Моя любимая больная 2

Арсений не соврал, правда приехал. Ой как Анфиса была рада… Словами не описать. Месяц без одного дня ребёнок провел в этом злосчастном месте. Врач отметил ухудшение в состоянии дочери. И дело даже не в голосах или галлюцинациях. Блондинка стала совсем скрытной, делала все с опаской, постоянно ожидая наказания. Пропала эмоциональная стабильность, к которой они с Поповым так долго шли. Больная снова стала разговаривать сама с собой, показывать что-то на пальцах, играть с ними. Её мучали ночные кошмары, часто с криками. Нервная система постепенно начинала отходить от пережитого ужаса. Арсению уже несколько раз помогала его привычка замечать мелкие детали. В какой-то степени, даже спасала жизнь Анфисе. В этот раз девочка вела себя очень тихо. Повод для беспокойства. Это не значит, что дома всегда крики, нет, просто блондинка обычно ведёт себя более активно, шумно. Что-то рассказывает, делает. Использует ту же самую Алису для прослушивания музыки. А сейчас, ничего. Мужчина, что готовил еду, наклонился, дабы поднять с пола упавший кусочек огурца. Перед тем, как выкинуть его, глянул в ведро с мусором. Увидел колпачок от пластиковой ампулы, а затем и её саму. Насторожился. Сегодня он не делал уколы, да и вчера тоже. Анфиса. Врач направился к шкафу, где желали медицинские принадлежности и ампулы в том числе. В этом пакете должно быть десять шприцов, а сейчас только девять. С одной стороны, девочка иногда брала их для игры, но всегда оставляла упаковку с отсоединенной иглой. Сейчас же такого нет. Значит, ничего хорошего… Психиатр пробежал глазами по медикаментам. Только упаковка с водой для инъекций стоит не на месте. И правда, внутри на одну меньше. Но зачем ребёнку только вода, ведь она нужна для разведения препаратов. Постойте… Мужчина быстро поднялся в комнату дочери. Постучал, но девочка не ответила, как обычно. Это ещё пункт в списке подозрительных вещей. Подождав ещё секунд десять, Арсений открыл дверь. Анфиса сидела на полу, в углу. Она часто сидела там, когда было морально плохо. Врач быстро нашёл глазами дитя, внимательно осмотрел. Взгляд зацепился за шприц. Но только он не лежал рядом, а был вставлен в кожу. Девочка застыла, увидев взрослого. Но как только он сделал шаг навстречу ей, дергулась. — Не трогай меня! — взвизгнула Анфиса, смотря на отца. Но тот продолжил идти. На кону здоровье, поэтому здесь даже не может быть вопросов. Девочка попыталась спрятать руку за спину, но Арсений крепко схватил её, — Нет-нет, уходи! Папа! Уходи, не надо мне помогать, — но её не слушали. Попов присел рядом, дабы ему было удобно. Зафиксировав запястье, которое являлось источником большинства проблем в данный момент, аккуратно вынул шприц. Но стояло ему коснуться инструмента, как пациентка заплакала. Прям разревелась. Конечно у такой бурной реакции в какой-то мере есть объяснение, но тем не менее. Психиатр не был груб, несколько резок из-за своей серьёзности в данной ситуации, но он точно не сделал ей больно. Девочка поступила правильно, взяв не только шприц, но и тарелку, куда будет класть его. Поэтому Арсений тоже использовал элемент посуды, как лоток. Освободив руки, мужчина потянулся к девочке, дабы осмотреть место введения иглы. Тут пациентка напряглась. Сжалась, закрыв лицо руками и прижав колени к груди. Она испугалась. Испугалась, что её будут бить за то, что она сделала что-то такое, чего делать нельзя. — Фис, — позвал мужчина, чуть отстранившись. Девочка не отреагировала, лишь плотнее закрыла лицо, — Фис, — вторая попытка, уже более мягко. В этот раз блондинка приоткрыла глаза, посмотрев на врача. В данную секунду он казался совсем добрым, его взгляд говорил о том же. О том, что Арсений не причинит вреда ребёнку, не сделает больно, а уж тем более не позволит себе ударить её. Спустя ещё пару секунд Анфиса частично расслабилась, но продолжала плакать. Облизнув губы, наблюдала за психиатром, — Можно я посмотрю руку? В ответ девочка кивнула и даже протянула её сама. С осторожностью, правда, но все же. Её буквально трясло. Как только