Когда мы вместе

проведя холодными пальцами по лицу, ты вновь взглянула на своего мужа. Манджиро выглядел совсем бледным, даже истощенным: резко выделяющиеся скулы на чистом лице, неестественно яркие белые волосы, потрескавшиеся, искусанные губы и холодные, пустые глаза. иногда тебе казалось, что он - не человек, а кукла. бездушная кукла со стеклянным взглядом, сделанная безумным ученым, чтобы запугать суетливых детишек. однако то, с каким расчетом Манджиро управлял окружающими, с каким безразличным лицом отдавал страшные приказы подчиненным и то, с каким садистским огоньком в зрачках широкой ладонью хватал тебя за горло в минуты твоих бунтов перед ним, заставляло с каждым разом убеждаться – такие, как он, совсем не куклы. такие, как он, жестокие кукловоды, в силах которых без малейших колебаний вершить судьбы людей, не скупясь ни какими методами. его руководство Бонтеном развеяло все твои сомнения на этот счет. заметив твой слишком пристальный взгляд, Манджиро медленно поднял голову от тарелки, вынуждая внутренне сжаться и торопливо продолжить ужин, впихивая в себя какой-то салат. вкуса ты все равно не чувствовала. ваш брак был крепким, как бы глупо это не звучало для союза безэмоционального главы самой кровавой преступной группировки Японии и поломанной им же обычной сотрудницы банка. он неколебимо держался на его старой привязанности и твоей любви к нему. Манджиро не всегда был таким: все те смерти близких преобразили его, изуродовали внутренности, словно развешав их в жаркий день, подзывая мерзких насекомых, оставив лишь пустую оболочку. но ты любила его. настолько любила, что когда эта оболочка равнодушно позвала тебя замуж, ты без раздумий согласилась, нутром представляя, что тебя ждет. хотя, это чувство не было любовью. это было ультранасилием. его ультранасилием над тобой. твоим ультранасилием над собой. ты так и не осознала причину, по которой он вообще решился жениться на тебе. вы были парой со средней школы, скрепленной светлой юношеской влюбленностью. но после смертей сестры и брата Манджиро окончательно перестал что-либо испытывать. возможно, использовав привязанность к тебе, он хотел заглушить ту пустоту внутри? ваша семейная жизнь словно на автомате: соткана из привычных действий. повседневная рутина, в течение которой ты ответственно посещаешь работу, хотя грязного заработка мужа с лихвой хватает, стираешь его рубашки от крови, а после отглаживаешь до скрипа – доверять такое прислуге в вашей огромной, но такой же пустой квартире страшно. в которой ты безропотно принимаешь все роскошные подарки Манджиро, подаренные без теплых чувств, а все так же, по внутреннему двигателю, в которой ты посещаешь с ним светские приемы, прожигая окружающих взором, похожим на взор того, кого держишь за руку. в которой ты молча каждый вечер ждешь Манджиро на вашей кухне, сверля глазами белую стену, хотя понимаешь, что в большинстве из таких вечеров он придет за полночь либо не придет вовсе. в которой ты плачешь, тихо свернувшись в нечто уставшее и бесформенное на черных шелковых простынях. таких же черных, как его душа или чувства к тебе. ты больше не была той девушкой, какой являлась. Манджиро изменил тебя. уже давно внутри оборвалось что-то, отвечающее за присутствие в жизни счастья. кажется, ты даже забыла смысл этого слова. однако в те редкие минуты, когда твое напряжение просто не выдерживало и ты, превращаясь в один большой комок нервов, начинала злобно шипеть на мужа, обвиняя его в своем несчастье, когда Манджиро хлестким ударом ребром ладони бил тебе в бровь, ты ощущала себя живой. живой по-настоящему, а не на документах. когда он сжимал твою хрупкую шею, едва сдерживаясь в гневе, который ты и вызвала, когда ты кусала его руки и царапала лицо острыми ногтями, когда ты отчаянно пиналась, осознавая, что если б Манджиро хотел, он уже бы одолел тебя, когда он с животным удовольствием выкручивал твои запястья, тебе становилось легче. отрезвляющая боль была лучше его таких же механических поцелуев. совсем не любовь. лишь ультранасилие друг над другом. единственное, что дал тебе Манджиро, это твердую, уверенную мысль: одной твоей любви к нему никогда не будет достаточно.