Осколки

Из дневника Тома Реддла: 1700-й рагфарас от Змеиного года, 14-й день новой луны. 29 декабря 2005 года. Четверг.       Никогда и в голову не приходило тронуть Осколочка в таком смысле, это нонсенс. Твари в приюте, бывало, забавлялись — и самцы друг с другом в том числе — особенно с теми, кто помладше. Ко мне тоже лезли, но быстро перестали.       Конечно, мой мальчик-кукла спал в моей постели — ему было страшно одному. Он часто лез обниматься, не то чтобы я это любил, кому-то другому я бы в ответ врезал, но он — совсем другое дело. Про нас шептались, конечно, мол Чокнутый завел себе игрушку, но стоило пару раз проучить — и все заткнулись.       Мне нравилось целовать его крошечные пальчики, вдыхать чистый, пудровый запах его волос, но я ни за что в жизни не сделал бы ему ничего дурного. Ни разу его не ударил, а может иногда и стоило бы. Есть за что.       Даже когда он был полностью в моей власти — тогда, в беспамятстве, первый раз переступивший порог моего дома — абсолютно не осознающий, где и с кем находится, даже тогда я ничего ему не сделал — только обнимал и долго-долго не мог им надышаться. Я ужасно соскучился.       В моих чувствах нет, не было и не может быть ничего грязного.       После рождественской ночи у него окончательно испортилось настроение. Когда я тем же вечером вошел в его комнату, он весь встрепенулся, чуть ли не взлетел на месте. С тех пор как проснулся, все время строчил в дневник — даже не поел оставленные мной сэндвичи. — Скоро будем ужинать, — миролюбиво сказал я. — А пока — открой свой подарок, Осколочек.       Он настороженно взял сверток из моих рук. Аккуратно открыл. — В детстве ты обожал эту книгу. — Да, смутно помню, — он покрутил томик в руках. — «Томми Мирор и Шепчущие стены». У меня была такая, но тетя ее выкинула. — Ты везде носил ее с собой, в своем рюкзачке с Симбой, — улыбнулся я. — И заставлял меня читать тебе вслух каждый вечер. — Ты жутко похож на повзрослевшего чувака с обложки, — заметил он. — Не с тебя рисовали? — Может быть, — я остался крайне доволен тем, что даже повзрослев, он продолжает мыслить в нужном направлении. — Спасибо, — нерешительно сказал Осколочек, и я потянулся, чтобы обнять его, но он буквально отскочил в сторону. Я поднял бровь — что еще за новости? Как невежливо. — Эй, лучше скажи — что за хрень творилась сегодня ночью? — Ты разве не помнишь? — удивился я. — Мы поужинали, а потом я перевоплотился. И мы немного поиграли. — Поиграли?! — С магией, Осколочек. Ты же сам видел.       Он выглядел бледновато и немного болезненно, хоть псиллоцибин должен был уже выветриться из организма. Веко подергивается, постоянно облизывает губы. Давно не ел, да еще и накрутил себя. — Нет никакой магии, — твердо сказал он, обхватывая себя руками в милом защитном жесте. — Ты опять меня чем-то накачал, потом полночи пугал своей жуткой маской и змеей. Не знаю, нахрена тебе это, чокнутый ты козел, но я чуть коньки не отбросил от страха. — Ты просто отвык, — утешил я его. — В детстве ты обожал мою магию. — Господи, надеюсь, ты хотя бы тогда меня наркотой не пичкал, — нервно засмеялся он. — Когда избавлюсь от тебя, подам в суд на тот приют. Черт знает, что ты там еще со мной творил. — Защищал, учил, заботился и баловал, — я чуть-чуть разозлился на Осколочка. — Ты бы без меня там и недели не выжил. — И ты считаешь, что теперь я обязан расплатиться с тобой? — он обвел глазами комнату. — Вот всем этим? Реддл, ты, возможно, и правда не плохой человек. Я помню, что первые недели в доме тети и дяди очень просился обратно в приют. Возможно, если бы я остался там до какого-то более осознанного возраста, мы стали бы хорошими друзьями. Возможно, ты не преступник, а просто глубоко и серьезно болен. Но это не дает тебе повода запирать меня в своем подвале и травить всяким говном. — У меня есть право абсолютно на все, потому что ты носишь в себе часть моей души, — ответил я раздраженно. Все ведь так хорошо начиналось — обрадовался подарку, мы могли прекрасно провести время вместе. Вкусно поужинали, потом я бы ему почитал. Хуже всего, что я и правда ощущал себя виноватым — нужно было лучше подготовиться вчера, быть с ним аккуратнее. — Давай закроем эту тему. И тем более, не вздумай обвинять меня в том, что я могу тебя отравить. Я никогда не причиню тебе вреда. — Сотвори волшебство, — спокойно сказал он. — Что? — опешил я от неожиданности просьбы. — Сейчас. Сделай что-нибудь магическое. Кролика из штанов вытащи или хер знает, что вы, волшебные лорды, еще делаете, — зло сказал он. — Ты все время разоряешься, что ниибаца волшебник — так докажи это, черт возьми. Прямо сейчас.       Да как он смеет вообще?! Сомневаться в моих способностях, в моей магии, высмеивать их. — Это не так работает, — отрезал я. — Ты прекрасно знаешь, что чертовы маглы забрали у меня большую часть моих сил. Вчера я израсходовал весь запас, который долго копил для тебя. Остались крохи, только для нашей защиты от тварей. — Ебать, как удобно, — восхитился он. — Никак не могу понять, правда ли ты шизик или просто умело им притворяешься.       Один Бог знает, сколько сил мне потребовалось, чтобы не залепить ему пощечину!

