No Paths Are Bound

Три дня спустя группа из тридцати трех небожителей оказалась в открытом поле. Все они ждали последнего участника встречи: Князя Демонов по имени Хуа Чэн. — …Как думаешь, почему он выбрал это место? — спрашивает один из них, оглядываясь. Вполне логично было устроить встречу в мире смертных, но вот регион выглядит совершенно непримечательным. Гао Хэ пожимает плечами и потягивается, сцепив руки над головой, не отрывая взгляда от горизонта. — Духовная энергия этих земель уже давно потрачена, — он задумчиво кивает в сторону виднеющейся рядом горы. — Может, он не хочет, чтобы мы в середине боя смогли пополнить свои энергетические запасы? — Мы боги с Верхних Небес и можем подпитываться энергией наших верующих вне зависимости от времени и места. Разве он этого не знает? — богиня литературы с вечно недовольным лицом по имени Яо Мэйфэн складывает руки на груди. — Всё возможно, — Гао Хэ закатывает глаза. — Просто надеюсь, что удастся разобраться здесь по-быстрому. Победить одного врага такой большой группой не составит труда, а победа прославит их в веках. Убить Князя Демонов под силу лишь богам, подобным Цзюнь У, и кто из них не жаждал сравнить себя с великими? Но уже перевалило за полдень, а Князя Демонов всё не видать. В толпе начинают гудеть недовольные шепотки. — …Тебе не кажется, что он нас разыграл? — Выставил нас дураками! — А себя — трусом! — Какой же он трус, если с самого начала хотел только посмеяться над нами? — фыркает другой небожитель, и Гао Хэ встревает в разговор: — Почему бы вам не свалить куда подальше, раз он вас так обидел? Одна небожительница пытается последовать его совету, но у самого края поля неожиданно останавливается. — Передумала? — язвит один из богов войны, и ушедшая было женщина бросает на него разъярённый взгляд. — Нет, но я не могу пройти! Здесь какой-то барьер! — …Что?! Яо Мэйфэн подходит к ней и хмуро изучает преграду. — Это заклятье, — шепчет она, касаясь барьера. — Очень сильное. — Это ловушка?! Он что, заманил нас в ловушку?! — Зачем ему это? — Он Князь Демонов, ему не нужны причины! — Угомонитесь, — тянет вдруг незнакомый голос. Демон говорит негромко, но каждое его слово слышится отчетливым и веским. Боги замирают. — Заклятье удержит вас внутри, пока схватка не будет окончена. Не хотелось бы, чтобы кто-то сбежал раньше срока. Они вертят головами, кидают друг на друга полные подозрения взгляды, но ничего не видят. — Когда мы закончим, вы сможете уйти. Губы Гао Хэ кривятся в презрительной усмешке. — Какая щедрость! — выкрикивает он, сжимая кулаки. — ПОКАЖИСЬ, ХУА ЧЭН! В тени кто-то улыбается уголком губ, и в этой улыбке нет ни грана сомнений — только предвкушение человека, любящего хорошую драку. — Как пожелаешь. Мгновение — и в самом центре группы оказывается высокий и худощавый молодой мужчина. Его длинные волосы цвета воронова крыла забраны в аккуратный хвост, на его черную нижнюю тунику накинуты алые верхние одежды, а на ногах у него сапоги из выделанной кожи. Он медленно оглядывает собравшихся. И вместо злобной изуродованной морды чудовища боги видят лицо красивого юноши около двадцати лет. Один его глаз полон спокойной тьмы, а другой — правый — закрыт повязкой. Юноша стоит, расправив плечи и убрав за спину руки. Он… Лицо Гао Хэ искажает ненависть. «Мне не нужно принижать других, чтобы казаться выше самому.» Юноша шагает вперед, вздернув подбородок, и оглядывает каждого присутствующего небожителя властным взглядом. «Моё положение и так не вызывает сомнений.» — Можем приступать? — взгляд юноши вспыхивает, когда он говорит, а голос звучит куда взрослее и увереннее, чем можно было бы ожидать от его юного облика. Боги войны вокруг него напрягаются, тянутся к своим мечам и духовным орудиям. Хуа Чэн не двигается с места. Он стоит уверенно и грациозно, мерцающим глазом следя за насторожившимися богами. Он ждёт, когда кто-то решится напасть. Они медлят. — ЧЕГО ВЫ ВСЕ ЗАСТЫЛИ?! ВПЕРЁД! — выкрикивает взбешённый Гао Хэ. В то же мгновение, когда по его команде боги бросаются в битву, Гао Хэ вдруг видит, как губы Хуа Чэна изгибаются в спокойной, знающей усмешке. Затем мимо них проносится серебряная вспышка, и сталь сходится со сталью. Князь Демонов не шевельнул и пальцем, однако… На поле кипит битва, и между её участниками невозможно быстро мелькает духовное оружие — скорее вспышка света, чем материальный объект. — ЭТО ЖЕ..! — вскрикивает кто-то из богов литературы, чьей задачей было собрать информацию о мире духов. — ЭТО ЕГО ЯТАГАН! ЭТО ЭМИН! — Что ты о нём знаешь?! — Почти ничего! — кричит бог. — Но он был выкован в Медной Печи! Гао Хэ кривится и раздраженно прищёлкивает языком. Боги войны ковали свои духовные орудия сами или получали их в подарок от Небесного Императора. Разумеется, демонический клинок не идёт ни в какое сравнение с..? ЗВЯК! Только благодаря инстинктам он успевает остановить удар ятагана раньше, чем тот рассек бы ему щеку. Гао Хэ принимает атаку на свой меч — и отступает на пару шагов, судорожно глотая воздух, не выдержав такой силы. Как… как, чёрт возьми...? — НАПАДАЙТЕ СПРАВА! — раздаётся крик другого бога войны в сети духовного общения. Несколько небожителей сразу переводят взгляды на черную повязку, скрывающую правый глаз врага. Конечно, Хуа Чэн не мог их услышать… Но Гао Хэ видит, какой острой становится его ухмылка. — СТОЙТЕ! Раньше, чем кто-либо успел среагировать, напавших небожителей отбросило прочь