Юноша засыпает около пяти часов утра. Нужно сделать вид, что спать хочется, что больше не больно, не страшно и не разбито. Нужно, но не хочется. Хочется кричать и вопить во всё горло, разрывая связки, проклиная всех вокруг, изнемождая организм и отдавая все силы на этот крик. Но нет. Нельзя. Нужно поспать. Нужно убедить организм, что сон важен и завтра станет легче. Не важно, что никакого завтра уже не будет, ведь он умер ещё тогда, когда ступил на порог этого дома. Он умер в комнатах, во дворе, около старого магазинчика и вчера, на лестнице. Это и была смерть. И никакого завтра не будет. Но нужно. Ему нужно спать, чтобы в это поверил хоть кто-то. В то, что он в порядке и ему если не плохо, то хотя бы жизненно. Эти долгие, такие мучительные и бессонные часы вместили в себя чтение сказки и периодически такое тихое, но разрывающее голосовые связки молчание. Веснушки топились в слезах, захлебываясь, погибая и прося немного воздуха и суши, но нет. Он топил. Топил свои звёздные поцелуи, топил волшебную россыпь в хрустальных солёных океанах, не давая даже секунды на вздох. А ещё часы вместили в себя обдумывание происходящего, прошлого, будущего и… Он думал о жизни.
Что вообще значит для нас эта чёртова жизнь? Что из себя представляет этот комок пушистых нитей, в который вплетены годы жизни, эмоций, чувств, событий, мечтаний, побед и поражений? Зачем она нам? Зачем нам терпеть всё это? Жизнь — такое короткое слово. Многие считают, если слово и маленькое, то само его представление будет до невозможности длинным и прекрасным. Нет. Не будет. Настоящая жизнь намного короче, чем само слово. Это и печально, на самом деле. Вот ты вроде бы маленький, ходишь в детский сад, школу, играешь с друзьями во дворе. Вот у вас куча домиков на деревьях, вкусные завтраки бабушки, совместные ночи с родителями и их поучениями. Ты маленький, тебе хорошо, у тебя большие планы на будущее, большие мечты и желания. А вот ты моргаешь, просто моргаешь и даже не успеваешь вздохнуть, и тебе уже вдруг восемнадцать. Куда делось детство? Откуда пришли проблемы и переживания? Почему ты сломан? Кто и когда ворвался в твою жизнь и просто переломил детскую душу пополам, выпуская злых демонов? Кто начал валить на тебя слишком много забот и проблем? Ты ведь не успеваешь это переваривать, не успеваешь вздыхать и справляться, ты… Ты вообще ничего не успеваешь. Тебя грузят, на тебя давят, разбивают, не жалеют, а потом… Потом ты просто перестаёшь удивляться каким-то пакостям от жизни, перестаёшь бояться, плакать и улыбаться. Это обыденность. Это жизнь. Ты видишь, что дерьмо продолжает наступать каждый день, оно не заканчивается и не унимается; оно просачивается меж рёбер и плетёт паучьи сети, сплетаясь с твоим сердцем и душой. Видишь, но понимаешь, что сил бороться с этим нет, да и желания, в принципе, тоже. Уже ничего не хочется, уже ничего и никто не нужен. Ты устал. В какой-то момент ты видишь, нет, ты буквально чувствуешь своё состояние и просто понимаешь, что тебя уже не починить. Не склеить, не нарисовать, не сшить и не слепить из старого пластилина. Из-за своих чувств, а точнее, ― их отсутствия, из-за своих грубых слов, действий или бездействий — в какой-то момент ты понимаешь, что можешь потерять всех, кто старался быть рядом. Кто помогал, говорил, молчал и любил. Ты видишь, понимаешь, тебе страшно, грузно, запутанно и непонятно. Ты не понимаешь, что и как делать, как вытягивать себя, как спасаться и всплывать, но… Тебе ведь больше это не нужно. Ты хочешь захлебнуться, сломаться, сгореть и… Потерять. Ты не удержишь их. Потеряешь. Себя уже потерял, чем они хуже? Но… Не нужно бояться потерять всех близких людей, ведь таким образом ты сможешь найти себя.
11:00
Всю ночь юноша спал очень беспокойно. При каждом повороте, вздохе или трении о кровать чувствовал боль в теле, голова постоянно кружилась, а ночные кошмары, которых он, вероятно, на утро уже и не вспомнит, мучали и без того больную голову. Сегодня Феликса решило разбудить не осеннее солнце, а дрожь в теле и дискомфорт. Одеяло сползло. Юный житель хотел, чтобы мальчик проснулся и сходил в душ. Оно боялось за него, молилось, чтобы тот хотя бы просто проснулся, отчего решило как-то помочь и разбудить организм. Благо юноша спал в шортах и футболке, но это не помешало жильцам увидеть окровавленное лицо, грязное от пота и пыли тело, липкие от крови волосы и потрёпанную одежду. Одеялу хотелось, чтобы хозяину стало легче хотя бы на долю секунды, пусть он не почувствует себя лучше морально, зато смыв весь этот груз и вчерашнее происшествие, возможно, почувствует физически.
Блондин нехотя медленно открывает глаза и, пару раз моргнув, поворачивает голову к окну и видит тёмные тучи, одиноко качающиеся промёрзшие влажные ветви и капли, скользящие по стеклу. Если бы состояние человека можно было описать погодой, то сегодня Феликс был дождливым, холодным и тёмным днём, оставляющим после себя грязные лужи крови на грунте и асфальте. Он оставлял бы заплаканные окна домов, просачивался в щели треснутого шифера на крышах домов и гаражей, а также морозил хвосты и уши бездомных животных. Он, поселяя в себе тёмные тучи и раскаты грома, хотел всех напугать, чтобы разогнать по домам и хотя бы немного побыть в одиночестве. Ему очень хотелось побыть одному. Он устал от всех. Как живых, так и неживых, и ещё раз неживых существ.
Даже при обычном моргании он чувствовал резкую боль, разносящуюся по вискам и отдающую в голову. А та ведь болела. Болела до ужаса и крика. Кричать нельзя, но боль, принесённую от вчерашних ударов, чувствовать можно. Руками или ногами двигать больно, дышать тяжело из-за ушибленных боков и рёбер, а также больно зевнуть или хотя бы что-то сказать, ― губа и переносица разбиты. Из Феликса хотели сделать куклу ― из него её сделали. Теперь он не мог самостоятельно передвигаться, говорить, чувствовать и думать. Всё было слишком больно и устало.
— Всем доброе утро.
Вчера ему в очередной раз доказали, что общение с жильцами ― самое важное, что нужно делать в этом доме, чтобы как минимум остаться в живых. Именно поэтому, через боль и нежелание он, продирая горло, с хрипотцой в голосе приветствует жильцов, слегка кланяясь им. Феликс знает, что его внешность и голос немного разнятся, совмещая в юноше физическую нежность и голосовую грубость, но даже сейчас он не прокашливается, убирая этот бас, чтобы не пугать жильцов. Он хотел их напугать, хотел отречь от себя и оставить плохое впечатление, чтобы к нему больше никто не цеплялся и не трогал. Он устал даже от неодушевлённых существ, что уж говорить о настоящих или почти настоящих людях. Но жильцы не обижаются, не злятся и даже не пугаются, ― они всё понимают. Понимают, что их игры и жалобы зашли слишком далеко, понимают, что в каких-то незначительных моментах могли промолчать, но делать этого, к сожалению, не стали. Теперь им не весело, не задорно и не злобно, ― теперь им стыдно. Они винят себя и хозяина. Свою вину они признают, а также понимают, что они просто маленькие ябеды, но вот хозяина понять сложнее… Мучить Феликса было его развлечением, и у жильцов не всегда была уверенность в том, что делает он это ради их защиты. В себе уверены не были, но в том, что хозяин делает это из-за скуки и сломленного состояния не сомневался ни один из живущих. Чудовище было сломлено, но оно не хотело жить в этом состоянии в одиночестве, отчего решило найти соратника, точнее, сделать его для себя, чтобы гнить в этом мучительном состоянии хотя бы с кем-то.