***

— Не буду я это есть, — угрюмо сказал Осколочек, сидя перед нетронутым ужином. — Мало ли, что ты туда подложил.       Я вздохнул, мысленно досчитал до пяти. — Малыш, ты не ел со вчерашнего вечера. Не придумывай, это хорошая и вкусная еда, я сам ее готовил. Просто попробуй. — Отныне я буду есть только пищу в заводской упаковке, вскрытую при мне, — вскинулся он. — Или буду голодать. Ты же не допустишь, чтобы я умер от голода? — непозволительно ехидный тон. — Разумеется, нет, — улыбнулся я, невозмутимо поглощая свой ужин. Прекрасное запеченное мясо, картофельный салат. Пахнет ошеломительно — вижу, как Осколочек глотает слюнки. — Голодать ты точно не будешь. Ты уверен, что не хочешь это есть? — Уверен, — поморщился он. — Ты хорошо подумал? — ласково уточнил я. Получив утвердительный кивок, покачал головой. Не так я хотел провести сегодняшний вечер, совсем не так. — Ладно, будь по-твоему.

***

Из дневника Гарри Поттера: Очередной хуевый день. Наверное, 30 декабря.       На завтрак принес «извинительные» блинчики — после эээ… инцидента вчера вечером. Я еще после того чудесного ужина (Гарри Поттер и Попытка объявить голодовку) не отошел, а тут опять ебанутые сюрпризы посыпались как из пробитой пиньяты.       Я покорно ем все, что он приносит, и глюков, слава богу, больше не было. Но я лучше еще раз бэд трип со змеями словлю, чем то, что он устроил, когда я отказался ужинать. Когда он так легко согласился не носить мне свою наркохавку, мне бы сразу заподозрить неладное, но подумал, что самое страшное, что может случиться — устроит мне небольшую голодовку. А попробовать покачать права-то стоило. Я втайне надеюсь, что ему просто надоест со мной возиться и он найдет себе новую гиперфиксацию. Конечно, вопрос, что будет тогда со мной, но вряд ли он меня убьет. За все это проведенное вместе время я все больше убеждаюсь, что он не садист и не убийца, а угрозы насчет Джинни и Альба — пустой шантаж, чтобы держать меня в рамках. Но проверять как-то тоже не хочется.       Вот с отказом от еды я крайне просчитался. Он не стал орать на меня, угрожать или принуждать. Он спокойно доел свою порцию и ушел. И вскоре вернулся — со стаканчиком для смузи, какими-то трубками, прочими приблудами. Деловито все разложил и направился ко мне. — Ты что делать собрался? — в ужасе спросил я, предчувствуя неладное. Шизик молча скрутил меня, легко это у него получилось — надо было ходить в спортзал, сколько раз Джинни предлагала — и привязал к стулу этими своими хитрыми эластичными ремнями. — Я не могу допустить, чтобы ты голодал или ел всякую дрянь, — объяснил он в ответ на мои возмущенные вопли. — И коль уж ты отказываешься есть хорошую еду самостоятельно, то я тебе помогу… — он зафиксировал мою голову, сильно сжав подбородок, и легко вставил в моей рот резиновый загубник. Я в панике осознал, что он собирается делать — видел такое по TV, так анорексиков кормят. А еще гусей для фуа-гра. Дожили.       Я замычал в отрицании, изо всех сил суча ногами и силясь вырваться из хватки больного ублюдка, который явно всерьез вознамерился вставить долбанную трубку прямо мне в пищевод. — Итак, мой хороший, — ласково сказал он. — Подумай еще раз — будешь есть вилкой и ножом, как воспитанный мальчик — или предпочитаешь употребить свой ужин в пюреобразном виде? Меня устроят оба варианта, лишь бы ты нормально питался. Решение за тобой.       Через пять минут я уже, заливаясь нервными слезами, доедал жутко вкусный кусок мяса под его торжествующим взглядом. Надеюсь, папа с мамой с облачков не видят, какой я жалкий.