неуловимой атакой Эмина. Всех, кроме одного. Один бог войны остался на месте, сжимая в трясущихся руках меч… Хуа Чэн, целый и невредимый, держит его меч за лезвие одними кончиками пальцев и внимательно изучает. Этот меч создала она. Двадцать семь слоёв стали, баланс смещён к центру, рукоять сделана из промасленной кожи. И слабое место у этого клинка… Пальцы Хуа Чэна скользят выше, замирают на расстоянии трёх четвертей длины от рукояти… повинуясь единственному движению его запястья, клинок рассыпается на дюжину осколков. — Думаешь, порежешь меня этой игрушкой? — демон улыбается криво и довольно. — Весьма разочаровывает. Другой бог пытается напасть со спины, пользуясь тем, что Хуа Чэн отвлёкся… рука призрака мгновенно сжимается у него на горле. — …Никто из вас не изменился, как я посмотрю, — вздыхает демон и сжимает пойманное горло, пока небожитель не начинает дергаться и хрипеть, а потом отбрасывает задыхающегося бога одним взмахом ладони, будто тот легче тряпичной куклы. С такой жестокостью, что тот сбивает троих соратников с ног, пока, наконец, не врезается в барьер на другом конце поля. — Что ты несёшь?! — выплёвывает Гао Хэ себе под нос, перехватывая меч и бросаясь, наконец, в битву. Но как бы сильно он ни старался, как бы быстро он ни двигался, проклятый ятаган всегда оказывается сильнее и быстрее. — Откуда ты можешь нас знать?! — кричит он вне себя от ярости. Пот застилает ему глаза, он смотрит исподлобья, как Хуа Чэн отбрасывает очередного бога прочь, щелкнув того по лбу. Демон ни на шаг не сдвинулся с того места, на котором впервые показал себя. — Неужели вы позабыли всё так легко? Боги бросают друг другу неуверенные взгляды. Многие уже решили для себя, что это какая-то уловка, попытка отвлечь их бессмысленными загадками, пока Князь Демонов раздумывает, как лучше с ними покончить. Но к этому моменту уже совершенно очевидно, что Хуа Чэну нет нужды их отвлекать и запутывать. Вся эта схватка вообще выглядит так, будто он… играет с ними. — Наньян и Сюаньчжэнь не соизволили прийти, какая жалость, — вздыхает Хуа Чэн, поймав между пальцев ещё один клинок. — Будь они здесь, было бы интереснее. И снова лезвие под его пальцами ломается — но на этот раз меч разбивается на такое количество осколков, что на землю оседает лишь металлическая пыль. — Я очень долго не бился с кем-то достойным моего времени. Ни разу с тех пор, как покинул Печь. Ни один из этих богов поодиночке ему не соперник. Даже сражаться с целой толпой им подобных скучно: они неорганизованны и атакуют разрозненно, отчего выдерживать их напор не составляет труда. Его мышцы требуют нагрузок, в них скопилось напряжение, которое некуда выплеснуть. Но подобные ситуации могут приносить удовлетворение и другим способом, Хуа Чэн усвоил этот урок. — Скажите мне, — он вздыхает и ловит Эмин, вращая саблю с такой скоростью, что её лезвие выглядит единым серебряным диском. — Вы, очевидно, явились сюда, не озаботившись сбором сведений. Хуа Чэн окидывает взглядом поверженных, покрытых кровью богов войны перед ним. На этот раз он сам бросается вперед, наконец сжимая Эмин в руке, и одного удара хватает, чтобы рассечь палаш. — Вы знаете обо мне хоть что-то? — … — бог войны с серебряными волосами сплёвывает кровь и поднимается на нетвёрдые ноги. — Мы знаем, что тебя зовут Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём и что дети часто молятся тебе о мести. Странное, извращённое поклонение. — А ещё ты вырвал собственный глаз, — добавляет другой бог, утирая пот с бровей. Хуа Чэн улыбается. Он отпускает Эмин (ятаган снова бросается в битву) и издевательски-медленно хлопает в ладоши. — Всё верно. Правильно ли я думаю… — он оглядывает богов, растягивая губы в хитрой саркастичной усмешке. — Что никто из вас понятия не имеет, почему вы здесь? Ответом ему служат настороженные непонимающие взгляды, и Князь демонов веселится всё сильнее. — Потому что ты хотел показать всему миру, какой ты смелый?! — взрывается Гао Хэ, и Хуа Чэн фыркает. Ему не нужно ничего доказывать, его существование само по себе является доказательством. Нельзя войти в Медную Печь и выйти из неё живым, не имея стальной воли — и каменного сердца. Его сердце всё ещё ноет из-за жертв, на которые пришлось пойти. — Хорошо, давайте я объясню, — Хуа Чэн делает шаг вперёд, и его глаза вспыхивают. — Я уверен, вы все слышали о новом вознесении где-то… тридцать два года назад? Боги замолкают и переглядываются: они все знают, о чём он. В том году вознёсся только один небожитель, но никто не успел познакомиться с ним поближе. Он спрыгнул с Небес сразу же после разговора с Небесным Императором и Совершенным Владыкой Лин Вэнь. Но… — …Ты?! — выплёвывает Гао Хэ. — Думаешь, мы поверим, что это был ТЫ?! Князя Демонов, кажется, нисколько не задевает подобное недоверие. Ему никогда не требовалось признание за вознесение, и потому желание Гао Хэ отрицать его божественность не трогает его и теперь. — И ты ни разу не задумался, почему Князь демонов принимает верующих? — тянет Хуа Чэн, теребя что-то, вплетённое в его волосы, но никто не может увидеть точнее, что именно. — …Чтобы набрать могущества? — усмехается Гао Хэ. Другие боги уже истратили весь запал, но он не намерен сдаваться. — Чтобы притвориться, что ты один из нас? — В этой битве я не использовал ни крупицы духовных сил, — голос Хуа Чэна мягок, но от него у каждого бога войны волосы встают дыбом. Потому что это правда. Ятаган напрямую