Так ты меняешься в лице Когда тебе больно, когда ты в печали Я посажу тебя на цепь В этом промозглом и чёрном подвале
…
Ты всхлипываешь всё тише Я улыбнусь снисходительно Я знаю, ты скоро привыкнешь Всё будет у нас восхитительно!
Из дневника Тома Реддла: 01 декабря 2005 года. Четверг. Первый день зимы. На завтрак приготовил паровой творожный пудинг с клубничным джемом. Немного поссорились с Осколочком из-за белкового коктейля и дополнительной порции витаминов. — Ты сам видел результаты вчерашнего взвешивания, — взывал я к его благоразумию. — Теряешь мышечную массу. Кроме того, ты бледен, давление и температура тела слегка ниже нормы… — Это потому что я три месяца сижу в подвале без окон и свежего воздуха, глупая твоя башка! — хорохорился он. — И без движения! Я не повелся на эти глупые провокации. — Здесь хорошая вентиляция. И, как ты мог заметить, беговая дорожка, — я подошел и нажал пару кнопок, снимая показания с тренажера. — На которой ты, очевидно, не занимаешься. В чем дело, Гарри? — В гробу я видел твою беговую дорожку. — Если через две недели ситуация не улучшится, мне придется лично контролировать твои тренировки. — Если я не выйду на улицу, я вздернусь на турнике, — парировал он. Я поражаюсь, как легко он может говорить такое. Он же знает, что если навредит себе — навредит и мне. Удивительно, каким эгоистичным Осколочек вырос. Это все оттого, что его у меня забрали и задурили голову. Самое невыносимое, они что-то с ним сделали, и он меня даже не помнит. Сыпет дурацкими оправданиями, мол «Я же был совсем мелким, Том!», «Да ты выдумал половину, отстань от меня со своими бреднями!», но он не виноват, что его лишили памяти. Главное, что я все помню. Главное, что я выполнил свое обещание и нашел его. И теперь никогда уже не отпущу. Моя-то память меня не подводит. Доктор Слизнорт говорил, что у меня незаурядный ум и я многого добьюсь, если войду в устойчивую ремиссию, а для этого нужно прилежно лечиться, записывать все, что со мной происходит, и обязательно соблюдать четкое расписание дня. Как видите, я внял его советам. Все эти годы я думал о том, что мне нужно сохранять ясность ума, чтобы вернуть себе Осколочек. …Его привели в мою комнату и бросили, как ненужную игрушку в чулан. Я уже сидел в пижаме и читал, когда дверь вдруг распахнулась и в мои владения бесцеремонно ворвались. И тогда я в первый раз увидел Гарри. Он держал за руку директрису, миссис Коул, которая, не обращая на Осколочек никакого внимания, переругивалась с рыжеватой грузной женщиной в стоптанных туфлях, что иногда приходила в приют по делам. Миссис Джонс, точно. — У нас совсем нет мест, я же говорю! — кипятилась миссис Коул. — А с Томом его селить — сами знаете, я не могу за ними следить круглосуточно. Если он потом от страха будет по ночам писаться — я предупреждала! — Это всего на несколько недель, пока его тетя оформляет опеку, — устало парировала миссис Джонс. — Да не съест же его Том, в самом деле. Я разозлился — как они смеют вот так обсуждать меня в моем же присутствии? А потом до меня дошло — вот этого испуганно озирающегося (в поисках загадочного Тома, который его сожрет) мальчишку собираются подселить ко мне. — Если хотите оставить это тут, то я против, — сухо возразил я. — Я живу один. — Том, сейчас не до твоих капризов, — отмахнулась миссис Коул. — Все ребята живут по двое, таковы правила. — Я натравлю на него змей. Они задушат его ночью, — прошипел я, смотря прямо в глаза ребенка. — А потом сожрут, только косточки оставят. Косточки я соберу в скелет, вот он и будет моим соседом, — я схватился за голову в приступе невыносимого раздражения. — У человека двести шесть косточек, этот — еще не человек, поэтому костей должно быть больше, я пересчитаю их все, одну за другой, я… — Видите? — всплеснула руками миссис Коул. — Его давно пора отправить в специализированное заведение, он