невозможно высокий потолок… И кое-что ещё. Двери. Настолько огромные, что в проёме каждой из них могло бы уместиться по дворцу. Они разнесены на разные концы залы, одна из них красная, а другая чёрная; их поверхность покрывает искусно вырезанный узор. — Вот эта, — бормочет Сян, указывая на чёрную дверь. — ведёт в полную дерьма клоаку. — Клоаку? — сухо переспрашивает юноша. Его явно не впечатлила… изобретательность местных названий. — Ты хочешь до скончания мира блуждать по лабиринту своих худших воспоминаний?! — Сян бросает на юношу раздражённый взгляд. — Дерьмовое место! О. Юноша хмурится, разглядывая дверь. — Зачем кому-то выбирать эту дверь? — Никто не выбирает, — признает Фай, подавляя очевидную дрожь. — Но никого из них и не спрашивают. О… Юноша склоняет голову набок, и волосы гладкой чёрной волной соскальзывают с его плеча. Теперь они куда длиннее, чем он помнил. За чёрной дверью… ад. Они разговаривают про ад. — А что за красной? — Новое перерождение, — Сян пожимает плечами. Одно упоминание об этом заставляет юношу оскалиться. Этого пути он не желает тоже. — И чего же вы двое тут забыли? — он складывает на груди руки. — Почему не прошли через дверь? — Тут такое дело… — Фай хмурится, почесывая в затылке. — Мы не можем пройти через красную дверь. Наш прах был развеян. — Какого… — юноша оглядывает их обоих с головы до ног. — Что вы совершили при жизни? Как двое мелких картёжников умудрились разозлить кого-то настолько? Никто просто так прах не развеивает. Тот, кто посмел пойти на такое, нашлёт проклятье на себя и на весь свой род. — Ничего настолько ужасного мы не сделали, — Сян мгновенно начинает защищаться. — Мой друг не может вовремя остановиться: даже когда удача давно отвернулась от него, он продолжал играть! А ублюдки из игорного дома даже не думали его останавливать, хоть и знали, что ободрали его, как липку! В семье ни гроша не осталось! Фай весь сжимается и втягивает голову в плечи от стыда, но всё равно кивает. Сян же, напротив, складывает на груди руки и высоко задирает подбородок. — Так что я попытался отыграться за него! — он пожимает плечами. — Это был благородный поступок, а они взъярились из-за крошечного недоразумения… — Какого же? — Я немного… изменил вес своих игральных костей, — признаётся призрак. — Ты пытался спасти своего друга от жадных до наживы владельцев игорного дома, — с иронией повторяет юноша. — И решил смухлевать, утяжелив кости? Сян снова потирает нос и пристыженно отводит взгляд. — Я сказал «благородный», а не «умный». — …Действительно. — А ещё тот придурок… он с самого начала меня невзлюбил! Его жена давненько на меня поглядывала, но я ж не виноват! Я не такой, просто девушки постоянно обращают на меня внимание! Юноша оглядывает тощего призрака с его рябой кожей и запавшими щеками. — …Угу. — Так и есть! — радостно поддакивает Фай. — Эта семейка вся прогнила до костей! — рассерженно продолжает Сян. — Они думают, будто лучше всех других, лишь потому что у них есть деньги! Но они такие же отбросы, как и мы! Строят из себя честных торговцев, а на деле… у них и бордель, и игорный дом, и прочее дерьмо! — …И всё? — хмурится юноша. — Они убили тебя… и развеяли твой прах… из-за нечестной игры? — Меня прирезали за долги, — вздыхает Фай. — А вот всё остальное… да, за утяжелённые кости. Юноша видел много несправедливости в своей жизни, но… — Теперь вы не можете двинуться дальше? Оба призрака печально качают головами. — Но и ничего слишком ужасного мы не совершили, так что… — Фай вздыхает и переводит взгляд на чёрную дверь. — …туда нас