Ходячий Каратель

      Мэтт ввалился в дверь мешком и едва не рухнул на пол. Мир под ним кружился, руки обессиленно хватались за шероховатые крашенные стены. В угасающем сознании тусклым огоньком вспыхнуло сомнение, которое быстро было забыто ворохом давно изученных запахов. Да, он точно оказался дома. Такая мысль и была единственной соломинкой, за которую он хватался, прежде чем рухнуть в бессознательный омут, отысканной кровати в дальней комнате.       Бывает случается так, что засыпая, чувствуешь всё. Малейшее прикосновение ощущается смутно и слова которые кто-то бормочет у самого уха, являются сознанию будто из-под воды. Ничего не разобрать и не проснуться. Но что-то происходит и Мэтт ничего не в силах сделать, кроме как слушать и растворяться в мареве.       Мужчина не успел коснуться щекой дощатого пола, как очутился в объятиях невесомости, правда, всего на секунду. Он не смог пошевелиться и на самом краю замаячил страх. Липкое чувство в груди тронуло сердце, руки и ноги повисли будто парализованные и никакой боли не последовало, только неприятные влажные струйки холода местами защекотали кожу. Запах крови забил ноздри и Мэтт больше ничего не слышал и не чувствовал, только тошнотворный металлический кровавый аромат обречённости и бьющую по голове пустоту.       Сновидения теряли свои границы и с каждым днём становились всё более размытыми. В этот раз Мэтту не снилось ничего, кроме звуков. Он всё ещё находился под водой, дрейфуя на волнах обморока. Вот, кажется, до него донеслось чьё-то дыхание, а уже через несколько минут он услышал название цвета, в котором существовал всю последнюю жизнь. Почему красный? Огонь или красный туман? И в голову ему не могло прийти, почему кому-то так нужно было озвучивать этот ядовитый цвет, когда ему бывало так больно.       А потом Мэтт так же внезапно проснулся и растерялся. Его точно схватили за грудки и грубо выдернули из тревожного сна. В первые секунды показалось, что тело его вывернуто наизнанку и по кровати размазало все его жалкие кишки. Но нет, болели только точно переломанные кости, новые ушибы и голова, в которой всё ещё клубился болезненный алый туман и потому Мэтту казалось слишком сложным сориентироваться в своих мыслях сейчас. И воспоминания о Электре и крыше, где она выдохнула его имя последний раз на его руках, являлись сознанию короткими вспышками. Чувство было, точно он всё ещё находился во сне и говорящие тени в его голове смеялись. Реальность каждый подобный раз возвращалась с той самой убийственной неизбежностью, как надвигающийся поезд на лежащего посреди рельс самоубийцу.       Мэтт застонал и повернулся на левый бок. Ему показалось, что он был не один. В доме кто-то побывал, буквально только что. — Фрэнк?       Почему-то это первое что пришло на ум. Он вытолкнул из себя имя Касла и не удивился этому. Дверь его спальни определённо была приоткрыта, по ту её сторону стояла тишина, и Мэтт на секунду засомневался. Единственное что он знал наверняка, так это то, что при мысли о вторжении в его дом Карателя - ни один его мускул не взводился, как курок. Фрэнк же говорил, что они ещё увидятся, так почему бы незваному гостю не оказаться именно им? Но чем дольше Мэтт прислушивался к тишине своей нью-йоркской пещеры, тем сильнее ему хотелось встать и убедиться в холодности пустоты своего одиночества.       Ещё пару минут мужчина боролся со слабостью, прежде чем спустить ноги к прохладе пола. Где-то под правой лопаткой прострелило, захотелось чуть завыть, тихо так, тоскливо. Его брови потянулись к переносице и он всё же почти беззвучно заскулил сквозь стиснутые зубы.       Бывало, у Мэтта наступал момент беспомощности, он боролся с этим с помощью работы. В этот раз всё сложилось чуть иначе. Нынешним утром он никуда не пошёл и ничего не стал планировать на следующий день. Дела в конторе шли совсем тихо и не требовали его присутствия ежечасно. После ухода Фогги, Мэтту пришлось несладко, без поддержки и трудолюбия друга он заметно сбавил обороты. Стоило Карен окончательно погрузиться в журналистские дебри, так Мёрдок как-то совсем стушевался. Как только ему удалось найти помощницу в лице довольно компетентной миссис Уоллес, которая заняла должность секретаря-помощника, тяжесть на плечах немного спала. Мэтт метался в своём кабинете и постоянной темноте загнанной птицей. В последнее время ему казалось, что мир рушится ему на голову и в самом ближайшем будущем он окончательно лишится сил и упадёт замертво. Но пока не наступило это самое будущее, он решил немного остановится, и почти весь день провёл в постели.       