Феликс не стал предупреждать о том, что поднимается с постели, ведь уснул он в одежде и своим полуобнаженным видом не смутит жильцов. Медленно, шатаясь и периодически останавливаясь из-за головокружения, возникшего вследствие нехватки пищи и воды, из-за стресса, тревожности, частых переживаний и вчерашнего случая, пошатнувшего его как морально, так и физически, он подошёл к двери и осторожно опустил ручку вниз. Выйдя в коридор и повернувшись направо, юноша устало взглянул на дверь ванной комнаты. Честно, она смотрела также. Ей тоже плохо, устало и неприятно доживать тут свои дни. Держась за стену, он кое-как доковылял до неё и, только открыв рот, собираясь спросить разрешения, слышит тихий скрип и видит, как дверь сама медленно приоткрывается. Она не была эгоисткой и понимала, что на подобную ерунду у него не было ни сил, ни желания, поэтому просто предупредила жильцов и сама впустила блондина внутрь.
А Феликс ничего и не ответил. Он лишь кратко кивнул и вошёл внутрь. Голова была забита абсолютно всем и ничем одновременно, отчего он просто забыл поздороваться, а также попросить жильцов отвернуться, когда начал раздеваться. Но жильцы всё поняли. Поняли и молча отвернулись, когда юноша начал медленно стягивать тёмно-синюю футболку, иногда прерываясь и сжимая глаза и зубы от боли; часто шипел и стонал оттого, что тело двигалось и провоцировало незажившие раны и ушибы на новую боль. Кое-как стянув с себя шорты бежевого цвета, усаженные пятнами алого цвета, которые держал ремень, хватаясь за уже острые тазовые кости, Феликс медленно подошёл к зеркалу.
― Прости, малышка… ― шепчет Ли, глядя в зеркало и на его цветную окантовку. ― Я не хочу, чтобы ты видела это, но мне нужно посмотреть на то, что от меня осталось… ― снова шёпот и снова тяжёлый вздох.
Феликс переключает внимание с зеркала на своё отражение и… Он не узнаёт того, кто стоит напротив. Это не он. Он не может быть таким. Эти опухшие глаза от слёз и малого количества сна не могут принадлежать ему. Он никогда не дрался, отчего ушибов и ран не имел, но сейчас… Сейчас он видит рассечённую переносицу с тёмной запёкшейся кровью на носу и припухлую рану на разбитой нижней губе с левой стороны; переводя взгляд ниже, видит шрамы на плечах от когтей чудовища, оставившего их ещё в первую ночь, которые теперь покрыты тёмно-фиолетовыми синяками, ― они были словно небесной пылью, вышедшей из чёрной дыры. Красиво и грациозно обволакивая хрупкие бледные плечи и до одури острые ключицы, они обнимали юношу своими стекольными объятиями, стараясь согреться и найти себе нового друга.
На груди красовалась пара синяков и ушибов, но поменьше, видимо, небольшое количество мышц всё же спасло тело, но тогда это разнится с тем, что мышцы, находящиеся на торсе, не смогли спасти эту часть. Ниже груди небосвод решил разыграться не на шутку: он обволакивал торчащие рёбра, застилая фиолетово-синей пеленой, и давил на хрупкое тело своей болью. На звёздной гармони, которая раньше не виднелась так отчётливо, были не только синяки, но ещё и острые и тонкие красные царапины, сильные ушибы, не позволяющие свободно дышать, а также пара порезов, рассекающих и без того тонкую кожу. Видимо, зацепился за пару гвоздей, когда падал.
Бёдра, колени, локти — всё было счёсано и покрыто синяками и ушибами. Это выглядело так, словно Феликс впервые встал на ролики, потом сел на велосипед, позже встал на скейтборд и закрепил это первым катанием на коньках, а позже быстро покатился с крутой горы вниз, не имея тормозов ни на одном из средств передвижения. Именно так это выглядело и ощущалось.
Осмотрев это тёмно-алое месиво, юноша снова поднимает взгляд на зеркало и… Он ничего не чувствует. Ему всё равно. Он не хочет или не может что-то чувствовать. Творящаяся в душе боль и затуманенность головы не сравнятся с этими глупыми порезами, синяками и ушибами. Феликс просто смотрит в зеркало и не узнаёт того, кто смотрит на него в ответ. Ко всему прочему, пусть они не знакомы, но… Но Феликс и не хотел с ним знакомиться, не желал спрашивать имени, причин, почему незнакомец так выглядит, и всё подобное. Он просто понимает, что тот не ответит, потому что больно. Не из-за разбитой губы и носа, а душевно больно вспоминать всё произошедшее.
«Знаешь… А я понимаю тебя. Пусть мы не знакомы, но я понимаю. Я не вижу, но чувствую, что так же разбит и устал. Поэтому можешь не стесняться и не скрывать этот безжизненный взгляд и не объяснять причины за свой отвратительный вид. Мы оба сейчас такие. Отвратительные и поломанные старые игрушки, которые никому не нужны».
Опустив взгляд и тихо вздохнув, юноша молча поворачивается в сторону кабинки, осторожно заходит в ту и, задёргивая шторку и снимая бельё, включает воду погорячее. Он медленно смывает с себя кровь, часто сдвигая брови к переносице, после берёт гель для душа, подставляет ладонь и выдавливает ментоловую, слегка густоватую суспензию из тюбика, сразу же начиная растирать по всему телу. Смыв всё это уже прохладной водой, отчего тело съеживается, покрываясь мурашками, Ли закручивает кран и выпрямляется, стараясь унять вновь пришедшее головокружение.
Пару дней назад Феликс сложил часть вещей на полке в ванной комнате, отчего сейчас не приходилось щеголять в белье по коридору и смущать жильцов. Он с трудом натягивает майку-безрукавку чёрного цвета, надевает серые спортивные штаны и двигается в сторону двери. Блондин понимает, что родители увидят его руки и лицо, перекошенный вид и огромные синяки под глазами, но… Честно, уже было плевать. Пусть видят, пусть спрашивают, у него нет желания отвечать или слушать недовольные возгласы. Выйдя из ванной комнаты, юноша подходит к ступенькам и останавливается перед ними, мягко кладя ладонь на перила.
— Могу я…
Снова не успев договорить, Феликс чувствует, как на руку садится его фиолетовая спасительница и, опустив взгляд, видит, как та ведёт усиками и перетирает лапками. Восприняв это действие, как разрешение, он хватается крепче за деревянное покрытие и начинает аккуратно переставлять ноги, спускаясь по лестнице и тихо шипя при каждом шаге.
― Спасибо… ― спустившись, юноша смотрит на шкаф и вспоминает, что вчера тот спас мальчишку от возможного сотрясения или того хуже, отчего мягко кланяется, шепча слова благодарности.
Уже стоя на первом этаже, он не слышит каких-либо звуков, голосов или не чувствует запаха выпечки или кофе. Войдя на кухню, Феликс видит пустую комнату и, что самое важное, — не видит родителей. Именно тут они чаще всего находились весь день. Тут решались важные дела, готовилась вкусная еда, и звучали шутки, взятые из журнальных картинок или выписок. А сейчас нет. Сейчас тихо и пусто. Опустив взгляд на барную стойку, юноша видит небольшой кусочек бумаги с пока что неизвестным текстом.
