Ровно через год, на том же месте

Хоб Гэдлинг просыпается около полудня: все равно немногочисленные первые посетители не заказывают ничего сложнее кофе, выпечки и омлета с жареным беконом, а с этим Бэт прекрасно справится сама. Он лениво потягивается в постели в приятном полумраке, хотя по полоске яркого света на стене, все же пропущенной неплотно затянутыми темными шторами, понимает, что день сегодня солнечный. Потянувшись, он задевает рукой кого-то возле себя – судя по длинным рыжим волосам, девушку, хотя возможно всё. Не пристало повару пить на работе и забывать имя и половую принадлежность того, с кем он провел ночь, но Хоб ведь и не записывался в праведники. Он встает с кровати аккуратно и тихо, так же тихо пробирается между разбросанными вещами: вчерашней ночью и в принципе. Лучший сценарий неловкого утреннего диалога – это его отсутствие. Если ему достаточно повезет, он успеет принять душ и выскользнуть из своей квартирки, расположенной над его же пабом, до пробуждения таинственной ночной незнакомки. Или незнакомца. Не столь важно. У нее или у него сон и в самом деле крепкий: приняв душ и вернувшись за одеждой, Хоб наблюдает рыжеволосую фигуру, лежащую закутавшейся в одеяло в той самой позе, в которой она была оставлена им двадцать минут назад. Застегивая рубашку и сразу же закатывая рукава, Гэдлинг решает, что будет правильно оставить записку. И написать ее как-нибудь так, чтобы забытое имя и пол не казались очевидными. «Доброе утро, солнце. Душ прямо и налево, за завтраком спускайся вниз. Целую» День Морфея Лзорила начинается ровно в семь утра, но встает он без будильника: здоровый сон и естественное пробуждение очень важны для личной эффективности. Сладкий кофе для удовольствия и безвкусная овсянка для здоровья – оптимальный завтрак. Расположение всех вещей на четко выделенных им местах – лучший способ организации пространства. Черный цвет – универсален, классический костюм за пару десятков тысяч долларов – идеален. Можно было бы озаботиться рубашкой или галстуком другого цвета, чтобы выглядеть более приветливо, но, в конце концов, должны же и у эффективного человека быть свои слабости. Аккуратная укладка с эффектом небрежности, гладко выбритое лицо, звенящие в руке ключи от черного Bugatti и вибрирующий напоминанием айфон последней модели в черном же чехле – оптимальный сет для выхода из дома. Для начала нового продуктивного рабочего дня. В напоминании – адрес, который Морфей и так знает наизусть. Адрес неприметного двухэтажного здания на земле, что столетиями принадлежала одной семье. На прекрасной земле неподалеку от центра города, где «Бесконечное Благоденствие» сможет построить очередной многоэтажный жилой комплекс или бизнес-центр. Лакомый кусочек, за который они готовы заплатить очень хорошие деньги. Нет никаких разумных причин для того, чтобы владелец захудалого паба, который едва ли можно назвать перспективным бизнесом, отказался от таких денег. Плевое дело. Родители и сестры будут им довольны. Морфей сдержанно улыбается своему отражению в зеркале перед выходом и с едва слышным хлопком закрывает дверь. Хоб хлопает дверью своей квартиры, уходя из нее, со всей дури: может, рыжеволосый кто-то и был хорош ночью в его постели, но лучше бы он свалил побыстрее. А то, чего гляди, останется до вечера, а там уж вдвойне неловкого диалога будет не избежать. – Привет, Бобби, – Бэт ставит кофейник и пару тарелок с хрустящими круассанами перед воркующей парочкой, прижимает опустевший поднос к боку и подходит к нему. – Тебя тут дожидается какой-то лощеный красавчик, – она кивает головой в сторону барной стойки, в самом конце которой и в