No Paths Are Bound

Торговец встаёт и проходит мимо жены, зевая и почёсывая затылок. Стук в дверь оторвал его от завтрака. — Ты что-то заказывала? Жена качает головой, оглянувшись на него через плечо. — Я с самого утра на ногах, готовлю тебе завтрак! Как думаешь, у меня было время сходить на рынок? — ворчит она, вытирая руки о полотенце. Её муж вздыхает, потирая шею: — И незачем так ругаться, любовь моя… Когда он всё же отворяет дверь, то не сразу узнаёт человека, заявившегося к нему на порог. — …Господин Хуа?! — пораженно вдыхает торговец, оглядывая пришедшего с головы до ног. Тот выглядит необычно: его волосы распущены, да и привычных белых одежд не видать. Его нынешнее одеяние красное с золотой вышивкой, а его крой… Мужчина чуть не принял молодого заклинателя за невесту! Если б не повязка, закрывающая его глаза, его вообще было бы не узнать. — Должно быть, я выгляжу странно… — Се Лянь неловко улыбается. Ему не во что было переодеться из своих перепачканных кровью и грязью заклинательских одежд. Когда-то у него был сменный комплект, но он сгорел в пожаре два месяца назад, и Се Лянь ещё не сшил ему замену, так что... — Я запачкался, пока шёл к вам. Не знаю, заметили вы или нет, но на дороге отчего-то лужи заполнены кровью. — Сложно было не заметить, — хмурится жена торговца, повернувшись к нему. — Вы тоже, выходит, не знаете, что это за напасть? — Не знаю, — Се Лянь качает головой. — Но, боюсь, у меня есть и другие прискорбные новости. — Да? — женщина откладывает в сторону полотенце, которым до этого вытирала руки, её лицо становится строгим. — Хэн снова что-то натворил? Клянусь, господин Хуа, если он причиняет вам неудобства..! — Нет! — торопится заверить её Се Лянь, покачивая головой. — Вовсе нет! Напротив, прошлой ночью он очень меня выручил! Я думаю… он заметил, что у его друга проблемы, так что… Это был Ян. Я привёл его сюда прошлой ночью. — …Да, — хмыкает торговец, потирая подбородок. — Мы видели мальчонку. — Ян рассказал мне многое о своей жизни, и я был весьма обеспокоен услышанным, — объясняет Се Лянь, сильно хмурясь. — Он показал мне… доказательства, оставленные на его теле. Супруги переглядываются, разделяя молчаливый ужас сложившейся ситуации. Конечно, все знали, что отец Яна охоч до выпивки и в пьяном угаре бывает жесток, да и обстоятельства смерти его жены до сих пор оставались весьма сомнительными. Он был — общеизвестный факт — мерзким, гнусным и подлым типом, но всё же… Ян склонен врать и приукрашивать, и это тоже общеизвестный факт, так что никто особо его не слушал. Но эти деревенские люди глубоко религиозны, и слова Даоса мгновенно стали для них абсолютной истиной. Раз служитель богов уверяет, что сказки Яна имеют под собой основания, то так оно и есть. — О Небеса, несчастное дитя… — всхлипывает жена, закрывая ладонью рот. — Как же мы… Мне так жаль, что мы… — Это уже решенное дело, — вздыхает Се Лянь. — Правда, решилось оно… не без последствий. Супруги выжидающе смотрят на него, и он приступает к самой сомнительной части своего плана. Он лжет, пусть и ради благой цели: — После разговора с Яном я поспешил к его отцу. Я сказал ему, что обо всем знаю и доложу властям, мне казалось правильным предупредить его. Я вернулся к его дому на рассвете на случай, если он решится сдаться добровольно, но… — Даос, нахмурившись, склоняет голову. — Боюсь, моё предупреждение лишь подтолкнуло его к… — Как ужасно… Я… Совершенно ужасно!.. — охает жена, и Се Лянь удручённо кивает. Его нижняя губа начинает дрожать. — Кто знает, может, если бы я не стал ждать до утра… — Не вините себя, господин Даос, — мужчина успокаивающе хлопает Се Ляня по руке. — Вы всё сделали правильно. — Да, но… — Се Лянь вздыхает и поворачивает голову в сторону комнаты Хэна. — Бедный мальчик, что же теперь будет с ним? Супруги вновь переглядываются: от них не ускользнул скрытый в словах Даоса вопрос. — …Что ж, думаю, лишняя пара рук в хозяйстве