***
Тусклый лунный свет едва проникал в комнату, где Арсений крепко сжимал трясущиеся руки Аделии. Она чувствовала, как утягивает его за собой в социальное дно, из которого недавно выбралась и в которое падает вновь. Адель не боится, Адель сопротивляется. Она отчаянно боролась с проклятым желанием отбросить руки импровизатора, схватиться за шприц и наконец почувствовать, как жидкость, обладающая не такой уж и сильной плотностью, медленно растекается по венам, проникая в каждую клеточку её бренного тела, блокируя рецепторы. Врачу ли не знать, как это опасно. Врачу ли не знать, как это притягательно. Адель всегда отрицала свою зависимость. Как и все наркоманы, скажет кто-то и будет прав. Но конкретно в случае юного медика это было именно так. Берег страх или Господь. Но сколько бы Артём не пичкал её препаратами, сколько бы не давал злосчастных белых порошков, Адель всегда чувствовала себя свободной от них. Потому и не боялась иногда поддержать некогда любимого человека. Страшнее были побои, сломанные конечности и разбитый нос, нежели один укол или белый порошок, так неприятно пахнущий уксусом. Этот запах всегда раздражал девушку, её вечно тошнило от него. А впрочем, какая разница, что за запах у вещества, если оно моментально всасывается через слизистую носа и отравляет организм? Но сейчас было жизненно необходимо заставить этот организм нормально работать. Окситоцина, что выработался во время поцелуя с Арсением, катастрофически не хватало, а ужасная боль и страх беспощадно сковывали бренное тело девушки. — Арс… – Адель выдыхает, наверное, весь кислород, имеющийся в резервуаре её легких, собирает мысли в кучу, заставляя активироваться афферентный синтез. — У меня в сумке лежат таблетки в зеленой упаковке. Принеси мне их. Срочно. Арсений разочарован. Арсений ожидал другого ответа, вопроса, просьбы. Но Арсений прекрасно всё понимал. Тут же отпускает её дрожащие руки и уходит в коридор. Черная сумка одиноко стоит на небольшой табуретке, слегка склонившись набок для опоры. Из содержимого в ней лишь бутылка воды, расческа, паспорт и таблетки. Среди такого набора не трудно было найти необходимую вещь. Схватив бутылку с водой и пилюли, Попов возвращается в гостиную. — Оно? — Да. Таблетки как таблетки, покрытые оболочкой белого цвета, продолговатые, с разделительной поперечной риской с обеих сторон. Такие запросто можно было принять за какой-нибудь анальгин или парацетамол. На деле же – сильный антидепрессант, оказывающий влияние на центральную нервную систему, блокирует рецепторы, в том числе и гистаминовые. Действует мгновенно, стоит недорого, опускается по рецепту психиатра (который выписал его сам себе). Адель узнает эти пилюли из тысячи возможных. Они спасали Артёма, они спасут и её. Девушка с жадностью извлекает две таблетки и проглатывает их, запивая обильным количеством воды. — Что это? – нарушил тишину Арсений, рассматривая упаковку из-под таблеток, вертя её в разные стороны. — Антидепрессант. Клиническое действие наступит через минут пятнадцать, – сухо отвечает девушка, окидывая взглядом сумрачные стены квартиры Арсения. Они казались ей красивыми раньше. Они кажутся ей тесными сейчас. — Мне надо поспать. Где можно лечь? На данный момент Адель неплохо соображает и естественно хвалит себя за это, прямо как учили на психологических тренингах в университете. Те самые люди, приходящие в аудиторию и толкающие невероятно мотивационную речь, чтобы завлечь хоть кого-то в свою «психологическую секту». Лицемерно будет не признать тот факт, что некоторые их приемы действительно помогают. — Пойдем за мной, – Арсений придержал девушку под локоть, осторожно проводя сквозь мебель, дабы та не дай бог ни обо что не ударилась, да и банально не упала. Ему удалось вновь разглядеть её. Она всегда была настолько худой? Или Арс невнимателен? Второстепенный вопрос. Попов открывает дверь спальни, помогает Аделии переступить порог и подводит к кровати. — Но учти, что я буду спать с тобой, чтобы не повторился случай с балконом, – поймав на себе затуманенный, но удивленный и даже возмущённый взгляд Адель, Арсений кашляет в кулак и поправляет ворот рубашки. — Мы не будем разделять одно ложе, я посплю в раскладном кресле. Адель одобрительно кивает. Арсений понимает, что всё переиначил.***