тут всех детей до нервной икоты доводит. — Может, и правда, подселим Поттера к кому-нибудь другому? — на блестящем от пота лице миссис Джонс появилось сомнение. — Ой, да ладно уже, — хмыкнула директриса. — Дело-то к ночи. Том, скажи-ка мне, что ты там выпрашивал пару дней назад? — «Британнику», — настороженно ответил я. — В нашей библиотеке один том, да и тот весь порванный. — Нет уж, она стоит как весь наш месячный бюджет, — возмущенно помотала головой миссис Коул. — Давай договоримся, ты будешь мил с Гарри, а я подарю тебе что-нибудь, но не очень дорогое. Может, хочешь упаковку жвачки или большую шоколадку? Я усмехнулся. Она думает, что меня можно купить едой? Подумал, пожевав губу. Мальчишку все равно скоро заберут, а я могу разжиться чем-нибудь полезным. Продешевить совсем не хотелось. — Скваер. И пускай он только попробует тронуть мои вещи. — Как торгуется-то, — присвистнула миссис Джонс. — Далеко пойдет! — Надеюсь, что очень далеко, как можно дальше отсюда. Считаю дни до нового медосмотра, — хмыкнула директриса и строго посмотрела на меня. — Договорились, с меня — этот твой скваер, с тебя — не доставлять проблем. Гарри, — она наклонилась к мальчишке. — Ты пока поживешь здесь, хорошо? Эта кроватка и этот шкафчик — твои. Скоро отбой и все ложатся спать, а утром Том покажет тебе, где мы умываемся и едим, хорошо? Ребенок молча кивнул, снимая с плеч потрепанный рюкзачок с мультяшным львенком. Симба, кажется. — Ничего я ему показывать не собираюсь! — крикнул я в спину собравшимся уходить женщинам, больше для того, чтобы знали, с кем имеют дело, чем ради реального протеста. Миссис Коул повернулась и одними губами произнесла «Скваер». Черт, все-таки продешевил. Мы остались одни. Мальчишка растерянно таращился на меня своими зелеными, как бутылочное стекло, глазами, цвет которых не скрывали даже нелепые круглые очки, удивительно чужеродно смотрящиеся на детском лице. — Будешь лезть ко мне — сожгу твои вещи, — предупредил я. Он опять кивнул и сел на заправленную кровать, сжимая в руках рюкзачок, будто бы сросся с ним в единое целое. Не шевелился. Я молча рассматривал новоявленного соседа. Совсем еще мелкий — лет пять, не больше. Дети в таком возрасте говорить умеют, но, может, этот немой. Или вовсе ненастоящий, хоть и не блондин, бесцветного я бы и близко на порог не пустил, пускай хоть что обещают. Может, просто покрасили — вон как волосы топорщатся, как искусственные. На лбу шрам, свежий, алеет на коже, словно ему голову вспороли, набили синтепоном и зашили. «Мальчик-кукла. Когда выключат свет и заговорят стены — он раскроет себя, никуда не денется, — подумал я. — И тогда посмотрим, стоит ли скваер ночи рядом вот с этим». Мои кулаки сжались от гнева, я почувствовал себя обманутым — подсунули удачную копию человека. Как я сразу не понял? Внезапно появился в приюте — и сразу в комнату Тома? Хотят от меня избавиться, я знаю. Все хотят. Ищут повод, чтобы сбагрить в «специализированное учреждение для таких как ты, Том, где тебе смогут помочь». Хотели бы помочь — заделали бы дырки в стенах, чтобы ни звука больше оттуда. Прозвучал сигнал к отбою. Я сморгнул, выныривая из мыслей. С детства мой разум напоминал извилистую тропу сквозь болотистую местность, оступишься — и засасывает в вязкий кисель, накрывает с головой. Сейчас-то я уже понимаю, что к чему, что это магия во мне не могла найти выхода — и затапливала, расплавляла реальность, трансформировала все знакомое и простое в чужеродное и сложное. А тогда — иногда я и сам верил, что просто больной, неправильный, уродец. И правда верил, пока не встретил Осколочек. Но тогда я еще не знал, кто он такой, и ненавидел его за то, что ему удалось проникнуть в единственное место в приюте Вула, которое я считал полностью безопасным. Я с трудом отвернулся от ребенка и подготовился ко сну — книжка на тумбочку, одеяло