Разлучи нас, смерть!

      Ноябрь 2005       Джейсон ещё раз перечитал заключение по операции, которое подготовил для Финлэя. Всё было сделано уже полчаса назад, за сутки до назначенного срока, но он не решался отправить файлы начальнику.       Он встал из-за стола и подошёл к окну. У Джейсона теперь был свой маленький уголок – не полноценный кабинет, а отгороженный стеклянными перегородками закуток со сдвижной дверью.        Приближалось время ланча, а мелкий серый дождь, пошедший часа два назад, не прекращался.       Джейсон надел куртку и ещё раз посмотрел в окно, вглядываясь в висевшую плотным туманом морось, – зонта у него с собой не было. Зато дома целых три. Он пытался один всегда возвращать в офис, чтобы был под рукой, но зонты упорно перекочёвывали в квартиру и никак не желали задерживаться на работе.       Джейсон выбежал на улицу и вместо того, чтобы пойти в сторону кафе, куда обычно заходил на ланч, подняв капюшон куртки, направился к спуску в метро.        Вышел он на станции «Ланкастер Гейт». Эту часть города он не знал, а телефон специально не стал брать у охраны на выходе из офиса, и поэтому ему пришлось побродить под моросящим дождём, прежде чем он нашёл интернет-кафе. Пробыл он там совсем недолго.       В офисе его отсутствия никто не заметил. Джейсон тихонько проскользнул в свой уголок, разделся и включил компьютер. Он никогда раньше сам не звонил Виктору-4.       Информатор не ответил на звонок. Плохой знак. Джейсон по опыту знал, что Виктор мог перезвонить через час, а мог и через несколько суток. Или в такое время, когда Джейсона не было в офисе, а связаться с ним Джейсон мог только оттуда, потому что данные контакта хранились в зашифрованном виде.       Вызов от Виктора поступил через двадцать минут.       – Здравствуйте, – неуверенным голосом произнёс Джейсон, надеясь, что фильтр заглушит и исказит эти предательские нотки. – У вас найдётся пара минут, чтобы кое-что обсудить?       – Если только пара, – ответил Виктор-4. – Это насчёт Мексики?       – Да, я сейчас готовлю заключение и хотел бы уточнить детали…       Джейсон задал несколько незначительных вопросов – ему было очень неловко, что он отвлекает их самого ценного информатора такой ерундой. Но в этом и был смысл: Виктор-4 должен был понять, что с ним связались не из-за этого, а вопросы были лишь предлогом. Джейсон знал, что Виктор был умён; некоторые вещи из тех, что коллегам приходилось подробно разъяснять, иногда даже не по разу, Виктор понимал практически с полуслова. Он хуже разбирался в математической и аналитической стороне вопроса, но то, какие практические последствия всё это имело, улавливал быстро. И он должен был задуматься, почему агент просит разъяснить то, с чем раньше справлялся сам.       – Спасибо, вы мне очень помогли, – сказал Джейсон под конец разговора и бросил взгляд в сторону двери: никто не обращал на него внимания, все были заняты своими делами. – Правда, это хорошо, что сейчас можно так быстро связаться? И анонимно.       – Я тоже так думаю, – терпеливо ответил Виктор.       – Я имею в виду, что когда-то для связи приходилось идти на всякие ухищрения. Как в старых фильмах. Помните, в «Мстителях» была ячейка на Паддингтонском вокзале? – Джейсон сделал маленькую паузу. – Извините, я недавно здесь работаю, и на самом деле это не похоже на фильм, скорее, на скучную офисную работу.       «Что за бред я несу?! Надо же быть таким придурком!» – подумал Джейсон. Шпионом он был никудышным.       – Да, я понимаю, – сказал Виктор, и Джейсону показалось, что он действительно всё понял.       – Не буду больше вас задерживать. Ещё раз спасибо за разъяснения.       – Был рад помочь.       Как только разговор закончился, Джейсон выскочил из-за компьютера и пронёсся в туалет, где умыл лицо холодной водой. Какое-то время он неподвижно стоял и невидящим взглядом смотрел на себя в зеркало.       – Что я делаю? – одними губами произнёс он.       Заключение и все прилагающиеся к нему файлы он решил отдать Финлэю завтра утром. ***       Он откинул голову на спинку кресла и, просидев так несколько секунд, включил запись недавнего звонка. На этот раз он записывал все ошибки, сделаные агентом в разговоре. Из четырёх вопросов, которые он хотел уточнить, три были слишком простыми, надуманными, агенту 286 не было нужды спрашивать про это; он сам мог разобраться. Но именно тогда он неправильно назвал идентификатор, а потом сделал ещё три маленькие оговорки.       