***
– Прости, Ноя, но нет. Либеро, который стоял перед ним с блокнотом, подпрыгнул, чуть ли не тыча им в лицо Асахи. На страничке, которую он показывал, было криво выведено «не уходи!!!!!!!!» – Я… Я правда должен уйти, – опустил взгляд мужчина. Нишиноя закатил глаза, обвел надпись несколько раз и снова показал возлюбленному, но Асахи даже не поднял головы. Они стояли в одном из парков префектуры, в руке у атакующего была ручка чемодана, а на плечах – тяжелый по виду рюкзак, набитый некоторыми из его любимых книг. Ноя не мог не замечать, что с каждым годом, а теперь и днем, Азумане становится только хуже. Его волосы начали выпадать, под глазами залегли темные синяки, а белки почти всегда были красноватыми от слез. Чем больше времени проходило, тем больше мужчина закрывался и замыкался, но либеро никогда бы не подумал, что это дойдет до расставания с Сугой и Дайчи. Немного подумав, он перевернул страницу и попытался написать что-то еще, но ручка выпала из его рук и покатилась по асфальту. Ноя в ярости кинул блокнот вслед за ней и развернулся к Асахи. – Все, х-хватит! Т-ты ас или нет?! – не своим голосом просипел он, хватая мужчину за воротник. – Ноя!.. – испугался длинноволосый. – Тебе нельзя разговаривать! – ДА М-МНЕ ПЛЕВАТЬ!.. – гаркнул либеро, пытаясь сдержать слезы боли. – Ч-ЧТО С ТОБОЙ, БЛЯТЬ, НЕ ТАК?! МАЛО ТОГО, ЧТО ТЫ Н-НЕ СПАС МЕНЯ, ТАК ТЕПЕРЬ ТЫ ЕЩЕ И НАКАЗЫВАЕШЬ М-МЕНЯ СВОИМ УХОДОМ! – Я не наказываю тебя, – вздохнул Асахи, перехватывая его руки и чуть сжимая их. – Мне правда нужно идти. Я понимаю, что я виноват, но- – ДА, ТЫ ВИНОВАТ! – Нишиноя схватил его запястье и положил широкую ладонь на свою шею, прямо на еще не заживший шрам. – ЭТО ТВОЯ ВИНА, Т-ТАК ПРИМИ ЭТО, КАК МУЖЧИНА! Почувствовав неровность разрыва, ас скривился и резко отстранился, пряча руки за спину. Топнув ногой, либеро замахнулся и ударил его в живот, но его кулак был слишком небольшим, чтобы хоть немного ранить возлюбленного. – Сражайся, – прохрипел Нишиноя, поднимая полный ненависти взгляд на мужчину. – С-сражайся, трус. – Ноя, тут много людей… – неловко пробормотал Асахи, оглядываясь. – М-мне плевать. Сражайся, – он попытался ударить его еще раз. – Сражайся. С-СРАЖАЙСЯ! ЕСЛИ ПРОИГРАЕШЬ – ОСТАЕШЬСЯ! – Пожалуйста, прекрати… – взмолился ас, отстраняясь, потому что следующий удар планировал прилететь в его колено. – Прошу, х-хватит!.. – СРАЖАЙСЯ! – Нишиноя заорал так оглушительно, приготовился пинаться так сильно, что Азумане ничего не оставалось, кроме как поднять его над землей. Когда-то это помогало его успокоить. – ОТПУСТИ! ОТ-ТПУСТИ! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! – Я понимаю, н-но… – Мальчик, ты знаешь этого мужчину? Асахи и Ноя одновременно повернулись на незнакомую женщину, которая подошла убедиться, что кто-то выглядящий как преступник, не пытается похитить ребенка. С ними это происходило довольно часто, но обычно это было забавно. Сейчас же либеро смотрел на женщину так, будто был готов убить ее в течение трех секунд. – Он н-не ребенок… – начал ас, но бармен резко вывернулся из его хватки и вцепился зубами в руку женщины, сразу прогрызая ее до крови. – Т-ты не можешь уйти!.. – визжал Нишиноя, пока его тащили в полицейскую машину. – Я убью тебя! Я УБЬЮ ТЕБЯ! – всхлипнув, он забился в чужих руках, все сильнее надрывая горло. – АСАХИ-САН! АСАХИ! П-ПОЖАЛУЙСТА! Быстро сморгнув слезы, Асахи отвернулся. Ничего нового. Он снова хотел, как лучше, а получилось, как всегда. Все, кого он когда-либо любил, ненавидят его. Хорошо, что с Ноей все кончилось не как с Сугой и Дайчи. Когда он прощался с ними, у него снова начались эти странные проблемы с дыханием и чувством ужаса внутри. Лучше бы он во время матча бил так, как делал это в тот вечер. Он даже не оказал им медицинскую помощь, просто схватил вещи и бросился прочь из дома, игнорируя их попытки остановить его. Им будет лучше без него. Нишиное тоже будет