не помешает… — бормочет торговец, почесав в затылке. — Да и Хэну лучше, друг будет. Се Лянь уверен, что Хэн скорее предпочтёт утопиться в реке, но оставляет своё мнение при себе и только располагающе улыбается. — Вы совершенно правы! — …Если мы согласимся, — подаёт голос жена. — Можно ли будет попросить вас об ответной услуге? Это сущая мелочь, я надеюсь, вам будет не сложно. Се Лянь какое-то время раздумывает, постукивая себя по подбородку. — Что будет нужно? — Дело в моём старшем сыне, Ко, — объясняет она, разливая чай. — Он уже довольно давно работает охранником для местных чиновников, но… Она вздыхает и переводит взгляд на мужа, а тот в ответ лишь недовольно качает головой. — Ему нет покоя. — Он считает, что в таком месте попусту растрачивает свои таланты, — фыркает мужчина, складывая на груди руки. — Сколько бы я ни пытался его образумить, всё без толку. — Вряд ли я смогу помочь с чем-то подобным, — Се Лянь вскидывает бровь, наклонив голову к плечу. — Он хочет изучать заклинательские искусства, — вздыхает женщина. — Мы отправили его обучаться к мастеру в город, но… — Этот сорванец всегда презирал правила, — торговец выглядит так, будто собирается просверлить в стене дыру взглядом. Что ж, это объясняет, почему Хэн раз за разом припоминал Се Ляню слова об изгнании из заклинательской школы. Тогда он подумал, что мальчик делает это из вредности, но, похоже, тот просто волновался за своего старшего брата. Что ж, это многое объясняет… — …Прошу простить, но вряд ли я достоин называться чьим-то учителем, — тихо говорит Се Лянь, покачав головой. Он собирается уже поведать (лишь в общих чертах) о своих поражениях, но… Раньше, чем он успевает объясниться, он чувствует теплую ладонь, накрывшую его собственную и мягко сжавшую. — Вам есть что предложить миру, молодой господин, — утешает его жена торговца. — Ваша ценность вовсе не определяется способностью видеть. Се Лянь замирает: он вовсе не это имел в виду, но его тронули эти искренние слова. — …Я скоро отправлюсь в дорогу, — объясняет он. — Пойду на юг. Для моего метода самосовершенствования вредно долго останавливаться на одном месте. Конечно, это была ложь; но Се Лянь обнаружил, что его дурная удача распространялась и на тех, с кем он слишком долго жил бок о бок. Ему нельзя было задерживаться. — Ваш сын может отправиться в путь со мной, если того пожелает, — соглашается бог, покивав. — Но не думаю, что это надолго: в таком путешествии легко заскучать по семье и дому. Торговец, судя по виду, сильно в этом сомневается, но уже готовые сорваться с губ возражения прерывает звук распахиваемой двери: — Я вернулся! — радостно выкрикивает с порога высокий худой юноша в тёмно-фиолетовых одеждах. В каждой руке он держит по кролику. — Мам, я думал, что тебе захочется чего-нибудь особенного на ужин, раз уж я снова дома! Отложив тушки, он продолжает говорить: — А где мой младший братец? В этот раз не караулит меня под дверью? Разве не… Он вдруг замолкает: его взгляд останавливается на прекраснейшем создании в одеждах из красного шелка, что сидит вместе с родителями за столом. Его глаза широко распахиваются. — Вы не..! — он захлёбывается словами, указывая на незнакомку дрожащим пальцем. — Я ещё не готов к женитьбе! Голос юноши полон искреннего ужаса; впрочем, ужаса становится куда меньше, когда повернувшаяся на его голос незнакомка оказывается… невероятной красавицей! Се Лянь не успевает среагировать, а юноша уже падает перед ним на колени. Се Лянь чувствует, как юноша (Ко) берет его руки в свои и мягко сжимает. Он явно старается звучать более взросло и мужественно, намеренно сделав свой голос ниже, и заявляет: — Я посвящу тебе всю свою жизнь, о мой бесценный цветок! Се Лянь настолько поражён, что никак не реагирует, а вот торговец напротив него роняет голову на скрещенные руки с раздражённым стоном: — Несносный мальчишка, ты ведёшь себя, как последний дурак! — Любовь с первого взгляда