Моя любимая больная 2

Попов - врач, равных которому просто нет. И от шизофрении спасёт и отравление вылечит. Золото, а не папа. Как уже наверное стало понятно, Анфисе благополучно погомогли. Поэтому в скором времени она отправилась домой. Девочка любила ездить с Арсением. Она вообще любила проводить с ним время в любом его виде. В машине было достаточно тихо. Пациентка даже не надела наушники в этот раз, как это обычно бывает. Слушала тишину. Внезапно тишина была прервана. Резкая вспышка света. Скрежет железа, звук ломающегося пластика, битое стекло… Все смешалось в одной какофонии. Открыв глаза, не сразу поняла, почему лежит. Над головой голубое небо с красивыми кучевыми облаками. Разговор людей заставил ребёнка поднять голову. Две искореженные машины, одна из которых принадлежала Попову. А где же он сам?.. Анфиса огляделась. Лежит на каталке рядом с каретой скорой. А врач наверное стоит где-нибудь поодаль. Начала искать его взглядом. Первой увидела вторую скорую. А потом и человека, что везли туда. — Папа!.. — взвизгнула Анфиса, попытавшись встать. Но медработники не дали ей это сделать, — У него кровь… — моментально навернулись слезы. Через пару минут кислотно-желтая машина сорвалась с места. Характерные звуки сирен добавляли ужаса. Пока ребёнок пытался прийти в себя и понять, что случилось, тоже оказался к скорой. Не было сил сдерживать слезы. Поэтому они просто стекали по щекам, пока девчонка разглядывала автомобиль. На действия бригады она не обращала никакого внимания. Даже на укол, который ей делали, она не хотела смотреть, — Вы знаете, что с ним? С мужчиной, которого увезли?.. — Мы не обследовали его, — фельдшер покачала головой. На самом деле, она знала. Но говорить это пациентке не собиралась. Не нужно. Больная лежала, будто во сне. Звук воющей машины реанимации ещё очень долго стоял в ушах. Как девочка поняла, в аварии они не виноваты. Какая-то газель влетела в них. В голове не укладывалась лишь одна вещь, почему самый дорогой и такой хороший человек, как Арсений, должен страдать из-за чьей-то ошибки? Из-за какого-то водителя, который не справился с управлением. Это не честно, больно, да и вообще… Хотя мужчина говорил, что жизнь вообще очень нечестная штука. В больницу Анфису доставили для полного осмотра. К ней даже приехала бабушка. Привезла любимую гусеницу. Правда это было уже под вечер, но не важно. Ещё, она была в больнице у Арсения. Девочка замучила пенсионерку вопросами, поэтому той пришлось сказать. Узнав о том, что самый дорогой человек в её жизни сейчас находится в реанимации в коме, больную прорвало на истерику. Справиться с ней удалось лишь врачам. И то, когда она приобрела другой оттенок, не просто слезы. Анфиса плакала и ночью. Только тихо, дабы не разбудить ребят, что лежали с ней в одной палате. Даже пришлось выходить в туалет, чтобы умыться и чуть успокоиться. Если бы не игрушка, девочка бы не знала, как ещё справится. Постоянно обнимала её, прижимала к себе. Но все же, это мало помогало от душевной боли. А потом и голоса присоединились, рассказывая про самый ужасный сюжет. Будь она дома, приняла бы таблетки, но их нет. Попросить на посту медсестры, не вариант. Там вряд ли есть такие дорогие препараты. Придётся терпеть. Лучше всего поспать и все же как-нибудь отвлечься. В данной ситуации, посреди ночи, только сон. Телефоны забирали на ночь. Хотя даже если бы он и был, наушники сели, а зарядки нет с собой. Нужно будет потом позвонить бабушке, попросить, чтобы принесла. На следующий день Анфисе разрешили сходить с бабушкой в другую больницу. На самом деле, её и так будут переводить куда-то в другое учреждение, но позже. Шла девочка не просто так. К Арсению. Его состояние волновало её больше себя самой. В реанимацию пустили лишь на пять минут и то, в присутствии врача. Больная с трепетом подошла к мужчине. Оглядела аппаратуру, палату. — Он спит?.. — Нет, — молодой врач, что сопровождал ребёнка, покачал головой, — Он в коме, — в глазах девчонки на мгновение показался вопрос, — Кома — тяжёлое нарушение сознания, — хотя она и сама прекрасно это знала, но мозг не хотел думать и принимать. — Значит, если я позову его, он не проснётся?.. — в ответ покачали головой. — Но