Но сколько ни бегай кругами — не выйдет, самообман длиться вечно не будет,
наша проблема не в том, что мы слабые, наша проблема в том, что мы люди.
Я ненавижу своё лицо, но в каждой витрине я продолжаю ловить свой испуганный взгляд…
На следующее утро глаза Му Цин открывает поздно. Открывает от ощущения пустоты, от ощущения, что не чувствует тёплые пальцы и нервное дыхание рядом. Голова до сих пор болит от вчерашних истерик и криков. Ему впервые кажется, что он наелся вдоволь. Наелся настолько, что теперь вместо привычных болей в желудке от недоедания — от пустоты она ощущается иначе — приятная боль, покалывающая. Вчерашний вечер, вчерашние губы и пальцы. Всё смешивается: и слёзы, и боль, и кровь, и тепло, и забота, и горящие кончики ушей. Открывает глаза и просыпается в чужой квартире за чужим столом. Но было ли это место действительно чужим после долгих поцелуев под слабый свист чайника? Вспоминает, что он проспал смену. Вспоминает, что его слёзы и порезы увидел тот, кому он никогда бы не смел их показать. Он ведь холодный? Отстранённый? Шрамы, которые он даже Се Ляню не показывал, а потому и не отвечал. Ведь он знал. Се Лянь слишком вежлив, чтобы без приглашения ввалиться в чужую квартиру и сидеть на полу в обнимку, обрабатывая запястье. Нет, Се Лянь бы обработал. Даже более качественно и менее болезненно. Только вот… Пришёл-то к нему далеко не Се Лянь. Пришёл Фэн Синь и покрыл его лицо поцелуями, заботой и трепетом. Подарил ему поддержку, которая всегда была нужна. Без которой сегодняшнего дня бы не наступило. Пора бы уже идти. А в груди до сих пор тепло. Открывает глаза и не видит рядом идиота, пьющего чай без сахара, который страдает тактильным голодом и не может обойтись без прикосновений, хотя так отчаянно скрывает это. Идиота, который подавлял свои чувства. Который не умеет любить, пускай так хочет. Зато видит рядом спящего Рекса. В голове проскальзывает мысль: — А будь сейчас Лян жив, он бы тоже уснул рядом? Рекс нехотя просыпается, осматривается по сторонам и, увидев вовсе не хозяина, начинает отнюдь не гавкать, а скулить. Му Цин смотрит и видит в вытянутой морде добрый взгляд, тёплый взгляд. Даже несмотря на то, что несколько недель назад он едва ли не съел Ляна? Фэнсиневские повадки, иначе не назови. Затем слышит хлопок двери. Прямо перед глазами появляется недовольный Фэн Синь с таким же недовольным комочком шерсти на руках. У него в руках щенок? Он действительно хочет помочь? Он действительно его не бросит? Он действительно любит его? Недовольство на лице сменяется улыбкой. Фэн Синь садится рядом, а мягкий и лохматый щенок выпрыгивает из его рук и начинает обнюхивать нового хозяина. — Его зовут Локи. Шпиц. Теперь он твой. Недоумение, перерастающее в радость. Теперь это его щенок? Теперь рядом с ним кто-то будет? Да, ему никогда не заткнуть пустоту, оставленную после смерти Ляна, но он мягкий, добрый и пушистый. Настоящий маленький друг. На душе становится приятно и хорошо одновременно. Но виной этому щенок или улыбка Фэн Синя? — Долго ещё будешь вредничать? — кривит глаза Фэн Синь. — Даже спасибо не скажешь? На что Му Цину нечего ответить. И показать себя с эмоциональной стороны он не может, и нагрубить, как раньше, тоже. Для него слишком много сделали. Он смотрит стеклянными глазами, отпускает щенка и крепко сжимает руки. Ему действительно нечего сказать. Хотя так хочется прикоснуться, поблагодарить Фэн Синя. Поблагодарить так, как он поблагодарил его вчера. Неужели вчера решимости было больше? Крепкая и сильная рука оказывается у него на плече. Фэн Синь понимает без слов, когда Му Цину хочется проявить нежность. Хотя ему самому сейчас слишком тяжело соображать, слишком тяжело высказать то, что кипит на душе, показать как ему приятно, как ему хорошо. Поэтому он прекрасно понимает Му Цина, а потому объятия становятся чем-то