самом деле сидит нетипичный для их заведения посетитель. – Пришел к открытию и заявил, что хочет поговорить с владельцем. Я предупредила, что ты у нас не ранняя пташка – но он сказал, что дождется, раз никакими другими способами с тобой не связаться. Больше двух часов тут уже торчит. Хоб пытается рассмотреть спрятавшегося в тени в отдалении парня получше. Он не кажется ему знакомым. – Сомневаюсь, что я когда-то с ним спал. – Да уж конечно! – Бэт смеется и несильно шлепает его подносом по заднице. – Куда тебе до такого. Скорее всего, снова по поводу продажи участка. Хоб разочаровано вздыхает. Все эти разговоры о продаже за годы ему порядком надоели: возможно, стоит прямо рядом со входом поставить огромный баннер «НЕ ПРОДАЕТСЯ», чтобы сэкономить всем время. Было бы гораздо приятнее, если бы лощеный красавчик и в самом деле оказался его позабытым ночным развлечением. Можно было бы повторить – разве что дождаться, пока другое развлечение освободит его квартиру. – Не волнуйся, я не могу лишить тебя рабочего места, – Хоб игриво подмигивает Бэт, на что та снисходительно усмехается. – Он ел что-нибудь? – Сначала сказал, что будет только кофе. Но я не стерпела такого неуважения к моему знаменитому вишневому пирогу с меренгой, и специально относила его другим посетителям мимо него. Так что он поел пирог. Два куска, если быть точнее. И я уже почти дожала его на третий. – Тогда он может быть не безнадежен. Меня ужасают люди, способные ничего не съесть в таком месте за два часа. Сделай мне тоже кофе, будь любезна. С пирогом, само собой. Хоб подсаживается к лощеному красавчику со стороны большей части зала, садится боком, чтобы было удобно опираться локтем на барную стойку и закрывать видом свежевымытого себя всё остальное, дружелюбно улыбается. – Доброе утро. Бэт сказала, что вы меня искали. Морфей бросает взгляд на часы в непроизвольном сарказме: те показывают почти полпервого, и надо быть порядочно не умеющим организовывать свое время безумцем, чтобы считать такое время «утром». – Я искал владельца, – Морфей отвечает на широкую улыбку крайне сдержанной. По сути, уголки его губ чуть приподнимаются исключительно из приличий. Хотя заставлять его ждать так долго было неприлично в первую очередь. – Это я. Владелец, повар, иногда бармен, практически всегда посетитель. Хоб Гэдлинг, можно просто Робби или Бобби, как тебе больше нравится, – Хоб протягивает парню руку. Морфей не удерживается от того, чтобы удивленно приподнять брови в ответ на то, как быстро его собеседник перешел на «ты». Это вопиющий непрофессионализм, и в любой другой ситуации он бы просто встал и ушел. Но им нужен этот участок. – Морфей Лзорил, член Совета директоров Группы компаний «Бесконечное Благоденствие», – Морфей принимает рукопожатие: ладонь у Хоба Гэдлинга оказывается мягкой и теплой, с чуть затвердевшей кожей на подушечках, в противовес прохладной гладкой коже ладони Морфея. Хоб начинает смеяться. Нет, не так: Хоб откровенно ржет. – «Бесконечное Благоденствие», серьезно? Звучит так, как будто вы продаете… Ну не знаю, гробы, например. Или места на кладбище. «Отправьте своих близких не просто в последний путь – в бесконечное благоденствие», типа того. Ой, не могу, – он буквально вытирает тыльной стороной ладони уголок глаза, где проступила влага от смеха. – Мы занимаемся недвижимостью. Строим жилые комплексы и бизнес-центры, – поясняет Морфей раздраженно, чувствуя себя не на своем месте, самую малость чувствуя себя идиотом. Он профессионал по части переговоров с акулами бизнеса, но какой-то Робби-Бобби из захудалого паба своими обескураживающими репликами просто загоняет его в