он тебя слышит. Анфиса подошла ближе. Навернулись слезы. Да нет, этого быть не может. Это все сон какой-нибудь или галлюцинации. Тем более, у неё голоса, а значит и «глюки» имеют право быть. — Вы… Вы можете выйти на чуть-чуть? Я хочу поговорить… — Могу постоять у двери. — Вы только не слушайте… — больная взяла Арсения за руку, чуть присев. Сесть на кровать было нельзя. Бросила взгляд на медработника, — Привет, пап… Мне сказали, что ты в грустном состоянии и я прибежала попроведать тебя. Ты… Ты только не умирай пожалуйста… Я тебя очень прошу… Как я без тебя жить буду, пап?.. — первые капли слез покатились по щекам, — Я боюсь, что с тобой случится что-нибудь страшное… Мне вчера сказали, истерика была. Я так хочу, чтобы у тебя все хорошо было… Как только меня из больницы выпишут, буду к тебе каждый день приходить, как ты ко мне приходишь. Мы тебя очень, очень любим… Ждём с бабулей, когда ты выздоровишь… Выздоравливай пожалуйста поскорее, пап. Анфиса бы поговорила ещё, да ей напомнили, что нужно уходить. Более того, она уже на грани очередной истерики, поэтому нужно чуть успокоиться. Ребёнок долго не хотел уходить, сидел около палаты, игнорируя всех вокруг. Спасло лишь то, что пришло время возвращаться в больницу, поэтому выбора не было. Девочка думала, что её просто переведут в другое отделение или корпус, но, оказалось, меняют профиль больницы. Но увидев здание, где ей предстоит жить, мир, что рухнул ещё вчера, от новости по Попове, казалось, разрушился окончательно. Психиатрическая… И не абы какая, а та самая, где сначала лежала Анфиса. Та, откуда её много лет назад забрал Арсений. Но ей довелось лежать там ещё раз. В одиннадцать. Правда на платной основе, в другом отделении, но это не важно. Атмосферу и отношение она помнила ещё с пятилетнего возраста. Что же случилось такого, что пациентку отправили в это богоугодное заведение? Узнав о диагнозе, врачи предположили, и были правы, что ее состояние может резко ухудшиться после произошедшего. Опирались специалисты ещё на то, как девчушка вела себя во время недавней вечерней истерики. Била стены, прикладывая значительную силу. Значит, она опасна для себя. А судя по агрессии к ребятам, что лежали с ней в палате, и для окружающих. По приходу в нужное отделение, Анфиса горько вздохнула. Ничего не изменилось. Ей даже удалось встретить того самого врача в коридоре. Эта врач все время конфликтовала с Арсением потому, что ему было важно состояние своих пациентов, а ей только тишина. Именно она назначила и делала девчонке препараты, с которых было плохо. Поселили Попову в общую палату на три человека. Она уже давно не лежала в таких, если брать психбольницы. В клинике Арсения у девочки всегда была отдельная комната. Соседки оказались не очень дружелюбными. Хотя и сама Анфиса вела себя агрессивно по отношению к ним. Расположившись на кровати, повезло с расположением, у стены, рядом с окном, ребёнок попытался как-то познакомиться, понять, кто с чем лежит. — Попова, — врач зашла в палату, оглядев больных. — Я, — Анфиса села на кровать. — Пошли, я поговорю с тобой. «- Пойдем, я посмотрю тебя, » — вспомнилась фраза Арсения. Стало больно. Но это не повод оставаться. Поэтому, отложив игрушку, девочка поспешила за врачом. Это снова та… Она занималась ей и во время прошлой госпитализации. Но тогда Попов контролировал ситуацию и все было гладко. А сейчас… Неизвестно, что будет в этот раз. Каким-то образом всплыли воспоминания девятилетней давности. На этом кабинете были другие буквы… «Врач-психиатр Арсений Попов». А теперь там имя и фамилия той ненавистной женщины. — Ты уже лежала у нас, правда? — врач открыла карточку пациентки. Прибежала глазами по тексту, — Попова… Однофамильцы? — ответ она знала, хотела сделать больно. Раз уж ребёнка госпитализировали принудительно, почему бы не поиграть на моральном состоянии? — Дочь. — Дочь? — удивилась женщина, — Ни тебя ли он забирал из больницы, когда ты ещё пешком под стол ходила? — Анфиса не ответила, отвела взгляд, — Дочь, возомнила из себя. Взял тебя только из-за жалости, — девочка продолжала молчать, смотря куда-то на пол, — Что с ним сейчас, расскажи-ка мне. Поговаривают, хозяин престижной больницы. Богатый