Каждой бабочке - своя лампа

      Последние несколько дней до отлета Агния, как, наверное, практически любая девушка, потратила на шопинг, отчего Чуя сейчас тащил два огромных чемодана с обновками и сувенирами в пункт приема багажа. — Ты туда что, кирпичей напихала? , — со вздохом облегчения спросил он, передавая чемоданы работнику аэропорта. Агния на это только звонко рассмеялась, решив оставить шутку про бомбу до лучших времен. — Всего пара костюмов и три пары туфель. Ну и так, по мелочи. «Ничего себе «по мелочи»,» — пронеслось в голове Накахары, но тут же мысли вернулись в нужное русло. — Можно вопрос? Из чистого любопытства. Девушка кивнула. — Ты приехала не из-за предателя, а чтобы узнать про Арахабаки. Для чего это вам? Барто цыкнула, после чего вздохнула. — Я сама не знаю. Точнее знаю, что это поручение с самого верха, возможно, как-то связанное с исследованиями эсперов. Дело в том, что этим занимается одна государственная структура, но они… — девушка проглотила ругательство, продолжая: — Не очень хотят с нами делиться. Поэтому приходится самим всё искать, расспрашивать, все дела. Моё дело было только проверить и задать направление для коллег, вот и всё. К тому же, мы здесь не только поэтому. Дело в том, что руководство решило постепенно отходить от локализации и начинать действовать более глобально. А для этого нужны друзья, если вы понимаете, о чём я. — Понимаю. Хотите сказать, что наше… сотрудничество не окончено? , — Не сказать, что Чуе нравилась эта идея, но с другой стороны… Змеи Зимнего дворца, как они называются официально, довольно крупная группировка с немалыми ресурсами, что сыграет на руку Портовой мафии, а значит, и ему в том числе. — Поэтому шеф решил продолжать в том же духе. Более того, мы тоже очень не любим Достоевского, как и вы. Думаю, что вместе нам будет попроще, не так ли? — В целом, соглашусь. Но есть моменты, которые мне лично не нравятся. В первую очередь, ваши темные дела с «исследованиями». — На вас лично, — она выделила это голосом, — Накахара-сан, это не отразится. Огай Мори ничего не узнает, по крайней мере, не от нас. — Надеюсь на это.       К слову, сомневаться не приходилось. Из той немногочисленной информации, которую удалось достать, Змеи всегда исполняли свои обязательства перед партнёрами. Это не могло не радовать, но, к сожалению, не снимало ряд вопросов.       Проводив Агнию, Чуя сел в машину, откинув голову на подголовник. — Всё равно ничего не ясно. — Не сказал бы, — Арахабаки открыл окно, выдыхая дым от сигареты. Всё-таки, приноровился, даже в какой-то степени вошел во вкус. — Они хотят повторить эксперимент, — бог тяжело вздохнул, решив опустить очередное оскорбление смертных, — но пока не понимают, чем это для них закончится. Чуя резко выпрямился, ударив по рулю так, что машина издала гудок. — Они совсем конченные, что ли?! , — руки у него слегка дрожали. Неужели его история ничему не научила? А может, случилось некое «головокружение от успехов»? Вот как хорошо они сработались с Арахабаки в последнее время, а то, что Чуя несколько раз чуть не умер, это, как говорят, детали. — Просто в них есть что-то от Фауста. Неуемная жажда познаний, но в их случае смешанная с такой же жаждой власти и влияния. Так что, я не удивлен. У них на родине немало мелких богов и духов, жаждущих пробудиться, так что, ресурсы позволяют. Машина тронулась по направлению к дому, но вдруг Арахабаки повернулся к Накахаре. — Сверни. — Зачем? — Сверни, — уже настойчивее произнес он, после чего Чуя закатил глаза, вывернув руль в сторону. Теперь они уже ехали в центр, к счастью, поздним вечером дорога была почти свободна. — Ну и зачем? — Я хочу поговорить. Нет, дома нельзя, -предупреждая вопрос, сказал-ответил, после чего жестом указал остановиться около небоскреба. — Нам на крышу, — Арахабаки вышел из машины, аккуратно закрыв дверь. Внешне он сильно изменился с момента их первой встречи, никаких больше бинтов на руках, только причудливые тату, не прикрытые закатанными рукавами рубашки, классические брюки на элегантных кожаных подтяжках и, самое главное, шляпа не скрывала смолистого цвета волосы. Чуя не спрашивал, почему Арахабаки резко решил сменить имидж, предполагая, что просто насмотрелся во время прогулок на всякое и выбрал для себя тот самый образ.       