Попов дотронулся до кожи, Анфиса зажмурилась. Не смотрела, что делал мужчина. А он всего-навсего осматривал место введения иглы. Мало ли. — Зачем ты это делаешь? — он посмотрел на пациентку, что медленно открыла глаза, из которых покатились крупные слезы. — Так ребята другие делали. — Что за ребята? — В больнице… Докторам нельзя говорить было, они угрожали даже. Арсений на мгновение задумался. Вполне возможно, у тех ребят была не вода для инъекций, но не будем вдаваться в подробности. — Ты тоже принимала участие? — Нет, только дома… — девочка всхлипнула, вытирая мокрое лицо, — Они тогда говорили, что будет больно, но так надо. Если плохо, всего-то нужно укол сделать и сразу станет хорошо. — Тебе плохо? — Да. У меня обострение, наверное… Арсений это уже понял. У него ещё с самого утра были подозрения. Более того, в государственной больнице ребёнка посадили на очень сильные таблетки, которые не приводили ни к чему хорошему. Поэтому мужчина постепенно снижал дозировку, а в последнее и вовсе изменил график приёма лекарств. Не два раза в день, а один. Естественно, это сказывалось на самочувствии и поведении. Организм привык и крайне тяжело переносил изменения. Фактически, были ломки. Анфиса стала меньше кушать, хотя она и без того ела мало после «лечения» в психиатрической. Больше времени старалась проводить в одиночестве, но и про Попова не забывала. При этом, в какой-то степени, обиделась на него. Врач ограничил время просмотра сериалов, нахождения в соцсетях. Конечно, это не нравилось больной, она пыталась манипулировать истериками, но это не приносило плодов. Арсений, вроде как, договорился с дочерью, но… Договоры с душевнобольными детками часто не имеют силы. Хотя, надо сказать, что девчонка все же старалась придерживаться правил и не повторять сделанного. Что касается обострения, это плохо. В этом никогда нет ничего хорошего. То есть, ремиссия, которой Попов так долго добивался, была сорвана одним месяцем нахождения в другой больнице. Никто не знает, как в этот раз будет вести себя ребёнок. Тем более, пока его избавляют от лекарственной зависимости. До того, как прийти к Анфисе, мужчина готовил еду. Неизвестно, будет ли девчонка кушать, но её перед этим спросили, что ей хотелось бы. Ребёнок ел много фруктов, зелени, любил птицу, курицу или индейку, уважал рыбу, которую, к слову, Арсений готовил специально для блондинки. Что касается говядины, свинины и продуктов, похожих на это мясо, с ними тяжело. Иногда, конечно больная могла съесть их, но это был редко. Более того, с ней ещё нужно было договориться по этому поводу. Чтобы чем-то занять ребёнка до еды, Попов поручил девчонке убраться в комнате, а-то у неё вечно бардак. К тому же, нужно будет провести ревизию после обеда. — У нас компот есть? — время прошло быстро, поэтому больная не заметила, как её позвали на обед. — Из сухофруктов который. — В холодильнике. — Ага, — девочка кивнула, подцепляя вилкой помидор из салата. — Поспишь после обеда? — врач посмотрел на пациентку. Та застыла. Спать днем? Это же… — Фу-у-у, — протянула Анфиса, — Я не хочу. Пойдём гулять лучше? — Давай ты поспишь, потом мы с тобой наведём порядок в комнате, от твоей уборки что-то чище не стало, а потом сходим погулять. — Нет, я не хочу так. Давай сразу гулять. Больная и в обычные дни иногда спала днем, а во время обострений это необходимо. Так же, как контроль режима дня. А-то, зная Анфису, перестань следить за ней, она всю ночь будет заниматься чем-нибудь, а потом спать весь день. После трапезы Арсений вновь напомил дочери о том, что ей нужно отправиться отдыхать, но тут-то мужчину и ждал тот самый подводный камень. Ребёнок взвизгнул, затопал ногами, выражая протест. — Нет-нет-нет! — девочка прыгнула в такт своим словам. — Тогда сейчас посуду будешь мыть, Анфис. — Не буду! И спать не буду! Истерика то утихала, то начиналась с новой силой. Блондинка пыталась схватиться за каждый шаг мужчины, чтобы снова начать кричать. В какой-то момент она просто упала на пол с громкими криками. — Ты так совсем оглушишь меня, — Попов сидел