«Сынок, доброе утро! Мы уехали в город на пару дней. Нужно доделать дела по работе и твоей учёбе. Вчера я приготовила много еды, так что на это время тебе точно должно хватить, если нет, просто позвони и мы вышлем тебе денег. Любим тебя!».
Родители уехали. Тишина. Нет лжи. Нет глупых переглядок и перешёптываний. Можно не бояться и не скрываться. Пусть скоро всё это начнется снова, но сейчас можно спокойно выдохнуть и не переживать.
Было около часа дня, Феликс не знал, чем себя занять, чтобы скоротать время. А если говорить точнее, ― ни на что не было желания и сил. По старой привычке он понимал и знал, что чем-то себя занять нужно, что вот так пролежать весь день на кровати и ничего не делать не есть хорошо, но, честно, на это уже было плевать. Он просто не хотел. Все силы и желание начали выбивать ещё по приезде в дом, а потом просто не останавливались, веселясь дальше. Кушать уже не хотелось, поэтому еда, приготовленная миссис Ли, вероятнее всего просто пропадёт и ту придётся выбросить. Жалко конечно, ведь человек старался и хотел порадовать ребёнка, но… К сожалению и увы. Единственное, что организм сейчас мог принять, и на что в принципе было желание, ― горячий, только что сваренный кофе. Ещё в школе Феликс научился готовить его, благодаря неожиданному порыву друзей пойти на курсы бариста. На удивление, блондин запоминал всё быстро и, соответственно, делал хорошо, отчего по окончании недельных бесплатных курсов, что предоставила организация для лиц, которым меньше восемнадцати лет, Феликсу даже выдали маленький конвертик с благодарностью за упорный труд и похвалой за его старания. Именно поэтому в доме всегда была турка, хороший сорт зёрен и кофемолка, где блондин иногда, вспоминая прошлые уроки, готовил напиток себе или родителям. Так было и сейчас: простояв некоторое время у плиты и наполнив одну чашечку ароматным напитком, юноша поплёлся к себе в комнату.
Тихо постучав посиневшими от холода костяшками правой кисти, он приоткрывает дверь и медленно входит внутрь, а следом залетает его новая подруга с расписными крыльями. Остановившись посреди комнаты, парень отпивает немного из чашки, попутно рассматривая комнату и каждого жильца. Взгляд значительно разнился с тем, что был при первой встрече: если по приезде в карих очах сверкало удивление, страх, иногда радость или воодушевление, то сейчас там была лишь пустота, никаких эмоций, усталость и стремительное разрушение, где остатки жизненных сил рассыпались, словно песочный замок. Также молча Феликс подходит к кровати и присаживается на ту, поджимая ноги и упираясь коленями в грудь. Было холодно. Неизвестно, было ли в доме отопление, но если и так, сейчас оно явно не работало, отчего холодный ветерок просачивался через щели и обволакивал своей игрой ноги и шею юноши, заставляя тех покрываться мурашками. Сегодня пасмурно было не только на душе, но и на улице: несильный дождь поливал деревню, заставляя всех спрятаться и одеться потеплее, грозные тучи не пускали солнышко на своё место, так ещё и ветер стал холоднее, чем обычно. Отставив чашку на подоконник, Феликс посильнее обнимает колени, подтягивая их к себе, и прижимается к тем подбородком, попутно вновь осматривая жильцов.
― Извините, ― неожиданно подаёт голос парень, выпрямляясь в спине. ― можете, пожалуйста, отвернуться? Мне холодно и я хотел бы накинуть что-то потеплее. Не хочу заболеть.
На самом деле, Феликсу очень нравился холод. Он любил, когда руки и пальцы чуть ли не синели, тело покрывалось мурашками от каждого движения, а кожа стягивалась, из-за чего проступали мышцы и кости. В такие моменты он ощущал себя невесомым Ледяным Джеком. Ему всегда нравился этот персонаж как характером, так и внешностью, именно поэтому пару лет назад он покрасил свои когда-то русые волосы сначала в шоколадный оттенок, представляя себя добрым и весёлым пареньком, который любил заботиться обо всех, веселить и в принципе радоваться каждому проведённому дню, но пересмотрев мультик ещё пару раз, он понял, что Джек с пепельными волосами ему нравится намного больше. Поэтому Феликс, недолго думая, просто начал копить деньги, чтобы позже пойти в салон, где его смогут покрасить качественно и, благодаря дорогим средствам, не принесут практически никакого вреда коже головы и не испортят сами волосы. Уже спустя пару месяцев юноша красовался своей новой причёской, с каждый днём всё больше понимая, что этот цвет идёт ему намного больше прежнего, отчего на последующие года решил оставить именно этот оттенок, иногда подкрашивая желтизну.
Дрожащими от холода руками он быстренько стягивает майку, отчего ёжится сильнее, ведь спину, прогретую тканью, обдаёт холодной температурой, и, достав свитер голубого цвета с небольшим вырезом в горловом отделе, натягивает его и сразу же потирает плечи ладонями, разгоняя кровь внутри себя. Расхаживая по комнате и растирая тело, Феликс всё же пытается придумать себе хотя бы какое-нибудь дело или развлечение, но кроме того, чтобы сидеть у окна, наслаждаться прекрасным пейзажем, не менее прекрасной новой подругой и пить горячий кофе, ― в голову ничего не приходит. Но также он понимает, что если сейчас сядет и начнёт пялиться в одну точку в полной тишине, то просто снова погрузится в свои мысли, которые и без того не прекращают крошить светлую голову. Осматривая каждый сантиметр комнаты и ища себе занятия для собственного спасения, он переводит взгляд на стену, и на его взор бросается излюбленная полка со сказками.
Подойдя ближе, парень начинает бегать глазами по книгам, ища что-то подходящее и, остановившись на «Золушке», осторожно достаёт ту и проходит к кровати. Положив книгу на подоконник, рядом поставив чашку с тёплым напитком и поджав ноги, юноша начинает читать.
На самом деле, картина была печально-красивой: хрупкое дитя с разорванным телом и душой сидит на кровати около подоконника, практически свернувшись в клубок, и читает детскую сказку. Он всё ещё пытался жить. Пусть не разрешали, пусть запрещали и мешали, но он пытался находить какие-то способы, чтобы оставаться в этом мире и не отпускать душу и тело на отдых.
Книги он любил читать вслух, именно поэтому с самой первой страницы Феликс начал посвящать жильцов дома в историю прекрасной девушки и её жизни.
Все слушали с удовольствием, не перебивали, не шумели, не заглядывали в книгу, не садились рядом и не пытались оборвать из-за того, что хотели передохнуть. Они не хотели отдыхать, точнее, ― отдыхать в тишине. Тишина их пугала так же, как и Феликса, поэтому они отдыхали, слушая симфонию слов, его интонацию и видя лёгкие улыбки на добрых или веселых моментах. Он читал её так, словно открыл впервые, поражаясь каким-то сюжетным поворотам, смеясь с давно выученных шуток и удивляясь тому, как столько всего могло приключиться с одной девушкой за такое небольшое количество времени. Иронично.