тоже пока не затянуло. Сложно сказать, действительно ли эта пустая комната и единственный набор игральных костей на ближайшую вечность — лучшая альтернатива. — А что, если я не хочу проходить ни в одну из дверей? — хмурится юноша. — Какой третий вариант? Сян чешет в затылке, переглянувшись с Фаем. Потом сначала один, потом второй пожимают плечами, и Сян достаёт откуда-то третий стул… — Пожалуй, я воздержусь, — юноша поднимает руку. Сян отталкивает стул и раздражённо взмахивает руками. — Чтоб тебе сгинуть к чертям собачьим! — Сян, — Фай похлопывает друга по спине, и обвисшая кожа его предплечий (больше десяти лет в посмертии заставят похудеть кого угодно) колышется в такт хлопкам. — Он вовсе не хотел тебя обидеть! — Тебе откуда знать?! Он просто наглый мелкий… — Я вовсе не… — Кто мне постоянно твердит: «Сян, не замыкайся в себе!», «учись открываться людям!» — стенает тощий призрак. — ВОТ ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО! Возможно, ад находится прямо здесь, а не за той чёрной дверью. Юноша спрашивает: — Отсюда нет другого выхода? — …Вроде того, — хмуро признаёт Фай. Сян, совладав с эмоциями, вклинивается в разговор: — Разве ты не собрался в красную дверь? — бурчит он. — …Нет, — Юноша бросает на дверь взгляд, полный пренебрежения. — Неблагодарный! Только глянь, какое у тебя воплощение! Твой прах, должно быть, сохранился… — призрак подносит свои пальцы к губам и одаривает их громким поцелуем с таким усердием, что с его зубов осыпается труха. — …ИДЕАЛЬНО! Ты родишься богатым! Красивым! Черт бы тебя подрал, ты и принцем можешь стать! Юноша только пожимает плечами. — Зачем становиться принцем, если можно получить принца себе? Только наткнувшись на удивлённые взгляды двух призраков юноша понимает, что эти слова действительно сорвались с его губ, а не остались лишь мыслями. Он складывает руки на груди и бормочет: — …Я не хочу уходить в круг перерождений. Разве нельзя просто вернуться? Сян и Фай недоумённо переглядываются. — …Зачем тебе это? — Если я выберу родиться заново… я утрачу все свои воспоминания, ведь так? Оба призрака кивают, и юноша упрямо качает головой, сверля красную дверь решительным взглядом. — Тогда я не пойду туда. Это… сбивает с толку. Юноша перед ними вряд ли хранил в душе много счастливых воспоминаний. Будь он таким, он бы… Что ж, не важно. Он выглядит решительным. — Ты осознаёшь, что твоя душа… развеяна? — тихо спрашивает Фай. — В своей второй жизни ты погиб героем. — И? — холодно спрашивает юнец. Не такой уж и юнец, на самом деле. Он возвышается над обоими призраками, да и возраст его скорее всего подходит к двадцати годам, но что-то сохранилось в нём от мальчишеского очарования. — …Большинство Свирепых призраков не получает шанса на реинкарнацию, — фыркает Сян. — Ты везунчик! — Замечательно, — пожимает плечами юноша. — Но для меня этот путь всё равно закрыт. Призраки переглядываются, а после снова прикипают взглядами к юноше. — Это ещё почему?! — Как думаете, я упокоился с миром? Никто из них не находится с ответом. Раздаётся вздох. — Что ж, тогда остаётся только одно… — Что? — выдыхает юноша. Дело сдвинулось с мёртвой точки!.. Только вот Сян указывает не на выход, а на игральные кости, оставшиеся на столе, и лицо юноши каменеет. — Думаешь, мы играем ради удовольствия? — фыркает Сян, качая головой. — Мы пытаемся вернуться назад! — …Против кого играете? — Против вселенной? Черт знает, кто хозяин этого места, — Сян пожимает плечами. — Парни до нас всё нам разъяснили: с каждым раундом ты ставишь на кон крупицу своей души, если