кого угодно сделает дураком! — пылко возражает Ко, ничуть не стесняясь. — Разве? — сухо отвечает Се Лянь, позволяя юноше целовать тыльную сторону его ладони. Это прикосновение странным образом напоминает ему о прошлом: когда он сам был юношей, мужчины и женщины преодолевали тысячи ли, лишь бы только предстать перед наследным принцем Сяньлэ… …Какое же горькое разочарование их настигало, стоило узнать о методе самосовершенствования, который принц избрал для себя. — Совсем недавно мысль о скором браке ввергала вас в ужас. Если Ко и удивил неожиданно глубокий голос возлюбленной, то его это не остановило. Напротив, он загорелся ещё больше! — Я изменился! — За последние полминуты? — замечает его матушка тоном, не уступающим в сухости тону Се Ляня. — Да! — с чувством кивает Ко, прижавшись щекой к ладони Се Ляня. — Спасибо, матушка, ты не смогла бы подобрать невесты лучше! — Да разве мы бы выбрали тебе в невесты Хуа..! — едва ли не рычит торговец, с каждым мгновением становясь всё более и более фиолетовым, и Ко крепче сжимает ладонь Се Ляня, немедленно кидаясь его защищать: — Это потому, что она слепая?! Так послушай меня: мне всё равно! Я вижу достаточно для нас двоих! «Ох», — отстранённо думает Се Лянь, позволяя Ко жестикулировать, всё ещё сжимая ладонь принца. «Это довольно мило с его стороны.» Юноша, конечно, глуп, но порядочен, этого не отнять. — Господин Хуа НЕ ЖЕНЩИНА! — торговец, потеряв всякое терпение, вскакивает на ноги, и его стул со скрипом провозится по полу. — РАЗУЙ ГЛАЗА, ПЕРЕД ТОБОЙ МУЖЧИНА! Повисает тишина. Се Лянь неловко улыбается и ждёт, когда же юноша с отвращением дёрнется прочь, крича об ужасном, несправедливом обмане, но… Ко не отпускает его ладони, напротив, сжимает её только крепче. — А я придерживаюсь открытых взглядов! — ПРЕКРАТИ НАС ПОЗОРИТЬ! — вскрикивает раздосадованная матушка, а отец юноши явно готов волосы на голове рвать. — Мы из кожи вон лезем, стараясь найти тебе наставника, который не вышвырнет тебя в первые же недели за неподобающее поведение, а ты что?! Пустил всё псу под хвост, едва раскрыв рот! — Так он заклинатель?! — встревает Ко. — Моя жена — заклинатель?! Се Лянь вертит головой из стороны в сторону, пытаясь уследить за говорящими, и вдруг слышит, как отец отвешивает Ко подзатыльник. От души. — ОН. НЕ. ТВОЯ. ЖЕНА! — воет мужчина. — Соберись, наконец! — …Я не в обиде, — подаёт голос Се Лянь, и спор мгновенно обрывается. Повисает напряжённая, штормовая тишина. Родители Ко выглядят крайне недовольными, а сам юноша всё ещё держит Се Ляня за руку, смотря на него снизу вверх большими глазами, полными обожания. — Но всё же… Он судорожно пытается придумать какое-нибудь оправдание своему отказу, чтобы и родители, и мальчик не были на него обижены. Так что мгновение спустя заклинатель осторожно вытягивает из-под ворота серебряную цепочку, показывая искусно сделанное кольцо с сияющим рубином. — Я уже состою в браке, — мягко объясняет Се Лянь. Он уже солгал не раз за это утро, что изменит ещё одна ложь? Разве что… он хотел бы, чтобы эта была правдой. — Вы? В браке? — удивляется торговец. — Но вы никогда не упоминали свою жену, господин Хуа. — …Я вдовец, — улыбка Се Ляня становится натянутой. — Милостивые небеса, — враз опечаленная матушка Ко наклоняется через стол, чтобы сжать плечо Се Ляня. — Прими мои соболезнования… После этого разговора всё довольно быстро утряслось: к великому изумлению супругов, слепой Даос всё равно согласился выполнить свою половину сделки, будто этого позорного инцидента не произошло вовсе. К тому моменту, как солнце полностью взошло, Се Лянь успевает переодеться в куда менее вызывающий наряд голубых цветов (на ближайшем привале он займётся пошивом нового комплекта белых заклинательских одежд), и теперь занимает свое место между Яном и Хэном. Он крепко держит обоих мальчиков за руки, всем свои видом показывая, что совершенно серьёзен. — …Вам двоим следует