Под снегом

Головокружительный аромат кофе плывет в воздухе, шустро заполняя пространство гостиной. Ресницы мальчишки подрагивают во сне, и тот забавно морщит нос, тут же расплываясь в блаженной улыбке. Секунду спустя глаза широко распахиваются, и Поттер утыкается в него осоловелым спросонья взглядом. На то, чтобы окончательно прийти в себя, у него уходит лишь доля секунды — он резво подскакивает на диване, чуть ли не вышибая при этом у Северуса из рук тарелку, от которой поднимается горячий пар. Поттер замирает в полудвижении, словно отказывается верить своим глазам, а Северус невозмутимо ставит на столик рядом с диваном тарелку с только-только приготовленным пышным омлетом и идеально нарезанными овощами, а сбоку — крохотную чашку с кофе с крепко взбитой молочной пеной и двумя кубиками сахара на блюдечке. В немом изумлении Поттер следит за его действиями, и на настырный молчаливый вопрос Северус только едва размыкает губы и безразлично роняет: — Не отравлено, ешь! Мальчишка перехватывает его за руку и на его рассерженное шипение сквозь зубы — запястье, как назло, оказывается левым — совершенно не реагирует. Не сводя глаз, Поттер произносит одними губами: «спасибо», а потом, проследив за его многозначительным взглядом, все-таки соображает разжать пальцы. На полоске кожи, не прикрытой манжетой, красуются свежие фиолетовые круглые отметины. Поттер в прострации пялится на синяк собственного изготовления и шумно втягивает в себя воздух. И, переменившись вдруг в лице, переводит настороженный взгляд на тарелку с едой. — Да в самом же деле, Поттер! Под чужим пристальным взором Северус нанизывает на вилку ломтик идеально нарезанного помидора, отламывает кусочек омлета и отправляет всё это в рот, запивая глотком поттеровского кофе. И следом, утерев губы салфеткой, складывает руки на груди и окидывает Поттера красноречивым взглядом. Тот шумно вздыхает и принимается наконец за еду. Мгновение спустя Поттер почти урчит от удовольствия. Попытку что-то спросить с набитым ртом Северус перебивает коротким: — Я уже позавтракал. И в самом деле, пока Поттер блаженно дрых на его диване в гостиной, периодически томно вздыхая во сне, у него самого было предостаточно времени, чтобы поесть, подготовить свои пять вопросов, а заодно c вопросами — идеальный завтрак для Поттера. Северус более чем уверен, что если не делать поблажек, то Поттер вряд ли переживет и первые два его вопроса, а потому под равномерный стук ножа о разделочную доску — помидор он режет идеально ровными, почти прозрачными ломтиками — допрос, который он мысленно ведет, вынужденно претерпевает изменения. В какой-то момент Северус всё же с трудом припоминает, что его цель — не загнать Поттера в угол за максимально короткий срок, наслаждаясь при этом сладким вкусом мести, не отравить ядом и не заставить страдать, упиваясь тем, как мальчишка болезненно вздрагивает и неминуемо опускает голову всё ниже и ниже, ожесточаясь, закрываясь от него глухой стеной обороны. Нет. Его цель, как бы ни было это невозможно, — попытаться вывести их отношения на тропу хоть какого-то подобия доверия. Ну, или сдохнуть в попытке… Возможно, ему все же стоило бы добавить в кофе, который с таким наслаждением сейчас хлебает Поттер, несколько капель совершенно лишенного вкуса быстродействующего яда. Пока он пребывает в своих мыслях, Поттер с молниеносной скоростью расправляется с едой и теперь исподтишка разглядывает его, не в силах удержаться. Но в чувство Северуса приводит не настырный взгляд, а довольное урчание чужого желудка. Он почему-то испытывает за самого себя мимолетный, но острый прилив гордости. Сытый, выспавшийся, не отравленный местью и ядом Поттер — это ли не достижение. — Одевайся теплее, я буду ждать у калитки. И, не сказав больше ни слова, он покидает гостиную. Поттер нагоняет его уже на узкой тропинке, ведущей в долину, и Северус мгновенно ощущает, как мальчишка едва удерживается от того, чтобы в который уже раз схватить его за многострадальное запястье. Он внезапно останавливается, резко разворачивается, и Поттер тут же впечатывается в него всем телом. И поднимает на него какой-то ищущий, потерянный взгляд. — Куда мы идем, Поттер, ты скоро увидишь, левитировал я тебя из подвала или перенес в гостиную на руках — реши сам, готовлю я идеально, но редко, и пять своих вопросов ты еще услышишь, не стоит так переживать. Что-то еще, Поттер? Мальчишка, стушевавшись, отрицательно трясет головой и наконец отлипает от него, отступая на шаг назад. Он тут же уходит по тропинке вперед, привычно избавляясь от снега впереди себя магией, а Поттер, проглотив все остальные, жгущие ему язык вопросы, спешно прибавляет ход, стараясь не отстать. Спуск в долину хоть и проще подъема, но всё равно занимает по крайней мере пару часов быстрой ходьбы, и когда они наконец добираются до окраины Гриндевальда, обнаруживается, что Поттер уже давно размотал шарф, снял шапку и