Ты веришь, что муж тебя ищет
Забили тревогу родители
Повсюду полиция рыщет
Твои фотографии видели
Будто на каждом столбе
Так не было и не будет
Забыли давно о тебе
Все якобы близкие люди
Из дневника Тома Реддла: 24 декабря 2005 года. Суббота. На завтрак приготовил нам с Осколочком крок-месье и глазунью. Малыш получил какао с зефирками — в честь Сочельника, в приюте его всегда давали по праздникам. Осколочек проспал, поэтому я решил провести небольшой внеплановый обыск, пока он будет чистить зубы и умываться. Не то чтобы я рассчитывал найти вырытый туннель за плакатом Риты Хэйворт, но всегда есть риск не уследить за чем-то важным. Осколочек сидел на кровати, весь насупленный и взъерошенный, пока я бегло осматривал спальню и ванную комнату. У меня идеальная память, как я говорил, поэтому чужеродные детали замечаю моментально. К стенке бачка унитаза жвачкой приклеено несколько гвоздиков от плинтуса. — Боже правый, Гарри, на кой они тебе сдались? — изумился я. — Мне было интересно, найдешь ты их или нет, — мрачно ухмыльнулся он. Улыбнулся ему без малейшего раздражения. Ершистый мой мальчик. Закончив проверку, перешел от своего недвижимого имущества к движимому. Жестом пригласил его пройти в ванную для совершения утренних процедур, кроме того, мне еще надо проверить кровать и проглядеть стопку исписанных листков на столе… Черт, завтрак совсем остынет, хоть и накрыт плотным клошем… В висок ударило осознание — что-то упустил. Что-то не так, как обычно. — Стоп. Раздевайся тут, — буднично сказал ему я, кивая на пижаму. Осколочек шокировано посмотрел на меня и некоторое время мялся на месте, нерешительно теребя в руках пуговицу пижамной рубашки. — Ну же, — я немного подбодрил его. — Прямо здесь? С чего бы? — он вскидывает голову, сверля меня уничтожающим, по его мнению, взглядом с плохо скрываемой паникой внутри. — Это что-то новенькое. — Тебе нечего бояться, Осколочек, — пообещал я. — Если только ты ничего от меня не скрываешь. Раздевайся, или хочешь, чтобы я тебе помог? Он будто тянул время, нарочито медленно расстегивая верх пижамы. Снял рубашку и бросил на кровать. Я многозначительно посмотрел на брюки. — Мне интересно, ты правда думаешь, что я что-то прячу в штанах — или же просто извращенец? Я поморщился. Как грубо. Что я там не видел? Мы жили в одной комнате, я кучу раз помогал Осколочку переодеваться, если он не справлялся с пуговичками и молниями своими маленькими пальчиками, тер ему спинку в душе… Длинные, стройные ноги, переходящие в узкие бедра, прикрытые обтягивающими, цвета мокрого асфальта, боксерами. Тонкая полоска волос, от паха к пупку. Худощавый, ни намека на мускулы, бледная кожа годами не знала загара: таких не снимают для рекламы Calvin Klein, и девушки особо не замечают, но я испытал настоящее откровение, благоговея перед открывшейся мне картиной. Каждый сантиметр кожи Осколочка, каждый волосок на его теле… Я сделал шаг вперед, желая прикоснуться. Он отшатнулся, инстинктивно закрываясь руками. Я почувствовал, как обида холодной змеей сдавила грудь. — Я м-могу идти? — напряженно спросил Осколочек, верно напуганный моим жадным, пожирающим взглядом. — Ты все еще одет, — ответил я хрипло, отчего-то пересохло в горле. — Белье. Осколочек посмотрел на меня с таким паническим ужасом в глазах — ни дать ни взять застывший в свете фар олененок. Резким движением стащил боксеры, на пол упали сложенные в несколько раз листочки, которые Гарри заткнул за резинку трусов. Умно, его тело — единственное место, которое я раньше никогда не обыскивал. Теперь, видимо, буду. Откуда я узнал, что он что-то спрятал? Лежащая на столе стопка исписанных листков. Он никогда не оставлял их на виду, если дал мне так легко их найти — значит, это просто обманка. Я наклонился, чтобы поднять листочки, поднимаясь — легко провел пальцами по его бедру, заставив Осколочек вздрогнуть и прикрыть руками пах. Вот и зря, я в восторге от произошедших с ним метаморфоз. — Ты вырос таким красивым, Гарри, — восхищенно сказал я. — Поверить не могу. — Не неси чушь, — поморщился он. — Не знаю, кого тебе твое воспаленное сознание подкидывает вместо меня — Брэда Питта или твою первую гомолюбовь, но я к этому светлому образу никакого отношения не имею. Уже можно в душ или еще что придумаешь? Я всерьез задумался. А потом отошел, пропуская Гарри. Он резво убежал в ванную, все еще прикрываясь руками. Зашумела вода.***