Когда ежедневная рутина превращается в многолетний ритм жизни, трогает ли душу надежда что-то изменить? Вряд ли, по крайней мере, Мэтта уже нет. В последние несколько лет он обзавёлся новой привычкой, за которую начинал немного себя ругать. Когда работу на день удавалось закончить немного раньше, он отправлялся в какой-нибудь паб, где выпивал на один двойной виски больше обычного и старался не думать о монотонности в своей жизни. Костюм Дьявола, спрятанный в дальний угол шкафа, покрылся практически незаметным слоем пыли и тишина на улицах Нью-Йорка оглушала всё больше с каждым пройденным днём. А вот неожиданным прошедшим вечером он снова наткнулся на стычку двух уличных банд. Новые синяки и ушибы чуть взбодрили Мэтта, но боль от кровоподтеков не возвратила его затуманенный разум к работе. – И зачем ты только занимаешься этим дермом?       Мэтт вздрогнул и оторвал пустой взгляд от барной стойки, мотнув головой в сторону чужого голоса. В небольшом плотно забитом поддатыми людьми заведении, он совсем не обратил внимания на такое близкое и знакомое присутствие. На губах Мэтта дрогнула слабая улыбка. – Фрэнк.       Все высокие деревянные стулья рядом с адвокатом были заняты шумными хмельными посетителями и потому Фрэнк остался стоять, облакотившись на стойку локтями. — Две пинты, пожалуйста, — кивнул он бармену и повернулся к Мэтту.       На какую-то секунду Мёрдок почувствовал себя глупо. Ему понадобилось отвернуться и крепко зажмуриться, чтобы хоть каплю взбодриться. По крайней мере, он не ощутил себя загнанным в угол. — Вот так встреча, — он изо всех сил попытался натянуть на лицо серьёзность, но избавится от неожиданного воодушевления, которое вспыхнуло где-то глубоко внутри, не смог. — Хорошо выглядишь.       Мэтт готов был поклясться, что Фрэнк улыбнулся, но при этом ни на мгновение не отреагировал на шутку. Как это ему удавалось. Он отдёрнул себя и вспомнил, что Фрэнк всегда оставался Фрэнком. Наверное, он пил ванильное молоко с таким же лицом, с каким стрелял в людей из своих пушек. — В отличии от тебя, — кивком подтвердил Фрэнк и сделал глоток пива.       И Мэтт ощутил себя... хорошо. Какое-то тёплое спокойствие разлилось по телу, и нет, не алкоголем – энергией. Его голова слегка прояснилась, как только их плечи едва заметно соприкоснулись и напряжение чужого тела стало ему остро ощутимым. Мэтту захотелось сказать, что он рад встрече, но промолчал, только поднёс к губам свой бокал, чтобы отвлечь пьяный язык от неуместных душевных высказываний. — Ты знал, что я здесь? — наконец тихо спросил Мёрдок и задался вопросом, расслышал ли его Фрэнк, в этом шквале разнообразных голосов и громких звуков.       В пабе, название которого Мэтт так и не узнал, было так тесно, что и неудивительно, как произошло то, что он не услышал Фрэнка раньше. Чтобы расслышать его довольно громкое: «Я не знал», – Мэтту пришлось наклонится к мужчине ближе. Его нос защипало от острого знакомого запаха кожи и пыльной одежды. Кажется, Фрэнк был слишком плотно укутан, его личные запахи кожи и мыла практически отсутствовали. Мэтт разочарованно выдохнул. На улице стояло начало весны, а Касл как обычно прятался от чужих глаз в военных тряпках.       А потом произошло нечто невероятное. Мощная волна горячего воздуха достигла лица Мэтта быстрее, чем он успел схватить Фрэнка за рукав его куртки. Может быть, перед тем как он понял что произошло, он умудрился позвать Касла по имени. Взрыв, кажется, разнёс в щепки весь бар. Обоняние Мэтта взорвалось от острой вони крови, наверняка, его собственной. Он оглох и ослеп снова. Только прежде чем боль лишила его сознания, он улыбнулся мысли, что Фрэнк точно знал, где его найти.