дом, несколько машин. Так ли это? — психиатр улыбнулась, глядя на съежившуюся пациентку. Попала в точку, задела за больное, — Молчишь, ладно, молчи, — она наклонилась, становясь ближе, — Раз Арсений Сергеевич так любит тебя, что ты здесь делаешь? У него же есть своя больница, где ты, наверняка, лежала, и не раз. Отправил сюда на перевоспитание? Или просто надоела? — Не ваше дело, — блондинка перевела взгляд на обидчицу, — Не смейте затрагивать эту тему! — она встала, ринулась к двери. — Сидеть, я не разрешила тебе уходить. — Плевать мне на ваши разрешения!.. — Давно в остром отделении не лежала? Исправим. Ещё одна такая выходка и будешь привязанная на кровати лежать. — Я буду жаловаться, — ребёнок обернулся, посмотрел на врача. — Кому ты собралась жаловаться? Кто тебя послушает? Только если папа твой. В больницу побежишь рассказывать? Здесь нельзя плакать. Нельзя… Могут быть проблемы, зачастую, большие. Но нет сил сдерживаться. Слова просто режут душу… — Поплачь, поплачь, это нечастная больница, никто тебя здесь успокаивать меня будет. Девочка вытерла рукавом слезы, обиженно шмыгнула носом и вернулась на кушетку, где сидела до этого. Всё-таки, как бы не было тяжело, нужно перебороть себя и хоть сколько-нибудь подчиняться. Иначе это плохо кончится. Через какое-то время, чуть успокоившись, пациентка смогла снова здраво оценивать ситуацию и отвечать на вопросы. Перед тем, как полностью отпустить в палату, вкололи успокоительное. Зная, насколько быстро подействует препарат, пациентка побрела к себе. Но пёс с ними, с этими успокоительными. Или дозировка мелкая, или эмоции сильные. Да какая уж разница, если ночью истерики вернулись. Сначала это были тихие слезы, которые стекали на подушку, потом крепкие объятия в перемешку с уже начавшейся истерикой, которую послушно терпела и выслушивала плюшевая гусеница. На пост сообщила одна из девчонок, Анфиса разбудила её. Медсестра явилась оперативно. Вначале просто сделала замечание и попробовала поговорить. В ответ получила резкие действия и агрессию. Сделав вывод, что пациентку не успокоить просто так, а сама она не успокоиться и подавно, девушка пошла за санитарами и лекарством. Увидев мужчин, Анфиса заплакала ещё громче. Сейчас они подойдут, скорее всего, сделают больно, зафиксировав в одной неудобной позе. Так и получилось. Во время того, как санитары укладывали ребёнка на кровать, тот продолжал что-то беспорядочно кричать, вырываться, даже кусаться, как тогда, когда первый раз попал сюда. Только Арсений не придёт, не сядет на кровать и не начнёт тот самый первый разговор. От этих воспоминаний стало ещё хуже. Теперь пациентка ревела так, что разбудила не только свою палату, но и соседние. На крики даже пришёл дежурный врач, которому уже было доложено. Мужчина в возрасте подошёл к кровати, посмотрел на источник шума. Встретился взглядом с девчонкой. Присел на стул, что стоял у тумбочки. Дождался, пока вколят препарат. — Чего орёшь-то? Совсем дурная что-ли? — говорил врач тихо, но даже не смотря на свои громкие слезы, Анфиса слышала его. Тем не менее, плакать не перестала, хотя и стала делать это тише, — Что молчишь? Как отделение будить своими истериками, так ты первая. А как спокойно разговаривать, так все, тишина. — Фиксировать её? — медсестра посмотрела на мужчину. — Подождите пока, всегда успеете, — он снова повернулся к ребёнку, — Зовут тебя как? Напомни. — Анфиса, — буркнула та, отвернувшись. — В общем так, Анфиса. У нас в больнице есть правило: соблюдать тишину по ночам. И все без исключения должны ему подчиниться. Даю тебе… — он бросил взгляд на наручные часы, которые поблескивали на блеклом свете, исходящем их коридора, — Пятнадцать минут. Чтобы когда я пришёл, в палате была тишина. Поняла меня? — Угу… — девчонка кивнула несколько раз, стягивая с себя одеяло. Села на кровать, с явными намерениями встать. — Куда? — девушка строго посмотрела на ребёнка. — В туалет, — отозвалась та и дождавшись одобрительной фразы, побрела к двери. Нужно умыться, хоть пару мгновений побыть оной, в себя прийти. В палату пришла очень скоро. Отвернулась к стене, укутовшись в одеяло. Укол действовал хорошо. Но и желание успокоиться играло роль. Лежать, привязанной