В прятки со временем

— Андрей, ты не передумал? — Леонтьев стоял, прислонившись к двери гримёрки, и внимательно смотрел на Князя сквозь стёкла очков, не давая войти внутрь. — Насчёт чего? — Андрей только что зашёл в клуб, не успел ещё вынырнуть из своих мыслей и легко сделал вид, что удивился и не понял, о чём идёт речь. — Насчёт песен. Ты же видишь, своего материала у нас до сих пор маловато… Тяжело начинать с нуля, сам знаешь. Андрей подумал, что он-то действительно знает, и со вздохом ответил: — Эти песни написаны мной и Михой, — губы сжались сами собой, и эти слова Андрей не произнёс, а злобно пробурчал. — Сань, давай только не сегодня. В любой другой день — пожалуйста. Приезжай, поговорим. Но, понимаешь, смысл? Я уже всё сказал, и мнение своё не поменяю. — Андрей, это ведь не мне одному надо, — вкрадчиво заметил Александр. — Публика просит от нас эти песни. Они любят их, а мы работаем ради слушателя. Что плохого в том, если они услышат композиции в нашем исполнении? Между прочим, именно мы их и играли столько лет. Мы, а не твои музыканты. — Играли, но не придумывали. Вы хором твердили вслед за Горшком, что выросли из моих сказок. Чего теперь-то за них цепляетесь? — Знаешь, Андрюха, — Ренегат поправил очки и склонил голову набок, — такое чувство, что ты… Не знаю, ревнуешь, что ли, к тому, что эти песни споёт кто-то ещё, кроме Михи и тебя. Не будь эгоистом — Ерунда, дело не в этом, — размеренно ответил Андрей. — Но чё я сейчас буду распинаться перед тобой, Реник? Дай-ка пройти. — Иди-иди. Сказочник, — бросил ему вслед Александр и направился к себе. Андрей поздоровался со своими пацанами и очень постарался отвлечься и прогнать из головы неприятные мысли. Он на самом деле не хотел, чтобы «Северный флот» распевал их старые добрые песни с его, ёлки-палки, стихами. Между прочим, и Реник, и Яша последнее время не скрывали, что настоящим лидером считают Горшка и за ним готовы пойти куда угодно, а Андрей — так, дополнение и приложение, этакая Маргарита Пушкина, поставщик текстового продукта. Никто и подумать не хотел о том, что во все эти стихи Князь вложил часть своей души, а примерно треть всех кишовских песен так и вовсе написал целиком. Чёрт возьми, какой же противной была вся эта возня, грызня и дележка прав… Миха б ебанулся, увидев всё это. Андрей, честно, не хотел влезать в разборки, но, вот же зараза, пришлось. Возможно, он был не прав, и походил теперь на обиженного ребёнка, который прячет от ни черта не понимающих родителей свои стихи и рисунки под матрасом, но… Яха с Ренегатом первыми завели всю эту бодягу. И ладно бы возмущался один Реник, который в своё время плотно принимал участие в аранжировках, но вот Пор, даром что один из основателей, и Цвиркунов… Эти ребята были чистой воды исполнителями, так куда ж они полезли? Эх, как же всё просто было раньше! Никому и дела не было, кто там что написал. Андрей прикрыл глаза и вспомнил, как они всей ватагой собирались дома у него или у Горшка, и за один вечер вместе с Саней Балуновым вот так вот запросто, наигрывая риффы и перебирая аккорды, придумывали песни. Да, стихи писал Андрей, но Горшок мог переделывать их под себя, менять слова, предлагать свои идеи. Мог взять не самую удачную музыку Князя и на её основе написать вроде и новую песню, а вроде и ту, что хотел, но не смог реализовать Андрей. И всем было по кайфу. Они думать не думали, что где-то нужно регистрировать авторские права, и искренне считали, что песни принадлежат всей группе. Потом, конечно, заморочились, поумнели. Или наоборот? Князь опять вздохнул, напомнил самому себе кума Тыкву, мастера охов-вздохов, и улыбнулся. Пошло оно всё на хер, этот взрослый мир с его проблемами, склоками, жаждой наживы и конъюнктурой. Пожалуй, в чем-то Мишка был прав, отказываясь взрослеть. Только вот способ он выбрал не совсем верный. Самоуничтожиться, чтоб остаться вечным бунтарем-подростком — так себе выход. Не лучше ли остаться ребёнком внутри. Вечным пацаном, у которого в голове творится всякая сказочная чертовщина. — Вечер добрый, Андрей, — отвлекая от грустных мыслей, в гримёрку заглянул Лёшка Горшенев с бутылкой коньяка в руке. — Помянем, что ли, Миху. — Наливай, — не стал отказываться Князь. Они выпили, повспоминали Горшка, обговорили подробности двух ближайших совместных концертов в столице, и Лёха спросил: — Ты завтра каким рейсом летишь в Москву? — Я еду на поезде, — сказал Андрей и прибавил для полной ясности. — На ночном. — Вот нихера себе, — очень удивился Алексей и засмеялся. — Юность решил вспомнить? Не выспишься же нифига. — Я выкупил купе, — Андрей покрутил головой сначала влево, потом вправо, прищурился и пожал плечами. — Да там ерунда какая-то вышла с билетами на Сапсан. Вахтанг, конечно, может всё решить, но я подумал, не велика беда. Протрясусь ночку, как раньше. Романтика, то, сё… — Ну, как знаешь, — Лёша хлопнул его по плечу, внимательно заглянул в глаза и прямо спросил. — Скажи честно, плохо без него? Скучаешь? Андрей промычал нечто неопределённое, мол, и так всё ясно, думай, что хочешь, и Лёха не стал допытываться. — Ладно, не говори. А мне, представь себе, до сих пор кажется, что Миха на гастролях. Уехал покорять Америку. Никак не могу привыкнуть к мысли, что его совсем нет. Нигде… — Лёх, — поднял вдруг опущенную голову Князь, — а как думаешь, если бы тебе предложил кто-нибудь всё изменить… Ты бы согласился? Алексей на секунду замолчал и завернул витиеватый философский ответ, который Андрей, признаться, наполовину прослушал, не в первый раз задумавшись о том, какие же Лёшка с Михой всё-таки похожие, но в то же время совсем разные. — Вот, Андрюх, смотри, какая история. То, что произошло, оно было для чего-то нужно. Как можно изменить то, что уже есть? Оно ведь не с бухты-барахты случилось… Всё предрешено. Мактуб, как говорят арабы. Андрей покивал, а Лёша свернул философствования и заспешил к матери, которая первой должна была выйти на сцену и прочитать свои стихи. Князь побродил по закулисью клуба, вспоминая странный сон, поболтал с ребятами-музыкантами, подкопил энергию и на сцену выкатился бодрым колобком, начав с зажигательного «Рома». Горшок ни за что бы не оценил пролития слёз в свою честь, поэтому Андрюха старался вовсю, посылая в зал позитивный импульс панк-рока. Чувство, что Миха где-то рядом, не покидало, но Андрей понимал, что это крутит финты его подсознание и не придавал подобным ощущениям большого значения. Песни текли одна за другой, и концерт быстро подошёл к концу. Уставший, опустошеный, но в целом довольный Андрей спустился в гримёрку, переоделся, метнулся домой, собрал вещи, расцеловал домашних и вскоре был уже на вокзале. Вагон попался новый и комфортный, и Князь с удовольствием расположился в купе. — Классно, — сказал он сам себе, оглядываясь, — могу спать где угодно. Интересно, а где лучше? Он полежал на всех полках, выбрал нижнее место справа от двери и удобно на нём расположился. Поезд мерно стучал колёсами, почти без остановок преодолевая километры, ночь становилась всё глубже, и Князь крепко уснул. Разбудил его грохот открывшейся двери. Андрей распахнул глаза и удивлённо уставился на вломившегося странно безликого типа, ожидая увидеть на его месте проводницу. Князь смотрел на него и не понимал, кто перед ним. Незнакомец весь был будто окутан непонятной дымкой, а черты лица его постоянно искажались, равно как и причёска, цвет глаз, комплекция и даже рост. — Что за дьявол… — пробормотал Андрей и поспешно сел, а нежданный попутчик внимательно изучил скомканный билет, который оказался у него в руке, и удовлетворённо кивнул. — Так, ну, вроде попал туда, куда нужно. Доброй ночи, Андрей… — тут он сделал паузу, будто запнулся, но договорил. — Андрей Сергеевич. — И вам не хворать, — настороженно откликнулся Князь и замолчал.