связан с душой демона, и потому управление саблей не требует духовной энергии, а всё остальное… Всё остальное Князь Демонов сделал голыми руками. Даже скорее одной рукой. — …Ладно, — признаёт богиня литературы по имени Мо Кан. — Если это действительно так, то зачем ты спрыгнул с Небес? Улыбка Хуа Чэна становится шире. — Я так рад, что вы спросили, — шепчет он. Эмин рассекает лук в руках небожителя за секунду до выстрела. Хуа Чэн, снова сцепив за спиной руки, вальяжно прогуливается между поверженными богами войны. — Много лет назад, когда я был куда слабее, я увидел, как кое-что очень странное случилось на этой горе, прямо в этом месте. Небожители останавливаются, и он слышит их пересуды. Так значит, неспроста демон привёл их именно сюда?.. — Я увидел группу служащих Младших небес. Они пришли сюда ради самосовершенствования. Некоторые боги резко напрягаются, а их лица искажает узнавание. — На горе они встретили павшего бога и повели себя с ним весьма… — Хуа Чэн склоняет голову к плечу, злость делает его улыбку острой. — …Лицемерно. — …Ты говоришь о Наследном Принце Сяньлэ? — запинается Гао Хэ, от удивления не сразу сообразив закрыть рот. — Так это всё ради НЕГО? Хуа Чэн никак не отвечает, продолжая смотреть на него ледяным взглядом. Сейчас слова для этого небожителя — всё равно что смертельная ловушка. — Если ты… если ты был там в тот день, то знаешь, почему мы смотрели на него свысока! — Потому что ему повезло меньше, чем вам? — спрашивает Князь демонов, слегка прищурившись. Он всё ещё позволяет Гао Хэ говорить. — Потому что как бы плохо нам ни было, мы бы никогда не опустились до того, что сделал он! Он своё заслужил! — рычит Гао Хэ. — Шлюхи играют в дрянные игры и получают дрянные призы! Какая интересная фраза. Хуа Чэну она нравится, несмотря на обстоятельства. Бог войны складывает руки на груди и ждёт от Хуа Чэна ответа… ждет, что тот изменит свою точку зрения. Но взгляд Бедствия остаётся холоднее льда. Если бы он остался тем же импульсивным юнцом, его давно бы захлестнула слепая ярость, и он бы кричал, защищая своего бога, как он кричал когда-то давно, ещё будучи подростком, на простой люд, сжигающий храмы Наследного принца. Но он больше не импульсивный юнец. Хуа Чэн стал мужчиной, и он знает этот мир слишком хорошо. Если он бросится на защиту Се Ляня, руководствуясь одной лишь преданностью… Князь Демонов никогда не станет стыдиться своего поклонения, но он знает, что для Се Ляня связь с призраком усложнит всё в разы. Когда Хуа Чэн отвечает, его голос мягок. Смертельно мягок. — Как ты его назвал? Гао Хэ чувствует, что что-то не так, но не отступает. — Я назвал его шлюхой. Ты думаешь, это просто слухи?! Я сам однажды застал его с клиентом, это установленный факт! Он опустился до такого, так что… — Моя мать была шлюхой. Гао Хэ замолкает, подавившись словами. — …Что? Хуа Чэн отворачивается от других богов и подходит к нему. Земля под ногами демона едва заметно гудит, будто маленькие землетрясения сопровождают каждый его шаг. — Моя мать, — спокойно объясняет Бедствие. — По твоим стандартам была бы «шлюхой». Большинство мужчин — скорее даже все мужчины — скрывало бы этот факт. Никто не стал бы признавать такое открыто, даже если это правда, люди в таких случаях стараются лгать и скрываться. Но Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём ничего не скрывает. Он говорит об этом, ничуть не стесняясь. — Ты сказал, что никогда не опустишься до такого, — Хуа Чэн останавливается прямо напротив Гао Хэ, и немаленький, в общем-то, бог кажется рядом с ним мальчишкой. Один-единственный глаз, черный, как бездонная пропасть, смотрит Гао Хэ в душу. — Если ты веришь в это, — он склоняется над небожителем, и у того сердце сжимается от ужаса. — То ты никогда не испытывал настоящего голода. Гао Хэ отступает на шаг, у него дрожат руки, и он сам себе кажется ничтожным по сравнению с неоспоримой мощью демона напротив. Хуа Чэн шагает следом. — Ты никогда не видел, как умирает от голода твой ребёнок, — шепчет Хуа Чэн. — Зная, что ты можешь либо отпустить его, либо продать последнее, что у тебя осталось. И кто согласился бы приютить Хун-эра с его проклятым глазом? Нет никакого выбора, и никогда не было. — …Всегда есть… — начинает Гао Хэ, сухо сглатывая. — Другой… он… его ситуация не была… — Откуда ты знаешь? — Князь Демонов смотрит на него сверху вниз. Он помнит его. Помнит каждое лицо из того дня… Всех до единого он отпечатал в памяти, и он хорошо помнит Гао Хэ. — Потому что он был принцем! Он был сильнейшим богом, о чём с радостью напоминал всем вокруг! Он пал из-за его собственных ошибок! Перед ним было столько возможностей, И ОН УПУСТИЛ КАЖДУЮ..! ХРЯСЬ! От силы удара голова Гао Хэ мотнулась в сторону. — Я не договорил, — холодно отвечает Хуа Чэн. Бог войны сплёвывает кровь, и вместе с ней на траву падает два зуба. Хуа Чэн переводит взгляд на других небожителей и возобновляет свой размеренный шаг. Будто наставник перед группой учеников. — Я увидел, — продолжает он. — Как эти младшие небожители набросились на невезучего собрата. Они воспользовались своим статусом и численным преимуществом… так же, как надеялись воспользоваться вы, когда пришли сюда. По крайней мере двоим небожителям хватило совести выглядеть пристыженными. — Мне показалось странным, — Князь демонов качает головой. — Очень странным, что они вознеслись. В конечном итоге, лучше всего о характере человека говорит то, как он