на краю кровати, подавая пример девочке. — Спать — для маленьких! Арсений подождал ещё минут пять, потом встал, вышел из комнаты. Крики почти сразу затихли. Больная слушала, далеко ли мужчина. Он пришёл быстро, с таблеткой и стаканом воды. Истерика началась снова, когда врач даже не успел в комнату зайти. Но мало того, что ребёнок швырнул лекарство куда-то на пол, так ещё и чуть воду не разлил. — Анфис, ты в больницу отравишься, если будешь себя так вести. — Не поеду! — Бригаду вызову к тебе. Знаешь, как они работают? — в ответ девочка издала звук, похожий на слово «нет» и покачала головой. Но, опять же, она показывала, что не согласна и не хочет, а не то, что не знает, как работают психиатрические бригады. Минуты через две, видимо, блондинке надоело скандалить. Она села рядом с кроватью, захотела стащить одеяло, но психиатр прижал его рукой. — Дай! Я на полу спать буду! — Пол сначала нужно помыть. Там чего только нет. И носки и яблоки… — Попов покачал головой, — Тараканы не бегают ещё? — У меня нет тараканов, — фыркнул ребёнок. — Не будешь убираться, появятся. — Да дай мне одеялко, я хочу на полу спать. Слух Арсения зацепился за слово «одеялко». Раз пошли уменьшительно-ласкательные формы, значит истерика подходит к концу. — Спи, кто тебе мешает? — Просто так, холодно… — У тебя вот ковёр есть, на него ляжешь, — небольшой прикроватный ковёр в виде кошечей лапки, — Кофтой накроешься, а-то что она у просто так на полу валяется. — Не-а, — Анфиса покачала головой, положив руки на простыню. — А с одеялком нельзя? — С одеялком на кровати можно. Девочка на пару секунд задумалась. На коленях подошла к столу, выпила таблетку, к слову, ещё одну, первая валяется где-то на полу. После этого забралась на кровать, посмотрев на врача. — Носочки снять не хочешь? — Хочу, — пациентка сняла предмет одежды, снова посмотрев на Попова. Что он скажет? Ничего не сказал, грустно… Блондин легла, прижав к себе любимую гусеницу. — У меня голова болит… — Конечно будет болеть, так кричать. — Ты почитаешь мне? — За такое поведение, нет, — Арсений понимал, чем это может кончится. Тем не менее, девчонка должна понять, что истерики не будут поощряться. — Ну и ладно! — взвизгнула больная и отвернулась. Врач накрыл её одеялом, укутал. — Можно просто посидишь? — она вновь перешла на спокойный тон. — Посижу, — согласился мужчина. Единственное, сходил за книгой. Какая-то научная литература, что-то про психиатрию. Анфиса заснула не быстро. Несколько раз пыталась начать диалог с Поповым, но тот отвечал очень сухо. Во-первых, потому, что читал, а во-вторых, начни с ней разговаривать, она вообще не уснёт. В обиде на всех и вся девочка все-таки смогла погрузиться в сон. Роль сыграли и таблетки в том числе, они тоже помогли успокоиться. Теперь у Арсения есть пара часов тишины. После таблеток хорошо спится, да и после истерик тоже. Раз явилось обострение, значит ребёнок сможет выполнять не все привычные действия как обычно. Поэтому нужно заменить какие-то вещи на чуть другие. Например, зубные щётки. Теперь их три, вместо одной. Все они детские, две из них электрические, а ещё одна простая. Или та же самая тарелка, например. В основном ребёнок ест из обычных, но есть и случаи, когда он ужасно буйный. Тогда в ход идет детская посуда, которая с помощью присосок крепиться к столу. К тому же есть из какой-нибудь красивой тарелочки с лягушонком девочка будет охотнее. Что касается столовых приборов, там всё как обычно. Единственное, Арсений не всегда даёт Анфисе вилки, но это мелочь. Пока ребёнок спал, мужчина убрал из его комнаты острые предметы, типа ножниц и канцелярских ножей. Девочка очень творческая, поэтому это всей ей часто пригождается. Попову пришлось будить Анфису, иначе она выспится сейчас, а ночью не будет. Но блондинка бы в любом случае не проспала бы долго. Девочка потянулась, приоткрыв глаза. Проснулась в хорошем настроении, это радует. Села на кровать, принялась одеваться. Но потом окликнула Арсения. — Я потеряла второй носочек. Поможешь мне найти его? — Анфиса сидела на кровати, смотря