***

      На следующий день приперся, когда я был в душе — вошел так бесшумно, что я чуть не заорал, когда увидел перед собой этого невозмутимо стоявшего и пялящегося на меня уебка. Никаких шторок в душевой не было, так что и прикрыться-то было нечем. Я потянулся за полотенцем — на крючке пусто, оно мирно висело у него на локте. — Пришел сменить полотенца, — сказал он. — Отвернись немедленно, — я покраснел, казалось, от кончиков ушей до кончиков пальцев. Этот нездоровый интерес во взгляде… Мужчины не должны так смотреть на мужчин. Боже, да мужчины и на женщин так смотреть не должны. Даже похотью-то не назовешь — чистая, неприкрытая ничем жадность.       Он ухмыльнулся и послушно вышел, перед этим аккуратно повесив на крючок чистое полотенце. Я тщательно пытался не думать о том, что его тонкие домашние штаны не скрывали внушительную эрекцию.

***

— Тебя отняли у меня под Новый Год, — внезапно нарушил он тишину. Мы мирно проводили вечер — из колонок доносился джаз, я читал на кровати подаренную им книгу, он, сидя рядом, что-то строчил в своем черном кожаном ежедневнике с золотистыми инициалами на обложке. — 29-го декабря. Ровно 20 лет назад. Это был ужасный день. — Я почти ничего не помню, — честно сказал я. — Я старался вспомнить, правда. Только смутные картинки — мелкий ты, маленькая комната с двумя кроватями, этот мой дурацкий рюкзак с Симбой. Все-таки в той аварии у меня было легкое сотрясение мозга, плюс стресс от потери родителей… Прости.       Мне иногда правда было жаль, что я забыл что-то настолько важное для него. Мне даже и представить сложно, как можно настолько ценить какие-то воспоминания, чтобы пронести их в сердце столько лет. Моя свадьба, рождение Альба, ничего из этого не стало для меня настолько важным, как для этого человека те несчастные полтора месяца, проведенные вместе со мной в приюте двадцать лет назад. — Они пришли с утра и сказали, что твои дядя с тетей готовы забрать тебя домой и Новый год ты встретишь уже с ними, — глухо сказал он. — Приказали собирать вещи. Ты вцепился в меня и расплакался, повторял, что останешься со мной и никуда не пойдешь. Я сказал им, что ты теперь мой и я не собираюсь отдавать тебя никаким тварям… — Том, милый, разве ты не хочешь, чтобы у Гарри была семья? — притворно-ласково спросила миссис Коул. — Он еще совсем маленький и ему нужны заботливые родители. — Я — его семья, и тут не о чем говорить, — ответил я, прижимая к себе рыдающего Осколочка. — Никто другой нам не нужен. Я собираюсь оформить опеку над ним. — Это невозможно, — сказала та тварь, миссис Джонс. — Ты сам еще ребенок. — Я вырасту раньше, чем он. Спросите самого Гарри, с кем он хочет жить — с дядей и тетей или со мной. — Конечно с тобой, Т-том, — всхлипнул мой мальчик-кукла. — Я твой, не отдавай меня, п-пожалуйста! Я не хочу умирать! — Гарри, малыш, ты не умрешь, — удивилась миссис Коул. — Ты будешь жить с сестрой твоей покойной мамочки и о тебе будут хорошо заботиться. У тебя будет хороший дом и братик. Не всем деткам тут так везет. — Не хочу я никакого братика! Мне нужен Том! Без него меня убьют твави! — Твари, — автоматически поправил я Осколочка. — Боже, Том, зачем ты запугал малыша своими глупостями? — всплеснула руками миссис Джонс. — Невыносимый мальчишка. Гарри, заканчивай концерт, никто тебя не убьет. Давай я помогу тебе собрать вещи, — она протянула руку к валяющемуся на кровати рюкзачку, но отдернула, когда я зашипел на нее. — Пош-шла вон, — я оскалился и выхватил свой ножик из-под подушки, — я тебе брюхо вспорю. — Откуда у него нож?! — заорала женщина. — Том, немедленно прекрати!       Я завел затихшего Осколочка за спину и угрожающе рассек воздух лезвием, наступая. Миссис Джонс пулей выскочила в коридор. — Убирайтесь! Никто его у меня не заберет! Никогда! — Надо позвать Джерри и Марка, — забормотала миссис Коул. — И доктора Слизнорта, — и захлопнула дверь.       Настало время для моих специальных запасов.