Дочитав книгу, Феликс понимает, что одной ему мало. Хочется ещё. Да и жильцы этого хотели, ведь голос и красивое произношение придавали произведению определённый шарм, отчего хотелось слушать юношу и истории, хранящиеся за стенами разрисованной обложки. Читать хотелось, но не сейчас. В вечернее или ночное время суток атмосфера будет более спокойной и романтичной, отчего блондин решает отложить погружение в сказочный мир, а пока заняться чем-то другим. В доме трогать ничего нельзя, как-то менять или переставлять тоже, да и желания, честно говоря, на всё это не было. Он чувствовал, что занять мозг чем-то нужно, поэтому просто решил перемотать и обработать раны, чтобы и голове игрушку какую-то дать и хоть каким-то делом заняться. Завлекая юный и беспокойный мозг, попутно Феликс пытался придумать новое занятие и отвлечение, ведь не дай голове хотя бы что-то, она начнёт разъедать и без того усталые мысли изнутри, напитывая их слезами и страхом. Идеи не приходили, отчего юноша просто решил лечь поспать до самого вечера, чтобы поскорее вновь взять переплетённую старушку с проказными буквами на той и снова уйти из паршивого мира, погружаясь в чужую жизнь и счастье.
23:54
Перед тем, как лечь спать, блондин поставил будильник, чтобы не проспать и самостоятельно встретить чудовище, а не вскакивать от его криков и игр, которыми тот уж очень любил разбрасываться. И именно сейчас мелодия телефона безжалостно тормошит заспанный мозг и заставляет проснуться весь организм. Скоро придёт оно, обязательно придёт, ведь как показал прошлый опыт — Феликс стал его самой любимой игрушкой. Пусть почёсанной, местами разорванной и с выпадающими кусками ваты, с еле держащимися глазами пуговками и измазанной пылью или паутиной макушкой, но это всё равно была любимая игрушка, которую чудовище просто не могло оставить или не развлечь ею себя.
На самом деле, Феликс точно не знал в какое время приходит хозяин, но пока он перематывал раны, то пытался сопоставить его приходы и уходы со временем суток, где понял, что тот приходит, как и уходит только ночью. Так как в комнате горит свет только до полуночи, соответственно, чудовище приходит после, ведь именно тогда комнату освещает либо естественный свет луны, либо она находится в кромешной темноте. Честно признаться: сейчас Феликсу уже не было страшно или волнительно; тело не потряхивало, голова не кружилась, а спина не покрывалась потом или мурашками. Вероятно, мальчик боялся, но он не чувствовал этого. Он просто устал. Устал настолько, что ему стало всё равно, что с ним сделают, как в очередной раз обидят или обманут. Пусть. Пусть делают. Просто сделайте и дайте ребёнку отдохнуть. Он снова поплачет, залечит раны, заварит кофе, возьмёт книгу и начнёт отдыхать. Если играетесь вы, дайте своей игрушке время на восстановление и отдых, чтобы было хотя бы немного справедливо.
В комнате уже было темно. Включать свет не имело никакого смысла, ― через пару минут тот всё равно сам погаснет. Именно поэтому юноша просто включает фонарик на телефоне, медленно встаёт с кровати и бредёт к полке за очередной книгой, которую после кладёт на подоконник и нежно потирает твёрдую обложку и надпись на той ― «Принцесса Лебедь».
Жильцы, приготовившись к новой истории, уселись поудобнее на своих местах, прикрыли деревянные глазки и навострили слух. И Феликс начал читать. Начал, хотя знал, что скоро оно должно прийти, что, возможно, чудовищу это не понравится или оно вовсе заберёт сказку и отправит ту в царство Морфея, так и не позволив жильцам узнать историю невероятной любви. Всё понимал, всё знал, но… Ещё до Феликса дошло, что бороться, слушаться или не замечать его уже бесполезно. Это не приводит к хорошему результату, а лишь бьёт посильнее, да с заливистым смехом на фоне. Именно поэтому Феликс, наплевав на страх и реакцию чудовища, просто подумал о своём состоянии и начал заботиться о себе. Никто не собирался ему помогать вылезать из этой ямы мучений, поэтому он решил сделать это сам. Книги были спасением, заботой и теплом? Тогда пусть книги вытаскивают его. Пусть хотя бы они дают отдых, любовь, счастье и веселье.
Он читал им. Долго, трепетно, с любовью и выражением. Они слушали его. Со слезами, теплом и благодарностью. Увлёкшись сказкой и прочитав порядка двадцати страниц, Феликс решает взглянуть на время, чтобы понять, когда книжонку нужно сжать посильнее, если ту начнут отбирать, но… Сейчас был почти час ночи?
Юноша молча смотрит на электронные цифры и сводит брови к переносице, начиная «бегать» глазами по постели и подоконнику. Сначала его, честно говоря, удивило то, что такое маленькое количество страниц он читал так долго, но удивление быстро сошло на нет, когда блондин вспомнил метод своего чтения, отчего кратко кивнул своим же мыслям, убирая этот вопрос из головы. Читал Феликс всегда долго вне зависимости оттого, насколько велико количество страниц или размер букв: он любил проникаться историей, происходящими неловкими моментами, переживанием или радостью героев, а также любил проговаривать все диалоги вслух, меняя тональность и выражение. В такие моменты мальчик не думал о неловкости или о том, что на него косо посмотрят или посчитают глупым, пока он проигрывает прочитанный диалог или эмоции, ― он просто наслаждался этим и спасал себя. Это было любовью, от которой мальчик не мог и не хотел отказываться.
Но вот приходит следующий вопрос, заставляющий брови сдвинуться сильнее, голову медленно повернуть в сторону пола, а шестерёнки в голове закрутиться с неимоверной скоростью, ― оно не пришло. Прошёл целый час, а Феликс сидел в романтическом уединении с книгой и жильцами, но без чудовища.
«Сегодня оно решило передохнуть или… Дать этот отдых мне? Нет, на себя думать не стоит, обо мне оно точно заботиться не станет. Тогда… Плевать. Его нет и это хорошо. Если мне дали шанс на такую передышку, то возьму от него всё, не оставив ни капли».
Также медленно и задумчиво Феликс снова опускает взгляд на книгу и продолжает читать, начиная понемногу расслабляться и отпускать это чувство ожидания и удивления. Спустя некоторое время юноша всё же добирается до конца и, облегчённо выдохнув, медленно прикрывает глаза и мягко закрывает книгу, словно стараясь уловить последние нотки её любви и сказочности.
— Да… История просто невероятна… ― юноша смотрит на цветную обложку и мягко улыбается героям, смотрящим в ответ. ― Очень люблю её, но не поддерживаю принца. Как можно любить человека только за внешнюю красоту? ― усмехается мальчик, кратко мотая головой в стороны и сдвигая брови к переносице. ― Какой глупец… Что же тебе эта внешность подарит? Зрительное наслаждение? Но толку от красивой тарелки, если она пустая?
Также негодуя, но продолжая тянуть уголки губ вверх, Феликс поднимается с кровати и несёт персонажей к своим приятелям, исписанных на страницах других книг. Осторожно протискивая произведение на своё место, на взгляд юноши падает два похожих по стилю корешка, отчего он округляет глаза и достаёт две сказки.
― Я что, взял все три части? Почему я не находил вас там, в прежнем доме? Где прятались всё время? ― с лёгкой улыбкой мальчишка оглаживает миниатюрными пальцами твёрдый переплёт, изучая картинки на двух книгах. ― Столько раз читал ваше начало, но до двух дополнений так и не добирался. ― слегка усмехается мальчик. ― Что ж… Не это ли судьба? ― продолжая с нежностью во взгляде и печальной улыбкой смотреть на книги, мальчик прижимает те к груди и слегка обнимает, прикрывая глаза. ― Я собирался спать, но… Я не помню ваши истории… Прочесть сейчас или оставить на завтра? ― начиная говорить тише, юноша смотрит на кровать и подоконник.