на врача. Сняла одежду с одной ноги, дабы показать, что именно потеряла. — Ой… — там и был тот самый розовенький носочек, — Я забыла… Мне очень стыдно…- она виновато посмотрела на мужчину, — Но ничего страшного ведь, да? — Конечно, — психиатр кивнул. — Чай будешь пить? — С печеньем можно? — С чем хочешь. — Буду, — согласилась больная и спрыгнула на пол. Поспешила за Поповым на кухню. В этот раз девочка кушала шоколадное печенье. Настроение стало заметно лучше, чем несколько часов назад. Блондинка поспала, сейчас пьёт чай, что может быть лучше? Потом уберется в комнате и гулять пойдёт. А, может, быть даже удастся уговорить Арсения на то, чтобы он разрешил фильм посмотреть. — Кружку поставь в раковину, Фис, — мужчина встал из-за стола. — Нет! — ребёнок взвизгнул. — Пожалуйста, не кричи. Будь добра, убери за собой кружку. Пациентка застыла, будто обдумывая решение. Секунд через десять выполнила просьбу. Если бы Арсений не спокойно повторил, а ответил грубо или так же, криком, это обязательно бы вылилось в очередную истерику. Мало-помалу, приступили к уборке комнаты. Анфиса конечно частенько возмущалась, что весь мусор ей нужен, но в конце концов соглашалась, что что-то может выкинуть. В принципе, у девочки не было особых тайн от мужчины. Но если они и были, то…в них не было ничего хорошего. По такой причине ребёнок с громкими криками вбежал в комнату, когда Арсений решил протереть пыль в шкафу с книгами. — Я сама хочу! — блондинка попыталась выхватить тряпочку, — Я сама-а буду! — На, сама, — согласился Попов. — Уходи. Туда, — девочка показала на дверь, в ответ на неё удивлённо посмотрели, — Уходи, пап! — Что это ты меня выгоняешь? — Я одна хочу, — больная мотнула головой. Врач безусловно понял, что пациентка пытается скрыть что-то, но не стал вмешиваться. Одна, так одна, пусть. К тому же, как раз нужно было позвонить по работе. Но не живётся нашему любимому психиатру спокойно. Опять ехать куда-то на пару дней. Арсений не видел в этом проблемы, вот только… С кем девчонку оставить? С бабушкой что ли… — Я с тобой хочу! — Фис, у меня даже времени поесть не будет, — мужчина посмотрел на девочку. Предложил ей вариант провести неделю в больнице. В его больнице. Но ребёнок отказался. — Я хорошо себя буду вести у бабули, — заверила блондинка. Это было обязательное условие. Арсений в этот же вечер отвёз девчонку в городок, где жила пенсионерка. Он, к слову, не так уж и далеко от Москвы. Ехала семья на другой машине, нежели обычно. После аварии предыдущий автомобиль не подбежал ремонту, поэтому, вскоре после возвращения из больницы, Арсений купил новый. Хотя у врача была ещё машина, но он не так часто пользовался ей. Ребёнок, кстати, не боялся ехать. Попов переживал, что могут остаться триггеры. Как только они зашли в дом. Анфиса сразу полезла целоваться, обниматься. Помнила, что бабушка приходила к ней в моменты, когда было тяжело. Перед отъездом психиатр ещё раз напомнил дочери о том, что важно делать и когда принимать лекарства. Девчонка не хотела прощаться, да выбора не было. Вечер прошёл спокойно, тихо. Блондинка пару раз выходила во двор, подышать свежим воздухом, на звезды посмотреть. Ночью тоже все относительно хорошо. Правда ребёнок побрадил по тёмному дому часа так в четыре утра, но не долго. Быстро вернулся в кровать. В какой-то момент информация о том, как важно пить таблетки и в какое время это нужно делать, вылетела из головы. А потом Анфиса уже не захотела вспоминать про это. К тому же, появились двуликие друзья-голоса. В связи с этим, больная и думать забыла о правилах и порядках. Арсений говорил, что «почистила зубы пальцем» не считается, нужно делать это щёткой. Но в этот раз этим можно пренебречь. Но если в первый день, когда приём таблеток был пропущен, этого сильно не ощущалось, то на второй… Ребёнок стал вести себя неадекватно, агрессивно. Угрожала бабушке, когда та говорила, что позвонит Арсению, если блондинка не перестаёт так себя вести. Пациентка буквально бросалась на пенсионерку, чуть ли не била её. Устраивала иктсрики на пустом