О желаниях, о теле и смыслах.

— Чего? Тот идиот из параллели и мать вашу Лоуренс? Светлая бровь искривилась от недоумения, а сам Альбедо ошарашено смотрел на Альбериха, держа книгу в руках. Сентябрь радовал юношей очередными темами для обсуждения жизни их, по мнению Крайдепринца безрассудных, а по словам Кэйи явно «припизднуто-мудиловых» одноклассников. — Я тебе серьёзно. Они поцеловались на глазах у всех, абсолютно бесстыдно, — Темноволосый ходил по палате, активно жестикулируя и продолжая рассказывать «достойную внимания всего мира» историю. — Но что-то мне подсказывает, что Эола пользуется им… Сам подумай, этот тихоня и дочь директора. Явно одно чересчур перевешивает другое. Он складывает руки на груди и садится на стул рядом с койкой, выглядывая, что же с таким интересом читал белокурый до его прихода. — Вероятнее всего. Если вспомнить память Лоуренс, то бедняга явно насолил ей в прошлом… — сказал Альбедо, пробежавшись глазами по знакомой фигуре. — складывается ощущение, что мы бабушки на лавочке возле подъезда хрущевки, а не подростки, решившие всего лишь поболтать несколько часов. — Да брось ты, мы всегда много сплетничали. Вот например, пятый класс… — Кэйа. Бледная рука оказывается прямо за головой несчастного Альбериха, который приготовился получить подзатыльник. Взгляд устремился на предплечье товарища, вызывая разочарование. Был ли расстроен Кэйа? Однозначно. Сколько раз он спросит Альбедо о том, как тот себя чувствует? Кажется, в последнее время хочется миллион. — Лейкемиды… Их больше, да? — с большим пробелом в сердце темноволосый получает немой кивок, но не желая застыдить друга, продолжает: — Твоя кожа всё ещё мягкая, да и в целом… Твоя привлекательность никуда не исчезла. — Чувствую себя мёртвым грузом для врачей и матери, для тебя, для своего разума. Кажется, мне не так долго осталось, чтоб думать о привлекательности. К тому же, насчёт эвтаназии… Вчера мы с мамой всё обговорили, думаю, это будет лучшим решением. Ты же понимаешь, что с моим здоровьем я быстрее умру от болевого шока, чем от лейкемии. Крайдепринц нервно сжимал края белого одеяла, реакция человека рядом всегда была непредсказуема. Он, кажется, мог перебрать все варианты ответов, от молчания до тысячи слов поддержки за раз. Кэйа отличался своей разносторонностью в диалогах, но всё же резкая смена настроения у него присутствовала, что никогда никому не нравилось. Кроме Альбедо. — Говоришь, будто шансов выжить совсем нет. — Их правда немыслимо мало… Но лучше умереть, чем жить так, ты ведь сможешь меня понять? — Вот как. В помещении повисла тишина. Оба не могли посмотреть на друг друга. Альбедо проговаривал в мыслях «стыдно», а Кэйа впал в ступор, потому что его настигла такая глупая обида, причину которой он не смог переварить. Хотя, была ли обида на самого товарища, если во всём виноваты жизненные процессы? Альберих будто в миг возненавидел всё. Это казалось ему несправедливым. — Знаешь, Бедо, — темноволосый сделал паузу, переводя взгляд точно в очи Крайдепринца. — Я всё равно верю в тебя, я постараюсь быть рядом до конца. Захотелось уйти прочь, эмоции накатывали, а срываться на такого близкого человека не было желания. Кэйа всё решил и изящно продумал за короткий срок. Ему нужно лишь разобраться в себе, расставить все точки и покончить с этим. Он снова слишком быстро покидает эту палату, молча и уже не обнимая Альбедо на прощание. Второй простит это и поймёт.  Он винит себя, но это и вправду стоило рассказать всё заранее. Неожиданности могут убивать изнутри. Страх того, что Кэйа потеряет рассудок, запутается, а потом зароется в себе был гораздо выше. Да и в принципе со стороны Крайдепринца было бы некорректно умалчивать о подобном решении, он всегда делился с другом всем, что считал уместным для начала диалога. Даже если Альберих будет реагировать непонятным для него образом, не согласится, то хотя бы Альбедо будет легче от того, что его услышали. Он мог понять реакцию Кэйи на новость об эвтаназии, даже ни разу не обидится если тот попытается отвернуться или уйти из его жизни. Так будет даже лучше. Альбедо думает о состоянии Кэйи намного больше, чем о своём. Потому что это был самый дорогой человек в его жизни и он ни о чём не жалеет. Всё связанное с ним было только к лучшему.