приглядывать друг за другом, вы меня поняли? — строго наставляет Даос. Хэн отворачивается, фыркнув, сверля воздух недовольным взглядом. — У меня уже есть тупоголовый старший брат, который постоянно уходит, зачем мне ещё более тупоголовый младший! — Да кому вообще нужен такой старший брат, как ты?! Я тебя ненамного младше, так что отстань! — ворчит Ян, прожигая брата взглядом… но мальчик крепко держится за ладонь Се Ляня. — …Потому что теперь вы останетесь вдвоём, — объясняет заклинатель. Его глаза под Жое начинает печь. Оба мальчика прекращают препираться и переводят на него взгляд. — Меня больше не будет рядом, и я не смогу вас помирить. В голосе Се Ляня появляется что-то… зыбкое. Будто бы мыслями он не здесь. — Так что вам стоит попытаться подружиться, хорошо? — он крепче сжимает их ладони. Его глаза под белой лентой жгут непролитые слёзы. «Потому что весь оставшийся путь вы пройдете без меня» «И я очень, очень этому рад» — …Господин Хуа? Вы…? Он не может их увидеть, но даже если бы мог, он видел бы не их. Перед его мысленным взором стоит нескладный дворцовый стражник, скрестив на груди руки и отведя в сторону разгневанный взгляд… и молодой слуга, сжимающий в своих дрожащих от гнева пальцах древко метлы. «Мне просто хотелось бы, чтобы мы остались вместе, только и всего» — …Я в порядке, — он успокаивает обоих мальчишек и улыбается им. И это нетвердая улыбка, из тех, что причиняют боль… Но это хорошая боль. Как глубокий вздох после разрушительного плача. Это чувствуешь, когда растёшь. И иногда расти больно. — Я расскажу вам один секрет, — шепчет Се Лянь, и мальчишки приникают к нему, навострив уши. Улыбка Се Ляня становится ярче… и будто бы смягчается. Каждую минуту, что Хэн провел в обществе Даоса, мальчик посвятил жалобам на этого самого Даоса. Отношения у них не сложились — в чём, по большей части, был виноват сам Хэн — но только теперь он понял, что… Он будет скучать по Се Ляню, когда тот уйдёт. Ян ещё крепче вцепляется Се Ляню в руку. — …Самые важные люди в вашей жизни, — мягко объясняет заклинатель, поочередно сжимая ладони мальчиков. — Это те, с которыми вы выросли. Это сложно осознать пока ты растёшь: жизнь кажется нечёткой и несётся так быстро, когда ты молод. Взгляд Се Ляня тогда приковывало будущее; он так ни разу и не остановился, чтобы приглядеться к людям вокруг него. Он думал, что хорошо справляется. Думал, что был хорошим другом, хорошим правителем, хорошим сыном, но… Когда он, наконец, остановился и огляделся… рядом с ним уже никого не осталось. Он мог лишь сидеть на городской стене, наслаждаясь последним закатом, и некого было обвинять, кроме себя самого. Никто не виноват. Ни его родители, ни друзья… даже Безликий Бай тут ни при чём. И уж точно не Хун-эр. Никогда, ни в одном из миров он не стал бы в чём-то обвинять Хун-эра. Се Лянь сам стал своей погибелью. Кого-то он оттолкнул, о ком-то заботился недостаточно, а кого-то… Кого-то он не давал себе труда услышать. Мальчишки переглядываются, в этот раз менее враждебно, и, к удивлению Се Ляня, первым подаёт голос Хэн: — …Ага, ладно, — мямлит он, отводя взгляд. — Я не стану его колотить, пойдёт? Пусть это и не сверкающее обещание жить дальше в гармонии и согласии, но… Се Лянь ведь и просил не об этом, верно? Он прожил в этой деревне несколько лет; этого хватило, чтобы привязаться и к жителям, и к местности. Дорога из посёлка почти кажется дорогой в новую жизнь. Будто бы он пересёк некое перекрестье путей, где его судьба могла кардинально поменяться. Сложно сказать, правильный ли путь он избрал; Се Лянь никогда не знал, где истина, пока развилка не оказывалась невозможно далеко позади. — Вы сказали, что пойдёте на Юг? — любопытствует Ко, идя сбоку от Се Ляня. В руках юноша держит поистине грандиозное скопление пожитков принца, а за спиной у него болтается его собственная дорожная сумка. (Се Лянь мог бы удержать свою корзину, заполненную принадлежностями для