На верхние этажи они поднялись без проблем, благо, охранник на ресепшене видел уже десятый сон. — Закрыто, — Чуя дернул еще раз на себя, выругавшись. Его спутник чуть отодвинул парня, дергая за замок, который с грустным звоном сломался и упал на пол. — Теперь открыто, — он прошел вперед, подходя к бортикам и поднимая вверх голову. Чуя лишь усмехнулся, следуя за ним. — И о чём ты так хотел поговорить и почему здесь? , — он стал рядом, смотря вниз на мелькающие туда-сюда огни ночного города. — Чтобы не убить момент. Помнишь, ты мне желание должен? Накахара тихо и протяжно произнес «бляять», уже готовый к новой порции какого-нибудь треша. — Помню. — Я хочу предложить тебе стать кое-чем большим, чем слугой, — Арахабаки перевел взгляд на заинтересованного Накахару, продолжив: — Я хочу сделать из тебя своего фамильяра. По сути, ты будешь также следить за храмом, но кроме этого, помогать мне в мире смертных. — И в чём помощь? , — скептически произнес Чуя, но это предложение, в отличие от многих других, было действительно заманчивым. — Разная. Иногда предложить кому-то стать жрецом в другом храме, иногда проучить тех, кто решил его осквернить, иногда ёкаев прогнать. Всё будет зависеть от ситуации. К тому же, слуга это слуга. А фамильяр — это правая рука бога. Понимаешь? — Вполне. Только один вопрос, — Чуя вздохнул и, опрокинув мысленно шот для храбрости, сделал шаг вперед, оказавшись к богу ближе, чем позволяли приличия. — Что насчет того, что между нами происходит? Оно… — Будет. Всё будет, и даже больше. И лучше. Смертные не чувствуют мир на уровне энергий, как ёкаи или боги, а это, в свою очередь, совсем другой уровень восприятия. И смертные менее… выносливы, что ли. Накахара вздохнул, чуть отводя взгляд. Он уже хотел было задать вопрос напрямую, но подумал, что нет, так его еще больше запутают. — Ты…короче, ты готов защищать меня и сделать всё, чтобы я умер как можно позже? Чтобы я чувствовал себя хорошо рядом с тобой. Чтобы… мне не было одиноко. Арахабаки удивленно посмотрел на него, пытаясь понять, к чему тот клонит, но потом громко рассмеялся. — Если это к вопросу, люблю ли я тебя, то можно сказать и так. Ты потом поймешь, почему тебе сложно понять то, что я чувствую к тебе, и почему это нельзя назвать «любовью» в том контексте, как это понимаете вы. Но сам понимаешь, чтобы разобраться, нужно побыть какое-то время бессмертным. — Я понял, — Чуя приблизился к нему, неловко целуя. Он не пожалел, что поддался в тот раз, не жалеет и о соглашении, и даже уже сам факт того, что их связали без их на то воли, больше не волнует. А сейчас, на крыше, есть только он, Чуя Накахара, и Арахабаки, отвечающий на его поцелуй, положив руку ему на затылок и зарываясь пальцами в волосы.       В это время Огай держал в руках бумажное письмо, обдумывая предложение о продолжении сотрудничества. Да, с одной стороны, именно Змеи выкрали несколько их документов, касающихся Накахары, но с другой, без их помощи не удалось бы хотя бы на время изгнать Магнолию, а также не удастся провернуть несколько схем, которые в перспективе очень выгодны. Поэтому, если выбирать между пускай и ценным, но сотрудником, и благополучием и процветанием организации, Мори однозначно отдаст предпочтение второму. К тому же, взамен украденной информации, они предоставили новую. Поэтому, можно простить. Посмотрев обратный адрес, Мори достал из стола лист бумаги, в той же форме решив дать положительный ответ. 17 января, Новосибирск.       Слабо освещенное пространство кабинета-комнаты наталкивало пожилого профессора на размышления. Он в целом любил в свободные минуты размышлять над ситуацией, в которой так нелепо, из-за собственных надежд, оказался. Кабинет представлял собой пространство из письменного стола, на котором сейчас разбросаны результаты исследований из Японии, какие-то собственные расчеты, графики, диаграммы и прочие вещи, характеризующие ученого и исследователя. Кровать, довольно удобная для его уже больной от возраста и сидячей работы, спины была чуть поодаль, там же недалеко — небольшая тумбочка и книжный стеллаж. Видно, что о нём позаботились. Впрочем, он ничего плохого не мог сказать о своих ни то похитителях, ни то всё-таки заказчиках. Из коридора послышались приглушенные шаги, затем три раза повернулся ключ, и в комнату-клетку зашел молодой человек, вежливо кивнул, стряхнул у порога остатки снега с ботинок и ушанки. В руках он держал пакет с продуктами и нужными реагентами. — Как поживаете, профессор? , — задорно спросил он, проходя дальше внутрь и ставя пакет на пол. — По тихонечку, — ответил он несколько уставше, после чего сел на стул. — Это хорошо. Может, вам еще что-то нужно? Вы говорите, организуем. — Нет, спасибо, всего хватает. Подскажите, какое сегодня число? Я просто пару раз забыл отметить на календаре, — над столом действительно висел календарь прошлого года, некоторые листы из него лежали там же на столе, исписанные мелким аккуратным почерком. — Семнадцатое января, время 21.56 по Новосибу. — Спасибо, — мужчина вздохнул, понимая, что с Нового года прошло уже больше двух недель, а он за работой и не заметил. Даже не отметил его, хотя открытки с поздравлениями от семьи и заказчиков лежали где-то среди бумаг. — В общем, по информации у нас больше ничего нет, поэтому если что не так, то придется самим выкручиваться. Вы как, готовы начать? — Готов, но учтите. Может не сработать, а последствия непредсказуемы, вплоть до гибели подопытного. — Не страшно, не сработает сейчас, сработает потом. Мы же не торопим, профессор. Нам нужен результат, в первую очередь ре-зуль-тат.       