Он закрыл ноутбук и нажал кнопку на внутреннем телефоне.       – Пригласите ко мне Эдера. Если его нет в офисе, свяжитесь с ним.       – Секунду, – отозвалась секретарь.       – Кстати, Элен, помните такой старый сериал «Мстители»?       – Смутно.       – Там упоминались ячейки на вокзале?       – Не помню, сэр. Нужно узнать?       – Нет, спасибо.       Через две минуты в дверь кабинета постучали, и вошёл Эдер.       – Что-то случилось? – спросил он, опускаясь в кресло.       – Свяжись с лондонским офисом – любым на твоё усмотрение. Надо забрать кое-что с Паддингтонского вокзала. Ячейка сто двадцать два.       – Что конкретно?       – Понятия не имею. Код тоже не знаю. Что бы там ни было, с курьером как можно скорее отправить мне. Самим не смотреть.       – Это может быть опасно?       – Не думаю. Это личное послание от агента 286. Он в Лондоне.        – Что значит «личное послание»? – Эдер принял собранную напряженную позу. – Что ты на этот раз сделал?       – Ничего. Он сам со мной связался и несколько раз ошибся в цифрах. Из неправильных сложилось сто двадцать два. Оба раза.       – Ты знаешь моё мнение об этих твоих играх. Они заходят всё дальше…       – Зато я всё ближе. Офис находится в Лондоне, теперь мы знаем хотя бы это.       – На Паддингтонский вокзал можно приехать откуда угодно.       – Но самое простое объяснение – они в Лондоне. Ты знаешь, что делать.       – Я всё выполню, но… это безумие.       – Да, Эдер. Это безумие. ***       Финлэй вызвал Джейсона к себе через час после того, как было отправлено заключение.       – Итак, Коллинз, таково ваше мнение об операции, которую мы планируем, – недовольно сказал он.       – Да, сэр, – Джейсон напрягся и внутренне сжался в комок.       – Невысокое мнение, – сквозь зубы процедил Финлэй.       – План хороший, но не в этих обстоятельствах, сэр.       – Какие у вас предложения? Почему я не вижу их здесь?       – Я считаю, что в данном случае нельзя использовать никакие способы финансового давления. Через VS-045 или через каких-либо других партнёров. Вы в любом случае подставите Виктора.       – Совершенно необязательно. Это лишь вероятность.       – Сэр, я обладаю лишь косвенными данными, у вас они наверняка полнее, но даже они предполагают, что мексиканская группа и та, которой мы помешали закупить оружие в сентябре, могут быть связаны. Я понимаю, что это всего лишь вероятность, но она очень высока.       – Даже если предположить, что эти группы и правда обмениваются информацией, не факт, что они смогут проследить связь между событиями.       – Я бы не стал надеяться на глупость террористов. Простите, сэр, – опомнился Джейсон. – Я хотел сказать, что руководители групп достаточно умны, чтобы сопоставить факты: их планы срываются дважды за полтора месяца из-за проблем с деньгами. Оба раза деньги идут через посредников в Германии и Швейцарии. Сейчас вы предлагаете как будто бы другую схему, но это не имеет значения. Если у них возникнут подозрения…       – Мы не предполагали связи этих групп, когда разрабатывали план, – признался Финлэй. – Но у нас нет других способов бескровно и без потерь помешать их планам.       – Но почему?.. У вас… Не лично у вас, у военных, у разведки должны быть другие способы.       – Я не могу раскрыть вам всю информацию, Коллинз. Но ситуация сложная, поверьте. В эту группу внедрили агента, который поставляет очень ценные данные. Мы не можем поставить его под удар. Они не должны заподозрить никого из своих.       – А поставить под удар Виктора можно? Это такой же человек, возможно, у него есть семья, дети. Эти сумасшедшие фанатики вырежут их всех, если узнают.       – Вы правильно заметили: если узнают. А могут и не узнать. К тому же я думаю, что Виктор в состоянии позаботиться о собственной безопасности и на него не так просто выйти.       – Но…       – Сейчас не время и не место для сентиментальности. Я приложу ваши соображения к материалам операции, но решение принимаете не вы и даже не я.       