месте, из-за всего. Если бы с ней был врач, она бы не делала так. Но раз его нет… Свобода! После очередных криков, когда девчонка даже позволила себе разлить суп и разбить кружку, бабушка решила, что хватит теперь такое отношение. А вот сама Анфиса, удовлетвореная своим поведением, сидела в комнате. Что-то пела, играла с кубиками, прыгала. В общем, делала все, что хотелось. Изображала животных, людей разных профессий, подражала галлюцинациям. Громко смеялась, не отдавала отчёт своим словам. Одним словом, вела себя отвратительно. — Она с ума сходит. Меня совсем не слушает. — жаловалась пенсионерка, — С кулаками бросилась недавно. Яблоко не так порезала ей… — А сейчас что делает? — Арсений положил ногу на ногу. — По комнате прыгает. — Музыку слушает? — Просто прыгает, сама с собой разговаривает. — Давай я позвоню ей. Девочка и правда скакала по комнате. Закрылась в своём маленьком мире и не хотела выходить оттуда. Но звонок телефона заставил сделать это. Ребёнок нехотя взял трубку. — Чего? — пациентка подбросила вверх одеяло. — Что за тон, Анфис? — мужчина тоже стал серьёзнее. — Тебе же бабуля сказала, сто процентов. — Ты почему себя так ведёшь? На людей бросаешься, по ночам не спишь. Таблетки пила сегодня? — Нет, — блондинка упала на кровать. — А почему? — Просто тупо скучно с ними. — Мы уже говорили на эту тему. Иди капли пей тогда. — Да пап! Они горькие. — Это не обсуждается, — сказать, что врач был недоволен, ничего не сказать. — Бабулю за что обижаешь? — Она телефон хотела взять, чтобы я меньше играла, — ребёнок не хотел говорить, что все случилось из-за фрукта, поэтому, решил соврать. — А если тебя ударить, тебе понравится? Анфиса не ответила. С бабушкой поругалась, с Арсением поругалась… Осталось с гусеницей только для полного счастья. Мужчина, к слову, позвонил ещё раз. Минут через десять. Узнать, выпила ли дочь лекарства. Но ребёнок даже не подумал. Наоборот, отреагировал ещё более агрессивно. — Ей надо что с собой? — беспокоилась пожилая женщина. — Щётку с пастой, гусеницу, — Попов ходил по номеру. — А что сказать им? — Ничего, я уже все сказал. Не мешаешь работать и все. У всего есть границы. У терпения Арсения тоже. Раз девчонка не хочет подчиняться даже ему, опасна для окружающих, не пьёт таблетки, значит, самое время наведаться в больницу. Но лично мужчина приехать не может, поэтому… Квартира была наполнена криками, возмущениями. Это больная спорила с голосом в голове. Била и пинала воздух, махала руками, бросалась на стены. У всего этого были свидетели, но девочка заметила их только после того, как они вошли в комнату. Вначале она так же бросилась на них, но как только люди схватили её, резвернули лицом к какому-то человеку, видимо, главному, ребёнок понял, что это не галлюцинации… Человек, к которому развернули пациентку — врач. Позади стоял фельдшер и два санитара. Анфиса застыла. Это…психиатрическая бригада?.. И правда, специалисты… Больная принялась разглядывать одежду, попутно отвечая на вопросы психиатра. Это люди из больницы Арсения. Доктор постарался установить контакт с ребёнком, но тот стал ещё злее. Блондинка не могла понять, что сделала плохого, раз папа отправляет её в больницу. В её понимании она идеально себя ведёт. Но бригада почему-то так же не считала так. Видимо, сговорились! Через слезы и крики был сделан укол успокоительного. У бабушки взяли небольшую сумочку, туда и гусеницу положили. С таким набором отправились в больницу. Арсений дал распоряжение госпитализации. На месте посмотрят, в какое отделение. Анфиса возмущалась на протяжении всего пути, брыкалась и ругалась. А вот бабушка очень переживала за внучку. Позвонила Попову узнать, все ли с ней будет хорошо. А-то она так плакала… Сердце разрывалось прям. Вообще, врач приедет в Москву уже завтра, но девчонку нельзя оставлять дома. Более того, раз она не понимает, надо что-то делать. На самом деле, она любила лежать в больнице Арсения, но в этот раз уж больно сильное обострение. Скорее всего, ещё авария сыграла на ухудшении состояния. По приезде в больницу девочку