тупик. – Прости-прости, – Хоб похлопывает Морфея по плечу, его смех постепенно утихает. – Смешинка в рот попала. Не хотел тебя обидеть. Так о чем ты хотел со мной поговорить? Всего несколько слов и один жест снимают раздражение Морфея так же быстро, как до этого вызвали. Он даже начинает думать о том, что название и в самом деле могло бы подойти для ритуальных услуг. Даже в какой-то степени соглашается с тем, что это забавно. – Вы же знаете, – Морфей продолжает держать дистанцию своим «вы», – что весь район вокруг вашего участка планируется перестроить, проект сейчас на согласовании. Мы хотим выкупить вашу землю и готовы сделать очень выгодное предложение. Морфей открывает в телефоне заметку с записанной заранее суммой и показывает экран Хобу. Хоб присвистывает. – Большие деньги, да... Но тут такое дело: этой землей и домом владел мой отец, и отец моего отца, и отец отца моего отца, ну ты понял, короче. Это не просто земля, не просто какое-то здание и не просто какой-то паб – это история моей семьи. Она бесценна. Извини, ты, похоже, славный малый, и мне не хотелось бы тебя огорчать, но я не собираюсь продавать участок. Морфей убирает телефон обратно во внутренний карман пиджака. Он пытается понять, что не так. Может ли быть сумма недостаточно велика? Может ли быть так, что кто-то уже опередил их и предложил еще больше? В конечном счете, все всегда сводится к балансу выгод и ущерба. «История семьи» – красивая отговорка, но в каких-то условиях она непременно перестанет действовать. Надо лишь узнать, в каких. – Поэтому вы не отвечаете на предложения о встрече ни по телефону, ни по электронной почте, ни в мессенджерах? До вас сложнее добраться, чем до премьер-министра. Бэт приносит Хобу кофе и пирог, смотрит на Морфея с немым вопросом: мол, может, еще кусок? Но тот отрицательно качает головой. Бэт бросает на Хоба укоризненный взгляд и уходит. – До меня очень просто добраться: я практически всегда здесь. Только встаю поздно. А на предложения не отвечаю поэтому, да. Не все так настойчивы, как вы, и такой подход позволяет отмести многие безрезультатные разговоры, – Хоб отпивает кофе и ломает ложкой хрустящую меренговую корочку на пироге, чтобы отломить кусочек. – Не все так настойчивы, но кто-то ведь уже приходил? – Морфей зеркалит Хоба – тоже делает глоток своего остывшего кофе – чтобы казаться более «своим». – Кто-то приходил, но уходил ни с чем. Хотя таких красавчиков, как ты, еще не было, Бэт вон то и дело на тебя любуется. Да и я, признаться, тоже, – Хоб отправляет кусочек пирога на ложке себе в рот, после чего облизывает и достает ее изо рта подчеркнуто медленно. Морфей чувствует себя выброшенной на сушу рыбой, зачерпывающей жабрами пляжный песок вместо воды. Он всегда был плох во флирте (если он вообще правильно понял, что это флирт), и конкретно в этом разговоре он видится ему неуместным, но если он снова покажет, что Гэдлинг его озадачил – он окажется еще дальше от цели. Надо попробовать поддержать игру. – Тогда, может, предложение от красавчика вы все-таки примете? А я в качестве благодарности угощу вас чем угодно где угодно. Хоб довольно лыбится. Морфей чувствует, что ответ ему понравился, но очень сомневается, что за этим последует согласие. – Не, принять предложение я никак не могу. А вот угостить тебя чем угодно где угодно в качестве извинения за потерянное время – очень даже. «Каждая лишняя минута в твоей компании будет потерянным временем», – думает Морфей, снова начиная раздражаться. Ему не нравится, когда ему не дают того, чего он хочет. Ему не нравятся игры, в которые он не умеет играть. Ему не нравится, когда родители и сестры им