выпадут две шестёрки, то твоё желание исполнится. Мы с Фаем немного поигрались с правилами… — Вы двое не учитесь на своих ошибках, как я посмотрю, — бормочет юноша. — И что за «парни до вас»? Сян переминается с ноги на ногу, а потом берет то самое ребро, которым до этого ковырял в зубах. Он вспоминает: — Раньше нас было четверо, но эти двое… Юноша может примерно представить, что произошло. Они делали ставки снова и снова, пока от их душ ничего не осталось. Теперь они навсегда исчезли. — …Мы играем против Призрачных огней, чтобы не было так тоскливо, — признаёт Сян низким шёпотом, будто сознаётся в постыдном деянии. — Позволяет немного продлить веселье. По отношению к Призрачным огням это совершенно несправедливо: те глупы, как пробки, и не способны отыграть частицы своих душ назад. Но юноша не может утверждать, что и сам не опустился бы до такого при необходимости. — То есть… — он шагает вперёд, и звук его шагов отражается под невозможно высокими сводами. — Если я хочу выйти отсюда, мне нужно выкинуть две шестёрки? — Так и есть, — соглашается Фай. Юноша останавливается напротив стола и берёт в руки игральные кости. — …Что ж, — тихо говорит он, покачивая их в горсти, вслушиваясь в их глухой перестук. — Чёрт. Всю его жизнь его проклинали за это: он был на редкость неудачлив. Старшие призраки кивают ему и смотрят с сочувствием. Они почуяли его проклятье в то же мгновение, как юноша очутился здесь. — Перерождение — это вовсе не так… — Нужно озвучить, сколько я собираюсь поставить? Сян чешет в затылке и осторожно кивает. — И чем больше ставки, тем выше шансы? Он не уверен: ему никогда до этого не доводилось играть в азартные игры. В этом не было необходимости. — Да, — соглашается Фай и хмурится. — А что ты…? — Тогда, — юноша склоняет голову к плечу, хрустнув шеей. — Я ставлю всё. Так его шансы будут самыми высокими, а он не может терять время. Эти два призрака явно сидели здесь десятилетиями. — …ВСЮ ДУШУ?! — вскрикивает Сян и перехватывает его запястье. — ТЫ С УМА СОШЁЛ?! Не слышал, что я тебе говорил?! У ТЕБЯ МОЖЕТ БЫТЬ ПРЕКРАСНАЯ ЖИЗНЬ! БУДЕШЬ КРАСАВЧИКОМ! ПРИНЦЕМ! ТЫ БУДЕШЬ..! Но юноша уже бросил кости. Если он не может вернуться назад, то ему не нужна душа. Всё просто. Оба призрака замирают, с дрожью следя за костями, катящимися по столу. Из всех троих спокойнее всех остаётся бросивший их юноша. — …Я думал, малец тебе не понравился, — бормочет Фай через ладонь, что он от волнения прижал ко рту. — Заткнись! Я его ненавижу! — взвизгивает Сян. Он закрыл лицо руками и теперь едва-едва подглядывает в щёлочку между пальцами. — Выпало?.. оно выпало? Оба они мгновенно замолкают, стоит костям, наконец, остановиться. — …Да вы… — Сян подскакивает со своего места, неверяще разглядывая стол; его челюсть отвисла так сильно, что выпала из сустава. — Да вы шутите! Шутка или нет, но две золотые шестёрки смотрят на него в ответ. Тридцать лет… и ни разу им не улыбнулась удача. А теперь… этот ребёнок… одним броском… — …Хорошо, — кивает юноша, будто бы он этого и ожидал. Будто таков естественный порядок вещей. Оба призрака всё никак не могут прийти в себя. — Я ухожу, — говорит юноша, хрустнув костяшками. — Удачи вам обоим. — …Ты понимаешь, что снаружи тебе нелегко придётся? — бурчит Сян, бросив на Фая раздражённый взгляд. Это время опять пришло. Юноша оборачивается на двух призраков. Эта парочка весьма раздражает, да и у него нет настроения раздавать услуги. Но они обучили его правилам игры, а без этого он не смог бы вернуться. Этот юноша взял себе за правило никогда не оставаться в