Джейсон кивнул и опустил глаза.       – Я понимаю, сэр.        – Отлично. Вы свободны, – резко ответил Финлэй. – Вы свободны на ближайшую неделю. Я отстраняю вас от работы с этого момента.       – Почему?        – Не могу быть уверен, что вы не выкинете какую-нибудь глупость. Чтобы вы ни делали сейчас, доделаете потом. Ваш компьютер будет заблокирован.       Джейсон, ничего не видя вокруг себя, дошёл до своего закутка и начал одеваться. Сердце бешено колотилось. Ничего еще не решено, но отстранение от работы указывало на то, что от плана, скорее всего, не откажутся.       Ему хотелось поехать сейчас на вокзал и проверить ячейку, но это было бы крайней глупостью. Вполне возможно, что за ним уже следят. Финлэй ничего не упускает из виду.       Джейсон предполагал, что после прочтения заключения его могут изолировать от Виктора, поэтому связался с ним заранее. Он не знал, в какой части света информатор сейчас находится и успеет ли он получить его сообщение, оставленное на лондонском вокзале. Оставалось лишь надеяться, что ему хватит ума не ввязываться в операцию Финлэя до того. А ещё он очень надеялся, что начальнику не придёт в голову просмотреть, с кем Джейсон разговаривал в последние дни и что говорил. Хотя даже если он и увидит запись того разговора, явных доказательств вины всё равно нет. Но здесь ведь не дураки работали. Они могли обратить внимание на оговорки. Но люди постоянно оговариваются, когда называют столько цифр.       «Чёрт, записи видеокамер на вокзале!.. О них я не подумал, – Джейсон в очередной раз выругался про себя. – Если они меня поймают, это же… Нет, даже думать об этом не хочу! Интересно, сколько дней хранятся видеозаписи?»       Всю дорогу до дома Джейсон прокручивал в голове разные сценарии. Если так пойдёт дальше, то за семь дней вынужденного отпуска он просто свихнётся. Надо придумать, чем себя занять. Почаще ходить на занятия в школу Пирса? Уехать из города? Уехать на континент? Он никогда не был в Париже, или Брюсселе, или Амстердаме…       И как выбросить всё это из головы? Как можно семь дней отдыхать и путешествовать, зная, что в это время где-то совершаются события, от которых зависят жизни людей и его в том числе?       Возможно, он действительно слишком неопытен и наивен для этой работы, но он не мог смириться с необходимостью пожертвовать Виктором. Но – этого нельзя было исключать – он мог тем самым погубить десятки других людей. ***       На стол лёг запечатанный жёлтый конверт.       – В ячейке был только сложенный лист бумаги, – сказал Эдер. – Больше ничего.       Тот, кого Джейсон знал как Виктора, надел тонкие перчатки, открыл конверт, развернул записку и прочитал. Прошло около минуты, прежде чем он нажал кнопку на телефоне и попросил секретаря пригласить к нему ван Бредероде и Дюруа. Эдер терпеливо ждал.       – Снимите отпечатки пальцев. Хотя, скорее всего, мы ничего не найдём.       – Я тоже так думаю, – согласился Эдер. Он осторожно придвинул напечатанное на принтере сообщение к себе и прочитал.       – Не совсем понимаю, что это значит, – заметил он. – Названия банков, даты...       – Это значит, что если наши друзья террористы в состоянии сложить два и два, они сообразят, что утечка информации происходит при переводе денег. И поэтому в этот раз мы не должны вставлять им палки в колёса, как раз наоборот, мы должны им помочь, если кто-то другой будет им мешать. Американцам придётся поискать другие способы их остановить.       – Если мы на этот раз не будем вмешиваться, меня это только обрадует.       – Мы будем вмешиваться, но по-другому.       – Он написал в конце: «Не подставляйте меня».       – Да, надо придумать, как отказаться от участия в этой операции и при этом не вызвать у американцев подозрений. Я уже дал предварительное согласие, и если внезапно откажусь, они забеспокоятся. Могут подумать, что меня кто-то предупредил. Причина отказа должна быть весомой, такой, чтобы им не пришло в голову начать проверять агентов на своей стороне, – он говорил медленно, с длинными паузами между словами: прикидывал, что может сделать. Он поднял глаза на Эдера: – Как думаешь, если разразится скандал с махинациями де Сарта, это будет достаточным поводом?       – Ты собираешься натравить на нас немецкий финансовый надзор, только чтобы не подставить этого своего агента?       – Не только немецкий, но и швейцарский. Возможно, даже Европейский комитет по банковскому надзору.       – Ты это серьёзно? Ты серьёзно пойдёшь на такое?       – Нам ничего не грозит, сильная нервотрёпка – и всё. Де Сарту придётся гораздо хуже. Год назад он причинил мне много проблем, и я пообещал, что он поплатится. ***       Начало ноября – не самое приятное время для отпуска в Великобритании. Джейсон так никуда и не уехал из Лондона. Он каждый день ходил заниматься в школу, читал, слушал музыку и почти все вечера проводил или в кафе с друзьями, или с Эмили.       Они постепенно сближались, и если раньше обсуждали в основном музыку и игру на фортепиано, то теперь часто говорили о личном: о своих семьях, о планах на будущее, о различиях между Великобританией и Америкой. Джейсону было не всегда легко – Эмили с удовольствием вспоминала события из детства вроде поездки на море с семьей или забавных происшествий в школе, а ему хватило бы пальцев на руках, чтобы перечислить все случаи, когда они с отцом занимались чем-то ещё, кроме учёбы.       Каждый раз, когда Эмили спрашивала его о семье, Джейсону приходилось изобретать как можно более общие и абстрактные ответы, чтобы не казалось, что он вырос в обществе классического сумасшедшего учёного. Эмили не была бестактна или чрезмерно любопытна, просто время от времени вопросы возникали как будто бы сами собой. Тяжелее всего Джейсону пришлось, когда зашёл разговор о разводах.       – Твои родители развелись? – спросила Эмили.       – Нет, – ответил Джейсон, не давая никаких пояснений.       Они сидели на полу в его комнате, вокруг были разбросаны ноты.       – Я просто подумала, что, раз тебя воспитывал отец, то я подумала… – Эмили слегка покраснела, смутившись. – Извини, я не должна была спрашивать.       Теперь смутился Джейсон, подумав, что его ответ был слишком резким:       – Они не были женаты. По крайней мере, друг на друге…       – Как это ты не знаешь? – удивилась Эмили.       – Ну, отец не был женат. Это точно. А про мать я почти ничего не знаю…       – Как такое может быть? Прости, я опять…       – Мой отец был непростым человеком, я уже говорил… Он не поддерживал с моей матерью отношений. Я её никогда не видел.       – Ты тоже непростой парень, Джейсон. Ты не знал свою мать и не любишь говорить об отце. Ты вырос в состоятельной семье, но начал всё в другой стране с чистого листа. От полиции не скрываешься?       – И такое бывало. Но меня быстро нашли.       – Правда? А зачем они тебя искали?       – Это тайна. Практически военная, – подмигнул Джейсон.       Эмили рассмеялась, но не стала продолжать расспросы.       – Ты уже решил, – спросила она, – пойдёшь завтра к Джейку или нет? Алек и Дженнифер точно будут.       – Наверное, нет. Мне послезавтра на работу, а от него всегда очень поздно прихожу.       – Знаешь, Джейк не будет возражать, если ты останешься на ночь, – сказала Эмили, с намёком глядя на Джейсона.       Тот спокойно, без капли эмоций взглянул в ответ и пожал плечами:       – Мне это неинтересно.       В его словах и выражении лица не было ничего: ни раздражения (как если бы он был оскорблён несправедливым предположением), ни смущения (как если бы Эмили угадала).       – Я думаю, Эмили, – продолжил он тем же механическим тоном, поднимаясь с пола и отходя к окну, – что поступаю нечестно по отношению к тебе. Ты очень открытый человек. Я устроен иначе. Не думай, что я хочу что-то скрыть. В смысле, что-то плохое. Ничего такого нет, поверь. Просто неприятные события, которые не хочу вспоминать. Но я расскажу.       – Джейсон, не надо… – извиняющимся тоном проговорила Эмили.       – Ты первый человек, которого я могу назвать своим другом, и это будет, как минимум, справедливо. Я вырос в состоятельной семье, ты права, если можно назвать семьёй то, что у меня было. Я не знал ни одного своего родственника, кроме отца. Он много лет назад рассорился с моим дедом, бабка давно умерла, с сестрой и братом он тоже не поддерживал отношения. Бабушка была из старого семейства; среди предков отцы-основатели, сенаторы и всё такое. У неё в доме этикет соблюдался строже, чем при английском дворе. Был такой сорт американцев... До сих пор есть. Мой отец тоже придерживался строгих правил и раздражался, когда их нарушали. Он нуждался в них, я так думаю. Ему легче было жить по образцам, иначе он не знал, что делать. Меня он тоже воспитывал несколько... необычно. Если бы я ходил в школу или играл с детьми соседей, надо мной бы смеялись. Но этого не было – я ни с кем не общался, кроме отца, нескольких его друзей и учителей. Когда отец умер, мне по завещанию не досталось ничего. Вот и всё. Поэтому я и начал с чистого листа. Никакой тайны нет.       – Почему? Зачем твой отец это сделал? Разозлился на тебя? Ты заранее знал?       – Я знал, точнее... Знал не всё. Я видел старую версию завещания и знал, что он оставляет пожертвования универститам. Так многие делали в нашем кругу. Его кругу, – поправился Джейсон. – Там были равные суммы Колумбийскому университету, это альма-матер отца, Институту перспективных исследований в Принстоне, отец там долго работал, и Массачусетскому технологическому. Он там работал последние пятнадцать лет. Но потом он передумал. Я даже не могу сказать, что он разозлился... Разозлиться - – это не про него. Просто у отца было строго определенное мнение, что я должен делать дальше, как строить свою жизнь. Получалось, что по его образцу. Я думал иначе. Мы ссорились из-за этого. Отец был болен, знал, что умрёт через несколько месяцев, и знал, что я практически не приспособлен к самостоятельной жизни. Мне было семнадцать. Он думал, что не оставляет мне выбора и что я вынужден буду учиться дальше. В завещании было перечислено несколько университетов и специальности – если бы я поступил туда, то мне бы оплатили обучение, и я бы получал финансовую поддержку от вузов, которым достались его деньги.       – И ты отказался? – поражённо воскликнула Эмили. – Бросил всё и приехал в Лондон?       – Не сразу сюда. Но да, я отказался. Я подумал, что лучше буду мести улицы и голодать, чем превращусь в его копию. Я мог… Я очень на него похож. Это вроде фамильного безумия…       – Нет у тебя никакого безумия!       Джейсон ничего не ответил.        У его отца, скорее всего, были незначительные психические отклонения или лёгкое подобие аутизма, которое не замечали ни коллеги, ни даже родители. Он не умел выстраивать отношения с людьми, лишь имитировать их, и не ощущал эмоциональной связи с другими. Если он и заводил отношения, то лишь из-за того, что так было принято, и он не желал, чтобы его считали сумасшедшим отшельником. Он, безусловно, сознавал свою непохожесть на других, но считал её скорее преимуществом, которое обеспечивало ему независимость и объективность суждений и позволяло сосредоточиться на работе, ни на что и ни на кого не отвлекаясь. Он считал сочетание выдающегося ума и отсутствие привязанностей идеальным для карьеры учёного и искренне желал повторения того же сценария для сына.       Джейсон понимал суть своих проблем: как и отец, он не мог построить подлинно эмоциональных отношений, но в отличие от отца, он в них нуждался. Он не знал, как выразить чувства, и боялся, что ответ другого человека будет не таким, как он ожидал, поэтому прибегал к самому простому варианту – старался не демонстрировать их, чтобы не попасть в неловкую ситуацию.       Он сам себе казался жалким. Ему были нужны люди, он стремился получить их внимание и симпатию, но, получив желаемое, сам же их и отталкивал. Джейсон понимал, что всё это – теоретически – можно было исправить, если обратиться к специалистам, но его пугал сам факт, что тогда ему придётся рассказать, раскрыться, вывернуться наизнанку перед незнакомым человеком. Он не думал, что сможет это вынести.       Когда он в очередной раз возвращался к этой идее, у него рождалась одна и та же ассоциация: разрезы и раны на теле, исследуемые с помощью зондов и расширителей. Безжалостный блестящий металл. Мягкая, уязвимая человеческая плоть. Позволить другому человеку вторгнуться в свой внутренний мир было равнозначно введению хирургических инструментов в полость тела. И то, и другое вызывало одинаковые страх и внутреннее неприятие, граничившее с отвращением.