приторным и бесконечно интимным. Они целуются. Долго, но мягко. Не сводя друг с друга взгляда. Покрасневшие уши и покрасневшие щёки. Горячо. Сначала Му Цин морщится и пытается вырваться. Он нетактильный. Ему не нравятся прикосновения, но, быть может, это просто маска? Быть может, в глубине души ему хочется нежности, объятий и простого мирского понимания? Быть может, он вновь старается подавить в себе самое прекрасное, что у него есть. Его любовь. Его чувства. Хотя нет. Прикосновения и поцелуи Фэн Синя ему нравятся. — Я тебя задушу, — шипит парень, но уже не пытается расцарапать крепкие плечи. Он прижимается к ним и вдыхает терпкий аромат древесных духов. Когда он успел влюбиться в этот запах? — А сможешь? — бурчит про себя Фэн Синь, не намереваясь ослаблять хватку. Но Му Цин вовсе не хочет его задушить. Он хочет сидеть в таком положении, он хочет касаться крепких плеч, он хочет их целовать долго, трепетно, любя. Но стыдится показать себя нежного, чувственного, эмоционального. Так чего же он хочет на самом деле? — У тебя такая бледная кожа. — Чего? — Му Цин не слышит часть фразы, но прекрасно понимает, что имел в виду Фэн Синь. Поэтому и спрашивает, надеясь на опровержение собственных догадок. — Глухой ты просто, — этим всё сказано. — Тебе просто меньше мямлить надо, тебя только с переводчиком и выслушивай, — язвит Му Цин, берёт на руки Локи и усаживает к себе на колени. — А тебе поменьше говорить и побольше слушать! — к Фэн Синю подбегает Рекс и начинает тереться о ноги. — Чё вякнул? И снова собаки начинают лаять. Хозяева спокойны, хоть и скалятся друг на друга, словно дети. Хоть и прижимаются друг к другу, изголодавшие по прикосновениям. Собаки лают, потому что рады. Рады примирению. Рады их нежным колкостях, без доли оскорблений. Рады, что они наконец смогли поговорить, как нормальные люди. Рады, что они наконец учатся любить и принимать свои чувства.***
Та же петляющая дорога. Тот же прохладный сырой воздух. Но в этот раз на улице тихо, светло, хотя народа видно мало. Му Цин курит, а Фэн Синь идёт рядом, в одной руке у него сидит Локи, которому явно не очень нравится сигаретный дым. Другая же вжимается в бедную забинтованную руку внутри тёплого кармана куртки. Яркий солнечный свет — редкое явление для середины осени. Но разве в этой истории что-то ещё будет не редким? — Из-за тебя я смену проспал, — огрызается Му Цин, морщится и всматривается в небо. — Мог бы и разбудить для приличия. — А ты тогда меня бы точно придушил, — Фэн Синь жмурится то ли от холода, то ли от жгучего запаха сигаретного дыма. Жмурится и улыбается, взглянув в родное лицо, которое только что его обматерило. — А ты сомневался? — Му Цин щекочет руку, пытаясь отыскать сигарету. — Поменьше кури, — улыбка на улыбку, смущение на смущение, но это уже превращается в некую традицию. — А то что? Зацелуешь до смерти? — и закуриват, жмурясь от яркого солнечного света. — Могу и зацеловать, но определённо не здесь. Когда они доходят до старой квартиры с кое-как закрывающейся дверью, Фэн Синь щурится, всматривается в лежащие повсюду бумаги, которые совершенно не привлекли его внимания вчера. Либо из-за темноты, либо его мысли были заняты чем-то иным, нежели смотреть себе под ноги. Либо же он просто идиот, как бы подумал бы Му Цин и слегка бы ткнул логтём. — Это что? — поднимает бумагу, вчитывается и пытается понять смысл. — Просроченная оплата за квартиру. — И их так много? — Фэн Синь не может трезво соображать, его пугает такое огромное количество просроченных бумаг. Его пугает, что человек, который ещё вчера, подобно котёнку сопел на его плече, живёт в таких условиях. — Ну… Тут вот за воду, тут за свет, тут… — от перечисления волосы дыбом встают. Холодные пальцы вздрагивает, Фэн Синь не может этого не почувствовать. — Короче, на, — он протягивает несколько крупных купюр. Небольшую