Ира хотела квартиру в светлых тонах. Светлые стены, светлая мебель. Девушка любила красоту и эстетику, умела видеть её в каждой мелочи, пыталась приучить к этому Антона. В какой-то момент, у неё это получилось (не исключено, что этому поспособствовало безразличие Шастуна к подобным вещам), однако сейчас Антон был готов сжечь квартиру, лишь бы не видеть этого наигранно красивого интерьера. К счастью, некоторые комнаты в квартире ему удалось обустроить в своем стиле, разбавив столь приторную идеальность. Наверняка Ира, узнав о таком, обиделась и правильно бы сделала. Но она уже не обидеться, привыкнув к множеству расхождений во мнениях со своим молодым человеком. Им необходимо расставить все точки над «и», чем Кузнецова и собиралась заняться прямо сейчас, специально приехав пораньше. — Только без дешевых драм, хорошо? – с порога попросил Антон, прислонившись к дверному косяку и помешивая горячий кофе. — Впусти для начала. Антон хмыкает и уступает девушке проход, параллельно поправляя серые мешковатые штаны, которые были явно на размер больше. Что ж, он знатно похудел. Ира аккуратно повесила пальто на плечики, разулась и прошла в гостиную. — Переоденься хоть, потом поговорим, – сухо бросил Шастун, вальяжно развалившись на диване. — Это ни к чему. Я хочу уехать в Воронеж. Мне нужно только собрать оставшиеся вещи, – лаконично ответила Ирина, складывая каждый предмет гардероба в чемодан. — Сможешь помочь с работой? — Разумеется, только скинь мне своё резюме-е-е… – протягивает Антон, размешивая сахар в кружке, который все никак не мог раствориться, черт бы его побрал. — Обязательно, как только приеду. Они не в ссоре, они не в обиде друг на друга. Они расстаются на хорошей ноте, именно на той, на которой нужно. Слишком много драмы будет терзать душу, а скандал вряд ли способен привести к чему-то хорошему. Это расставание можно было назвать осознанным, взрослым, правильным. Никто никому не обязан, все происходит так, как должно произойти. Никто ни в чем не виноват. Они оба страдают. Она по нему, а он по своему лечащему врачу. Они оба мучаются. Она от привязанности, он от бессилия. Возвращение Иры в Воронеж – воистину мудрое и сильное решение, которое Антон оценил по достоинству. — У меня самолет через семь часов, – нарушает тишину девушка и садиться рядом с Антоном. — Ты так быстро взяла билеты, – констатировал факт, отставил кружку с кофе, в котором так и не растворился сахар, на тумбочку, а после поднимает взгляд на Кузнецову. — Ир, ты плачешь? Как можно было задать такой глупый вопрос девушке, у которой глаза на мокром месте, а губы сжаты в тонкую линию и едва-едва дрожат, Антон не знал. Ира опускает глаза и отмахивается, утирая скатившиеся слезинки с щек, сжимая в ладонях черное платье, купленное в совместном путешествии по Испании. Она будто садиться в пустой вагон, не зная направление поезда. Привычная жизнь рушится в одночасье, человек больше не будет рядом. Её потряхивает, Антон это замечает. — Ну иди сюда… – парень аккуратно притягивает Иру за руку к себе и нежно обнимает. Она утыкается лицом в его грудь, позволяя себе поддаться чувствам и закричать, разрыдаться, выплеснуть всю боль. Вместе с её слезами наружу вышли все претензии к Антону, все обиды на него, вся любовь и привязанность к нему. Это не просто плачь – это необходимость. Это альтернатива разбитой посуде, взаимным обвинениям и оскорблениям. Они оба догорели. А в кружке горячего кофе так и не растворился чертов сахар.***
«Если вы заботитесь о своем пищеварении, мой добрый совет — не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет.» (С) М.А. Булгаков Сгорбившись, Адель сидела за столом, уставившись в тарелку с куриным бульоном, который привезла Дарья ранним утром, со словами: «Хоть через зонд корми, мне все равно. Она должна поесть». Арсений сидел рядом с ней, не спуская глаз. Но за полчаса никакого прогресса. — Хотя бы попытайся, Адель… Она поднимает на него пустой взгляд синих глаз, под которыми образовались синяки. Она умоляет его отстать, но сил на то, чтобы произнести эту просьбу вслух попросту нет. Её трясет, руки сковывает судороги. Девушка с трудом поворачивает голову к тарелке, тянется за ложкой. Указательный и большой пальцы едва сжимают столовый прибор. Арсений придвинулся ближе, придерживая Адель за плечи, чтобы немного успокоить дрожь в руках. Адель пытается подключить средний палец и полноценно держать ложку, но роняет её в бульон. Брызги горячей жидкости летят на её белую рубашку, обжигают кожу, попадают на ноги. Она срывается на