недовольны. А они будут недовольны, если этот твердолобый… Этот… Морфею приходит на ум что-то типа «урод» или «идиот», но Хоб Гэдлинг очевидно ни тем, ни иным не является, и он раздражается еще сильнее из-за отсутствия подходящих ругательств в своей оперативной памяти. – Давайте посмотрим правде в глаза. Активная застройка близлежащего района всегда беспощадна к таким местам, как ваше. Я пришел предложить честную сделку и большие деньги. А кто-то – возможно, из тех, кому вы не отвечаете, и кто «недостаточно настойчив» – может пойти другим путем. И вы просто не сможете работать из-за бесконечных проверок FSA. А отозвать лицензию на продажу алкоголя при должных связях – вообще плевое дело. Улыбка Хоба сменяется на ухмылку, в которой Морфею видится отблеск злобы – видимо, неверный ход. Снова. – Думаешь, ты первый, кто пришел сюда со щедрым предложением, которое вскоре сменилось угрозами? – он подпирает лицо рукой и придвигается к Морфею ближе. – Только воз и ныне там. Считаешь, что можешь взять меня измором? Попробуй. Морфею становится не по себе. И не только потому, что он чувствителен к нарушению личного пространства. – Я не имел в виду, что этим всем будет заниматься наша компания. Мы не пользуемся такими методами – нет необходимости. Но другие пользуются, – почему-то Морфея задевает, что Гэдлинг отнес его к числу нечестных дельцов, прибегающих к грязным методам. Почему-то ему хочется, чтобы он понял: он не такой. Не для успеха в переговорах. Очевидно, что он провалился, его в кратчайшие сроки загнали в угол и поставили шах и мат. Хочется просто для самого себя. – Я так и подумал, – Хоб опять улыбается, чуть отстраняется, переставая вызвать своей чрезмерной физической близостью дискомфорт, его взгляд перестает казаться опасным. Он снова кладет ладонь Морфею на плечо, только на этот раз не хлопает – мягко сжимает и отпускает. – Ты кажешься хорошим парнем. Мне правда жаль, что ты потратил время зря, но я буду стоять на своем. И если д р у г и е попытаются меня довести – посмотрим, кто сдастся первым. Ставлю сто баксов, что не я. – Хочешь поспорить? – Морфей невольно улыбается тоже. В конце концов, если задача провалена, можно хотя бы получить немного удовольствия от разговора. Всеобщего разочарования он еще успеет наесться на вечернем совещании. – Да, – Гэдлинг заметно оживляется и снова протягивает ему руку. – Приходи в этот же день через год. Если мою жизнь и в самом деле превратят в ад, и я решу продать это место – сможешь назвать любую цену, и я продам тебе участок по ней. – А если ты не захочешь продавать? – Морфей только сейчас замечает, как еще реплику назад тоже перешел на «ты». – Я же сказал: сто баксов. О, и еще приятный вечер в твоей компании. Забились? – Забились. Ровно через год, на том же месте. Морфей пожимает Хобу руку, тот зовет Бэт, чтобы разбила, и напоследок Гэдлинг уже в третий раз хлопает его по плечу. Выходя из этого паба, в который он вряд ли бы когда-либо зашел при других обстоятельствах, Морфей чувствует себя странно. Чувствует себя весело, хотя заданной цели он не достиг. В дверях он сталкивается с рыжеволосой девушкой: на солнечном свете ее волосы кажутся ещё более рыжими, и лёгкий перезвон китайского колокольчика, подвешенного над дверью, так подходит к ее лёгким цветочным духам. Морфей непроизвольно оборачивается ей вслед – она, кокетливо посмеиваясь, спрашивает во внутреннее пространство паба: – Эй, Робби! Где мой обещанный завтрак? К ней подходит Хоб, она обвивает его руками за шею, и, выйдя на солнечную улицу и доставая из кармана пиджака солнцезащитные очки, Морфей начинает чувствовать себя уже не так весело.