для себя сумму, но огромную и предостаточную для Му Цина. — Тебе они нужнее. И опять коронное: — Чего? — Не возьмёшь, обижусь. На самом деле Фэн Синь имел ввиду: — Ну позволь хотя бы сейчас тебе помочь. Но, конечно, даже прижимаясь к Му Цину настолько тесно, что сводило скулы, даже успокаивая его плачущего, даже целуя его под тусклым светом фонарей, Фэн Синь до сих пор скуп на слова. Хотя вчера можно было подумать иначе. Му Цин хотел ещё покапризничать, показать очередные выкрутасы, но маленький мальчик в его голове говорил, что в данном случае отказываться от денег нелепо. Ему действительно хотят помочь. Помочь искренне, по-человечески. Хотя стыдно. Ведь деньги ему не принадлежат. — Тебе не помешало бы взять выходной, — прерывать тишину вошло в привычку, они выходят из квартиры. — А деньги я где возьму? — недовольный взгляд. — Тебе тех денег хватит на месяц со всеми просроченными оплатами, — Фэн Синь скуп на слова, но он действительно рад, что Му Цин не отказывается от помощи, хотя всем своим нутром догадывается, как тяжело даётся ему это решение. — А если не хватит, я могу помочь. В дневном свете квартира выглядит менее мрачной, хотя атмосфера до сих пор пугает до чёртиков. На глаза попадается рисунок, видимо вылетевший из какой-то папки. На нём изображены три человека. Рисунок свежий, но ему кажется, что его нарисовал кто-то очень давно, много лет назад. На нём их старая компания. Он, Му Цин и Се Лянь посередине. Сзади их старая школа, потресканные кирпичи. — Твоё? Му Цин хмурит брови, отнимает рисунок, и прячет в карман. — Моё. Тогда для чего Му Цин так бережёт этот рисунок и почему прячет его, стыдясь? — Я помогу тебе лишь в том случае, если ты бросишь как минимум две работы из трёх и переведёшься на дизайн. Тяжёлый вздох. Му Цину хочется возвразить. Какое он вообще право имеет решать за него? Ему хочется злиться и всё вокруг крушить, но вскоре до него доходит, что это всего лишь предложение, и он вполне может от него отказаться. Фэн Синь не навязывает свою помощь, он лишь предлагает условия, которые сделают Му Цина не только счастливым, но и спокойным за финансы. — Я подумаю, — чуть слышно бурчит Му Цин, забирая Локи, поглаживая его по пушистым ушкам. Щенок гавкает, смотрит сначала на Фэн Синя, затем переключает внимание на хозяина. Щенок действительно счастлив. Но счастливы ли его хозяева?***
Спустя несколько дней Му Цин вышагивает по узкой тропинке, покрытой в некоторых местах снегом. Ищет травянистый покров. Локи белоснежный, но снег терпеть не может. Видимо, он слишком напоминает ему его самого. Парень действительно бросил две работы из трёх. Денег пока хватает. Он перестал резаться, а сигареты, данные Фэн Синем, кончились, поэтому ему стало совершенно нечем заняться. Да и Локи сигареты никогда не нравились. А благополучие щенка во многом сказывается на его хозяине. И хотя ему где-то в глубине души было стыдно за то, что кто-то вновь ему помогает, но было в этом жесте что-то менее болезненное и давящее. Му Цин искренне был благодарен Фэн Синю, до нервных ударов сердца, до смущения и потрескивания в костях. До сладости в губах и аромата древесных духов в ноздрях. Потому он прямо сейчас заканчивал выгуливать Локи и направлялся домой, чтобы накормить щенка и поскорее идти в гости к Се Ляню, в их с Хуа Ченом дом. Идея Хуа Чена приглашать кого-то в дом никогда не бывает плохой, хотя и ужасно редкой. Только вот говорит за него не он сам, а Се Лянь, который, кстати говоря, жутко перепугался за друга и был невероятно рад, что его старые друзья наконец помирились. Или же стали кем-то большим, нежели просто друзьями?Помнишь, что с нами было? Знаешь, что с нами стало?
Помнишь первые тетрисы, тамагочи и игровые приставки?
Помнишь альбомы с наклейками? Помнишь жвачки с вкладышами?
Кажется, перед нами лежал весь мир, и мы были такими прекрасными.