к кровати, не хотелось. Заходил врач ещё раз или нет, больная не знала. Уснула. Да и другие девчонки, что лежали в палате, тоже. В любом случае, через указанное время в отделении и правда была тишина. Анфиса подумала, что ей дали первый и последний шанс. Других подобных поблажек не будет. На самом деле, правильный ход мыслей. И дабы не нарваться на неприятности, которых уже выше крыши, пациентка решила во что бы ты не стало, контролировать себя. Причём настолько, что ей даже перестали колоть успокоительные. На это уходило очень много энергии и сил. То-ли из-за этого, то-ли из-за стресса и случившегося горя, через несколько дней у больной резко поднялась температура. И не просто 37, как Арсений говорит, с хвостом, а прям реальная серьёзная температура. Педиатр, посоветововшись с психитром, назначила достаточно странное лечение. Больше на пытку похоже. Попов когда-то говорил про похожий метод лечения. Гидротерапия. Её использовали в психиатрических лечебницах в 19 веке. Хотя лечение с таким же названием есть и сейчас, но это совершенно другая методика. И единственное, что объеденяет их — вода. — А это долго? — Анфиса лежала в ванне с горячей водой. Не кипяток конечно, ожогов не будет, но неприятно. — Полчаса, — медсестра разговаривала по телефону, облоготившись на стену. Девочка вздохнула. Долго… Видимо, пока вода не станет тёплой. Полежав минуты так три, пациентка положила ногу на ногу, с целью поднять одну из них над водой. Положила руки на края ванны, даже чуть препобнялась. Но такие действия быстро пресекли, — Целиком опустись в воду. Хныкув, ребёнок подчинился. Лучше самой, чем применят силу. В таком состоянии контролировать себя стадо гораздо тяжелее, хоть сил и стало меньше. — Извините… — Фиса попросту не знала, как зовут медсестру, поэтому обратилась так, — У вас есть песочные часы? Мне было бы проще с ними… Часы на двадцать пять минут нашлись. Примерно пять минут и прошло, поэтому их сразу перевернули. Девчонка частенько поглядывала на них. Очень уж медленно падали песчинки. Время от времени больная копризничала, выражала недовольство, пыталась выбраться из ванной. После подобных выходок подходила медсестра и либо снова погружала ребёнка в воду, либо умывала лицо от пота, несколько отрезвляя таким образом. Пару раз Анфиса даже хватала медработника за руки, пытаясь утянуть за собой, ударить. В этот получала водой в лицо, либо достаточно резкий удар по кистям или ногам. — Я быстрее умру здесь, чем время кончится… — проскулила блондинка, водя пальцем по водной глади. Ей ничего не ответили. Вновь воцарилась тишина. Девушка прикрыла глаза, погружаясь в воспоминания. Арсений… Самая первая мысль о нем… Как он там? Стало ли ему легче? И что в больнице вообще делают? На эти вопросы ответа не было. Вечером должна прийти бабушка. Были надежды, что она принесёт новости и что-нибудь вкусное. Есть больничную еду уже поднадоело. В клинике Попова кормили в сто раз лучше. Прибывая в мыслях, ребёнок всё-таки дождался окончания процедуры. Слабость и правда ушла. Неужто эта чудная ванна и правда пошла на пользу? Врачам виднее. Девчонке вручили полотенце и другую одежду, более тёплую. Вещи, что дети носили обычно, отдавали родителям или уносили в хранилище. Поэтому все ходили в одинаковом, отличались только цветами. Серая и белая форма в мелкий чёрный горошек. Всего на руки выдовалось два комплекта. Менялись они каждую неделю или по мере необходимости. Кто как использовал эти два комплекта. Анфиса например, привыкшая спать в пижаме, и не представляющая сна без неё, использовала дополнительный набор одежды именно для этого. Выдавали даже носки. Их было три пары, плюс одна из второго набора. Благодаря таким цветам, заметить кровь было очень легко. А вот отстирать самостоятельно нет. Так же, если врач замечал, что пациент резко сменил одежду, то запросто мог зайти к нему с чательным осмотром тела и разговором, в ходе которого выяснилось, почему больной вдруг решил переодеться. Все те дни, что Анфиса вела себя спокойно, к ней не подходили врачи. Только на обходах и то, только потому, что так положено. А теперь, после приёма ванны, к ней вновь пришла та ненавистная врач, она же заведующая. Сначала поговорила