обращается с теми, кто слабее него. Вы все показали себя трусливыми оппортунистами, но и это еще не всё. Он не прерывает своей речи, даже когда очередной воин бросается на него, лишь позволяет Эмину отбить атаку. Ятаган поражает его так яростно, что бога откидывает прочь с отчётливым хрустом. — Больше всего меня удивило то, что даже собственным стандартам ни один из вас не удовлетворял, а вы всё равно стали богами. По толпе пробегает недовольный ропот, слышатся слабые протесты, но Хуа Чэн уже не смотрит на них. Его взгляд снова прикован к их предводителю. — Как ты сказал? «Шлюхи играют в дрянные игры и получают дрянные призы»? — он повторяет фразу с крайней осторожностью, его глаза сощурены. — А что насчёт мужчин, которые их покупают, Гао Хэ? Бог становится белее полотна и бестолково разевает рот, как выброшенная на берег рыба. — Я-я… Я не знаю, о чем ты.. — Понимаешь теперь, что показалось мне странным? — спрашивает Хуа Чэн. — Что человек, всю свою смертную жизнь посещавший бордели и продолживший даже после вознесения, свысока смотрит на тех, чьими услугами так часто пользуется. Гао Хэ мечется, дёргается, путается в словах. На его белом лице расползаются красные пятна, он то и дело бросает взгляды на других небожителей, видит, как они ахают и охают, шепчутся между собой, смотрят на него и осуждают. — Ты… Я не… они же… — Гао Хэ задыхается, и его голос дрожит. Хуа Чэн снова шагает ближе. — Стыдно, что твой маленький секрет теперь у всех на слуху? — Единственный глаз Хуа Чена сейчас широко распахнут, дикий от сдерживаемого бешенства, а его улыбка превращается в яростный оскал. Его голос — чистый яд, когда он говорит: — Не волнуйся, Гао Хэ. Он наклоняется, обнажая клыки. — Они никому не скажут. Хуа Чэн запомнил каждое лицо, увиденное в тот день. Он не пропустил никого. Он запомнил своего бога — уязвимого и разбитого — повернувшегося на голос этого человека. Помнит, как принц в унижении и ужасе выкрикнул: «Вы обещали, что никому не скажете!» «Посмотрим», — думает Хуа Чэн. Посмотрим, как они обойдутся с твоими тайнами. Какой горький этот стыд на вкус. Затем Князь Демонов поворачивается к небожителю с серебристыми волосами, и его тон остаётся таким же ледяным. — Не стоит тебе насмехаться. Лицо бога войны каменеет. — Гао Хэ хотя бы платил своим любовницам, — Хуа Чэн смеривает его холодным взглядом. — Ты же взял силой каждую, с кем делил ложе. В наступившей тишине можно было бы услышать падение булавки. Хуа Чэн даже не поворачивается, когда его снова атакуют сзади. Он только протягивает руку и ловит меч Гао Хэ ладонью. Клинок не успевает оставить даже царапины: одним движением Хуа Чэн разламывает его надвое. Тоже её творение — более поздняя модель, более совершенная техника — труднее сломать, но он справляется всё равно. Хуа Чэн поражает богов войны одного за другим. Ломает их духовные орудия и каждому выносит свой приговор. Картёжники. Воры. Взяточники. Насильники. Военные преступники. Каждый из них зверствовал по-своему. Каждый из них мешком повалился наземь, когда он с ними закончил. Тех немногих, кто еще может шевелиться, вдавливают в грязь сотни призрачных бабочек. Они облепляют небожителей, постепенно высасывая духовную энергию, а Хуа Чэн прохаживается между обессиленных тел. — Вы сказали, что я вознёсся, потому что хотел стать одним из вас, — Князь Демонов мягко смеётся, покачивая головой. — Но я видел, что вы творили. Когда мне выпал шанс стать богом, я ушел. Он оглядывает поверженных воинов с ледяным презрением. — Потому что не желал признавать вас равными себе, — он останавливается перед Гао Хэ и ставит ногу ему на затылок, вдавливая его лицом в грязь. Пусть попробует на вкус своё поражение, пусть почувствует сам, как низко пал. Взгляд демона пылает алым. — Бесполезный мусор. Когда Хуа Чэн убирает ботинок, у Гао Хэ нет сил даже поднять головы из небольшого кратера, который образовался под его лицом от колоссального давления. Он так и остаётся лежать в грязи, покрытый кровью. Он проиграл. — Но вопреки всему этому, — Хуа Чэн вздыхает, дёрнув плечом. — Я был и остаюсь верующим. Когда я увидел, что смертных обманом заставляют поклоняться ложным богам… Его взгляд скользит по избитым и окровавленным мужчинам вокруг. — …Я решил вмешаться. Вот почему, — он разводит руками, указывая на всех присутствующих. — Я сегодня собрал вас здесь. Наконец, Князь Демонов обращает свой взгляд на богов литературы. Их одиннадцать, и они все жмутся у самого барьера, их глаза наполнены страхом. Он жестоко улыбается. — Можем приступать? Другие боги отступают, но Яо Мэйфэн — та самая, которая обвинила его в неумении читать — шагает вперёд, вскинув подбородок. — Хорошо. Многие, услышав о «богах литературы», сразу же списывают их со счетов. Но боги литературы весьма разнятся меж собой. Боги войны, например, все попадают в весьма узкую категорию воинов. Обычно они бывшие генералы, полководцы или члены правящих семей. Еще на небесах есть боги стихий, места многих из которых сейчас пустуют. Остальные боги, однако, все поголовно называются «богами литературы». Они владеют самыми разными отраслями знаний, а также занимаются бюрократией, и отчего-то бытует мнение, что стать богом литературы куда легче, чем каким-то другим божеством. (Часто вспоминают Лин Вэнь и ей подобных, кто один раз написал неплохое сочинение, привлек внимание бога постарше и быстро вырос в должности). Но это весьма далеко от истины. Яо