перчатки — и теперь его лицо украшает яркий морозный румянец. Удивительно, но на его стремительную, почти летящую походку за эти пару часов мальчишка не жалуется ни разу. И хоть Северус и слышит время от времени за спиной приглушенные чертыхания, когда Поттер сбивается с узкой тропинки и проваливается в глубокий снег, но ничто кроме сбитого запыхавшегося дыхания не выдает в Поттере неудовольствия. В центре деревушки они оказываются как нельзя вовремя: яркое зимнее солнце неторопливо скатывается за ближайшую гору, великодушно даря онемевшим от красоты зрителям невозможный закат, весь сотканный из сотен розовых и сиреневых нитей. Шапки снега искрятся на крышах почти игрушечных домиков, и на центральной площади сияют мириады золотых огней — там и тут ярко вспыхивают и гаснут рождественские гирлянды. Радостный шум ярмарки осторожно касается слуха обещанием праздника. Поттер замирает рядом, боясь пошевелиться, боясь вздохнуть лишний раз, и впитывает в себя атмосферу обещанного чуда: отражения ярких огней пляшут в его мечтательном, совсем юном в этот момент взгляде. Новое «спасибо», адресованное ему, замирает на губах, стоит только мальчишке встретиться с его предостерегающим взглядом. Поттер проглатывает слова и вздыхает с такой невозможной тоской, весь изголодавшийся по счастливым переживаниям, что всего на секунду Северус испытывает нечто, чему совсем не может дать определения. — Поттер… Мальчишка с задержкой отвлекается от созерцания сказочной суеты и переводит на него затуманенный взгляд. — Один глинтвейн — и никаких глупостей, ты понял? Поттер кивает с такой молниеносной готовностью, что Северус тут же жалеет о сказанном, ведь Поттер наверняка услышал: «Глинтвейн и пунш — пока не будешь валиться с ног, а глупости… Ну конечно же, Гарри — всё, что взбредет тебе в голову…» Поттер моментально срывается с места и убегает далеко вперед, теряясь в толпе. Кто-то из местных магглов, завидев его одинокую темную тень вдали от всеобщего веселья, скупо кивает в знак приветствия, и Северус отвечает таким же скупым кивком, так и не решаясь нырнуть в водоворот праздничной суматохи вслед за Поттером. Мальчишка возвращается минут десять спустя, совсем ошалевший от впечатлений, захлебывающийся искренним восторгом. Поттер осторожно протягивает ему глиняную кружку, чокается своей и, прикрыв от наслаждения глаза, вдыхает аромат специй полной грудью. Глинтвейн раскрашивает губы Поттера ярко-алым, и Северус с трудом заставляет себя отвернуться. Это была глупая затея. Совершенно точно глупая, безумная, сумасбродная, абсолютно несвойственная ему затея. Северус с тоской припоминает о том, что не далее как утром хотел затащить Поттера в темный пустой подвал и устроить ему там допрос с пристрастием. А вместо этого… А вместо этого горячее пряное вино медленно согревает его изнутри, лаская теплом, и он делает второй аккуратный глоток, неосознанно копируя поттеровский жест — вдыхает аромат цитрусов и корицы и на секунду прикрывает глаза. Поттер, успевший устроиться на скамейке рядом, прячет свой смеющийся взгляд за кружкой. Третий глоток — и тугой узел внутри, сотканный непонятно из чего, наконец-то расплетается. Поттер тянется рукой, осторожно касаясь уголка его губ, и стирает след от глинтвейна. А потом нарочито медленно слизывает каплю с пальца и вдруг тихо произносит: — Пойдем, Северус, там столько всего! И он неожиданно для самого себя уступает, поднимаясь вслед за Поттером со скамейки. Мальчишка тянет его за собой, хохочет, протискиваясь сквозь праздничную толпу, торопится вперед и вдруг замирает у крошечного домика, освещенного огоньками свечей в окнах. Сквозь витрину Северус замечает свисающие с потолка сотни самых разных елочных игрушек. Все они поблескивают в приглушенном свете, вспыхивая яркими разноцветными бликами. Поттер осторожно заходит внутрь, придерживая для него открытой дверь, скользит взглядом по магазинчику и, заметив вдруг что-то, достает с полки большой стеклянный шар. С силой встряхивает его, всматриваясь внутрь: снежинки медленно кружатся, укрывая сугробом спрятанный внутри крошечный домик в горах. — Ты мне тогда так и не ответил — как в том стеклянном шаре-артефакте оказался мой дом? Поттер крупно вздрагивает, застигнутый врасплох, разжимает пальцы, и снежный шар стремительно летит вниз… и не разбивается лишь потому, что Северус успевает в последний момент перехватить его у самого пола и, неслышно вздохнув, аккуратно возвращает назад на полку. Мальчишка резко опускает плечи и со словами «пропускаю вопрос», протискивается мимо, спешно ретируясь из магазинчика на морозный воздух. Неожиданно. Поттера он обнаруживает под одиноким фонарем, который освещает ровным желтым кругом искрящийся снег и макушку Поттера, зарывшегося носом во вторую уже кружку с глинтвейном. Мальчишка отпивает вино и, с вызовом глядя на него в упор, произносит: — Четыре вопроса, Снейп, и я весь в твоей власти.