все-таки направили в острое отделение. Но это совсем не то, что было в государственной больнице. Врачи сразу принялись за лечение, за помощь. Арсению сказали о состоянии, о лечении. Теперь у него в голове окончательно сложилась картина происходящего. Врач дал пару просьб по размещению и содержанию ребёнка. Анфиса отчаянно отбивалась, пытаясь спасти голоса, которые так не любят врачи. Но после лекарств потихоньку начала успокаиваться. Медсестра стояла в туалете, поддерживая пациентку. Санитарка умывала её от соплёй и слюней. Девочка не могла сделать этого сама. Во-первых, уже не было сил, она еле стояла на ногах. Во-вторых, из-за лекарств больная была дезориентирована и не понимала, где находится. — Успокаивайся, Фис. Давай тишину послушаем, — санитарка подняла голову блондинки, вытирая ей лицо. Все делалось очень аккуратно, нежно. Более того, даже называли ласково, для большего спокойствия. Пациентку завели в палату, это первый раз, когда она видит её. До этого она никогда не лежала в таких. Самая обычная, не vip, как она привыкла, тем не менее, одиночная. Не было привычной отдельной комнаты с туалетом и раковиной. Хотя… Это ведь острое отделение, тут даже в самых дорогих палатах нет такого. Специфический запах ударил в нос, как только ребёнок зашёл в комнату. Палату недавно кварцевали. Ещё даже не до конца заправлена кровать, осталось лишь надеть пододеяльник. Анфису посадили на стул, пока санитарка разбиралась с постельным бельём. Девчонка почти спала. Легкая слабость, головная боль от истерики и расслабленность от лекарств. Всё это усиливало желание поскорее начать смотреть сновидения. — Сама оденешься? — женщина посмотрела на пациентку, та сонно кивнула. Ей выдали больничную одежду, так велел Арсений. Тем не менее, она очень отличалась от той, что давали в государственной. Здесь от неё можно было отказаться, комплектов было несколько, даже пижама. И цветовых вариации три, хоть во всей одежде и преобладал белый. Костюмы шили специально, на заказ, поэтому в обычном магазине подобные найти было нельзя. На белье нашивалась символика стационара, правда она была очень маленькой и почти незаметной. Анфиса такую одежду любила, она из какого-то очень приятного материала, мягкая. Хотя девочке и хотелось походить в своём, выбора у неё не было. Блондинку уложили в кровать, укутали одеялом, оставили спать. Нервной системе нужен отдых, покой. К тому же, из-за приёма таблеток ребёнок мало чего хотел бы, если бы силы были. А так, он все равно смотрит сны. На то, чтобы успокоить буйную пациентку ушло около двух с половиной часов. Зато теперь она безопасна для себя и окружающих, а признаки обострения, пусть самую малость, но купировали. Понадобится два-три дня, чтобы перевести Анфису в обычное отделение. Тем не менее, улучшения есть уже сейчас, их даже заметно. Находясь под действием медикаментов, больная не замечала времени. Она не всегда спала, иногда лежала в полудреме, даже глаза открывала. Звуки из коридора разплывались в голове. Не было сил. Лёгкие галлюцинации все ещё остались, но теперь от них можно было избавиться закрыв лицо руками или спрятовшись под одеяло. Хотя, теперь они и не мешали вовсе, так, просто были, иногда отвлекая на себя внимание. Были моменты, когда ребёнку чудилось, будто он летит где-то. Звуки и шумы, казалось, обволакивали. Такое странное и приятное состояние. Один из самых больших плюсов, которому радовались не только врачи, но и сама Анфиса, тишина в голове. Голоса пропали. Хоть блондинка так отчаянно пыталась сохранить их, без них, все-таки, лучше. Ей давно говорили, что они не друзья, но это часто забывалось. Сколько прошло времени, девчонка не знала. Когда она в очередной раз открыла глаза, на улице потемнело. Ещё не ночь, но вечер. Больная потянулась, по привычке посмотрела на руку. С неё сняли часы… Они никуда не делись, ждут её в камере хранения, вместе с телефоном. Таблетки вызвали сильную сухость во рту. Анфиса села, откинув одеяло. Качала ножками, пока искала взглядом обувь. Тапочки вместе с носками стояли рядом с