Раньше они выкрикивали наше имя, теперь они произносят его шёпотом / They used to shout our name, now they whisper it

3 месяца спустя — Да, бабушка, завтра мы приедем на семейный ужин, — сказал Пит в трубку, войдя в комнату. Под мышкой правой руки, с которой наконец сняли повязку, он держал смокинг Порша в пакете из химчистки. Пит зажал телефон между ухом и плечом. — Я уверен, ему понравится всё, что бы ты ни приготовила. — Он расстегнул чехол и, повернувшись к Поршу, показал большой палец вверх. — Не знаю, бабуль. Почему бы тебе не позвонить Вегасу и не спросить у него самой? — раздражённо вздохнул Пит. — Нет-нет. Я не упрекаю тебя. Порш повернулся к зеркалу и снова поправил волосы. Рука с расчёской дрожала. Сначала он думал, что со стороны Кинна было излишним приглашать к нему парикмахера. Но сейчас Порш был даже рад проявленной заботе. Он сомневался, что даже смог бы нормально побриться в таком состоянии. Поршу было интересно, волновался ли Кинн так же, как и он. Чем он сейчас занимался в комнате напротив. Так нестерпимо хотелось пойти к нему, несмотря на то что Порш решил подготовиться к церемонии самостоятельно, чтобы создать хотя бы видимость сохранения традиций. Потребовались совместные усилия Джома, Тэма, Че и Пита, чтобы вытащить его из комнаты. Кинн больше не отпускал Порша далеко от себя с тех самых пор, как нашёл его и Пита в том сельском домике. И Порш был уверен, что если бы Кинн мог приковать его к себе наручниками до конца их жизни, то он бы это непременно сделал. Когда его ещё не выписали из больницы, Кинн заставил всех глав семей приходить в местный кафетерий для обсуждения бизнес-вопросов. Это настолько испугало остальных посетителей, что Кинну в конце концов пришлось выкупить это место и закрыть его для публики. Иногда Порш выходил из туалета и заставал Кинна за дверью. Или курящим в коридоре с сжатыми от напряжения кулаками. Это могло бы показаться забавным, если бы всё не было так грустно. Потому что Кинн почти каждую ночь мучился от кошмаров и после пробуждения со страхом и отчаянием звал Порша по имени. Это всё больше разбивало сердце последнего. «Я здесь, я в безопасности, всё в порядке», — повторял он, пока Кинн плакал, засыпая на его плече. — Хотел бы я, чтобы ты никогда не смотрел те записи. Чтобы ты дал задание кому-то другому отсмотреть их и потом отчитаться перед тобой, — однажды ночью сказал Порш, когда паника Кинна была настолько сильной, что он не успокаивался, пока Порш не оседлал его и не засунул ему в рот свой член. — Я просто смотрел, а ты испытал это на себе, — ответил Кинн. Но Порш бы предпочёл, чтобы его снова пытали, как тысячи раз до этого, чем увидеть на своём месте Кинна. И Порш знал, что Кинн выбрал бы то же самое. В конце концов Порш понял, что это и есть любовь. Боль Кинна, когда он смотрел, как причиняют боль Поршу; Боль Порша, которая становилась сильней при виде боли Кинна. Боль Кинна, усугубляющаяся каждый раз, когда он замечал, что причиняет Поршу ещё больше боли. И так по кругу. Их агония множилась на каждом витке. Пока Порш находился в глубоких раздумьях, к нему подкралась Йок в платье в стиле заботливой свекрови и обняла его со спины. — Я пришла проверить, всё ли готово. Место выглядит просто потрясающе. Порш пролежал в больнице почти всё время, пока шли приготовления к свадьбе, поэтому он позволил Кинну и Йок принимать все необходимые решения. Тем более он всё равно ничего не понимал в таких вещах. У него была всего лишь пара просьб — дать телохранителям, по крайней мере тем, кто входил во внутренний круг, выходной в этот день, чтобы они смогли без проблем посетить праздник, и позволить отцу Кинна присоединиться к торжеству. — Он не сказал мне, что подозревал Кана. Если бы он предупредил меня, я бы мог спасти вас гораздо раньше, — отрезал Кинн, сжав в руке стакан с виски так сильно, что он чуть не треснул. — Это был его брат, — возразил Порш. — Ты бы сам позволил себе поверить во что-то подобное? Йок достала незнакомый Поршу предмет из сумочки и начала расчёсывать им его брови. — Это ты сейчас так говоришь. Но я знаю, что ты несколько раз доводила своими требованиями организаторов до слёз, — усмехнулся Порш. На самом деле он услышал однажды разговор Кинна по телефону. Тот говорил кому-то в трубку: «Мне плевать, какая она стерва. Если ей что-то нужно, достаньте это». — Айяя, это же свадьба моего мальчика. Конечно, я хочу, чтобы всё было идеально, — ответила Йок и тут же закричала на Джома, зашедшего в комнату с бутоньеркой, которую Порш должен был приколоть к лацкану пиджака. — Я сказала: красная камелия, а не гиацинты. Это что, чёртовы похороны? Несколько часов спустя Порш вышел из комнаты. В этот же момент из противоположной двери показался Кинн. Порш неотрывно смотрел на возлюбленного пару секунд, запечатлевая в сознании его образ. Кинн выглядел как коронованный король на древнем троне. Порш навсегда хотел запомнить его именно таким. — Ты сияешь, — улыбнулся Кинн. И на неуверенный ответ Порша «Это не я, а ты» он просто обхватил ладонями его лицо и повторил: — Это правда. Ты выглядишь как мечта. — Прекрати, — произнёс Порш, и в уголках его глаз собрались слёзы. — Итак, ты готов стать мистером Тирпанякуном? — поправил Кинн воротник Порша, хотя этого и не требовалось. — Хмм, мистер Киттисават-Тирпанякун. Пожалуй, свою фамилию я тоже оставлю, — ответил Порш, подняв палец. — Ужасная идея, но это именно тебе придётся подписываться этим именем всю оставшуюся жизнь. — Кинн взял его за руку, и они пошли по коридорам к лимузинам, ожидающим внизу. За день до этого, после того как они почтили память его собственных родителей, Порш хотел посетить фамильный особняк матери Кинна, но тот быстро отверг эту идею. — Это находится слишком близко от того места, — объяснил он, имея в виду сельский домик. Боль, сквозившая в его голосе, заставила Порша отказаться от своих планов. Но, закрыв глаза, он про себя обратился в маме Кинна: «Я хорошо о нём позабочусь. Я буду любить его так же, как и ты». Йок не солгала, сказав, что площадка для проведения свадьбы выглядит потрясающе. Порш даже представить себе не мог, сколько потребовалось усилий, чтобы превратить причал за баром в такое великолепие. Всё было оформлено в синих и золотых цветах. Повсюду на деревьях висели сияющие гирлянды. Посередине поставили два длинных стола, накрытых кипенно-белыми скатертями. Сверху на одинаковом расстоянии друг от друга лежали салфетки с вышивкой K&П с серебряным ободком вокруг. А в конце был ещё один маленький столик. Порш тут же осознал, что он расположен как раз в том месте, где они с Кинном впервые поцеловались. — Тебе нравится? — Кинн стоял рядом и с улыбкой наблюдал за его реакцией. В ответ Порш мог его только поцеловать. Вся церемония проходила без каких-либо проблем. Монах, который однажды дал Поршу Палад кхик, пришёл в сопровождении ещё восьми монахов, чтобы благословить их союз при обмене кольцами. Затем они встали на колени перед Корном, который положил им