— С-сейчас-с.
Феликс снова слышит этот голос и шипение, отчего слегка дёргается и расширяет глаза, сжимая книги и притягивая к груди сильнее. Он молчит, не поворачивается, но глаза то и дело начинают быстро прыгать из стороны в сторону, а брови сдвигаться к переносице. Чудовище снова пришло, и означало это только одно ― передышка и одиночество закончились. Феликс готовился к его приходу, но он всё равно не был готов.
«Спасибо, что хоть книгу дал дочитать. Теперь у нас будет так всегда? Она лечит, ты калечишь?».
Зачем люди вообще читают книги? Возможно причина в том, что они не могут воспринимать настоящий мир и наслаждаться собственной жизнью. Нет, тут даже не так, ― эти люди не могут воспринимать мир настоящим, потому что в нём им плохо. Им хочется видеть другую историю своей жизни, испытывать другие чувства, сталкиваться с другими проблемами, но… Они же не могут. Не могут изменить мир или перейти в другой. А книги могут. Писатели создают другие миры и истории, а люди находят в них себя. В чужих жизнях, судьбах; влюбляются в персонажа, следят за ним, изучают, а позже, утопая в чернильных буквах, предложениях и фразах, ― начинают жить его жизнью, проживая как раз те самые другие чувства и эмоции. У многих есть проблемы в жизни, и книгами они стараются спасти себя. Хоть где-то у человека должно быть всё хорошо. Книги ― спасение людей.
― Вы хотите послушать новую историю или… ― Феликс говорит тихо, почти шёпотом. Оглядывая две книжонки, что радостно смотрят в ответ, он обращается к чудовищу, боясь ступить на шаг или как-то шевельнуться. Он вроде и не боится, но сосущее чувство внутри всё равно говорит не шевелиться и не делать глупостей. Он и без того рискует, вообще открывая рот, поэтому пусть не усугубляет положение.
— Прочти другую час-сть.
Блондин медленно прикрывает глаза и тихо вздыхает. Его просят, ему нужно, отказывать нельзя, а бояться можно. Приоткрыв карие очи, он поджимает губы и медленно поворачивается в сторону кровати. Честно, мальчик ожидал чего угодно: грубого удара, писклявого смеха, страшной морды или собственного ещё большего испуга. Он правда ждал, верил и даже надеялся, потому что это уже начинало входить в привычку, но… Комната пуста. Чудовища нет. Ничего нет. Феликс обводит взглядом помещение, сильнее сжимая книги, и понимает, что оно здесь, но его нет. Чудовище в своём логове, неведанном даже самим жильцам.
― Хорошо. ― старается не запинаться и не пропускать дрожь в голосе. Страшно не было, а в груди всё равно что-то постукивало молоточком, говоря быть осторожнее.
Протиснув третью часть сказки между книг, пальцами Феликс сжимает вторую часть «Принцессы Лебедь» сильнее и медленно плетётся к кровати, позже усаживаясь на ту, кладя книгу на подоконник и открывая первую страницу. Он собирался начать читать, собирался делать всё так, как и ранее, но… Он чувствовал это давление и дрожь в пальцах, появившуюся скорее из-за неприязни, отчего даже при прочтении оглавления слог пошёл не так, всё начало сбиваться, тональность снижаться или увеличиваться, буквы двоиться, а глаза часто теряли нужную строчку. Это было так, словно на гитаре оборвали одну струну, и та звучала уже иначе. Грязно и фальшиво.
― Хватит волноватьс-ся. Читай, как раньше. Передавай эмоц-ции, произ-знос-си диалоги вс-слух и живи этой ис-сторией.
Ли ничего не ответил, лишь на секунду прикрыв глаза и тихо вздохнув, он мягко огладил уголок первой страницы большим пальцем, а после принялся читать. Поначалу было очень сложно не думать о том, что в комнате находится кто-то помимо самого Феликса, особенно учитывая то, что находилось тут именно чудовище. Но чем больше блондин читал, тем проще было отпускать реальность, наседающие мысли, тревожность и неуют. Утонув в жизнях героев и их сказке в очередной раз, Феликс не заметил, как пролетело ещё несколько часов; как глаза начали болеть, спина затекать, а зевания увеличиваться. Только ближе к трём часам юноша с тёплой улыбкой закрыл книгу, на секунду прикрыл глаза, вспоминая все пережитые эмоции и чувства, и лишь после встал с кровати и поставил книжную душу на своё место.
― Я приду з-завтра, прочти нам ещё одну час-сть.
Феликс, продолжая стоя около полки, не соизволил повернуться или издать хотя бы один звук. Он обижен и разочарован. Он знал, что молчать на просьбы или слова чудовища нельзя, знал, что нужно осторожничать и делать всё по указке, но… Он просто устал. Из него выбили весь страх, осторожность и мягкость. Всё знал, всё понимал, да вот отвечать отчего-то совсем не хотелось. Сейчас ему хотелось заботиться о себе и своих чувствах. Пусть внутри осталась только усталость и разочарование, но хотя бы о них хотелось заботиться и сохранять в себе. Пусть эмоции не положительные и прекрасные, но они его. Они принадлежат Феликсу, живут внутри и помогают не пасть духом окончательно, отчего хотя бы их он хотел успокаивать сказками и жалеть по голове. Если никто не жалеет его, то он позаботится о себе сам.
«У меня нет ни сил, ни желания говорить с тобой. Просто уходи. Ну разозлишься, помучаешь, посмеёшься, зато успокоишься. Только давай всё оставим на завтра, пусть хотя бы сегодня эта комната останется с привкусом чего-то сказочного, а не плачевного и пугающего».
Но… Чудовище ведь не злилось. Всё это время оно внимательно слушало голос Феликса, следило за эмоциями, мимикой, жестами; оно слушало сказки. Сказочного Феликса, если быть точным. Чудовище больше ничего не говорило, а юноша и не настаивал. Он также молча прошёл к кровати, осторожно лёг на ту и накрылся одеялом с головой. На самом деле, пусть сегодня была не самая обычная ночь, не было очередных криков и побоев, смеха и истязаний, но… Это не отменяет того, что происходило ранее. Одна спокойная ночь не сможет простить десятки прошлых, купающихся в крови, играх и заливистом зубастом смехе.
***
20 сентября.
Это был первый раз, когда Феликс смог выспаться, а также проснуться только утром и по собственному желанию. Его не будили посреди ночи каждый час, не таскали по полу или не бросали по комнате, словно мягкую игрушку. На ухо никто не шептал, холода и металлического запаха не было, а спина и лицо не обливались потом и слезами. Он… Он смог поспать. Как спят обычные люди, как они отдыхают, отпуская прожитый день, и как встают после восхода солнца по собственному желанию. Несмотря на разбитость и всё ещё ноющую местами боль в теле, юноша чувствовал себя менее усталым и… Он чувствовал себя живым. Не был, но хотя бы ощущал.
Если день начался необычно, то и провести его нужно необычно, не так ли? Пусть Ли не нашёл для себя хобби или каких-то дел по дому, но он понимал, что провести его с книгой в руках тоже не хотел. Сейчас он был более свободным: учёбы нет, родителей тоже, даже чудовище не трогало, ― чем не повод заняться чем-то новым?