лучше без него. Слишком сильно либеро оценивает его способности, слишком уважает, так что не может увидеть простой истины – Асахи не ас, по крайней мере, перестал быть им какое-то время назад. И если Ное придется немного поругаться с копами, чтобы потом вернуться в команду героем, это отлично. Если он сдержится, наверняка сможет обойтись штрафом или чем-то в этом роде. Повернувшись к женщине, которой сейчас оказывали помощь медики, Асахи присел рядом с ней. – Вы в порядке?.. – Да… – сквозь боль пробормотала она. – Простите, я подумала, что вы… Вы понимаете. – Так часто думают. Все нормально. – Вы вообще знаете этого парня?.. – спросила она, шмыгая носом. – Или он просто сумасшедший с улицы?.. Азумане бросил взгляд в сторону отъезжающей полицейской машины и, пытаясь не дрожать голосом, сказал. – Видимо так. Я вижу его впервые. Страх пожирал его изнутри каждую ночь, каждое утро. Он был в ужасе, когда ему надо было выйти на улицу, был в ужасе, когда ошибался клавишами фортепиано, был в ужасе, когда говорил с кем-то. Когда-то с тревогой в сердце можно было жить, но сейчас она стала такой сильной, что задыхался он по несколько раз за день. Слова возлюбленных были пропитаны ненавистью. Хоть они и говорили, что это не так. Хоть они и пытались его успокоить. Хоть они и врали, что продолжают его любить. Асахи знал, что они думают на самом деле. По крайней мере, голос страха шептал ему именно это.***
Распахнув глаза, Асахи сначала даже не понял, что ему снова снилась вереница событий прошлого. Медленно встав с кровати, он потер веки и огляделся. Палата была погружена во тьму, так что он довольно быстро пришел к выводу, что проснулся посреди ночи. Спать больше не хотелось. Мужчина надел тапочки и, стараясь не шаркать, прошел к окну и раздвинул шторы. Он не помнил, когда была его последняя паническая атака. Когда лекарства начали работать, он вновь распробовал, какого это – чувствовать что-то кроме страха. Наконец-то Асахи вернулся к тому, что искренне любил – к музыке, к поэмам, к любованию природой. Сначала он был в плохом состоянии, но сейчас, год спустя, за хорошее поведение ему позволяли выходить на улицу и немного гулять. Правда, приносить в палату вещи вроде сорванных цветов или найденных перьев птиц все еще было запрещено. Не сказать, что он чувствовал себя счастливым, но к счастью он и не стремился – он стремился к покою, к возможности вдохнуть полной грудью. Правда, Асахи устал обманывать себя, что уже который месяц в его сердце не расползается тоска по работе. Ему часто снились не столько моменты из прошлого, сколько размытые образы воспоминаний, звуков и запахов. Например, вчера он видел во сне свое фортепиано, на которое сверху кто-то поставил вазу с душистой сиренью. С некоторых лепестков капала кровь, и это заставило Асахи коснуться цветов, чтобы взять немного красного и себе, а затем перенести на белые клавиши. Когда он проснулся, он не смог сдержать слез. Ему бы очень хотелось рассказать психологам все, что происходит в его голове, но он просто не мог. Легче только собственноручно сдать своих бывших полиции. На самом деле, даже мысленно он не называл их "бывшими". Он не знал, как правильно их называть, поэтому, думая про них, использовал просто имена. Дайчи и Суга. Суга и Дайчи. Тяжело вздохнув, мужчина присел обратно на свою кровать. Они писали ему так часто, как могли, что делало все только хуже. В основном Асахи старался не читать их сообщения, но они всегда могли убедить его созвониться хоть на минуту раз в неделю. Они просто хотели знать, как у него дела, работают ли лекарства, не надо ли что-то принести, и, господи, он бы отдал все на свете, чтобы снова увидеть их и крепко прижать к груди, но пока было рано. Таблетки начали работать на сто процентов не так давно, его психике нужно успокоиться... А еще, когда, наконец, он захочет встретить парней вновь, они уже двинутся вперед, забыв про