на головы белые ленты и безмолвно полил им на руки водой из священной ракушки. Порш принял бы его молчание за неодобрение, если бы не слова Кинна, сказанные незадолго до свадьбы: «Частица моего отца умерла вместе с моей матерью. И сейчас я чувствую, что со смертью брата жизнь совсем покинула его. Будто они оба погибли в том доме». Потом слово взял Чан. — Не мне говорить вам, как нужно любить друг друга. Но я надеюсь, вы понимаете, что теперь у вас есть то, что люди ищут всю свою жизнь, — произнёс он, наполняя ракушку водой. Когда Чан вернулся на своё место, Порш заметил, что они с Бигом целую минуту неотрывно смотрели друг другу в глаза. Ким и Че спели песню, которую сочинили специально для свадьбы. Тэ и Тайм начали рассказывать о своём пари. Тэ признался, что он рассчитывал на то, что Кинн с Поршем сойдутся быстрее. Но когда пришла очередь Пита говорить тост, он заметил фотографа, прячущегося в кустах. Ему пришлось отлучиться, чтобы забрать камеру, и потом он ещё полчаса отчитывал своих подчинённых, расставленных по периметру, за то, что они пропустили постороннего. Вегас всё это время был рядом, и гнев Пита настолько его завёл, что весь оставшийся вечер он, как приклеенный, ходил за Питом, что-то шепча ему на ухо. Наконец, Кхун Корн поднялся со своего места, и все разговоры тут же затихли. Он подошёл к середине двух длинных столов и встал прямо напротив Кинна и Порша. — Меня не было рядом, когда Кинн появился на свет. В тот момент я улетел по делам. Но когда я сошёл с трапа и мне сообщили, что у меня родился ещё один сын, я сразу поехал в больницу. Твоя мама час распекала меня за опоздание и только потом дала мне тебя подержать. Это был первый раз, когда ты мне улыбнулся. Мне говорили, что такие маленькие дети ещё не умеют улыбаться, но ты улыбнулся. И твоя улыбка сегодня — самая яркая из тех, что я видел с того дня. Порш посмотрел на Кинна, которому еле удавалось сдерживать слёзы, и крепко сжал под столом его руку. Корн поднял свой бокал. — Я пью за тебя, мой мальчик. Желаю тебе прожить жизнь с этим мужчиной и умереть с ним в один день. — Да не сожжёшь ты ради него больше ни одного чертового особняка, — встрял в речь отца Танкхун. Вокруг все разразились хохотом. Даже сам Корн слегка улыбнулся. — В любом случае, — продолжил он, когда смешки стали затихать, — Кинн, Порш, желаю вам всегда вместе идти по этой земле. Толпа принялась повторять их имена, и Кинн поцеловал Порша в лоб. Потом все выстроились в очередь, чтобы вручить им подарки. По просьбе Порша это должны были быть маленькие сентиментальные мелочи. Как он и просил, «ничего дорогого и откровенно кричащего о фамилии Тирпанякун». От Арма и Пола они получили свою совместную фотографию в рамке, которую планировали поставить в спальню после восстановления особняка; от Йок — рецепт нового коктейля «КиннПорш», который она обещала добавить в барное меню; от Чана — пистолет, идентичный тому, что был у Кинна; от Танкхуна — сертификат на двоих на спа-курорт с надписью на обороте «ЧТОБЫ ВЫ НЕ ЗАНИМАЛИСЬ ВСЯКИМ НЕПОТРЕБСТВОМ В МОЕЙ САУНЕ». Презент немного нарушал установленное правило, но это же был Танкхун, поэтому Порш не стал возражать. Биг подарил им кофейный сервиз на двоих, а Тэ и Тайм — поездку на пять дней на Мальдивы. Кинн повернулся к Поршу и успокоил его: — Для них это обошлось не так дорого. При других обстоятельствах они подарили бы нам там квартиру. Ким вручил им золотые запонки, отличавшиеся только надписями. На одних было выгравировано