Профессора внутри слегка передернуло, но внешне он оставался спокоен. — Перед началом…я смогу… увидеться с женой и ребёнком? , — делая паузы между словами, стараясь не показывать всей той грусти и тоски, которую испытывает сейчас от того, что не слышит тихих разговоров ночью на кухне, когда жена гонит спать готовящуюся к сессии в медицинском дочь, не может в постели обнять свою Лену под тихое бурчание «я спать хочу, мне завтра на работу», да даже коснуться ее не может. Не может обнять дочь на прощание, в который раз пообещав, что всё будет хорошо. Всё, что ему было доступно в этот тяжелый год, это только слышать их голос через бронированное стекло. — Конечно, свидание на двадцать минут, как обычно. А когда закончите с экспериментом, поедите домой, только будите приезжать периодически, фиксировать там состояние. В общем, вы лучше меня знаете, что делают в таких случаях, — молодой человек щелкнул зажигалкой, прикуривая Camel, а затем выдохнул в потолок. — Да, я понимаю. Я готов начать. — Ну что вы, не так же сразу. Завтра проснетесь утром, спокойно подготовите кабинет, без спешки, без суеты. Сейчас вам бы познакомиться, чтобы малец не вырывался со стола. Вы отец, думаю, знаете, как детей успокаивать, — человек посмотрел на часы, — скоро его приведут. Не против, если у вас в комнате переночует? — Нет, не против, — профессор прекрасно понимал, что ему сейчас придется делать, и что ждет его завтра. Но это во благо. Это ради дочери и жены. — Вот и хорошо. Не волнуйтесь только, нервы это, сами знаете, очень серьёзно.       Пять минут тянулись бесконечно долго, пока дверь, наконец, снова не открылась, и в помещение не зашла женщина с мальчиком лет десяти. — О, вот и всё. Говорил же, скоро, — мужчина встал, нахлобучив шапку на голову, после чего оставил профессора с парнем наедине. Тот, в свою очередь, опасливо озирался, с подозрением смотря на хозяина комнаты. — З-здравствуйте, — произнес он, стараясь несмотря на обстановку, показаться вежливым. Мужчина натянуто улыбнулся. — Здравствуй. Как тебя зовут? — Л-лёша. А вас? — Можешь просто называть меня доктором, — профессор подошел к мальчику, протянув ему руку. Тот осторожно пожал ее, после чего спросил: — Вы не знаете, зачем меня привели? Сказали, что вы врач и будите меня осматривать, потому что там с анализами не то что-то. — Вот за этим и привели, — профессор подошел к столу, беря в руки бланк с анкетой, где были указаны все нужные показатели и, убеждаясь в очередной раз, что нет никаких противопоказаний, и парень абсолютно здоров, продолжил: — Тут у тебя кардиограмма плохая, я бы даже сказал ужасная, нужна операция на сердце. — А почему тогда не в обычной больнице? — Там такое не умеют. У тебя очень специфический случай, — профессор начал объяснять заумными терминами, что конкретно не так, зная, что мальчик его не поймет и поверит в каждое сказанное слово. Он знал, что возможно, после эксперимента Лёша не выживет, но при этом оправдывал это тем, что детдомовца никто не будет искать и что всё это только ради его дочери, у которой действительно есть проблемы с сердцем, и нужно лечение за границей, а оно дорогое, их семья не сможет его оплатить без кредита, а на них итак висит ипотека, которую тоже нужно как-то оплачивать. Разве это недостаточное основание, чтобы вписаться в эту историю? Или всё-таки, есть другой выбор? Эти вопросы мучают профессора уже который месяц, но выводы неутешительные. Пока они с женой искали бы деньги, стало бы уже слишком поздно, а лечение нужно сейчас и незамедлительное. — Я понял. Где я могу лечь? — А? , — вопрос вытянул профессора из его тяжелых мыслей, приведя в чувство. — Ложись вон там, — он указал на свою кровать, а сам сел за стол, еще раз сверяя все данные и перепроверяя план операции. — А вы? , — несколько неловко спросил парень, сев на кровать. — Не волнуйся. Я все равно ложусь поздно, так что спи. Завтра у тебя тяжелый день. И не менее тяжелый он будет и у профессора.