«Влюбляться не значит любить. Влюбиться можно и ненавидя»
Фёдор Достоевский
Проснувшись на утро, Влад понял, что нужно браться за голову и достигать всех высот фигурного катания, каких только сможет. Ему уже семнадцать, и он не знает, сколько еще сможет простоять на льду. Многие фигуристы заканчивают свою карьеру в возрасте около двадцати пяти лет. Осознание было резким, словно пришедшим во сне, отчего Вьюгин проснулся даже раньше будильника. От столь резвого подъема в глазах слегка помутнело, что дало своеобразную пощечину, означающую, что пора собраться и двигаться дальше. Дыхание его было тяжелым и частым, как и сложным было понимание всего происходящего. Который день подряд он не мог решить свои дальнейшие действия, выбирая полное отрицание ситуации и простое бездействие. В целом это не особо отличается, разве что упор будет именно на фигурное катание, а не на фигуристов рядом. По-крайнер мере, он так думал. Иронично, что именно также думал и Плисецкий, желающий отдаться фигурному катанию, а не глупому, по его скромному мнению, ледовому товарищу.***
После познания столь радикального решения, юноша направился на каток, дабы выполнить данное собой обещание. Обещание снова стать лучшим. Он хочет вновь быть гордостью страны, завоевывать золотые медали, чтобы положить их в сокровенную шкатулочку, которой отец будет хвалиться гостям и родственникам. Но для этого ему нужно полностью восстановиться и прийти в себя. В самом деле, он довольно быстро ступил на лед и зашел на прыжки, обычно даже для восстановления мышц требуется намного больше времени. Но тут играет тот факт, что значительное время, которое было явно лишним, Влад провел дома. Хотя он разминался и растягивался, что помогло при тренировках уже в самом Ледовом дворце. Это место и людей там Вьюгин ценил, очень ценил. Лилия и Яков словно заменили родных мать с отцом, внимания которых категорически не хватало в детстве. Но со временем Владислав привык, отчасти потому, что сам был занят отработкой элементов. Он уже сожалеет о том, что хотел раз и навсегда покинуть этот спорт. Юноша попросту не сможет, настолько это все стало обыденным… — Эх ты, Владуся, негоже на чужих мужей заглядываться, — грозя указательным пальцем, осуждающе произнес Никифоров, после засмеявшись. — Извини, я просто задумался немного, — отведя взгляд от аккуратно катающегося на льду Кацуки, отвечал темноволосый, — очень жаль, что вы закончили карьеру. Юри ведь еще молод. — А я по-твоему стар, что ли? — захныкал Виктор, — Обижаешь меня. — Прости, я не специально, — опомнился Вьюгин, встряхнув головой, отчего отросшие волосы спали на лицо. — Многовато ты извиняешься, случилось что? — теперь-то выражение лицо бывшего фигуриста поменялось на обеспокоенное. — Никогда не слышал от тебя столько извинений. Собираясь снова попросить прощения, даже не обдумывая ответ, Влад дал себе мысленный щелбан. И с чего это он такой невнимательный, все ведь уже решено? Он даже не задумывался об ответе, мало того, слова Никифорова просто пролетали мимо ушей. Оставалось только поджать губы и уткнуться в пол, ибо ответить ему нечего. Виктор слишком уж чуткий на эмоции, наверное потому, что у самого их хватит на сотню человек. Эта черта никогда не нравилась Вьюгину, как и его отцовская забота. — Юрка тоже такой, и что с вами двумя приключилось? Стоит только на минуту оставить, как вы снова грустные, — тяжело вздыхая, молвил светловолосый, оглядывая ледовую площадку в попытках найти блондинистую макушку. — Ой, а вы не из-за друг друга такие? — Нет, Вить, все нормально, не стоит раздувать из мухи слона, — решившись взглянуть в голубые очи напротив, с жалобной интонацией просил темноволосый. Повсюду этот Юрий Плисецкий, куда ни глянь везде это смазливое лицо и громкое имя. От резко накатившего раздражения, Влад закатил глаза и устремил взгляд в сторону постоянно мельтешащего рядом фигуриста. Тот откатывал свою прошлую программу «Аллегро аппассионато в B миноре», принесшую ему золотую медаль. Эта была произвольная программа, дарующая ему победу. Хоть в тот раз он и упал с четверного тулупа, все остальные прыжки были идеальными. Вьюгин помнит эту программу наизусть. Также он помнит и его слезы. Слезы счастья и понимания победы, он все-таки первый. Все Юрины каскады были безупречными, тогда он сам был неземным, похожим на ангела. Влад до сих пор помнит, как они с мамой смотрели каждый прокат и болели за своих. Где-то глубоко внутри синеглазый