always, а на других — forever. А Че подарил им милые тапочки. После этого вечеринка начала потихоньку закругляться. Порш заметил, что Макао уже спит на своём стуле, а Ким одолжил свой пиджак Че. Остальные распределились на небольшие группки и болтали между собой. Пит кивнул Вегасу, и они оба подошли к столику молодожёнов. — Кузен, Порш. Ещё раз примите наши поздравления, — откашлявшись, произнёс Вегас и протянул Кинну карту с написанным на ней номером счёта. — Мне, наконец, удалось отследить все деньги, которые мой отец заставил тебя ему перевести. Не в моих силах вернуть тебе особняк, но, по крайней мере, я могу возместить тебе все расходы. — Это были заграничные счета, так что в этом случае закон о наследовании не действует, — Кинн, нахмурившись, посмотрел на Вегаса. Порш знал, что его тронул сам жест Вегаса, а не деньги. — Оказалось, что действует, кхун Кинн, — ответил Пит, — если знать, какую руку пожать…или отрезать. — Dealer's choice, really , — закончил Вегас на английском. — А это ваш свадебный подарок. Знаю, сейчас неподходящее время для медового месяца, но там хоть можно побыть немного наедине. — Вегас положил на столик ключи и повернулся к Питу: — Вон та, да? — Нет, следующая, — ответил Пит. — Ну, да. Видите ту лодку? Она теперь ваша, — указал Вегас на большую белую яхту, пришвартованную у пристани. — Я же сказал, ничего… — начал Порш, когда Кинн и Вегас попрощались друг с другом, стукнувшись плечами, но Пит просто шикнул на него. — Если вам всё равно, то мы пойдем домой, — произнес Вегас и посмотрел на Пита так, будто был готов сожрать его прямо здесь и сейчас. — Мы имеем в виду, если вы не против, — быстро добавил Пит, покраснев. — Просто идите уже, пока вы не травмировали нам тут всех гостей, — ответил Кинн с притворным неодобрением. Вегас кивнул и, взяв Пита за руку, повёл его к своему байку. Хотя Порш не оставил мысли высказать всё своё недовольство Питу, он вынужден был отдать им с Вегасом должное, потому что яхта была действительно прекрасна. Пока они с Кинном поднимались три пролёта, он заглянул в каждую со вкусом обставленную каюту. На верхней палубе на столике перед бассейном стояла подарочная корзина с лубрикантами, игрушками и другими приспособлениями. Сверху на этом великолепии лежала записка: «Надеюсь, ты получишь удовольствие от наказаний. Пит». Порш думал, ему никогда не придётся представлять, что друг вытворял с этим джентльменским набором. От его громкого хихиканья на лице Кинна появилось озадаченное выражение. Но после того, как Порш смог всё-таки взять себя в руки и объяснить ситуацию, Кинн сам согнулся пополам от смеха. Порш заглянул в каюту, напоминающую кухню, чтобы взять пару бутылок воды, пока Кинн проверял спальню. — Кинн, тут полный бар спиртного, — крикнул Порш, заметив стеклянный шкафчик. — Я сделаю тебе коктейль. Несколько минут спустя Порш вышел из кухни с двумя напитками в руках — «Бульвардье» для Кинна и «Золотой Кадиллак» для себя. Кинн сидел на диване, стоящим рядом со столиком, и с озабоченным выражения лица смотрел на океан. Порш поставил бокалы и сел рядом, закинув ноги на колени возлюбленного. — Кинн, в чём дело? — Я хотел дать тебе всё. Знаю, ты предпочёл, чтобы свадьба была небольшой, и понимаю причины такого желания. Но после церемонии я планировал отправиться с тобой в путешествие, чтобы показать тебе мир. Собирался поцеловать тебя на самом верху Эйфелевой башни, — сказал Кинн, положив руку на подбородок. — И трахнуть меня в венецианской