шитья, одним пальцем, но юноша был настойчив.) — Я знаю там отличное место! — продолжает Ко, улыбаясь от уха до уха. — Там куча природных горячих источников, есть даже тёплые реки! Готов поспорить, общие купальни вас нервируют, так? Боитесь, что кто-нибудь станет приставать? Не беспокойтесь, теперь у вас есть я! Се Лянь улыбается; улыбка выходит наполовину весёлой, наполовину сардонической. — Мне невероятно повезло, — отвечает он. — А какая там еда! Вам точно понравится! Вам же нравится остренькое? Если не нравится, то вы просто не пробовали… — Ко замолкает, заметив, что Се Лянь замер как вкопанный посреди улицы. — …Вы в порядке, господин Хуа? — …Там храм? — шепчет Се Лянь вместо ответа. — Да, — Ко кивает и склоняет голову набок. — Хотите помолиться на дорожку? Обычно я хожу не сюда, но… — Чей это храм? (Ко понятия не имеет, откуда его учитель вообще узнал, что рядом храм, но решил не спрашивать.) Несколько минут спустя Се Лянь уже опускается на колени, устроившись на небольшой подушечке для молений. Его руки сцеплены в замок, но он не знает, что сказать. Стоит ли вообще что-то говорить. Перед ним дымится палочка благовоний, а вокруг гуляют шепотки других посетителей. — Какая красивая статуя божества! Сам генерал, должно быть, ужасно хорош собой! — Ох! — женщина едва слышно смеётся, прикрыв ладонью рот. — Я слышала, что он разбивает статуи, которые пришлись ему не по нраву, а потом посылает своих слуг выточить новые. — Правда что ль?! — Ага! Такой он самовлюблённый! Се Лянь сдерживает смех, с ностальгией покачивая головой. Похоже на него. «Я был зол на тебя так долго…» — думает Се Лянь, теребя в руках выбившуюся из шва ниточку. «Но я никогда не задумывался, почему ты так поступил… что происходило в твоей жизни.» Все ожидали от Се Ляня, что он всегда будет прокладывать свой путь, всегда будет центром своей истории. Он вырос под гнётом этих ожиданий, и все прочие люди в его жизни превратились во второстепенных героев… Со временем ты перестаёшь видеть в них отдельных личностей. Со своими жизнями, своими… Се Лянь вскидывает подбородок, вперивается невидящим взглядом в статую божества перед ним. Он гадает, похожа ли она на оригинал, или в камне выточено лицо болезненно себялюбивого, неуверенного в себе мальчика, пытающегося спрятаться под дорогими масками. Будто бы хоть одна из них позволит ему почувствовать себя на своем месте. «…Тот мальчик ужасно похож на тебя», — думает Се Лянь. Сложный характер. Всегда срывается, отталкивает других детей, язвит и насмехается. А когда он пытался сказать, что ему больно, никто не поверил его словам. Деревенские лишь жаловались на его «скверный нрав», отбросив остальное прочь. Неужели Се Лянь позволил такому случиться раньше? Пусть его друг никогда не пытался сказать о подобном, но… Разве принц дал ему хоть один шанс? «Тебя тогда тоже кто-то мучил?» — Руки Се Ляня на коленях начинают дрожать. — «Если бы ты рассказал мне тогда, послушал бы я?» Он провел столько лет, думая, что их связывает крепкая дружба… лишь потому что самому Се Ляню очень этого хотелось. Потому что присутствие обычного человека в его жизни освежало рутину. Но разве он хоть раз действительно обращал внимание? Теперь, разглядывая в новом безжалостном свете все свои прошлые мысли и поступки, он уверен, что нет. Были моменты, в которых тяжелая жизненная ситуация его друга была очевидна, но всё же… Даже когда он заставил стражу отпустить его друга, воровавшего фрукты из сада для своей семьи… Он так и не спросил, зачем ему вообще понадобилось красть, лишь сказал, что тот может брать фрукты когда и сколько захочет. Се Лянь всегда поступал именно так. В его сознании единственной настоящей проблемой его лучшего друга была бедность, так что Се Лянь просто давал ему вещи, еду, деньги и возможности… ведь тогда все проблемы исчезнут сами собой. В те времена Му Цин был для него таким же неглубоким второстепенным персонажем, как и