Все вещи он уже разобрал, разложив всё по полочкам или повесив в шкафу, читать атмосфернее ночью или вечером, есть не хотелось, что-то смотреть — тоже. Да и не на чем было: зарядку от ноутбука он посеял, а искать не было сил, а телевизор родители обещали привезти из города. Сегодня душа живее, отчего и тело болело меньше, ― нужно сделать что-то более активное и даже грандиозное! Конечно, изучение деревни, её улочек и чужих домов нельзя назвать чем-то грандиозным, но… С учётом прошлого времяпрепровождения Феликса в этом доме ― изучение деревни действительно можно посчитать чем-то интересным, спокойным и… Живым. Ему пора становиться человеком, пора заниматься тем, чем занимаются ребята в его возрасте и… Ему пора начинать жить, отгораживаясь от страшного дома, жильцов и их хозяина.
Далеко Феликс уходить не собирался, решил, что осмотрит пару домиков и улочек, а после вернётся домой, ведь заблудиться ― последнее, чего хотел юноша. Приняв сидячее положение, блондин сладко потянулся и, протерев глаза холодными пальцами, взглянул на жильцов.
— Доброе утро. — слегка улыбнувшись и поклонившись, Феликс чувствует неожиданный прилив радости и лёгкости внутри себя. Эти стены и жильцы… Они больше не давят и не душат его своими деревянными руками и пальцами. Если к чудовищу он испытывает неприязнь и даже небольшой страх, то к жильцам… Они больше не кажутся противными ябедами или злыми и обиженными. Дом словно стал принимать мальчика, а юное созвездие чувствовало это. Мозг не понимал, зато сердце уже ликовало, распаляя по всему организму неизвестную ранее лёгкость и желание относиться ко всем с любовью и добротой.
Как только блондин поднялся на ноги, то сразу же пошатнулся из-за неожиданно пришедшего головокружения, но, успев ухватиться за шкаф, который с радостью протянул бы ему руку помощи, если бы мог, удержался на ногах. Голова кружилась, в ушах звенело, виски пульсировали, пальцы покалывало, а координация не возвращалась на место, которое ей полагалось. Она потерялась точно так же, как терялся сейчас Феликс: его дыхание участилось, ведь воздуха стало катастрофически не хватать, руки начали трястись, сознание биться в панике, а сердце бешено стучать, сообщая о сигнальной тревоге всему организму.
«Тише-тише, маленькое. Тише, солнце. Не бойся, сейчас всё станет хорошо…».
Ли уселся на пол и, вплетаясь пальцами в волосы, старался поддерживать голову на весу. Было страшно упасть в обморок и не проснуться. Было страшно задохнуться, ведь каждый вздох давался тяжело, а голова кружилась ещё сильнее. В один момент Феликс, собрав все силы, резко вскакивает на ноги и бежит в ванную комнату, позже падая на колени и хватаясь за ободок унитаза, ― внутренности начало выворачивать, желудок ужасно болеть, а горло прожигало кислотой.
В ванной комнате Феликс провёл около получаса. Закончив неприятное дело, он с тяжестью поднял руку, спустил воду и опёрся рукой о крышку унитаза, которую успел закрыть во время слива.
— Простите, пожалуйста, я не хотел, оно само… ― юноша не поднимал взгляда и не смотрел на жильца, только что получившего неприятную порцию переваренного кофе. Еды там не было, лишь тёмная, горячая, иногда холодная жидкость, да мятные конфеты, которые поступали в организм вот уже третьи сутки.
Если бы жильцы могли говорить, то они бы успокоили мальчика и сказали, что всё хорошо, ничего страшного не произошло и он ни в чём не виноват. За годы своей жизни они и не такого повидать успели, так что слабый организм мальчишки не шокировал их. Но, к счастью или сожалению, говорить они не умели.
Почистив зубы, после приняв душ и одевшись, Феликс около десятка раз извинился перед каждым жильцом, дополняя свои слова мягкими поклонами и опущенным взглядом, и только потом пошёл обратно к себе. Войдя в комнату, он опёрся спиной о дверь и, устремив взгляд на окно, заметил, что форточка того приоткрыта.
«Я её не открывал…».
Юноша старался не думать о странностях, преследовавших его на каждом шагу и не позволяющих дать себе рационального объяснения, но… Старался он для чего? Пусть всё странно и пугающе, но если он попытается обдумать хотя бы одно действие, совершённое не им или родителями, то сойдёт с ума в буквальном смысле. Его организм и без того на грани, а эти размышления потопят мальчишку до конца.
Феликс не понял причины глупой утренней шутки организма, но, списав всё на стресс и малое количество еды, просто молча собрался и ушёл на прогулку. Ушёл, оставив жильцов в шоке и страхе, а чудовище в роли наблюдателя. Да, всё это время оно наблюдало за Феликсом: его подъёмом, приветствием и плохим самочувствием, но… Отчего-то его уголки губ не ползли вверх, а сердце не трепетало от чужих мучений, происходивших не по его вине.
***
Прогуливаясь по узким улочкам с асфальтированной, но имеющей большие трещины и ямы, поверхностью, Ли рассматривал каждый забор, столб, крыши домов и гаражей, чтобы лучше изучить свой район. От своего дома он ушёл, наверное, на километр. Изначально казалось, что в самой деревне не было даже и трёх километров, если двигаться от окраины по прямой, но Феликс продолжал идти, а улица всё не заканчивалась.
Через пару сотен метров блондин замечает, что на дороге становится всё меньше асфальтированного покрытия, а на её место приходит грунт и щебень. Дома сменились деревьями, заборы ― кустами, а дворики ― полями. Феликс пришёл к окраине.
Завидев пыльную дорогу, юноша медленно поднимает голову и видит раскидистый, когда-то зелёный и наполненный живностью лес. Неуверенно двинувшись вперёд, Феликс входит в осеннее царство, окутанное голыми ветвями и расписными золотыми коврами. Остановившись, он медленно поднимает голову и смело вдыхает свежий воздух, пропуская пару золотых листочков и сломанных веточек в свои лёгкие. Сейчас он не думал о том, как возвращаться домой, сколько времени займёт дорога и даже не боялся того, что может потеряться. Он просто наслаждался и жил. Наслаждался этой тишиной, тёмными облаками, закрывающими солнце, жёлтыми расписными коврами, контрастирующими с веточками, зелёными или засохшими листьями, а также множеством живности в виде жучков, бабочек или стрекоз.
«Если есть стрекозы, значит и река неподалёку. Схожу к ней в другой раз».
Продолжая дышать лесной жизнью, блондин с лёгкой улыбкой подходит к большому дереву и, нежно огладив толстую старую кору, садится около него. Мягко откинув голову и задрав её вверх, юноша прикрывает глаза и начинает слушать тишину, прерывающуюся играми листьев с ветром или жужжанием жучков, летающих поодаль. В городе никогда не было такой тишины, настолько чистого воздуха и живых растений. Чаще всего, ― одна половина была искусственной, а вторая напичкана химикатами, отчего казалась неестественно зелёной и живой. Даже в чудовище и жильцах жизни было больше, чем в городских растениях. Он слушал песнь сверчков, отдалённые крики птиц, ломающиеся веточки под лапами лисиц или зайцев, а также моментами усиливающиеся порывы ветра. Медленно открыв глаза, Феликс начинает осматривать местность, желая подарить наслаждение не только ушам или лёгким, но и карим кукольным глазам.
Парень медленно ведёт взглядом и тщательно рассматривает каждый куст, тропинку, дерево или чужие норки, стараясь не упускать деталей. Как только он поворачивает голову влево, то замечает красную, потрёпанную и выцветшую ленточку. Возможно, когда-то она была ярко-алой, без кусочков грязи и разорванных концов, но, к сожалению, не сегодня и не сейчас. Не отводя взгляда, Феликс, опираясь о твёрдую кору, медленно встаёт и подходит к красной малышке, резво дёргающейся из-за буйного ветра и пытающейся сбежать от веточки, которая уже вплелась в неё, создавая из них одно целое.