***

— Льюис жив? Негромкий вопрос перебивает смех каких-то магглов рядом, перебивает очередную рождественскую песенку, медом льющуюся из динамика, и Поттер, аккуратно скользящий по гладкому льду на коньках впереди него, вдруг внезапно тормозит, вбивая в лед конек, и резко оборачивается к нему всем корпусом. Смотрит глаза в глаза и лишь несмело кивает. И, стремительно подъехав вплотную, обхватывает его руками для равновесия и негромко вздыхает: — Конечно же жив. За кого ты меня вообще принимаешь? Каким таким образом они вдруг оказываются на катке и, мало того, каким таким образом Поттер умудряется уговорить его надеть коньки и прокатиться по гладкому, блестящему в свете гирлянд льду, Северус доподлинно не знает. Возможно, во всем виновата третья по счету кружка глинтвейна, которую Поттер незаметно подсовывает ему, пока он мысленно отвлечен на попытку разгадать, что же все-таки не так с этим треклятым поттеровским стеклянным шаром-артефактом. Он переводит глаза на раскрасневшегося Поттера, всё еще крепко обнимающего его, и отрешенно интересуется: — Зачем Льюису были нужны десять тысяч галлеонов? Мальчишка перехватывает его за ладонь и со словами «длинный разговор», не дожидаясь согласия, аккуратно отталкивается от бортика. Ему остается только подстроиться под плавный ритм скользящего по льду Поттера. Они в полном молчании делают один круг по катку, и когда Северус уже не ждет ответа, внезапно раздается почти неслышное: — Патрику были нужны редкие ингредиенты для изготовления артефакта. Очень редкие и очень дорогие. — И вместо того, чтобы… — И вместо того, чтобы попросить у меня помощи, он выбрал решить свои проблемы вот таким нетривиальным способом. — Ты знаешь, когда это произошло? — Да, знаю. Он всё рассказал сам. Мы только начали встречаться, ему срочно требовались деньги, и он не смог отказаться от случайного заманчивого предложения. Он же, как и все остальные, поначалу посчитал меня избалованным золотым мальчиком, интрижка с которым вряд ли затянется, и не рассчитывал, наверное, что… — Влюбится в тебя, Гарри? Поттер тормозит, резко замирая на месте, так внезапно, что Северус еще какую-то долю секунды по инерции продолжает скользить по льду, пока не ощущает вдруг болезненный рывок в руке и то, с какой нечеловеческой силой Поттер притягивает его к себе, уберегая от падения. Мальчишка встряхивает головой и шумно вздыхает, но на последнюю его реплику так ничего и не отвечает. — Что это за артефакт такой, Поттер, на изготовление которого требуется десять тысяч? — У Патрика есть сестра-близнец. И она до недавнего времени медленно умирала. Удивительно, но у родителей-магглов родилось двое детей-волшебников. Правда, стоило случиться первому стихийному выбросу — я не знаю, что именно тогда произошло, Льюис мне никогда не рассказывал, — и магия выбрала его, а не сестру. И с каждым годом, пока он становился всё сильнее, она таяла на глазах, теряя и те крохотные остатки, что достались ей. — Но… — Но она не маггла, Снейп. Никогда ею не была. И вместе с магией из нее вытекала жизненная сила, и сестра Льюиса умерла бы, как только лишилась бы последней крупицы магии. Родители решили переехать в Америку, понадеявшись, что целители смогут помочь, но в итоге решение нашел сам Льюис: требовалось изготовить кровный артефакт, который смог бы вернуть часть его магии сестре. Безумно дорогой и редкий артефакт. Мальчишка стоит перед ним, понурив взгляд, и отчаянно пытается убедить самого себя, что такая благородная цель способна оправдать предательство. От былого восторга не остается и следа. — Поттер, я не знаю, какими сказками успел накормить тебя Льюис, твоя слепая вера в людей — отдельный предмет разговора, но магия — это не вода, которую можно переливать туда-сюда, как вздумается… Мальчишка вскидывает на него нечитаемый взгляд и, с трудом разлепив губы, холодно произносит: — Ну хорошо, Северус, если тебе от этого станет легче — можешь считать, что Льюис был просто жадным до денег беспринципным подонком. А я, наступив на те же грабли, снова влюбился в подонка. Как скажешь! Тебе, наверное, виднее… Поттер