все остальные. Се Лянь не давал себе труда обдумать его ситуацию. Он одаривал Му Цина всем, снова и снова, и давил раздражение, когда тот отвечал на его щедрость подозрительностью. «Я делаю это не для того, чтобы ты меня благодарил или был мне должен», — так Се Ляню нравилось думать в то время. «Я делаю это потому, что мы друзья.» Но о чем думал Се Лянь, когда Му Цин не помог ему в тот день на горе? О чём он думал, когда разозлённый Му Цин выдал его тайну Фэн Синю? «Как ты мог?» Вот что он думал. «Как ты мог?!» После всего, что Се Лянь для него сделал, как он мог? Совсем не похоже на дружескую щедрость или бескорыстную доброту… Это скорее напоминает попытки купить дружбу гордого человека, отказывающегося принимать за такое оплату. Всё это время… если бы Се Лянь действительно хотел дружить, он мог бы спросить Му Цина, что тот думает на самом деле. Без Фэн Синя, без свидетелей. В конце концов, наедине друг с другом они никогда не ссорились. Если бы он только спросил… «Кто-то причиняет тебе боль?» — Му Цин, я… Принц замирает, лишь теперь осознав, что по ошибке с его губ сорвалась настоящая молитва. Веки под Жое распахиваются, ведь… …если предположить, что среди сотен молитв услышат именно его, сможет ли Се Лянь сказать правильные вещи? Поможет ли это? Или он опять… Се Лянь встаёт на ноги; его губы дрожат, и он покачивает головой. Он не готов. Не сейчас. В нём ещё жива его собственная боль и злость, и она так тяжела, и… Всё равно Му Цин — последний, кто хотел бы получить от него весть. Не стоило сюда приходить. Сердце всё ещё тяжело бьётся о рёбра, когда он сбегает по ступеням храма, торопясь убраться подальше; его даже не раздражает жизнерадостно громкий голос Ко. — Отправляемся в путь? — зовёт юноша, подстраиваясь под шаг заклинателя. Кое-что в своём новом ученике Се Лянь подмечает практически сразу: тот никогда не спрашивает, что тебя беспокоит, пока ты сам не захочешь рассказать. Се Лянь ценит эту черту. А сейчас она особенно кстати. — …Да, — соглашается он, сложив на груди руки. Юноша радостно бросается указывать дорогу, его широкие плечи и сильные руки легко расчищают Се Ляню путь в толпе, и принц ни разу ни с кем не сталкивается. — Знаете, раз уж мы отправились на поиски приключений… — тянет Ко, потирая подбородок. — То мне пора начинать представляться моим именем в быту. Буду выглядеть солиднее, производить серьёзное первое впечатление и всё в таком духе… Се Лянь почти улыбается. — Это едва ли тянет на приключение. И какое твоё второе имя? — Чи, — отвечает юноша. — Но вы всё ещё можете звать меня Ко! Кроме того, разве первая любовь не всегда приключение? Поиграв бровями, он мягко подталкивает Се Ляня плечом. Но заклинатель, которого попытки Ко флиртовать забавляли всё утро, даже не улыбается. Юноша неловко отводит взгляд… но он не из тех, кто сдаётся так легко. — Ваш супруг, — начинает он, поглядывая на Даоса краешком глаза. — …Вы всё ещё по нему скучаете? Пальцы Се Ляня бездумно тянутся к цепочке с кольцом. Весьма любопытно, что Ко решил, будто его партнёром был мужчина. Се Лянь не говорил ничего, что могло бы обозначить его предпочтения, но… он не стал поправлять юношу. — …Мне всегда будет его не хватать, — мягко отвечает Се Лянь. Скучать перестают, когда забывают. А для Се Ляня это невозможно. Пусть они никогда не сочетались браком, пусть их отношения так и не пересекли черты, но… Призадумавшийся было Ко расправляет плечи: — Я всё равно не сдамся! Я заставлю вас его позабыть, будьте уверены! Впервые за годы Се Лянь по-настоящему смеётся. Откидывает голову назад и смеётся от всей души, и смех рождается где-то глубоко внутри него. — Эй! Это не смешно! Я буду стараться изо всех сил! — ноет Ко, хотя голос у него совсем не грустный, и от этого Се Ляню становится ещё смешнее. Отсмеявшись, он качает головой: — Цветок можно сорвать лишь единожды, — принц утирает выступившие от смеха слёзы, пока они не успели впитаться