Завтрак все же остыл. Я рассматривал Осколочек — он мрачно ковырял свою глазунью, капли от мокрых волос стекали по щекам на тонкую белую ткань футболки. — Спасибо, — буркнул мой вежливый мальчик, когда я насыпал зефирок в еще теплое какао и придвинул ближе к нему. — С наступающим Рождеством, — улыбнулся я. — Что наутро надеешься найти в своем чулочке? — Большую пушку, — смущенно улыбнулся Осколочек. — Чтобы вышибить тебе мозги. — Если бы ты вел себя как хороший мальчик, — парировал я, — Санта подарил бы тебе на Рождество небольшую прогулку. — Том, — Гарри отложил вилку. — Это первое Рождество, которое мой сын проведет в более-менее осознанном возрасте, понимаешь? Я с лета мечтал о том, что мы с ним пойдем на Трафальгарскую площадь посмотреть на елку, первую в его жизни елку. Мы оба росли без родителей, неужели ты хочешь того же для моего сына? — У тебя нет детей, — терпеливо объяснил я. — Твое семя использовали для создания симулякра, это не настоящий ребенок. Я думал, мы уже прошли этот этап, Осколочек. Никакой семьи кроме меня у тебя не было и быть не может. — Мы не семья, ш-шизик ты долбанный, — шипит Осколочек. — Провели полтора месяца в одном приюте — и всех делов. Я тебя даже вспомнил-то с трудом — ну делил комнату с каким-то ебанутым, подумаешь. Насколько же скучна была твоя жизнь, что ты так на этом зациклился. — Не было ни единого дня, чтобы я о тебе не думал, — послушно согласился я. Гарри знает, насколько ранит меня сейчас, делает это намеренно, но это ничего. Пускай развлекается, в эту игру можно играть вдвоем. — А твоя дорогая настоящая семья забыла тебя за несколько месяцев. Знаешь, почему они еще живы, малыш? Им на тебя плевать. Без тебя им не нужно притворяться, что ты что-то для них значил. — Ты врешь. — Думаешь, твое прекрасное личико печатают на пакетах молока и билбордах? Думаешь, рыжая тварь ходит по улицам, расклеивая листовки на столбах? — я ухмыльнулся. — Всем плевать на тебя, Гарри. Ты никогда не был нужен никому, кроме меня. Вся твоя ничтожная, пустая жизнь была лишь дорогой ко мне, — я достал из кармана несколько свежих фото и аккуратно разложил их на столе. — Сомневался, отдавать ли их тебе… Но ты облегчил мне задачу. Наслаждайся. Он посмотрел на фотографии, словно на ядовитых змей. Встал, порываясь уйти в свою комнату. — Сидеть, — тихо, но очень убедительно сказал я. — Ты не доел свой завтрак. На миг мне показалось, что сейчас он раскричится, начнет швырять тарелки в стену — проходили, знаем. Но он послушно сел и продолжил вяло ковыряться в своей тарелке, будто бы ему невкусно. Хотя вряд ли дело в этом, он обожает глазунью, я-то знаю. Скорее, раздосадован фото, на которых его женушка неторопливо прогуливалась со своим любовником — все обвешанные пакетами с рождественскими покупками, выродок тоже при них, цепляется своей крошечной ручкой за руку новоявленного папаши. Ни следа грусти на лицах. Ну а с чего им страдать? Гарри устал от семейной жизни и уехал, нашел хорошую новую работу, в адрес брошенного семейства регулярно поступают чеки с солидной материальной поддержкой и редкие письма с искренними заверениями, что он, как настоящий джентльмен, не забыл свои обязательства перед сыном и пашет в поте лица, чтобы накопить ему на колледж. Документы на развод просит прислать на абонентский ящик до востребования. Нет, искать его не нужно, он осознал свою несостоятельность как мужа и отца и желает Джинни, Дину и Альбусу семейного