слезы, отодвигается от стола. — Адель, тише-тише! – Арсений подхватывает её за талию, сажает на диван, но это ни к чему. Адель падает на пол, скованная судорогами и режущей болью в костях. Словно тысячи острых кинжалов разом пронзили худое тело насквозь. — Мне больно, я хочу домой! Принеси таблетки, Арс! Принеси мне чертов барбитурат! Барбитураты останавливают судороги, это единственная их польза. Вопрос лишь в дозировке. Удивительно, что даже в таком состоянии она помнила фармакологию. Она её и не забывала. Ни фармакологию, ни биохимию, ни физиологию, ни психиатрию. В этом и была её гениальность. Как же мерзко Адель себя чувствовала от осознания того, что будучи признанным гением, одним из лучших врачей России, она валяется на полу, бьется в конвульсиях и требует барбитурат. Аделии просто повезло, что рядом оказался Арсений, который тут же опустился к ней, поднял на руки и уложил на диван, крепко держа за плечи. Она пыталась оттолкнуть его, брыкалась, но сил было слишком мало, чтобы противиться слишком долго. Боль была настолько сильной, что организм просто не справился. Девушка потеряла сознание, как только попыталась приподняться. Арсений садится на край дивана, опускает голову на руки, закрывает лицо руками. Он устал, он чувствует, что не потянет такое.***
— Я только-только отвез Иру в аэропорт, а что? Антон ставит телефон на специальную подставку и переключает передачу. Арсений просит его забрать Адель. Антон резко тормозит, чуть ли не врезавшись в автомобиль напротив. — Я сейчас буду.***
Арсений помнит вкус её пухлых губ, помнит нежные прикосновения, помнит слегка затуманенный взгляд. Помнит и удивляется тому, что сразу не понял, зачем Адель его поцеловала. Он прекрасно знал, кого она представляла, он прекрасно понимал, кем она грезит и кто ей нужен. «Тебе нужен не парень. Тебе нужен отец» Фраза возникла сама собой и промелькнула в голове Арса, а после исчезла, словно её никогда и не было. Попов был почти уверен, что после ремиссии Адель сочтет его предателем, возможно сравнит с Артемом или отцом, назовет трусом, который не справился и переложил ответственность на другого. Но Попов поступил мудро. Он передал её в руки того, перед которым она сможет открыться, довериться. Он доверил Адель тому, кто сможет достать её со дна. Раздался звонок в дверь. Арсений сразу же подскочил с места, подошел к двери и распахнул её во всю ширь, даже не спросив, кто пришел. — Придурок, а если бы это был не я? – спросил Антон, залетая в квартиру и чуть ли не сбивая Арсения с ног. — Где Адель? — Разуйся для начала. Антон закатил глаза и снял кроссовки, демонстративно протерев их о коврик, на что Арсений лишь устало усмехнулся и закрыл дверь на замок. — Она в гостиной. Антон медленно заходит в комнату, удивляясь её обстановке. Стул опрокинут, на полу жирные маслянистые пятна от разлитого куриного бульона, а на диване лежит Адель, свесив одну руку. Он подошел к ней, взял тонкое запястье в ладонь, медленно и осторожно покрутил его, осматривая на предмет уколов. Она так исхудала, а он так скучал. Скучал по гладкой коже, напоминающей бархат, по нежному тембру голоса, по бездонным синим глазам. Его магически тянуло к ней, словно их души были сплетены красной нитью. — Я, словно безумец, бросался к каждому прохожему, чей цвет волос напоминал густую рожь, – Антон сжал руку Аделии, подавляя эмоции. Все эти дни он мечтал лишь о банальном прикосновении к ней. К глазам подступили слёзы, которые парень пытался проглотить, не позволить им вылиться наружу. Антон так и не успел проработать проявление эмоций. — Я искал твои руки среди тысячи других, – голос Шастуна стал дрожать. — Я искал тебя в каждой чертовой очереди магазина… Я не видел тебя сутки… Но за эти сутки я обезумел. Что ты сделала со мной?.. Почему я так привязан? Антон забыл о присутствии Арсения, ему было плевать. Он почувствовал ком в горле, проглотил его, крепче сжал руку Дзержинской. Возможно, на запястье девушки останется красное пятно, об это Антон не задумался. Он думал только о том, чтобы как можно скорее вернуться вместе с ней домой и помочь вновь обрести покой, уберечь от жестоких и злых людей, уберечь от боли и ненависти, искоренить фармацевтику из её жизни. — Антон?.. Адель медленно открыла глаза и улыбнулась. Она была не в состоянии проявить эмоции, но была воистину счастлива видеть его. Антон приложился к её ладони губами и прошептал. — Мы едем домой.