в Жое. Он всё ещё улыбается. — Срежешь лишь раз, и больше он уже не зацветёт. И кое-кто давно уже собрал Наследного Принца. — Что это за поговорка такая! Не могли придумать ничего повеселее? — продолжает стенать Ко. Се Лянь уже расцвел однажды под взглядом совсем других глаз, и в нём нет желания делать это снова. Тогда он не знал, как отчаянно кто-то всё ещё ищет цветок. Не знал он и того, что в небесной столице кто-то замер посреди дороги, так и не сделав следующий шаг, широко распахнутыми глазами глядя перед собой. — …Генерал? Один из его подчинённых поспешил к нему, от страха чуть не выронив корзину со свитками и прочими вещами, что требовалось доставить во дворец. — Генерал Сюаньчжэнь? Молодой бог не торопится с ответом, какое-то время его лицо остаётся нечитаемой маской, а затем… — Продолжайте без меня. — Но..! — Немедленно. Служащий дворца бросает на своего генерала единственный странный взгляд, а потом, кивнув, уходит вниз по улице. Генерал Сюаньчжэнь крепко зажмуривается, вспоминая, как звучали эти слова в его голове. «Му Цин, я…» Это… это был… Это был он, ведь так? Се Лянь никогда не узнает, что из всех его молитв именно эта была первой, на которую кто-то попытался ответить. «Ваше Высочество?» — бормочет Му Цин, прижав пальцы к виску. Нет ответа. «С чего бы ему звать меня?» Из всех людей, что живут на этом свете, что богов, что смертных… Му Цин уверен, Се Лянь предпочел бы поговорить с кем угодно ещё. Пройдут столетия, но Се Лянь так и не узнает, что великий генерал Сюаньчжэнь в тот день немедленно спустился в свой храм, что он искал в толпе прихожан… «Ваше высочество?» «Вы...?» Он обыскал тогда весь город, но не нашёл и следа. Он принял облик смертного и расспросил других верующих в храме… они сказали ему, что слепой Даос действительно был здесь, оставил подношения, возжег благовония, а затем ушел. Почему… Почему он так поступил? Му Цин стоит у давно прогоревшей палочки благовоний, и множество чувств клубится в его глазах. Он думает… Почему? Ему бы хотелось списать это со счетов. Думать об этом как об очередной демонстрации: как наследный принц добр, как он всепрощающ. Что Се Лянь лишь пытается показать, как легко ему даётся благородство и честность, тогда как всё, что умеет Му Цин, — бесконечное притворство. Его дрожащие руки сжимаются в кулаки. …Но что, если причина другая? Почему он это сделал? Му Цин всегда был из тех, кто тревожится за любую мелочь. Даже Се Лянь это замечал. Он не замечал лишь, как сильно его друг переживал за него самого — и ему суждено было не замечать этого ещё очень долго. Му Цин беспокоился так сильно, что пошел к тому единственному человеку, которого предпочёл бы избегать до конца дней. Когда он заходит, Фэн Синь даже не поднимает на него взгляд: так и остаётся сидеть возле очага, напряженно затачивая один из своих кинжалов. — Выметайся. — Ты думаешь, будь у меня выбор, я бы сюда пришел? — Му Цин закатывает глаза и скрещивает на груди руки, опершись о дверной проём. — …И что это за важное дело? — ледяным тоном спрашивает его дру… вра… Его бывший коллега, ставший врагом, а потом снова коллегой. Му Цин какое-то время разглядывает пол, теребя прядь своих длинных волос, то наматывая её кончик на палец, то распуская. — Я кое-что услышал. Фэн Синь даже не смотрит на него, разве что кинжал начинает точить немного яростнее. — Тебе постоянно что-то слышится, Му Цин. Не помню, чтобы когда-то мне было до этого дело. Он не поднимает глаз от лезвия, которым занят, и потому не видит, с каким сложным выражением лица на него смотрят. Фэн Синь вообще никогда не смотрел на Му Цина по-настоящему. Реагировал лишь на яд в его тоне и остроту его языка. — Се Лянь. Мужчина у очага напрягается, костяшки пальцев, сжимающихся на рукояти, становятся совсем белые. — Что ты сказал? — Я слышал Се Ляня, — отвечает Му Цин. — Он молился мне сегодня в полдень. Хотя… Он не уверен, что это по-настоящему