Аккуратно взяв ленточку в руку и мягко огладив ту большим пальцем, юноша поворачивает голову сторону, в которую она показывает своим разорванным кончиком ― на стоящий поодаль маленький шалашик. Точнее, его остатки. Стены домика, сделанные из дерева, давно прогнили и рухнули, опуская на себя крышу в виде покрывала с динозаврами. Феликс, отпустив ленточку и сведя брови к переносице, медленно и осторожно подходит к шалашику, стараясь не наступать на веточки или камни. Боится нарушить давно устоявшийся баланс и спокойствие всех вещиц, которые давно спят тихим и мёртвым сном среди деревьев. Спящие стены укрывало порванное покрывало, погибшее чуть позже своих друзей от сильных морозов и одиночества, ведь в один момент создатели шалашика просто пропали и перестали приходить, чтобы навестить его и провести там время.
Подойдя к спящему царству, под покрывалом Феликс видит кусочек разукрашенной деревяшки и, осторожно подняв ткань, тащит вещицу на себя.
«Я положу на место и укрою тебя, солнце. Обещаю».
Взяв деревяшку в руки, он видит множество детских рисунков: динозавры, звёзды, бабочки, солнце и облака. Стиль рисования был тот же, что и в ванной комнате на зеркале. Помимо рисунков на деревяшке была когда-то яркая надпись; почерк кривой, но краски всё вытянули и превратили это в волшебную табличку с красивой росписью иероглифов и рисунков.
«Хей! Всем привет! Это Со Чанбин, Хан Джисон и Хван Хенджин! Тут ещё должен быть Ян Чонин, но он не успел написать своё имя. Мы отважная четвёрка хранителей леса! Защитим вас ото всех обидчиков и всегда примем в свои тёплые объятия!».
Читая это маленькое послание, с припухлых губ юноши медленно сходит улыбка, а в глазах отчего-то выражается сожаление и сочувствие. Надпись, вроде, самая обычная, но… Когда Феликс аккуратно проводит тремя пальцами по именам мальчиков, ― его сердце начинает биться сильнее, чем обычно, а также появляется печаль и тревога. Лес начал пугать. Спящее царство начало давить и душить за посягательство на что-то неприкосновенное. Присев на корточки, положив табличку на место и прикрыв её, мальчик поднимается и осматривает просторы, находящиеся рядом с домиком: вокруг шалашика, рядом стоящих деревьев и кустиков росли незабудки, колокольчики и ромашки. Они словно защищали домик, создавая круг и переплетаясь в несколько колец по периметру.
Феликс понял, что гость он тут незваный, поэтому аккуратно выйдя из цветочной могилы, — пулей побежал домой. Бежал не от страха, а от жалости, злости, тревоги. Эмоций было не счесть, он не понимал, что испытывать и как реагировать, что думать и делать. Он не боялся цветочного места, леса или ленточки, но такое маленькое место дало слишком много смешанных эмоций и чувств, отчего желание подходить к нему и беспокоить покойных жильцов ― стены и крышу ― напрочь отбило.
Домой юноша прибежал уже по темну, примерно около восьми вечера. На душе всё ещё били тревога и страх, и ему казалось, словно он сделал или узнал что-то не то. Сунул свой нос в чужое дело и трогал всё без спроса.
— Добрый вечер! — открывая входную дверь, Феликс здоровается с жильцами первого этажа, как-то нервно и рывками кланяясь, и начинает снимать ботинки. Пройдя на кухню и заварив себе три чашки кофе, ведь одной было уже определённо недостаточно, мальчик, взяв их кое-как и стараясь не обжечься, направился к себе.
Поднявшись на второй этаж и поклонившись жильцам, Ли ставит три чашки на подоконник, а после быстренько переодевается и усаживается на кровать.
— Не волнуйтесь, гостей не будет, это всё мне. ― переведя взгляд с чашек на жильцов, слегка улыбается юноша. ― Мои друзья остались в городе, а тут их нет, да и без вашего разрешения я бы в дом никого не привёл. Что ж, сегодня прочтём третью часть «Принцессы Лебедь»?
Честно говоря, жильцы с самого утра были готовы слушать сказки от Феликса, но понимали, что его чтение, мимика и жестикуляция получится лучше всего только тогда, когда он сам этого захочет.
Подойдя к полке, блондин оглаживает цветные корешки и после, достав нужную книгу, двигается обратно к кровати. Свет ещё горел, поэтому можно было не пользоваться фонариком как в прошлый раз и не портить себе зрение.
И снова чтение затянулось на час или более того. Феликс проговаривал каждое слово, демонстрировал жильцам эмоции, жестикуляцию, свой смех и удивление, а также комментировал поступки персонажей, выражая поддержку или негодование. Всех умиляла эта картина, но и одновременно затягивала, ведь слушать подобное было в разы интереснее. Фантазия и чувства жильцов сливались с чужими, отчего всплеск эмоций был больше и выше. Восемнадцать лет они мучились и страдали, не видели улыбок, не слышали смеха или простой тишины, а тут появился мальчик, что подарил им всё это, когда они даже не просили. Когда обижали, ябедничали, издевались, а он… Он просто читает им сказки в темноте, делясь кусочком своей души.
Время близится к двенадцати, и Феликс, закрыв книгу, поднимает голову к потолку и устремляет взгляд на лампочку, ожидая её скорого угасания. А ещё он ждёт его. Одна спокойная ночь не означала, что такими будут остальные, поэтому он ждал чудовище, его игр или какую-нибудь пакость. Честно, больше всего блондин боялся даже не за свои рисунки, вещи или дорогостоящий ноутбук ― он боялся за сказки. Если сказки испортят или, ни дай Бог, отправят в сонное царство, то… Мальчик сломается окончательно. Он утеряет последнюю каплю жизни, счастья и спокойствия. В таком случае: спать отправятся уже не сказки, а сам Феликс.
— Я очень люблю эту историю. Она просто невероятна… ― задумчиво произносит юноша, мягко улыбаясь. ― Знаете, — Феликс откладывает книгу и пытается насладиться крайними светлыми минутами за эти сутки, оглядывая жильцов и начиная говорить с ними, как с живыми людьми. — я очень люблю один диалог, который происходил между героями. Он печальный, но заставляет задуматься о многом. Могу я его прочесть?
Конечно, все этого хотели. За всю свою печально-деревянную жизнь жильцы ещё ни разу не встречали настолько светлых и воодушевлённых людей. Никто не давал им столько тепла, радости и спокойствия. С каждым днём Феликс начинал нравиться им всё больше и больше; он окутывал их разбитые души своей осколочной, дарил любовь, хотя сам не понимал её смысла, и обнимал своей улыбкой и разговорами. Они сломали юношу, за что корили себя, но как последние эгоисты продолжали наслаждаться его душой, сердцем и чтением, которым Феликс спасал себя, чтобы не угаснуть до конца.
«― Только ты мне и нужна! Ты красивая!
― Спасибо… Это и всё?
― А что ещё?
― Только красота важна для тебя?..»
Отложив книгу, Феликс воодушевлённо улыбается и начинает блуждать карими очами по стенам, словно обдумывая каждое слово.
― Боже, этот краткий диалог просто сводит меня с ума! Глупый-глупый принц! Как так можно? Не понимаю. Не пойму никогда. Как можно любить человека лишь за внешность? Вы можете быть бесконечно красивыми, но если в вашей душе пустота, то какой смысл вообще от вашей внешности? Привлечь внимание? Хорошо. Получать много комплиментов? Тоже неплохо.