с медсестрой, которая в тот момент смотрела, чтобы дети выпили таблетки, а потом и к самой пациентке. — Как чувствуешь себя? — Нормально, — ответила та, поворачиваясь к психиатру. — Точнее. Жалобы есть какие? — Нет, никаких. Только спать хочу. — Тебе сейчас чай принесут травяной, что когда Арсений Сергеевич прописывал. Выпьешь и спать ложись. Девочка и так поняла, что за напиток. А при упоминании любимого имени, снова стало больно. Но делать в любом случае нечего. Вроде, по словам взрослых, время должно лечить. Но что-то нет. Почему-то в этой ситуации это не работает. Нехотя опустошив кружку с горьковатым чаем, Анфиса завернулась в одеяло. Вот-вот тихий час, а значит будет тишина. Прижала к себе гусеницу, прикрыла глаза. Домой хочется, к папе… Хочется, чтобы кто-нибудь обнял, поцеловал, да и просто нормально поговорил. Не как с пациенткой, а как с ребёнком, человеком. Спала больная крепко. Её даже не стали будить к полднику. Но сон оставил неприятный осадок. Мало того, что снился Арсений, так он ещё и из больницы забрал… Нет, девочка ничего не имела против таких сновидений, но не сейчас, не в этом состоянии и не в этом месте. Как раз после пробуждения врач зашла снова. Снова пригласила в кабинет. Ну вот, начинается… Но оказалось, что доктор там другой. Тот, что заходил к девчонке ночью. На беседу видимо. Пожилой врач оказался пусть и строгим, но в данном разговоре этого почти не ощущалось. Начался диалог как обычно спросили о сегодняшней дате, дате дня рождения и прочих базовых вещах. Попросили пару раз посчитать в уме. — Есть у тебя жалобы какие-нибудь? — мужчина перевёл взгляд на пациентку, что сидела на против него. Постоянно хотела взять со стола что-то. Будь это ручка, карандаш или какая-то бумажка. Но психиатр не позволял ей этого делать. Ибо когда ребёнок будет крутить что-то в руках, этот предмет будет отвлекать внимание. Соответственно, ответы становятся не такими чёткими, осознанными и даже менее правдивыми. Попов кстати тоже не разрешал ничего трогать и делать во время бесед. Если этого конечно не требовалось. — Не хочу больше у вас здесь находиться, — отозвалась Анфиса. — Почему? Не нравится тебе у нас? — Скучно, делать нечего. И медсестры обижают ещё. — А почему тебя медсестры обижают? Может быть ты себя как-нибудь не так ведёшь? — Не надо об этом говорить, — девочка тут же отвернулась. — Хорошо, не надо, — согласился врач, наблюдая за больной. Разговор был интересным для Анфисы. Пусть с ней в очередной раз разговаривали, как с пациенткой, но разговаривали спокойно, без криков и возмущений. Интересовались, как она. Хоть и было понятно, что только для изучения состояния, но все же. — Есть любимый доктор у тебя? — Да, — кивнула девочка, но увидев в глазах медработника вопрос, продолжила, — Дядя Арсений. — Арсений… — мужчина ждал, пока она скажет отчество. Повова он хорошо знал. Товарищи. И соответственно то, что случилось с ним, ему боже было известно. Все же, надеялся, что, может быть, пациентка назовет другое имя. — Сергеевич, — чуть улыбнулась Анфиса. Нет… Не назвала… Сказано это было без какой-либо грусти в голосе. Даже с некой гордостью. В какой-то момент врач спросил о том, чем ребёнок занимается в стенах больницы. Тот ответил, что читает. В следующим вопросе спросили, есть ли любимые произведения. Блондинка принялась считать их. Иногда сбывалась и начинала заново. — Может быть посчитаешь потом? — мужчина бросил взгляд на часы. Уже минуты так три. В ответ Попова резко мотнула головой. Подождав ещё с минуту, врач решил все же прервать счёт, — Ты говоришь, что любишь… — но договорить не успел. Громкий крик перебил его. — Тихо! — взвизгнула Анфиса, строго посмотрев на психиатра. Такое иногда бывает, и не только с ней, а вообще. Пациенты нередко кричат и возмущаются, когда им мешают или отвлекают. Поговорили еще минут семь. Девочка стала спокойнее, тише. — Устала от нашей беседы? — Да нет, нет, — больная покачала головой, обхватив колено руками. Сидела она не как обычно. Так, будто находилась на кровати, а не на стуле. В скором времени пациентку отпустили в палату. Та с радостью пошла к себе. Не сказать, что бы ей надоело говорить, просто её слегка утомили. Вполне нормально.