Мэйфэн исключительно искусна в споре, разбирается досконально в истории, литературе, поэзии и этике, она знаменита своим непревзойденным ораторским мастерством, и все свои навыки доказывала не раз, но… Какой-то демон — по его собственным словам, сын шлюхи — не получивший никакого образования и даже ни разу не посещавший государственные уроки… с легкостью парирует её аргументы в споре и отвечает, не колеблясь. Каждая его фраза точна и выверена. Ещё во время сражения с богами войны другая богиня литературы по имени Мо Кан обратила внимание на красноречие Князя Демонов. Тогда Яо Мэйфэн только презрительно фыркнула, но теперь она внезапно оказывается в… затруднительном положении. Споря с Князем Тьмы о… морали. — Небесный двор определяет духовные ценности мира смертных, — ногти впиваются ей в ладони, но она заставляет себя говорить спокойно и размеренно. — Небожитель непогрешим, это подтверждается самим фактом вознесения. — Духовные ценности мира смертных… — задумчиво повторяет Хуа Чэн, сложив за спиной руки. Когда он говорит, становится видно один заострённый клычок. — А что насчет Небесного мандата? Яо Мэйфэн не ожидала, что Собиратель Цветов Под кровавым Дождём озаботится вопросами современной политической культуры. — Если смертного правителя свергли, то это потому, что он утратил добродетель, а с ней и «небесное доверие», — Хуа Чэн оглядывает поверженных богов вокруг. — Но разве Небеса не попадают под свой же мандат? — Это было бы так же бессмысленно, как змее укусить себя за хвост. — Каждый бог рождается человеком, — говорит Хуа Чэн, и они продолжают медленно двигаться по кругу, как два крупных льва на охоте. — Пока бог не вознесётся, над ним довлеют законы мира смертных. — Эти законы, — указывает Яо Мэйфэн с победной усмешкой. — Продиктованы Небесами. — А как небеса относятся к изнасилованиям? — Хуа Чэн вскидывает бровь, и богиня бледнеет. — Ты слышала, что совершил ваш коллега. Что он делал с женщинами. Упомянутый бог начинает возиться, дрожащим от унижения голосом выкрикивая невнятные протесты. Он говорит, что те «крысы» просто были злы на него, ведь он не предложил им брака, что ничего не было, что… Это не крики невиновного. Хуа Чэн переводит взгляд на свою собеседницу. — Он вознёсся. Делает ли его это непогрешимым? Яо Мэйфэн стискивает зубы: ей нечего на это ответить. — Если сам факт вознесения является показателем морального совершенства, то отчего боги падают с Небес? — Её лицо темнеет, и Хуа Чэн усмехается, покачав головой. — Боги возносятся по тем же причинам, по которым к власти приходят любые другие лидеры, смертность здесь не имеет значения. Либо у них есть статус и привилегии, либо люди верят в них и готовы за ними пойти. Когда людская вера иссякает, бог истлевает. Горло ей сдавливают противоречивые эмоции, она чувствует во рту привкус крови, но Яо Мэйфэн отказывается сдаваться. — Богов низвергают, когда они ведут себя безнравственно! Но эти законы и порядки всё равно учреждены волей Небес..! — Тогда что такое Небеса? — парирует Хуа Чэн. Он не тратит время на раздумья и не сомневается, будто ещё до спора предсказал каждый её аргумент и опроверг его. — Есть ли среди вас кто-то, кто отвечает за написание правил Высшей Морали? Вы решаете этот вопрос голосованием? Нет… Он смеётся. — Вы просто подлизываетесь к вашему небесному хозяину. Но он был не первым Императором. Так почему он должен стать последним? От этих слов несколько небожителей дергаются, как от удара, а лица у них белеют. — Если Небеса всезнающи и определяют законы смертных… — Хуа Чэн шагает ближе, и Яо Мэйфэн сжимается. Он отчетливо видит, как в её душе зародилось сомнение, и продолжает спрашивать: — …То почему законы меняются? Ты старше меня, ведь так? Как сильно изменился мир смертных за твою жизнь? И какое отношение к этим изменениям имеют Небеса? — Конечно… — начинает она, и тут же замолкает, нахмурившись. — Смертные будут меняться… Мир не стоит на месте, люди развиваются… — Но если Небеса всеведущи и безгрешны, разве не создали бы они изначально совершенный свод законов? Она не находится с ответом. — Разве была бы у Небес необходимость развиваться? — снова спрашивает он. — Допустим… допустим, что Небеса несовершенны, — признаёт Яо Мэйфэн. — Но нет морали выше чем та, что существует на Небесах. — Раз Небеса несовершенны, какое право они имеют диктовать законы? — Хуа Чэн использует её же слова, умело загоняя её в угол. — Если бессмертие не гарантирует совершенства, если убийцы, насильники и воры могут пройти небесные врата и вознестись, то чем их власть отличается от власти любого людского правителя? — Это…! — И если боги поступают несправедливо, люди прекращают поклоняться им, или другие боги наказывают их, — теперь они стоят лицом к лицу, и Яо Мэйфэн сжимает кулаки от раздражения и бессилия. — Ваши Небеса просто ещё один государственный аппарат. Яо Мэйфэн вспыхивает. — И куда подевалась вся твоя вера! Если всё это правда, то отчего боги вообще возносятся?! Почему боги вообще существуют?! Чтобы служить примером!.. — Чтобы служить смертным, — сухо обрывает её Хуа Чэн. — Я… что? — Заклинатели обязуются защищать слабых и исполнять свои обещания перед вознесением, — он не отводит от неё глаз. — Пока они следуют этим заповедям, люди верят в них, и они возносятся, обретая невиданную мощь. — На Небесах никогда не было подобного, боги..! — «Не вмешиваются в дела людей», — соглашается Хуа Чэн. Стоит Яо Мэйфэн