тщательно заткнуто между стеной и кроватью, чтобы никаких щелей не оставалось. Взял кусок мела и обновил защитные узоры над изголовьем кровати. Заглянул под кровать и в шкаф. Завесил зеркало старой простыней. Мальчик-кукла смотрел в одну точку перед собой, не реагируя на мой, отработанный годами, ритуал. Тем лучше. Свет погас. Я успел залезть на кровать до того, как комната погрузилась во тьму, лишь луна слегка освещала небольшое пространство между нашими с мальчиком-куклой кроватями. Можно было разглядеть как он, не раздеваясь и не расправляя кровать, продолжая обнимать свой рюкзак, свернулся клубочком и замер. Мне не спалось, я ждал чего-то — сам не знал, чего. Стены потихоньку ожили, я прислушался было к их тихому шепоту, но его заглушило приглушенное всхлипывание, доносящееся с соседней кровати. Испугался стен, что ли? Ну и чудесно, завтра попросится переселить его из этой комнаты хоть в чулан под лестницу. Все они, кого ко мне подселяли, жаловались и просили дать им другого соседа. Как будто во мне дело. С одной стороны подвывала стена, с другой — мальчик-кукла, я понял, что крепкий сон мне сегодня не светит. Чтобы отвлечься, я начал напевать — музыка всегда помогала мне собраться с мыслями. Без косточек черешню любимой я принес В своей печи запек я цыпленка без костей Ей подарил дитя, что не роняет слез Колечком бесконечным украсил ручку ей Хныканье на соседней кровати утихло. Я повернул голову — мальчик-кукла удивленно смотрел на меня блестящими от слез глазами, которые даже в полутьме ярко выделялись на бледном личике. Испугался? Может, сейчас встанет и убежит? Я тихо начал второй куплет, мальчишка расслабленно прикрыл глаза. Но может ли черешня без косточек расти? И птица у которой нет перьев и кости? Кольцо, конца которого вовеки не сыскать? Ребенок, что не станет ни плакать ни кричать? Стены замолчали, твари утихли. Мальчик-кукла, видимо, тоже заснул, тихо посапывая, выпустив многострадальный рюкзачок из рук. Странный он какой-то, решил я. Устроился поудобнее и тоже погрузился в сон. Так мы с Осколочком и познакомились. И тогда я еще не знал, что совершеннейшим образом не продешевил в сделке с миссис Коул.***
Из дневника Гарри Поттера: Какое-то там хренобря 2005 года. Я — представитель поколения, выросшего на слэшерах и горячих новостных репортажах. В моем представлении, похищение — это цепь на ноге, темный сырой подвал и лысый амбал в маске, который с равным удовольствием поимеет тебя и намотает твои кишки на кулак. За исключением похищения ради выкупа — тут уже в дело вступают серьезные люди с пушками, мешок на голове и слезное видео для родителей, где ты рассказываешь, как хочешь сохранить все двадцать пальчиков на своих местах, а поэтому нужно срочно продать папину машину, положить денежки в большой чемодан и отнести к полуночи на пристань. Да и похищают обычно богатых наследничков или красивых девушек. Никому не нужны 25-летние потрепанные клерки с пожизненной ипотекой и маячащим разводом. Никому кроме чертова Тома Реддла. Я не покривлю душой, если скажу, что он мне сразу показался слегка с чудинкой. Ну не прям сразу — вначале я подумал, что этот-то парень точно выиграл джекпот при рождении. Такому жены не изменяют с бывшими однокурсниками, ребенок не разрисовывает единственную чистую рубашку своими безопасными карандашами, а в доме не ломается третий раз за год канализационный насос. Нет, у этого парня все отлично. Внешность — словно с обложки Men`s Health сошел, одет с иголочки, да еще и платиновый счет в банке. Пришел так, проконсультироваться по вкладу. Его тут же окрутил Малфой, он у нас по VIP-ам. А я просто пялился от нечего делать. Он, видимо, почувствовал взгляд, оглянулся в мою сторону — и застыл. Встал, не обращая никакого внимания на Малфоя, и в два шага преодолел расстояние до моего стола. На идеальном лице выражение — будто