кроватью, даже фактически под ней. Но пациентка не захотела не то, что искать, а даже смотреть на элементы одежды. Спрыгнула на пол и босиком потопала в коридор. В остром отделении нет привычных кулеров, где брать воду неизвестно. Но голова на плечах пока ещё никуда не делась и подсказывала обладательнице, что можно наведаться в туалет или ванную. — Анфиса, — медсестра заглянула в уборную. Увидев ребенка, пьющего из крана, подошла ближе, — На посту бы попросила, — но на это ничего не ответили. Закончив пить, блондинка вытерла губы рукавом и бросив взгляд на медработника, пошла к себе. — Не холодно ей, босиком-то? — санитарка посмотрела пациентку, шагающую к себе в палату. В ответ медсестра пожала плечами. Девочка села на кровать, притянула к себе гусеницу. Спать не хочется больше, зато хочется есть. А часов-то нет. Ребёнок вздохнул и снова залез под одеяло, но только чтобы ножкам было тепло, носки не хотелось искать и надевать. Пока Анфиса играла пальцами, что-то рассказывала плюшевой подружке, в палату заглянула буфетчица. Посмотреть, в каком состоянии ребёнок. А-то, может быть, пришлось бы кормить в палате. Но, нет. Как только больную позвали в столовую, она чуть ли не вылетела из комнаты. Но была остановлена доктором. Он аккуратно вернул её, дабы она всё-таки надела носочки. Блондинка было начала спорить, но ей любезно напомнили, что нужно идти кушать. На ужин плов. Хоть девчонка не очень любила мясо, готовили в больнице вкусно, поэтому проблем с питанием почти никогда не возникало. Мягкий хлеб, который Фиса ела, аж причмокивая, полюбился ею ещё с тех времен, когда она только начала лежать в этом стационаре. Арсений следил за качеством еды, контролировал это. Во многом ему помогала дочь, которая, на самом деле, ещё тот критик. После трапезы ребяток отравили по своим делам. Кого-то отправили в процедурный, кого-то ещё на какие-то мелкие процедуры. К Анфисе пришли с таблетками, но без воды. Сначала пациентка удивилась, уставившись на медсестру, но по вкусу поняла, что это глицин, слегка сладковатый. Он, видимо, для усиления эффекта основных препаратов. Но дочь Попова и не имела ничего против таких лекарств, они вкусные. Вообще, ребёнок обиделся на Попова и, соответственно, на работников его больницы. Почти не говорил с ними, игнорировал, но уже не огрызался, как вначале. На вечерний, поздний обход пришёл доктор. Посмотрел, поговорил с девочкой. Есть еле заметные улучшения. Но, пока, они только из-за таблеток. В любом случае, состояние лучше, чем когда пациентку только привезли. Кушала блондинка не так аккуратно как обычно дома. Изначально, хотелось смешать все в тарелке, но она не стала, уже плюс. Анфисе пожелали спокойной ночи и оставили в одиночестве. Ну, как в одиночестве, с любимой гусеницей. Впереди ещё столько времени… Сорок минут, на самом деле, потом отбой. Блондинка решила прогуляться до стены коридора и обратно. В этот раз, надела тапочки, так доктор говорил, и пошагала из палаты. Коснувшись нужной стены, развернулась, посмотрела по сторонам. Никого из ребят. Да даже если бы они и были, больная не хотела бы контактировать с ними. Арсений вернулся домой рано утром, почти ночью. Может быть он вечерком и заглянет к дочери, так как будет в больнице, но это не точно. Мужчина упал на кровать. На спал почти сутки, так, подремал немного в самолёте. Но этого все равно было мало, организм брал свое, хотелось спать. Благо, не вставать утром, вполне можно приехать во второй половине дня. Ночь у обоих членов семьи выдалась спокойной. Анфиса даже не просыпалась. Хотя в доме бабушки отказывалась спать в положенное время. Сейчас же за режимом дня строго следили и, при необходимости, корректировали. Утро тоже, как обычно, поэтому про него даже не стоит говорить. После завтрака дочь Попова повели на процедуры. Отнюдь не все нравились ей, но это беспокоило врачей меньше всего. Девочка чуть было не устроила истерику на физиотерапии, но с ней каким-то чудесным образом удалось договориться. Так как ребёнок лежал в остром отделении, никакие занятия типа арт-терапии