подумать, что спор, наконец, оборачивается в её пользу, Князь Демонов усмехается. — Небеса предпочитают лишь говорить о нравственности и долге, но ничего для них не делать. Вы вмешиваетесь только тогда, когда призраки и нечисть начинают угрожать вашей власти. Богиня спотыкается, отступая, и падает наземь. Она прикусила язык, и теперь кровь течёт по её подбородку, пока она пытается откашляться, и Князь Демонов нависает над ней, склонив голову к плечу. — Я был и остаюсь верующим, — повторяет он. — Но поклонение следует заслужить. И… Хуа Чэн окидывает её взглядом. — Я не верю в тебя. …Она сдаётся. Хуа Чэн соревнуется в красноречии с каждым из них по одному. Они спорят о доступности вознесения, и он указывает, что государственные экзамены закрыты для бедных. Он говорит о сиротах и нищих, которые всё ещё могут стать богами войны, принеся великую жертву или обретя невиданную мощь, но не могут стать мирными небесными чиновниками, потому что получить необходимое для этого образование для них попросту невозможно. А чтобы обрести физическую мощь часто тоже необходим учитель. Хотя на Небесах принято считать, что вознестись с помощью самопожертвования может каждый, на подобные поступки способны лишь люди, рождённые с сильной Судьбой, или те, кому посчастливилось быть замеченными другими богами. А значит, внутреннее устройство Небес не знает равенства и справедливости. Хуа Чэн отстаивает эту точку зрения искусно и безустанно. Доказывает, что боги порочны, и небеса порочны. Что они предвзяты, и небеса предвзяты. Чтобы спасти умирающее дерево, нужно срезать все больные ветви. Они падают один за другим. Их ждёт та же судьба, что и богов войны: все их секреты, все их маленькие грязные тайны в одночасье оказываются выставлены на всеобщее обозрение. Украденная статья там, принятая взятка здесь. Кто-то подтасовал результаты своих экзаменов, кто-то присвоил чужие. Торжество лжи и праздности. Когда падает последний бог литературы, задыхаясь и кашляя кровью, Хуа Чэн осматривает всех по одному. Тридцать три небожителя. — Я уверен, вы помните мои условия, —тихо говорит он, и по мановению его руки Эмин покорно возвращается в ножны, притороченные к бедру демона. — До наступления полнолуния вы обязаны выполнить свою часть сделки. Как он и обещал, стоило окончиться поединку, как пропал удерживающий их внутри магический барьер. Не сказав больше ни слова, Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём разворачивается и уходит, оставляя позади поле боя и окровавленных богов, лежащих там в грязи. С каждым его шагом слышится серебряный перезвон колокольчиков. Когда восходит солнце следующего дня, мир не кажется непоправимо другим, но едва заметные перемены уже произошли. Один король, проснувшись, говорит своим советникам отменить постройку храма в честь Генерала Гао Хэ. Когда его спрашивают о причинах, он твердит, что просто передумал. В храмах Яо Мэйфэн и Мо Кан (и во многих остальных), редеет поток прихожан. И даже в Небесной столице… даже там ползут шепотки. Всё начинается с извращённой паранойи тех самых тридцати трёх. «…Не верьте ему, если он скажет вам, что я вор — он развратник и предаётся греху с проститутками…» «Кто вам такое сказал?! Она? Что ж, она лгунья, она подделала результаты на половине своих государственных экзаменов!» «Так я и поверю слухам, которые распускает насильник!» «Не переживайте, они никому не скажут» — такими словами насмехался над ними Князь Демонов. Но они говорили. О Небеса, как же они говорили. Далеко и широко разлетались эти птички, и пели там свои маленькие предательские песенки, а потом возвращались в свои гнёзда выхаживать раны. Как же несло от них стыдом и жалостью к себе. Они, сами того не понимая, подрывали свою репутацию не хуже Князя Демонов. Хуа Чэну даже не нужно было ничего делать. И один за другим они все совершили одну и ту же ошибку. Они убедили себя, что Собиратель Цветов Под Кровавым Дождем не предусмотрел такого исхода. Не подумал, что небесные чиновники поступят не по чести и откажутся выполнять свои условия сделки. Что он не дотянется до них на Небесах. Они не дали себе труда задуматься, отчего он отпустил их в тот день, а не убил, стоило им проиграть. Какая же непоправимая это была ошибка. Хуа Чэн отпустил их в тот день, потому что именно так борются с засильем грызунов. Вместо того, чтобы отлавливать крыс и убивать их по одной, лучше отравить парочку и позволить сбежать им обратно в гнездо, неся в себе смертельный яд, разрушая колонию изнутри. А ещё, потому что Хуа Чэн сделал это во имя своего бога, а Дянься милосерден. Из уважения к Се Ляню он даровал каждому из богов шанс самостоятельно спуститься с небес, шанс выжить и когда-нибудь вновь обрести божественность. Никто из них им не воспользовался. Ни один. Они оправдывались друг перед другом, язвили и заискивали. Они шептались, что этого стоило ожидать: кто вообще воспринимает сделки с призраком всерьёз? Что, если уйти в уединение и там зализать свои раны, люди забудут, как всегда забывали. Люди, но не призрак. Призраки ничего не забывают. Их долгая память наполнена горечью, болью и яростью. Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём — не исключение. Он сидит на ступенях строящегося дворца, в окружении красных колонн, и смотрит на восходящую полную луну. Ниже по улице играют дети, они смеются и носятся за серебряными бабочками. Среди них и Яньлинь, и она то и дело бросает на Хуа Чэнчжу быстрые взгляды, но… У него такое лицо, что она решает оставить его в покое. — Что ж, — подает голос Фай, до этого мявшийся у Хуа Чэна за плечом. Он прочищает горло и немного неловко продолжает, пытаясь утешить молодого Князя Демонов: — Мы вынесли важный урок из всей этой истории… Небожители крайне редко заслуживают доверия. Но вы всё равно сделали то, что запланировали, ведь так? Это было весьма впечатляюще… — Нет. Хуа Чэн наблюдает за восходящей луной, и он встаёт на ноги вместе с ней. Фай смотрит, как он потягивается, с выражением некоторой тревоги на круглом лице. — О… о чём это вы, Хуа Чэнчжу? Юноша дергает плечом, ночной ветер играет с длинными прядями его темных волос. Колокольчики издают мягкий перезвон в темноте и с каждым шагом молодого Бедствия луна сияет всё ярче, становясь почти янтарной. — Я позволил им проиграть, — шепчет он, разглядывая горизонт и серебряных бабочек, слетающих с его наручей и исчезающих в ночи. — А теперь я помогу им исполнить их часть сделки. — Вы… — начинает Фай и сухо сглатывает. — Вам следует…! Но он не успевает договорить: с мягким перестуком брошенных костей Князь Демонов растворяется в воздухе так же, как до этого исчезали во тьме его бабочки. Призрачный мир населяют самые причудливые создания: гоблины, демоны, духи всех форм и размеров, но чаще всего встречаются здесь именно призраки. Призрак может остаться в подлунном мире после смерти по многим причинам. Злой он или добрый не имеет значения, нужно лишь желание задержаться. Но именно исполненные злобы призраки в этом мире процветают и набирают могущество. Выделяют четыре ранга подобных призраков. Злой нападает только на одиночные цели. Жестокий способен вырезать целую семью. Свирепый может в одиночку уничтожить город. Демоны уровня «Злой» и «Жестокий» составляют подавляющее большинство призрачного населения. Крайне редко среди них появляются Свирепые, и такие демоны очень быстро забираются на самый верх иерархии. И крайне редко встречаются те, кого породила Медная печь Тунлу. Непревзойдённые. Великие Бедствия. Князья демонов. Они могут уничтожить за одну ночь целую страну и ввергнуть мир в хаос. За всю историю был лишь один подобный демон: Белое Бедствие, Безликий Бай. Разрушитель Сяньлэ. Вестник Чумы, Смерти и Страдания. Он был так ужасен, принёс такое непостижимое разрушение, такое горе, что даже имя его боялись произнести вслух. Потребовалась мощь самого Небесного Владыки, чтобы сразить эту тварь. Когда он пал, люди поверили, что эпоха Бедствий завершилась вместе с ним. Что никогда не появится другой Непревзойдённый. Небеса вздохнули с облегчением. Они расслабились и поверили, что их силе больше никто не угрожает. Они построили новые золотые дворцы и предавались в них пороку, лени и расточительству. И постепенно они забыли. Забыли дни войны, дни болезни. Забыли, какое разрушение может принести один-единственный призрак. Забыли, что значит оказаться уязвимыми. Забыли, что стать целью Бедствия — значит обречь себя на смерть. Но после этой ночи они никогда больше этого не забудут. Это попросту невозможно. По всему континенту плывут серебристые бабочки, разлетаются в каждый уголок, и взмахи крохотных крыльев с каждой минутой приближают их к цели. Хуа Чэн стоит в свете полной луны, раскинув руки, напрягая ладони, и втягивает в себя ночной воздух. Морозный и освежающий. В последний раз, когда он сражался — по-настоящему сражался — он бился против существа столь могущественного, что он в сравнении чувствовал себя бумажным корабликом в бурном потоке. Он выжил лишь благодаря везению и смекалке. Его соперница была достойным противником… но победа не доставила ему радости. С тех пор все сражения казались ему гротескной тенью. Они раздражали, но лишь потому, что ни в одном из них не было настоящего вызова его способностям. Но это… Он чувствует себя так, будто впервые за десятилетия размял ноги. Наконец использовал часть бурлящей в мышцах силы. Князь демонов делает глубокий вдох, затем ещё один, медленно и размеренно, позволяя духовной энергии накопиться у него в груди, пока она не вспыхивает в его ладонях. Он тянется своим сознанием к сотням тысяч призрачных бабочек, разлетевшихся от одного края земли до другого. Он никогда раньше не пытался совершить подобное, но он понимает даже раньше, чем произносит слова вслух… Хуа Чэн чувствует её прямо здесь, в его солнечном сплетении: вся энергия разрушения, что только доступна этому миру, сосредоточена в нём самом. Когда Хуа Чэн поднимает веки, его единственный глаз сияет в лунном свете, как проклятая звезда. — Гори, — приказывает он. В эту ночь мир узнает, что Князь Демонов может заставить дрогнуть сами Небеса. В одно единое мгновение сотни тысяч призрачных бабочек вспыхивают демоническим огнём, поджигая всё вокруг. В одно мгновение тысячи — нет, десятки тысяч! — храмов охватывает яростное пламя, оно пожирает, корёжит и воет, вскидываясь до небес. Пожары не стихают, пока храмы не прогорают, подобно погребальным кострам, до самого пепла. Так много дыма и копоти поднимается в небо, что луна тускнеет, и лунный свет сливается с серым прахом. А на Небесах тридцать три небожителя вынуждены смотреть, как сгорают их храмы. Не парочка, даже не большинство — абсолютно все. Они вынуждены смотреть, как иссыхает поток добродетелей, как пропадают деньги, как стихают молитвы. Как их последователи, которых многие боги начали воспринимать, как должное, отворачиваются