считается. Принц едва назвал его по имени и снова исчез. Но… Му Цин знает, что Фэн Синь тоже искал Се Ляня всё это время, пусть они никогда не обсуждали этого. — Он пытался связаться с тобой? Если это в действительности было тем, о чем Му Цин подумал — криком о помощи — то вполне естественно предположить, что в первую очередь Се Лянь обратился к Фэн Синю, но… Фэн Синь откладывает меч в сторону, и его голос звучит так устало. — Какую бы игру ты ни затеял, у меня нет на это времени, Му Цин. Бог замирает, будто всё внутри него обратилось в лёд. Фэн Синь проводит пальцами по волосам и горбится — смесь ненависти и крайнего истощения. — Если хочешь драки, приходи и начинай врать мне в лицо завтра. А сегодня оставь меня в покое. — Я не… — Му Цин запинается, подбирается, щурится. — Я не вру! — Конечно, не врёшь, — Фэн Синь закатывает глаза, наконец поднимая на Му Цина взгляд. — Только вот мне он не молился. Он говорит снисходительно, очевидно думая, что отвечает на очередной каверзный вопрос. — Да и с чего ему молиться кому-то вроде тебя? Кому-то вроде него. Му Цин наклоняет голову, и волосы закрывают его лицо. Забавно, как правильно подобранные слова могут изменить чью-то судьбу. И как её могут изменить слова неправильные. — …какой же ты мелочный ублюдок. Му Цин тихо говорит: — По крайней мере я ушел сам. Он не отослал меня, потому что я стал бесполе… БАМ! Удар так силён, что с соседней полки падают свитки. Фэн Синю наплевать, он сверлит Му Цина яростным взглядом. Му Цин даже не дёргается. Не дёргается, когда большие ладони Фэн Синя с лёгкостью оборачиваются вокруг всего его горла. Он лишь ухмыляется, глядя на генерала снизу вверх, с наслаждением впиваясь в больное место. — Знаешь, почему он никогда не станет молиться тебе, Фэн Синь? Тот сжимает его горло сильнее, и злая, яростная улыбка растягивает Му Цину губы. — Потому что ты ожидаешь слишком многого от людей вокруг тебя… и когда они не знают, как оправдать твои ожидания… ты остаёшься один, — объясняет Му Цин, обхватив запястье душащей его руки. Он мягок, почти нежен. Он не пытается оттолкнуть, нет… Му Цин пытается причинить ему боль. Ту же боль, которая не стихает в нём самом. Потому что палец Му Цина, гладящий Фэн Синя по венам на внутренней стороне запястья, — исковерканное отражение любовной ласки. Напоминание о двух людях, которых Фэн Синь желал… и о том, что оба этих человека оставили его по одной причине. Никто из них никогда уже так к нему не прикоснётся; единственное, что Фэн Синю ещё остаётся — это Му Цин и ему подобные; не ласка, а насмешка и издёвка. Фэн Синь никогда не желал Му Цина. Му Цин осознаёт этот факт явственнее и болезненнее, чем кто-либо ещё. — …Я никогда не жду от тебя ничего, кроме самого худшего, — выплёвывает Фэн Синь, злость отравляет его глаза. Эту сторону Фэн Синя Се Лянь никогда не знал. Почти никто никогда не знал. — И всё равно каким-то образом оказываюсь разочарован. Такой Фэн Синь и его обыденная жестокость навсегда принадлежат Му Цину. Му Цин немного наклоняет голову, так, чтобы задеть щекой пальцы Фэн Синя, и шепчет, прищурившись: — Но кроме меня у тебя никого не осталось. Что-то вспыхивает в глазах Фэн Синя. Мгновение огня и жара, полного ненависти к себе, того, что он не в силах контролировать… и от одного отблеска этого пламени у Му Цина всё переворачивается в животе, но… Рука на его горле разжимается, и Фэн Синь поворачивается к нему спиной. — Ты ушел очень давно. Теперь не важно, что мы на одной стороне. В конце концов, Се Ляня не было с ними, когда Му Цин ушел. Принц был черт знает где, и занимался непонятно чем… Это Фэн Синя Му Цин оставил позади в тот день, и никто из них этого не забыл. — Убирайся. В этот раз Му Цин слушается. Они спорили много раз за прошедшие годы, но в этот раз впервые они оба пожалели о совершенном. Но гордость не позволила им ни примириться, ни докопаться до истины. Наследный принц Му Цину больше не молился.