одним своим злым взглядом прожигает в нем, по ощущениям, дыру насквозь, и Северус, сморгнув наваждение, молча следит за тем, как от внезапной вспышки чужой магии тает под ними лед, а мальчишка, аккуратно переступив коньками, разворачивается к нему спиной и, заложив руки за спину, гневно удаляется со стремительной скоростью. На одно долгое мгновение Северус абсолютно уверен — Поттер подразумевал совсем не Льюиса… Спустя час безуспешных поисков Северус, внутренне проклиная самого себя — надо было всё же просто запереть Поттера в подвале, — наконец находит нахохлившегося мальчишку на все той же скамейке, на которой пару часов тому назад они беззаботно пили на пару глинтвейн. Поттер сидит, низко сгорбившись, разглядывая в тусклом свете фонаря свои замерзшие руки. Заслышав его шаги, тот поднимает на него потухшие глаза и тихо произносит: — Впереди еще два вопроса, Снейп, и я почему-то совсем не уверен, что доберусь до последнего живым. Извини. Удивительно созвучно его собственным мыслям. — Пора возвращаться, ты совсем замерз. Они поднимаются назад к шале по всё той же тропинке в абсолютной тишине. Поттер стремится слиться с окружающей обстановкой — и это у него вполне неплохо выходит. Начавшийся сильный снегопад мешает смотреть вперед, и мальчишка маячит неясной, занесенной снегом тенью где-то далеко впереди. Поттера выдает только неяркий свет Люмоса на конце палочки, которым тот освещает себе путь. Три часа пути пролетают удивительно незаметно. Он всё еще не может решить, какие два вопроса задать, чтобы и в самом деле не отравить Поттера по неосторожности своим ядом. Когда Поттер выжидающе замирает у калитки, глядя себе под ноги, Северус вдруг совершенно некстати вспоминает вчерашний дерзкий поттеровский вопрос «ты уже дрочил на меня?». И, не удержавшись, цепляет Поттера за подбородок, вынуждая смотреть себе в глаза: — Вот эти вот спецэффекты, когда ты кончаешь, были и с Льюисом, Гарри? Мальчишка неверяще пялится на него и, шумно сглатывая, зло произносит: — Удивительно топорная месть, Северус, как для тебя. И отвечая на твой вопрос — нет, такие «спецэффекты» у меня только с тобой. На приподнятую в немом вопросе бровь, Поттер неохотно добавляет: — А с Льюисом я все три года был под умиротворяющим. Мальчишка отворачивается, устремляя свой взгляд на темнеющее за завесой снегопада безмолвное сумеречное шале. — Последний вопрос на сегодня, Снейп. И, если ты не против, я бы предпочел услышать его сейчас и аппарировать наконец к себе домой. Поттер стоит к нему вполоборота, засунув руки в карманы и втянув голову в плечи, и когда в морозном воздухе повисает негромкое: «ты когда-нибудь использовал непростительные?», лишь глубже зарывается носом в шарф. — Круциатус и Империус. Первое — в адрес Беллатрисы Лестрейндж. Второе — в адрес Патрика Льюиса. И прежде чем ты поинтересуешься, как это меня так угораздило — Льюис захотел этого сам. Яркое, почти осязаемое смущение моментально проявляется пунцовым румянцем на поттеровских щеках, и пылающее лицо Поттера — самый лучший ответ на все последующие вопросы, что уже готовы сорваться у него с губ. У Северуса не остается никаких сомнений, при каких обстоятельствах эти двое баловались непростительным. Порочная, откровенная мысль вспышкой обжигает воображение, и Северус в вечерней темноте с внезапным новым интересом всматривается в профиль мальчишки. Поттер спешно отворачивается, отходит от калитки на несколько шагов и, вытащив из рукава палочку, очевидно, собирается аппарировать. Северуса вдруг до самого нутра обжигает неожиданной вспышкой любопытства. Прежде чем Поттер исчезнет, он инстинктивно делает несколько шагов, разворачивает мальчишку к себе за плечи и выдыхает в лицо: — Беспринципный подонок, Гарри?! И как же тебя угораздило влюбиться? Поттер застывает, широко распахивая глаза, и по тому, как зрачки моментально затапливают зеленую радужку, Северус с абсолютной уверенностью знает — мальчишка прекрасно понимает, что спрашивает он совсем не про Льюиса. Поттер глубоко вздыхает и, спешно облизнув губы, выпаливает: — А это, Северус, уже шестой вопрос.