от них, уходят и больше не возвращаются. Тогда эти небожители попытались исправить ситуацию и построить новые храмы. Хуа Чэн сжег и их. Теперь ни один уважающий себя человек не посмел бы потратить деньги на строительство храма, который всё равно сгорит. Да и зачем поклоняться богу, которого так и преследуют неудачи? Боги на Небесах всё глубже погружались в отчаяние. В конце концов они пришли просить помощи у последнего воина, который еще мог им помочь. Не Цзюнь У, Император бы осудил их за несоблюдение сделки, но… Они просят помощи у единственного бога помимо Цзюнь У, у которого хватит сил поставить на место Бедствие. Как и предсказывал Генерал Мин Гуан, каждый из тридцати трёх так или иначе приполз к нему, умоляя о помощи. И каждому он напомнил о тех словах, которые произнёс ещё в самом начале. Что, когда ситуация обернётся против них, он не станет им помогать. Пэй Мин сдержал свое обещание. Он не вмешивался и только наблюдал внимательным взглядом за тем, как они горят. Кто-то вспыхивал ярко, как адское пламя. Кто-то затухал постепенно, угасал и забывался. Последним исчез генерал Гао Хэ. Когда искра жизни уже покидала его, он вспомнил собственные слова. «Шлюхи играют в дрянные игры и получают дрянные призы» И во что он ввязался, если не в самую дрянную игру из всех? Взялся дурачить Князя Демонов. Как он мог даже подумать когда-то, что ему по силам одолеть подобную тварь? И что он получил? Его приз — позор, а затем забвение. На следующем собрании во дворце Шэнь У Собиратель Цветов Под кровавым Дождём, Князь Демонов Хуа Чэн получает новый титул. Его нарекают «Бич Небес», такого не удалось достичь даже Белому Бедствию. Взгляд Цзюнь У холоден, он подсчитывает потери. Хуа Чэн имел право так поступить, это согласившиеся на сделку боги не сдержали своего слова. В конечном итоге внимание Императора приковывают единственные выжившие небожители. Генералы Наньян и Сюаньчжэнь. — Проигнорировать приглашение демона было очень дальновидным решением, — обращается к ним Император. — Но мне хотелось бы знать, чем вы руководствовались. Ни один из генералов не отвечает сразу. Наньян смотрит прямо перед собой, накрепко сцепив зубы и явно не зная, как подобрать слова. Наконец, за них обоих отвечает Сюаньчжэнь: — Наньян обвинил меня в канцелярской ошибке, от которой пострадало несколько его храмов, — Сюаньчжэнь складывает руки на груди, спокойный и собранный. Никто не нуждается в пояснениях: все прекрасно знают, о какой ошибке речь. Лицо Фэн Синя от стыда становится краснее с каждой минутой, но он не говорит ни слова. Он никак не реагирует на провокации Му Цина последние месяцы. — По этому поводу разгорелся спор, а когда мы закончили… — Му Цин пожимает плечами и перебрасывает волосы себе за спину. — …Вопрос был уже решён. Никто не сомневается в его словах: именно так эти двое и ведут себя на постоянной основе. Его слова весьма близки к истине, хоть ей и не являются. Когда собрание распускают, Фэн Синь находит Му Цина взглядом. Толпа спешащих на выход богов скрадывает его движение, и он тянется к Му Цину, но… Генерал Сюаньчжэнь уже развернулся на каблуках, торопясь поскорее убраться из залы собраний, и кончики пальцев Фэн Синя успевают задеть только его волосы. Ничего больше: он уже исчез в толпе.

***

Проходит время, а с ним расползаются слухи о Красном Демоне Хуа Чэне и его поступках. Для Небожителей это болезненное напоминание, а смертным полюбилось сочинять про его похождения баллады, песни и байки, которые передаются теперь из уст в уста. Те, кто раньше возжигал благовония для Гао Хэ, Яо Мэйфэн и Мо Кан, теперь поклоняются и оставляют дары Хуа Чэну. Его призрачные бабочки вселяют надежду в сердца сирот и ужас в души небожителей. Ятаган Эмин многим является в кошмарных снах. Люди учатся бежать, увидев кровавый дождь: они знают теперь, что Бедствие всегда рядом. Они позабыли однажды, что такое Князь Демонов. Хуа Чэн за одну ночь низверг половину богов Верхних Небес. Сила Князя Демонов растёт, и всю её он тратит на поиски. Он обыскал все три мира сверху донизу, надеясь найти возлюбленного, но каждый раз его встречают лишь дым и слухи. Прошло так много времени… очень много, слишком много. Но Хуа Чэн не останавливается. Даже когда его единственное задание кажется невыполнимым, даже когда он раз за разом оказывается ни с чем, даже когда сама судьба пытается ему помешать, он не сдаётся. Но идут годы, и боль и нетерпение в его сердце становятся всё сильнее. Он обзавёлся привычкой теребить вплетенную в волосы бусину, вертеть ее между пальцами. Было время в его жизни, когда Хун-эр ни о чем не молился. Было время, когда он молился, не ожидая ответа. Теперь Князь Демонов снова и снова твердит одни и те же слова, как бесконечную мантру. «Дождись меня» Не важно, как много времени потребуется. «Я иду к тебе — просто дождись меня» Иногда он чувствует эту особую дрожь вдоль позвоночника, и он знает: где-то там, где бы он ни был, Дянься прикасается к его праху. Что Дянься до сих пор носит его с собой, куда бы он ни пошел. Во всем мире нет более безопасного места для его праха, и Хуа Чэн отдал бы всё на свете за возможность оказаться рядом с ним. Но это, однако, вопрос времени. А время, по опыту Хуа Чэна, крайне жестокий господин. Оно проносится так быстро, когда ты счастлив, его всегда слишком много, когда ты один. И все живое, будь то бог, демон или смертный, однажды сгинет в его беспощадной пасти.