призрака увидел, на лбу испарина. Смотрит так, словно его сейчас сердечный приступ хватит. — Чем я могу вам помочь? — вежливо спросил я. — Гарри… — прошептал он. Мне бы тогда обратить внимание, что он даже взгляда на мой бейджик не кинул, но я только удивился такой фамильярности. Будь он хоть трижды VIP-ом, для него я «Мистер Поттер». — Чем я могу вам помочь, сэр? — еще раз уточнил я. Он наклонил голову набок, осматривая меня и будто делая какие-то выводы. Потом опустился на стоящее у моего стола кресло, прямой, как палка. — Я… я хотел бы открыть долгосрочный пополняемый вклад. Начальная сумма взноса — миллион фунтов. Мне полагается персональный менеджер, верно? — Да, возможно, вам стоит вернуться к мистеру Малфою, — я чувствовал на себе нервные взгляды менеджера по VIP-ам. — У него большой опыт в ведении дел премиальных клиентов. — Я хочу, чтобы это были вы, — отрезал он. — Не обсуждается. Можете называть меня Том. Вот тогда-то у меня и стало появляться ощущение, что парень-то как минимум… чудаковат. Но бонусы от открытия премиального вклада пересилили нехорошее, зудящее чувство внутри. На самом деле, было множество звоночков, которые я должен был заметить, но не замечал, потому что был слишком занят своей рассыпающейся на части жизнью. Скандалы с Джинни, отвратительный кризис трех лет у Альба, было ли мне до странностей одного из клиентов? — Мое лицо вам знакомо? — спросил он, пока я оформлял документы. Странная постановка вопроса. Подразумевает, будто мое-то лицо ему точно знакомо. — Боюсь, что нет, — помотал я головой. — Мистер Реддл, желаете оформить страховку вклада? — Том, — напомнил он мне. — Извините, регламент запрещает мне называть клиентов по имени, — парировал я. Еще не хватало огрести от начальства за неуважительное обращение. Да и не хотелось мне хоть как-то с ним сближаться, я из какого-то детского упорства хотел подчеркнуть, к насколько разным мирам мы принадлежим. — Оформляйте все, что посчитаете нужным, мистер Поттер, — Реддл показал белоснежные зубы в кривой разочарованной ухмылке. Ну все так все. Я не стал мелочиться, навязал странному парню множество дополнительных услуг. Он, не глядя, подписал бумаги. — Вы сможете связаться со мной напрямую, как с персональным менеджером, по этому номеру, — я указал на записанные в договоре цифры. — Буду рад ответить на любые ваши вопросы. — Я не сомневаюсь в этом, Гарри, — спокойно сказал Реддл, разглядывая меня так пристально, что по коже пошел холодок. Конечно, я здорово получил от оскорбленного Малфоя, но жирный денежный бонус от ведения нового клиента компенсировал все неудобства. Последующие два месяца Реддл приходил в банк практически каждый день. Я, в итоге, узнал всю его подноготную — получил нехилое наследство от отца, приумножил в десятки раз инвестициями и игрой на бирже. Деньги рекой текли к нему в руки. Когда он приходил, создавалось ощущение, что специально тянул время — задавал дурацкие вопросы по несколько раз, постоянно пытался съехать на личные темы — мол, где я родился, с кем рос. Я проболтался, что сирота и воспитывался у дяди с тетей. Наши девчонки безуспешно строили ему глазки — он входил в помещение и уверенным шагом направлялся ко мне. Меня терзало иррациональное желание передать его другому менеджеру, но что я скажу в качестве причины? Что в присутствии Реддла у меня мурашки по коже? Что я до дрожи боюсь того взгляда, которым он меня порой окидывает? Что пару раз я краем глаза будто бы видел его и вне офиса — по дороге с работы, в супермаркете, в подземке? Я ощущал себя пловцом, вокруг которого медленно нарезает круги акула. Это ощущение достигло своего апогея, когда я осознал себя связанным, с кружащейся от наркотика головой, сидящим напротив очаровательно улыбающегося Реддла. — Привет, Осколочек! — дружелюбно сказал он. — Как ты себя чувствуешь? Каюсь, я не сдержал крика.