***

      Когда Фрэнк попытался разлепить веки, его сердце пропустило удар. Глаза будто слиплись и когда он их наконец открыл, то мутным взглядом уткнулся в ночь. В тот момент показалось, что он увидел черноту, которую не видел никогда раньше. Небо, густо усыпанное яркими звёздами, мерцало во влажном воздухе высоко над ним, лежащим в жухлой траве. Десятки, сотни звёзд переливались сверху и виднелись невероятно ярко и близко. Фрэнк не отрывая глаз от небесной черни, попытался пошевелиться и чуть было не вскрикнул от неожиданного выстрела в правом боку. Пульсирующая боль распустила щупальца по телу и вырвала из горла сдавленный хрип. Фрэнк снова возвёл глаза кверху и теперь небесные светящиеся точки были слишком размазаны, чтобы их можно было как-нибудь рассмотреть. Теперь ночь начала подбираться к Фрэнку вплотную, опаляя кожу ледяным дыханием.       Касл помнил яркую вспышку, которая его ослепила и на какую-то невероятную секунду, он подумал о Красном. Тот-то постоянно жил в такой яркой темноте, да? Они оказались в одной лодке посреди яркого пламени, ослеплённые и сбитые с толку. Слишком быстро произошла смена обстановки. Фрэнк не успел почувствовать боли, только будто тяжёлый молот опустился на голову. А потом на какие-то пару минут перед глазами замигали звёзды и он снова начал гаснуть, только на этот раз зубастая боль кусала его коротко, но глубоко. — ... поднимайся.       Из-под толстого слоя ваты, далёкий чужой голос вторгся в затуманенный разум. Фрэнк тонул и не прислушивался. Не помнил, кому принадлежит эта встревоженность и потому не торопился возвращаться. — Шейн!       Когда дрифт по мягким волнам раскачивал Фрэнка слишком сильно, он поддавался ему без всякого сопротивления. Сколько он тут так валялся, он не знал. Не чувствовал затылком мокрую траву, не реагировал на толчки извне. Было больно и.. спокойно. — ... пожалуйста.. — женский всхлип донёсся издали, но уже довольно чётче, громче.       Если укусы боли под рёбрами методично росли и слёзы незнакомки начинали достигать затуманенного разума, почему же ему не получалось откликнуться? Фрэнк медленно и со скрипом вырвался из сонных объятий, но никак не мог вернуть себе возможность подняться и понять хоть что-то. Когда он дёрнул левой рукой – пальцами почувствовал скользкую мокрую траву. — ... нужно быстрее уходить, пожалуйста, Шейн, — кого-то звала женщина склонившаяся над ним.       Фрэнк мог ошибаться, но даже в полусознании, не мог узнать этот надломленный голос. В темноте, которую разгонял только слабый свет луны, он никак не мог различить её лицо, когда снова смог вернуть себе зрение. Тяжёлые опухшие веки поднялись и расфокусированный взгляд уткнулся в темноту, ссилясь ухватится за склонившиеся над ним лицо. От женщины заверсту несло дымом и её лицо было перепачкано грязью, а голос охрип от рыданий так, будто она никогда не вынимала сигарету изо рта или безперестанно драла горло криками. — Кажется.. мне распороли пузо, — Фрэнк прохрипел эти слова, с трудом ворочая пересохшим языком, он показался себе человеком, хранивший обет молчания десяток лет.       Женщина что-то забормотала и стала лихорадочно раздевать Фрэнка. Её трясущиеся руки нашли застёжку на его воротнике и потянули её вниз, нервно распахивая куртку. Она вздрогнула, когда пропитанная кровью мужчины кофта испачкала её пальцы кровавым теплом. Фрэнк снова прикрыл веки и сосредоточился, сгоняя в кучу непослушные мысли. Одежда женщины зашуршала, потом послышался треск рвущейся ткани. Он попробовал ей помочь перевернуть себя с боку на бок, чтобы перевязать вокруг живота лоскут кофты. Но когда она стала просить его подняться, Фрэнк сжал зубы. С этого момента началось.. что-то новое.