гондоле? — поддразнил его Порш. — Да, возможно, — усмехнулся Кинн, но грусть быстро снова завладела его мыслями. — Но сейчас навалилось столько работы. Так много нужно отстроить и реорганизовать. И я не уверен, что семья будет в безопасности, если я уеду. Но я не хотел ещё больше откладывать свадьбу. Ты… э… должно быть, разочарован. — Конечно нет. Ты это сделал, Кинн. Ты подарил мне целый мир. — Порш взял в ладонь руку Кинна и поцеловал её. Обручальное кольцо блеснуло в лунном свете вместе с фамильным перстнем. — Ты всё, что я когда-либо хотел. Разве ты не понял этого? Принадлежать тебе, а взамен, наконец, заполучить тебя. — Я всегда был твоим, — признался Кинн, переплетая их пальцы. — Ты десять секунд пофлиртовал со мной, когда был пьян, и я уже пропал. Моё тело, мой разум и сердце принадлежали тебе уже тогда. — А это? — ухмыльнулся заговорчески Порш, схватив любимого через ткань штанов между ног. Ему польстило, что эрекция Кинна тут же отозвалась на его прикосновение. — Да, это тоже, — ответил Кинн. В его глазах разгоралось желание. Они медленно раздели друг друга, глубоко целуясь. Языком Порш коснулся нёба Кинна, продолжая нежно посасывать его верхнюю губу. Он всё ещё сидел на диване, поджав под себя колени. Спустившись влажными поцелуями вниз, Порш коснулся головки члена Кинна. Слизнув выступившую на кончике смазку, он наклонился ещё ниже и вобрал член полностью. Кинн вытащил из стоявшей рядом корзины первый попавшийся бутылёк и потянулся ко входу Порша. Это было слишком — чувствовать во рту вкус Кинна и ощущать его пальцы внутри себя. Порш сбился с ритма и начал отсасывать не так интенсивно. Однако Кинн не стал этого долго терпеть. Он надавил свободной рукой на затылок своего партнёра и произнёс: — Я знаю, ты можешь лучше. Возьми поглубже. Сделай его полностью влажным. И Порш заглушил зарождающийся утробный рык, заглотив член Кинна так глубоко, как только мог. Кинн, должно быть, хотел, чтобы он умер от вожделения. Потому что когда Поршу, наконец, удалось расслабить горло достаточно, чтобы принять в себя всё достоинство своего мужа, тот протянул руку к его лицу и двумя пальцами зажал ему нос, перекрывая кислород до тех пор, пока для Порша в целом мире не осталось никого, кроме него. Кинн разжал пальцы за мгновение до того, как у Порша начала кружиться голова, а потом повторил всё снова. Разум Порша настолько затуманился, что он перестал отдавать себе отчёт в том, что делает. Он даже не слышал похвалу Кинна. Слюна стекала по его подбородку, а колечко мышц инстинктивно сокращалось. Он хотел гораздо большего, нежели пальцы внутри себя. — Кинн, я хочу… — только и смог выдохнуть Порш, когда Кинн всё-таки позволил ему подняться, чтобы глотнуть немного воздуха. — Я знаю, чего ты хочешь, — ответил тот, откинув его голову назад и жёстко схватив его за волосы. — Но я пока не дам тебе этого. Отказ заставил Порша ещё больше взбеситься. Из груди вырвался всхлип. Но Кинн лишь сильнее потянул его за непослушные пряди. — Не хочешь? Разве ты не готов принять всё, что, по моему мнению, ты заслуживаешь? Порш посмотрел в его глаза, такие же тёмные, как и море вокруг, и увидел в этом взгляде отражение своего собственного безумного желания. — Хочу, — прошептал он. — Моё тело… Я твой. Делай со мной всё, что захочешь. Кинн швырнул его на диван и заставил встать на колени и выгнуть спину так сильно, что позвоночник Порша протестующе захрустел. Но когда Кинн одним слитным движением вошёл в его тело, Порш с