счастья. Приносит тысячу извинений, что не попрощался — было слишком тяжело. Все ведь хорошо разрешилось, верно? Даже не пришлось их убивать. А Осколочку пора бы уже смириться и принять правду — я единственный, кому когда-либо было до него дело. Пока Осколочек пытался доесть завтрак и не разрыдаться, развернул так тщательно спрятанные им в сокровенных местах листки дневника. — Опять описываешь свое якобы похищение? Я не удивлен, — скомкал исписанные неровным полудетским почерком бумажки — потом сожгу. — Отвечая на твой вопрос — да, разумеется, я не сомневался, что в этот день мы вернемся домой вместе. Но надеялся, что ты пойдешь со мной по своему желанию. — Неужели? В какое по счету пиво был подмешан наркотик? — с легкой иронией в голосе спросил Осколочек. — В каждую кружку, — широко улыбнулся я. — Наращивал дозу постепенно, чтобы не навредить. Благо, ты был крайне увлечен своим матчем, Осколочек. Я надеялся, что ты пойдешь со мной, но полагаться на надежду в таких вопросах — глупо. У меня всегда есть план Б. — Какой же ты мудак, — с чувством сказал Гарри, допивая какао и вытирая шоколадные усы. Ну что за прелесть. — Будь готов к пяти. Нас ждет особенный вечер, — ласково ответил ему я и принялся убирать со стола в кухонную тележку фотографии и грязную посуду.***
Из дневника Гарри Поттера: Ура, я знаю дату — сегодня Сочельник! Теперь осталось придумать, что делать с этой охуительно важной информацией. Том побил все рекорды мудачества за сегодняшнее утро — восхищен и поражен, но на бис повторить не попрошу. Вначале заставил меня раздеться, вот уж такой херни я не ожидал. Черт с ними, с записями, тем более даже никакого наказания не последовало, но он так на меня пялился, что я начал паниковать. До сих не могу понять, хочет ли он меня в этом смысле или нет — иногда смотрит так… не знаю, ни разу не видел, чтобы кто-то так смотрел на женщин даже, не то что на мужчин. Не так, будто хочет засадить, а будто сейчас накинется и сожрет заживо, а потом подрочит на то, что осталось. У меня от этого взгляда мурашки по коже. Я устал его бояться. Это чувство превратилось в нечто настолько привычное, что уже перестало приносить особый дискомфорт. Человек ко всему привыкает, я вот привык к почти постоянному присутствию повернутого на мне сумасшедшего, от желаний которого полностью завишу. Не так я представлял свою жизнь еще несколько месяцев назад, но если я хочу выбраться отсюда, то мне стоит быть спокойным, неконфликтным и хорошенько изучить своего персонального тюремщика. …Сначала-то я, конечно, до этого не допер. У меня был, понимаете ли, шок. Не каждый день тебя похищают прямо из спортбара, не дав досмотреть чертов матч. Это было первой мыслью — блядь, как же обидно, меня сейчас убьют, и я никогда не узнаю… — Пожалуйста, скажи, что Манчестер выиграл, — хрипло попросил я, наоравшись. Он молча округлил глаза, явно ожидая чего угодно, кроме этого. Всю мою истерику просидел тихо и невозмутимо, пока я пытался высвободиться из какой-то хитрой системы эластичных фиксаторов, которые удерживали мои руки прижатыми к телу, наподобие смирительной рубашки, такими же штуками были стянуты и ноги в щиколотках и коленях. Таким я и очнулся — спеленутый, как младенчик, в глубоком мягком кресле. — Не тошнит? — заботливо спросил он, наконец. — У меня ничего нет. Вообще нет денег, — затараторил я. — Я сирота, у меня жена, малолетний сын и дом, за который мне до конца жизни расплачиваться. Я нищ, как церковная мышь. — Я знаю, Гарри, — мягко сказал он. — Мои органы наверняка в отвратительном состоянии, — подумав, продолжил я. — Я веду не самый здоровый образ жизни, и… — Давай проясним, — оборвал меня похититель. — Я не собираюсь требовать за тебя выкуп. Не собираюсь убивать или продавать на органы. Ты помнишь, о чем мы говорили в баре, Осколочек? — Я… смутно, я ничего не понял. Отпусти меня, пожалуйста, я никому ничего не скажу. Тебе это все не