***

— И что ты сделал дальше? — с любопытством спросил я. Представляю, какого мы шороха навели в приюте. Жаль, не помню. — Забаррикадировал дверь в нашу комнату, предварительно кинув в коридор мощную дымовуху, — пожал плечами он. — Они подумали, что начался пожар, подумали, что я собираюсь нас сжечь. Пока искали огнетушитель — я приладил на окно веревку. Вначале спустил тебя — второй этаж, не очень высоко, оставил в комнате еще кое-какой взрывоопасный сюрприз, потом спустился сам. — Ебать приключения, — хмыкнул я. — И далеко нам удалось убежать? — Не слишком, — криво усмехнулся он. — Половина приюта высыпала посмотреть на то, как я тебя якобы похищаю с ножом у горла. — Они подумали, что я собираюсь тебе навредить, но я в жизни бы этого не сделал. Я просто хотел, чтобы от нас все отстали, оставили тебя мне. Моя ошибка была в том, что я понадеялся на магию крови и не составил никакого плана, на моей стороне не было никого, кроме тебя. А потом и ты… ты ужасно испугался и ревел так, что начал задыхаться. Ты всегда был таким плаксой, Осколочек. — Ты мою детскую психику вхлам испоганил, — парировал я. — Не понимаю, как тебя, пиромана мелкого, в колонию для несовершеннолетних после этого не засадили. — Ты потерял сознание, и я всерьез испугался, — продолжил он. — Стал терять концентрацию, позволил им уговорить тебя отдать, якобы чтобы помочь. Приехал доктор Слизнорт и засадил мне укол, от которого я совсем перестал соображать. Ты пришел в себя и кричал, так кричал, когда тебя уводили от меня, но я уже ничего не мог сделать. А дальше… не хочу об этом. Главное, что сейчас ты снова со мной.       Я не знал, что сказать ему, раздираемый абсолютно противоречивыми чувствами. Его трагедия имела прямое отношение ко мне и он так хотел разделить ее со мной, но я не мог в полной мере ему посочувствовать. Миссис Коул наврала — я не был счастлив в своем хорошеньком новом домике с опекунами и братиком, мое детство было сплошной чередой унижения, ненависти к себе и одиночества. Несправедливо, что все люди, которым когда-либо было до меня дело, не оставляли в моей памяти особого следа — родители, Том… — Ну-ну, — я похлопал Шизика по плечу в дурацкой сентиментальной попытке утешения своего же похитителя. Зря-зря-зря. Он неверяще посмотрел на меня и тотчас обхватил своими длинными как змеи ручищами, крепко прижимая к себе и утыкаясь носом в сгиб моей шеи, глубоко вдыхая. — Эй, Том, охладись, — сказал я, отпихивая его от себя. — Ты что-то слишком расчувствовался. Эй, ты что творишь?! — его руки резво зашарили по моей спине, забрались под рубашку, моей шее досталось несколько обжигающих кожу поцелуев. На нежность к другу детства это уже никак не походило. Некстати вспомнилась утренняя сцена в душе. — Хватит! Он отстранился с крайне обиженным видом, будто это ему сейчас всю шею обслюнявили под видом обнимашек. — Не вздумай так больше делать, чертов ты Дамер! — в панике заорал я, вскакивая с кровати. — Я так и знал, что рано или поздно ты в штаны ко мне полезешь, маньячина! — Я ничего такого не… — Реддл выглядел действительно смущенным. — Я бы никогда… Прости меня! — и он пулей выскочил из моей темницы, не забыв, при этом, накрепко запереть дверь. Час от часу все охуительнее.