удовлетворением осознал, что может заставить Кинна забыть обо всём. Однако он получил наслаждение не только от этого факта, но и от того, что Кинн ударил своим членом прямо по простате. — Скажи это ещё раз, — почти прорычал Кинн и прижался грудью к спине Порша, одной руку положив на изгиб его шеи, а второй впившись в бедро. — Я твой, Кинн, — выдохнул Порш, повернувшись вполоборота, чтобы поцеловать возлюбленного. — Ты можешь делать со мной всё, что захочешь, трахать меня так, как тебе нравится. Я возьму всё, что ты мне дашь. Если Поршу нужно было бы свалить вину за свой чрезмерно бурный оргазм, вот-вот готовый его поглотить, на посторонние обстоятельства, то он бы сослался на часовую прелюдию, через которую его заставил пройти Кинн, или на свадебное волнение. Но Порш всё-таки решил оставить стыд в стороне и признаться себе, что он просто невероятно сильно хотел своего мужа. — Скажи мне, что я могу, — простонал он, откинув голову назад. Порш чувствовал, что Кинн раздумывает над тем, чтобы заставить его ещё немного помучаться, но, в конце-концов, тот произнёс: — Давай, Порш. Кончи для меня. Кинн помог ему удержаться в вертикальном положении, когда его колени ослабели от силы выплеснувшегося желания. Мгновение спустя Кинн тоже с задыхающимся стоном достиг оргазма. Он быстро заменил свою опавшую эрекцию в заднице Порша на свои пальцы и, подержав их там несколько секунд, убрал руку и тут же заставил Порша взять в рот два покрытых своей спермой пальца. — Я знаю, знаю, я болен. Но ты всё равно уже женился на мне. Кинн оставил Порша лежать лицом вниз, а сам пошёл в одну из комнат и принес им матрас. Бросив его у бассейна, он прокомментировал свои действия: — Вот, мы снова будем спать под звёздами, как в лесу. Они лежали там, подперев голову рукой, и скользили пальцами по телу друг друга. — О, я чуть не забыл о твоём подарке от папы. — Кинн потянулся за своим смокингом, брошенным на пол, и вручил Поршу коробочку, в которой лежал перстень с печаткой Тирпанякунов. — Он принадлежал моей матери. Конечно, я его немного изменил, чтобы он больше тебе подходил, — произнёс он, надев кольцо Поршу на указательный палец. — Расскажи мне о ней, — попросил Порш, любуясь кольцом. — Что? Ты же всё знаешь о моих родителях, — продолжил он, видя, что Кинн колеблется. — Она была… доброй. И сильной. Она будила меня стаканом апельсинового сока и песней. Когда Кхуна забрали, она угрожала застрелить отца, если он немедленно не вернет её сына домой. И когда Танкхун вернулся, она спала рядом с ним целый год, пока его кошмары не прекратились. — Кинн на секунду замолк. Порш видел печаль на его лице вперемешку с горькой радостью, вызванной воспоминаниями, которые он хранил в сердце. — Она была танцовщицей. Помнишь, в особняке была запертая комната на верхнем этаже? Это была её танцевальная студия. Я любил наблюдать за её занятиями. Она будто парила в воздухе. В нашу первую встречу, когда ты отбивался от тех парней, твои движения напомнили мне о ней. Порш убрал волосы от лица, а Кинн в это время потянулся за забытым на столике коктейлем. — Знаешь, а это вкусно. Может, нам стоит открыть твой собственный бар, — произнёс Кинн, сделав один глоток. — Ты собираешься использовать его для отмывания денег? — спросил Порш, подняв брови. Улыбка не сходила с его лица. — Возможно, — прыснул от смеха Кинн. Когда их хохот затих и превратился в счастливые вздохи, Порш поцеловал Кинна в лоб. Единственное, что он хотел сейчас сказать, это: — Я люблю тебя.