ликовал от каждого удавшегося его элемента, боялся и жутко переживал за чужие падения, словно за свои. Все повторение прошлого Вьюгин завороженно наблюдал за Плисецким, за каждым его плавным и аккуратным движением, за каждым прыжком, от которого сердце уходило в пятки. Это пробудило все те воспоминания и всю ту горечь, перемешенную с радостью, что он испытывал, глядя на самого Юру. — Чего ворон считаем? Влад, готовься, после Юры ступишь на лед, — резво произнес Фельцман, выводя Вьюгина из некого гипноза, — ты решил уже, попробуешь ту программу прокатать? — Давайте попробуем, — не отводя взгляда от зеленоглазого блондина, тихо ответил фигурист. Он не был до конца уверен в своем решении, но ему нужно сдвинуться с этой мертвой точки и положить начало будущим успехам. В это время «небольшая история», так часто Яков именовал выступления, Плисецкого подошла к концу. Настала очередь Владислава. Блондин сразу заметил метания ледового друга и некие переживания рядом стоящих тренера и Никифорова. Выходя с арены он узрел все волнение синеглазого. Вьюгин аккуратно и неспеша надевал черные перчатки на дрожащие бледные руки, собираясь с мыслями. — Ты красиво откатал и выбрал верную программу, — это стало единственным, что вымолвил темноволосый перед выходом на лед. Человек, кому была адресована эта похвала, нахмурился и обрел мученическое выражение лица, пытаясь обдумать сказанное. «Давай же, Влад, тебя прозывают идеальным, так соответствуй» — среди сотни переживаний, он пытался найти моральную опору в попытках обхитрить собственный мозг. Прибежавшая поглазеть Бабичева тоже заволновалась, собираясь упрекнуть тренера в слишком большом давлении на друга. Ей не оставалось ничего иного, кроме как поддержать его словесно: — Давай, Владуся, ты сможешь! Ступать на лед было тяжело. Коньки словно весили тонну заместо настоящих двух килограмм, которые обычно даже не чувствуются. Страх снова не оправдать чужие ожидания медленно, но верно охватывал Вьюгина с головы до пят. Но в этот раз он просто так не сдастся, ему в обязательном порядке нужно суметь повторно прокатать и желательно прыгнуть тот прыжок. Оказавшись посередине ледовой площадки, фигурист встал в начальную стойку: правую ногу выдвинул чуть поодаль от левой. Ладони рук словно открыто смотрели на наблюдающих, давая чувство искренности. И вот заиграла одна из самых любимых частей Влада «Mozart — Requiem(Lacrimosa dies illa)». Юноша плавными движениями двигался в такт произведению, после постепенно набирал скорость. Руками выводил непонятные узоры, визуально предавая всю красоту и чувственность. Вьюгин удачно подобрал момент, в который композиция заиграла более громко и выразительно, вызывая табун мурашек у наблюдающих, и разогнался для четверного риттбергера. Прыжок удался, причем безошибочно, что стало поражением для всех. После мощного и звонкого начала мелодия стихла, отчего Влад переменился в лице и скольжение поменяло характер. Программа была короткой, отчего длилась всего лишь две минуты и жалкие пятьдесят секунд, в которые нужно было умудриться уместить все семеро элементов. Под неторопливый хор Вьюгин принялся выполнять либелу с заходом с прыжка, после сворачиваясь в «колечко» и докручивая все полубильманом. Когда же мелодия в очередной раз начала набирать темп, Владислав принялся снова набирать скорость и мысленно успокаивать себя. Пришло время четверного сальхова, того самого прыжка, с которым и случилось все это несчастье. Он принес ему горе и страх этой программы, которую фигурист до невозможности любил. Все же решившись прыгать, синеглазый расставил руки, заходя на прыжок с полудуги, правой ногой выполняя мах вокруг тела. К сожалению, докрутить у него не вышло, отчего он чуть не повалился на лед, но вовремя удержал равновесие. В самом деле он и не ожидал, что сумеет выполнить этот прыжок. Он давался ему также тяжело, как и последующий далее тройной аксель. Некое разочарование осадком преследовало его до упора перед прыжком. Для зачета тройного акселя нужно было выполнить аж три с половиной оборота, посему этот прыжок и считается одним из самых сложных элементов. Благо в этот раз удача была на его стороне, аксель исполнен. После удавшегося прыжка следовала дорожка шагов, которую ему удалось выполнить третьим уровнем, на четвертый попросту бы не хватило времени. Она выглядела легкой и воздушной, композиция словно подначивала ей, выдавая спокойную и медлительную мелодию. В целом оставалось