него. И это хорошо. Вспоминать про них было больно. И про Нишиною тоже. Он просто не мог не скучать по ним, не прокручивать в голове все их милые диалоги, события, которые он был счастлив разделить с кем-то из них. Дайчи, когда смущался, забавно утыкался взглядом в пол. Суга, когда смотрел на солнце, часто начинал чихать. Нишиноя, когда был очень рад, оставлял на руках друзей десятки укусов. Видимо, Асахи выбрал судьбу, в которой он больше не увидит ничего из этого, и это било между ребер не слабее ножа, но ему все равно казалось, что это правильный выбор. Когда он перестает контролировать себя, он случайно делает людям больно. Да, у Суги и Дайчи тоже была такая черта, но если Суга даст кому-то пощечину, человеку будет довольно неприятно, а если Асахи даст кому-то пощечину, человек может ее и не пережить. Все относительно. На самом деле, в глубине души, перед сном он иногда представлял, как возвращается в команду. Эти руминации были такими затягивающими, что иногда мужчина убеждал себя в том, что все вернулось на круги своя, но затем объявляли отбой или приносили лекарства, и он снова оказывался здесь: в одиночестве, с легким привкусом воспоминаний о людях, которых, как он считал, ему послала сама вселенная. Видимо, она ошиблась с выбором. Фортепиано в больнице не было. Надев наушники, Асахи придвинулся ближе к краю кровати и, свесив ноги, включил одну из своих любимых композиций. Прикрыв глаза, он выдохнул и поставил руки на невидимые клавиши. Ему нравилось представлять, что они чуть загораются, когда он касается их подушечками пальцев. Правда, он все не мог сфокусироваться настолько, чтобы представить себе, как ощущается соприкосновение с инструментом, но это ничего, так тоже неплохо. Он играл, строя в воображении переходы нот, меняющиеся темпы, и старался из-за всех сил не представлять, как кто-то обнимает его со спины или касается губами затылка. Рука дернулась в сторону, и воображаемый инструмент издал громкий фальшивый звук. Асахи медленно открыл глаза. Вот, что не давало ему покоя. Кажется, уборщица не проходилась вечером по их палатам, а вчера она выглядела безумно уставшей. Может, она заболела? Встав, мужчина прошел к урне и, достав из нее мешок с мусором, вышел в коридор. Там он довольно быстро понял, что, получается, такая же проблема у всех пациентов на этаже, так что он бесшумно прошелся по палатам, собирая мешки с мусором и связывая их в один. Хоть пакет и получился громадным, Азумане почти не чувствовал его веса, тихо спускаясь вниз, к выходу. Улица встретила его приятным прохладным ветром. Собрав волосы в пучок, мужчина перехватил пакет поудобнее и двинулся в сторону ближайшего бака, который знал. В голове все еще играла нежная музыка пианино, позволяя ему дышать ровнее, пока он проходит среди темных подворотен. Запрокинув голову, он попытался найти взглядом луну, но она, почему-то, уже давно не показывалась на небосводе. Асахи даже не заметил двух парней, идущих перед собой, настолько был увлечен поиском. Ему казалось, что есть что-то неправильное в отсутствии луны на протяжении стольких дней, хотя и понимал, что это может быть связано с тучами, накрывшими префектуру. Может, это просто погода, но такие вещи не могли хоть немного не тревожить. Складывалось ощущение, что вселенная хочет дать ему какой-то знак или предостеречь от чего-то. Но от чего?.. Он уже зарыл себя так глубоко, как мог. Он уже собственноручно перерезал все нити, ведущие от его сердца к сердцам других. Зайдя за угол, мужчина услышал какой-то звук и рефлекторно замер, прислушиваясь. Он постоял так несколько секунд и, предположив, что источником звука была какая-нибудь птица, подошел к баку. Внезапно какая-то фигура, появившись из ниоткуда, выпрыгнула на него, громко крича. Асахи был уверен, что еще немного – и в этот момент он бы умер от инфаркта. – А-А-А-А! – заорал Хината, вставая на носочки, чтобы казаться выше.