долгу. — В мире смертных… — начинает он. — Остались ли у вас незавершённые дела? Сян и Фай даже не переглядываются: для них ответ очевиден и так. — Старик Ши, наверное, давно уж помер, — выплёвывает Сян. — Но ты уж удостоверься, что его потомки заплатят за то, что он с нами сделал. — …Это он развеял ваш прах? Сян кивает, стискивая зубы. — Они потомственные торговцы, всем заправляют в восточном регионе Сюли. Когда доберёшься до этих мудаков, скажи им… — призрак хлопает себя по груди. — Скажи им, что Сян прислал тебя из самого ада! — И Фай! И Фай! — кричит толстый призрак, подпрыгивая от радости. Юноша сомневается, что потомки того торговца будут помнить эти имена, но всё же склоняет голову. — Ладно, ладно… Вдруг раздаётся низкий, вибрирующий гул. Когда юноша оборачивается на звук, он видит в стене ещё одну дверь. — Эй, малец! Он оглядывается на двух призраков в последний раз. Сян смотрит на юношу по-новому, с любопытством. Что-то в нём есть… странное. Он бы даже сказал… величественное? — Ты придумал себе другое имя? Какое-то мгновение юноша молчит. Сян наполовину уверен, что тот вновь повторит ту же брехню про «Умина» или скажет, что вовсе не нуждается в имени. Это попросту глупо! У каждого призрака должно быть хорошее имя! Даже когда они прокляты, даже когда их настоящие имена украдены… Но в этот раз юноша отвечает. — Хуа Чэн, — говорит он наконец, рассматривая что-то в своей ладони, что два других призрака не могут увидеть. — Вы можете звать меня Хуа Чэн. С этими словами он разворачивается и идёт прочь, к двери. Усмешка медленно расползается по лицу тощего призрака, обнажая острые зубы и раздвоенный язык. — Прекрасное имя, молодой господин, — тихо говорит он вслед закрывающейся двери. — Доброй дороги. — Думаешь, он далеко пойдет? — задумчиво тянет Фай. Дверь закрывается с громким хлопком, но улыбка худого призрака не меркнет: он знает, что теперь месть настигнет его врагов, и не важно, смогут они в итоге выбраться или нет, этот юноша отплатит за их страдания сполна. — Однозначно, — кивает Сян, поднимая со стола кости. — Я в этом уверен.***
Мифы склонны к неточностям, но, по мнению Хуа Чэна, больше всех остальных неправильна идея, что существует некая дорога в ад. Если бы она действительно была, из него было бы куда легче выбраться. Путь из ада больше похож на бесконечную винтовую лестницу, каждая ступень которой круче предыдущей. Им не видно конца, и идти всё сложнее, будто бы всё подталкивает тебя сорваться обратно, вниз. Но шаги Хуа Чэна остаются размеренными и лёгкими. Весь путь наверх он осторожно держит в пальцах тонкий стебелёк. Стебелёк белоснежного цветка, чьих совершенных лепестков не коснулись ни увядание, ни смерть. Хуа Чэн. Пусть он не может использовать свое прошлое имя, суть того, кем он когда-то был, отразилась в его новом прозвище. Он всё тот же мальчик, что приносит цветы. Впереди мелькает отблеск света, и он знает, что его цель близка… Юный демон думает о своём возлюбленном. В его глазах стояли слёзы, и он умолял его не делать этого. Но Хуа Чэн не жалеет. Он никогда не смог бы сожалеть о том, что спас своего бога. Он жалеет лишь (больше всего прочего) о том, что ему вновь пришлось оставить своё сердце, и вновь они расстались в слезах. Он бережно сжимает цветок в ладони. Свет всё приближается, и, что бы ни ждало его после, Хуа Чэн выстоит. После того, как он здесь закончит, он найдёт Его Высочество снова. Это лишь вопрос времени. Он нащупывает маленькую коралловую бусину, вплетённую в волосы, и тоска сжимает его душу. — …Дождись меня, — шепчет он.