около пятидесяти секунд, но сейчас его это не волновало. Он прокатывает исключительно для себя, потому, если выйдет дольше нужного — ничего страшного. Следом на выполнение шел каскад из четверного и тройного тулупов. Успешно. Вьюгин смог выполнить даже настолько сложный элемент… В завершении шло комбинированное вращение со сменой ноги, что стало достойной кульминацией данной программы. Встав в конечную стойку, юноша был не в силах поверить. Он смог. Фигурист тяжело дышал после изнуряющего выступления, до сих пор не в силах поверить в то, что он прыгнул практически все прыжки. Улыбка сама появилась на его лице, хотя за этот небольшой промежуток времени она уже успела стать редким гостем. Сжав пальцы в кулак, он тихо рассмеялся. Послышались визги Милы, до которой осознание дошло только сейчас. Собравшись с мыслями и успокоив дыхание, Влад направился на выход с ледовой площадки. На душе чувствовалось долгожданное успокоение и умиротворение. — Ты чудесен! Божечки, Владуся, подтянешь сальхов и все будет идеально! — завопила девушка, стоило только Вьюгину подъехать к бортику, надеть чехлы и ступить уже на ровную и нескользкую поверхность. После Бабичева накинулась на него с объятьями, совсем не заботясь о том, что его отдышка все еще осталась. — Родной, ты умница! Тулупы прям мои! — восклицал Никифоров, становясь третьим в уже групповых объятьях. — Спасибо большое, — слегка посмеиваясь, отвечал молодой человек. Как же он был доволен своей маленькой победой. Тренера лишь наблюдали за радостью учеников, не желая портить их восторг. В самом деле, сам Яков не ожидал настолько быстрого восстановления синеглазого юноши, но был неимоверно рад его успехам. Также его пластичность и гибкость отметила и Лилия Барановская, осознавая то, что бильман вообще тяжелый для мужчин элемент в силу физиологических особенностей. Точно такой же лишь наблюдающий Кацуки хотел высказать свое восхищение программой, но до жути стеснялся, хотя об этом фигуристе Виктор говорил только лестные слова. Но по натуре своей Юри человек стеснительный и боязливый, потому сделать комплимент решается редко, даже если от увиденного захватывает дух. — У тебя очень хорошие прыжки и дорожки шагов, — практически шепотом протараторил японец, привлекая внимание Влада. Верно сказать, что Кацуки часто просматривал его номера и действительно восторгался ими. Он сразу видел, что у Вьюгина настоящий талант. К тому времени вышеупомянутый уже прекратил тесные объятья своих друзей, не ожидая такого большого количества похвалы. — Благодарю, Юри. — кроткая благодарность вкупе с теплой улыбкой, которую Кацуки впервые видел на постоянно хмуром и задумчивом Владином лице, сразила самого Юри на повал. После Вьюгин обернулся проведать тренеров, те удовлетворенно кивнули и вечно недовольная Барановская прошептала еле слышное: «Молодец». Даже Яков, знающий и увидевший все его недочеты, решил промолчать. После чего парень развернулся обратно и побрел в сторону раздевалки. «Черт, тупой Влад, как же я тебя ненавижу» — размышлял блондин, глядя вслед удаляющейся фигуре. Неведомые силы заставили его побежать за ним. Юрий понимал, что он снова единственный, кто не смог сказать ему парочку хороших слов. Плисецкий даже наплевал на то, что сам отпрыгал все прыжки программы безошибочно, получив лишь одобрительный взгляд. А ведь Владислав был снова единственный, кто смог искренне похвалить его… — Влад, подожди, — тихо проговорил зеленоглазый, боясь даже прикоснуться к Вьюгину, чтобы окликнуть его. — А?.. Юра? — развернувшись на все сто восемьдесят градусов, ошеломленно пробормотал парень, не понимая, что же Плисецкому нужно. — Ты… ну, красиво откатал, мне правда понравилось, — начиная трогать своей локоть от волнения, блондин пытался говорить спокойно и без запинок, но в этот момент все его попытки аннулировались, — но у тебя все еще не получается сальхов… Может, я могу помочь? — Мне приятно слышать такие слова именно из твоих уст, Юра. И да, было бы здорово, сумей ты мне помочь, — черт бы побрал этого Вьюгина и его улыбку, от которой снова перехватывает дыхание. То, как часто Вьюгин стал произносить его имя заставляет сердце Юры сделать кульбит, уйти в пятки и обратно, придает легкого головокружения… Все эти симптомы сам Плисецкий проклинал и крыл всеми матами. Почему это дурацкое «Юра» или вовсе «Юр» заставляет его чувствовать весь этот спектр неизвестных эмоций? Почему из всех возможных людей именно Влад...?