нужно, чувак, — воззвал я к оставшемуся у психа здравому смыслу. — Зачем портить себе жизнь разборками с полицией? — Не будет никакой полиции, — он встал и подошел ко мне, я снова бешено забился в путах, пытаясь выбраться. — Успокойся немедленно, или мне придется опять тебя вырубить. Когда он достал замысловатый инструмент, похожий на отвертку, я тихо завыл на одной ноте, гадая, куда эта штука сейчас воткнется — хоть бы не в глаз, не хочу умирать так мучительно. Он надавил мне на затылок, заставляя чуть пригнуться (я попытался его укусить, но не дотянулся), поковырялся пару секунд и, после громкого щелчка, путы на руках ослабли. — Разомни руки, — посоветовал он, выпрямляясь и освобождая мое туловище от фиксаторов. — Могли немного онеметь. Я не хотел, чтобы ты поранился при пробуждении. О, я разомну. Я сейчас так разомну! Похищенным на заметку — если вы хотите наброситься на своего похитителя, то вначале позвольте ему хотя бы полностью вас развязать. К моему оправданию — я весьма неважно соображал после той дряни, которой он меня накачал, поэтому совсем забыл про все еще связанные ноги. От моего прыткого нападения он отшатнулся, что позволило ему вполне удачно поймать мое агрессивно настроенное тело в полете и снова усадить в кресло. — Сделаешь так еще раз — снова свяжу, — строго, но беззлобно сказал он, словно журя непослушного ребенка. — Гарри, сейчас очень важно, чтобы ты понял — тебе ничего не угрожает. Я не похищал тебя — я тебя вернул. Мы договорились об этом давным-давно. Пообещали друг другу, что всегда будем вместе и никто нас не разлучит. — Мистер Реддл, — я снова сорвался на официоз. — Я совершеннейшим образом не понимаю, о чем вы говорите. Возможно, вы с кем-то меня путаете, в Англии не один и даже не десять Гарри Поттеров — это очень распространенное имя, сами понимаете. Возможно, ваш Гарри сейчас где-то ждет и скучает, пока вы тут возитесь со мной, — легонько надавил я на совесть. — А насчет меня вы ошиблись. — Не ошибся, — устало сказал он. — Гарри Джеймс Поттер, день рождения — 31 июля 1980 года. Родители, Лили и Джеймс Поттеры, погибли 31 октября 1985-го, якобы в автомобильной катастрофе, после чего ты был помещен в приют Вула на срок, который потребовался твоим родственникам для оформления документов об усыновлении. — Это общедоступная информация… — У тебя был рюкзачок с Симбой. Ты его обожал. А еще очень любил книжку про Томми Мирора, маленького волшебника. Твоя мама учила тебя по ней читать. А потом учил я. Как и многому другому, Осколочек. — Кто ты? — меня бросило в холодный пот, виски сдавило болью, в голове опять замельтешили смутные образы — серые холодные стены, куча детей, кровь, много крови, привкус крови… Серьезный хмурый мальчишка с горящим, жадным взглядом… Взглядом Реддла. — Я — лорд Волдеморт, Гарри. А ты носишь в себе часть моей души, — спокойно сказал мой похититель, и я на секунду искренне пожалел, что передо мной не обычный охотник за донорскими почками. — И ты не посмеешь снова меня бросить.***
Глупо, глупо, глупо. Как же глупо я себя вел поначалу, бессмысленно атакуя, стоило ему только снова меня освободить, хоть и понял еще с третьей попытки, что я ничего не могу противопоставить этому уебку, которому впору в китайских боевиках сниматься. Впрочем, ни о чем не жалею, проблем ему доставил с лихвой, прежде чем не сменил тактику. Сейчас у нас худой мир — я пытаюсь нащупать его слабые места, а он… Не знаю, что у него в голове творится. Главное, надо гнать мысли о Джинни. Господи, всего четыре месяца прошло, неужели я даже полугода траура не стою? Я, конечно, рад, что она в порядке и живет дальше, но я надеялся… Не знаю, на что я надеялся. Обидно осознавать, что прожил жизнь так, что исчезнешь — никто и не почешется. Мне так больно и тоскливо. Уже почти пять, скоро придет мистер Пунктуальность. Интересно, что там за «особенный вечер» он нам приготовил. Счастливого мне Рождества.