не проводились. Только если с психологам позанимались, но это все равно не так нравилось больной. Во время обеда Фиса не удержалась и все-таки решила сделать «сборную солянку» в тарелке супа, который не стала есть. Буфетчицы заметили это и, наверное, скажут докторам. Это тоже моменты в поведении, к которым стоит присматриваться. Будь пациентка дома, она не поступила бы так. Потому, что Арсений не одобрял это. А здесь, можно. В тихий час пациентка особо не спала. Так, делала вид, когда заходили смотреть. Это дало свои плоды через несколько часов. Чрезмерная активность, как речевая, так и двигательная, крики, попытки спровоцировать других на драку или скандал. Сначала хотели поговорить, как обычно, но это не дало результатов. Препарат не вколишь просто так, девчонка возбужена и не сидит на месте. А даже если держать её, проблематично. Посоветовавшись с врачом, пришли к выводу, что необходимая фиксация. Да-да, как в тех самых фильмах про психбольницы, где пациентов привязывали к кровати. Но только делалось это не веревками, а специальными мягкими ремнями. Крепко, но не больно. Только после этого медсестра смогла ввести препарат. Хотя ребёнок даже после этого кричал, пытался брыкаться, даже предпринимал попытку укусить. Всё это отличалось от того, как делали в государственной больнице. Не смотря на жёсткость санитаров, они не делали больно. — Стасю верните мне! — заплакала Анфиса, как только медики начали расходиться. Дело в том, что любимую плюшевую гусеницу переложили на стул, чтобы она не мешала, а обратно на кровать положить не успели. А пациентке без неё уж очень плохо. Как только игрушка оказалась рядом, блондинка потихоньку стала успокаиваться. Арсений уже как пару часов был в больнице, приехал ещё в тихий час. Вообще, он почти закончил дела, осталась всякая мелочь. О состоянии дочери ему рассказал коллега, с которым врач повстречался в коридоре. Нет, всё-таки стоит зайти к девчонке. А-то она что-то совсем разболелась там. Девочка лежала, смотря в потолок. Периодически пыталась встать, вырваться. К ней так же часто заглядывала медсестра, проверяла, не случилось ли что. Лекарство хоть и начало действовать, но пока не с той силой, как должно. Поэтому больная все ещё оставалась буйной и даже кричала, чтобы её освободили. На один из таких криков и пришёл Попов. Зашёл в палату, посмотрел на девчонку. Та не сразу обратила на него внимание. Подумала, что это медсестра, но, через пару мгновений повернула голову к сторону мужчины. — Папа! — Анфиса комкала одеяло, смотря на врача, — Папа. Пап, папа. — она звала его просто так. Ей хотелось поговорить, с ним, в том числе. Арсений пододвинул стул к кровати, сел рядом. Пациентка дёрнулась в попытке встать, стать ближе. После очередной неудачи, облизнула губы, ударив рукой по одеялу. — Папа! Ты заберёшь меня домой? — Домой? — удивился мужчина, — Ещё рано. Полежишь тут, полечишься. — Я дома хочу… — девочка смотрела на психиатра, который смотрел на неё, — Лечиться. — Нет, дома ты не лечишься. Таблетки не пьешь, по ночам не спишь, бабулю обижаешь. — Н-н-нет! — больная попыталась скопировать интонацию, — Я буду таблетки пить и спать буду. Домой… — Анфис, домой мы не поедем. Тебе нужно полежать. Девчонка отчаянно замотала головой. Она не согласна со словами врача. Даже навернулись слезы, но они не изменят ситуацию. — А когда поедем? — Когда тебе станет лучше. Анфиса замолчала. По её мнению, ей уже стало лучше и можно выписываться. Но Арсений почему-то не считает так. Это очень грустно. — А ты придёшь на ужин? — Хочешь, чтобы я пришёл? — мужчина наблюдал за дочерью. Она явно не в лучшем состоянии, тем не менее, старается держать себя в руках. — Ага! — блондинка кивнула, вновь вцепившись в одеяло. Вообще, в планах у мужчины не было оставаться до ужина, но… С одной стороны, ребёнка можно наказать таким образом, не выполнив его просьбу. Но с другой… Поживём, увидим, как говорится. В любом случае, у Попова есть ещё время, подумать над словами дочери. Посмотрит, как она будет вести себя. А-то, может, и поощрять нечего.