Ли, сидя в позе лотоса, поставил кулак под подбородок, «держась» локтем о колено. Подняв взгляд снова к потолку, он сводит брови к переносице и, задумавшись, начинает размышлять:
― Красота… А что она вообще даёт? ― прищурив глаза, юноша сдвигает брови сильнее. ― Ну… Вы круто получитесь на фото, будете цеплять взгляды и привлекать к себе больше внимания… Ещё… Ну, не зависимо: накрашены или нет, сонные или опьянённые, ― вы всё равно выглядите красиво. Ещё у вас дети будут с красивой внешностью… А дальше-то что?
Выпрямляясь в спине, Феликс всплёскивает руками и тяжело вздыхает.
― Что ещё вам даст эта красота? Точнее, что она даст другим людям? С вами же невозможно сделать фото «в моменте», а после смеяться со смешных гримас, или посмотреть фильм и покушать снэки, не боясь испачкаться и громко смеяться. Вы всегда будете стараться сохранить в себе эту красоту. А, точнее говоря, ― на себе. Вы сохраняете красоту на своей оболочке, не думая о внутреннем мире. Я считаю, если человеку неинтересно с самим собой, то с ним вообще никому не будет интересно находиться. Ведь красота решает только при первом секундном взгляде и мнении. Обложка книги может быть неидеальна или недостаточно красочна и хорошо прорисована, но если открыть её… Если открыть душу человека, ― перед вами откроется огромный том, хранящий в себе тысячи страниц, заполненных его хобби, увлечениями, опытом, эмоциями, секретами, мечтами и весёлыми и грустными воспоминаниями. А ещё бывают красивые книги. Знаете, такие с пёстрыми обложками, идеальными краями, линиями, рисунками и надписями, но… Стоит вам открыть хотя бы первую страницу, то есть шанс увидеть там вырванные листы и дно задней обложки, ― вот тут действительно станет неприятно. Вы тратили время и деньги на эту книгу, тратили эмоции, чувства и свои ресурсы, но по итогу она вас разочаровала. Я думаю, какой бы внешностью не обладал человек ― если с ним интересно, и он цепляет своей душой, то он определённо стоит вашего времени.
Во время того, пока Феликс ставил книгу на место, свет в комнате погас. Юноша, тихо вздохнув и на секунду прикрыв глаза, медленно проходит обратно к кровати. Присев на ту, он поворачивается к окну и, взяв последнюю наполненную уже холодной жидкостью чашку в руки, начинает медленно отпивать сладкую горечь, наслаждаясь тёмными облаками, маленьким месяцем и прохладным ветром, пробегающим в форточку.
― Можно ещё? ― снова этот голос звучит со всех сторон комнаты, но… Феликс уже не удивляется. Не пугается, не дёргается и не зажимается в угол. Возможно, он просто принял ужасные игры чудовища как факт, отчего и воспринимать его стало легче.
― Простите? ― не поворачиваясь и продолжая наслаждаться напитком и пейзажем, спрашивает Ли.
― Книгу… Можно ещё одну книгу? ― блондин медленно опускает взгляд на подоконник и сводит брови к переносице. Оно просит? Не приказывает?
― Да, почему нет. ― стараясь держаться уверенно, продолжает отвечать блондин, делая вид, что за спиной сидит его друг или знакомый. ― Вы хотите выбрать или… ― Феликс согласился на эту авантюру не из-за страха или чужого приказа. Сказки ему нравились, читать было приятно, а тут ещё и само чудовище просит. Много шансов для хорошего завершения вечера и спокойного сна.
― Я с-сам. Не поворачивайс-ся и з-закрой глаз-за. Я с-скажу, когда открыть.
Феликс замолчал и сделал так, как ему велели. Времени прошло, казалось, меньше минуты, когда около его бедра пронёсся лёгкий ветерок, отчего он медленно открыл глаза. Принёс.
— Вс-сё. Можешь начинать.
― «Русалочка»? Хороший выбор. ― мальчик уже включил фонарик и собирался начать свой рассказ, усаживаясь поудобнее и делая небольшой глоток из чашки. И да, жильцы уже считали, что сказки принадлежали юноше, а не настоящим авторам: Гансу Христиану Андерсену и Шарлю Перро.
— Можешь с-сегодня прочес-сть только одну час-сть? Мы хотим з-завтра дос-слушать вс-сё ос-стальное. Только начни читать раньше, чем с-сегодня. У тебя много с-сказ-зок и хочетс-ся с-слушать больше одной в день.
— Да, конечно, без проблем.
Феликс не терял хватку и продолжал разговаривать с чудовищем, как со своим знакомым, стараясь отвечать холодно и без эмоций. Этим тоном и краткими ответами он показывал свое безразличие, за которым скрывалась обида. Если страха уже не было, то обида… Она действительно засела уже на подкорке юного организма. Феликс уступал жильцам, создавая в комнате литературный кружок, но разговаривать с ними спокойно и открыто всё равно не собирался.
За книгой Ли провёл около двух часов и всё же дочитал ту до конца, хотя обещал этого не делать.
― Какого чёрта?! ― слышит его злость, но не разрешает сердцу дрогнуть, а дыханию участиться.
― Не волнуйтесь, там есть ещё две части. Я вспомнил о них, пока читал.
— Хорошо…
Он знал, что как только повернётся, то чудовища уже не будет, отчего, даже не проверяя свою догадку, оставил книгу и чашки на подоконнике, а сам улёгся спать, чувствуя внутри себя маленькую радость, что смог хоть как-то постоять за себя и не трястись от злости хозяина.
***
21 сентября.
Феликс, видимо, вчера очень устал, пока гулял, бегал и читал. Его моральное состояние слилось с физическим и умотало парнишку не на шутку, отчего уснул он на тринадцать часов. На самом деле, его не особо волновало: сколько он спит и когда просыпается, точнее, теперь его это не волновало. По сравнению с тем, что он испытывал ранее, волнение насчёт сна ― смех, да и только.
— Добрый день. — на экране смартфона блондин видит, что времени уже около трёх часов дня. Повернув голову в сторону окна, замечает яро бьющиеся о стекло капли, вдали видит порывы молнии, а уже позже слышит и гром.
«Сегодня точно остаюсь дома».
— Я помню, что обещал начать читать пораньше, поэтому дайте мне хотя бы час, чтобы раскачаться и сесть за книгу. Пока меня тут не будет, если решите трогать книги — делайте это с максимальной осторожностью. Они мне дороже жизни.
Феликс, поздоровавшись со всеми в ванной комнате, сходил в душ, почистил зубы и, переодевшись, пошёл на кухню, чтобы сварить уже излюбленный напиток. Как в ванной комнате, так и на кухне юноша не спеша делал свои дела, словно специально оттягивая время. Он не хотел давать чудовищу всё и сразу, поэтому после обещанного часа ― вернулся через два.
17:00
Как только блондин входит в комнату, то сразу же видит, что на кровати лежат две части «Русалочки». Быстро переведя взгляд на полку со сказками, а позже подойдя к той, начинает осматривать все книжные жизни, ― всё целое и остальные книги стоят на своих местах. Это очень успокоило юношу, ведь хотя бы одну его просьбу выполнили и не начали пакостить назло и ради развлечения.
Подойдя к кровати, он снова ставит две чашки кофе на подоконник и, поправив покрывало и сев на мягкую поверхность, вдыхает воздух, исходящий из форточки.
«Запах свежести и дождя… Невероятное сочетание…».
Казалось, что все его действия походили на то, словно юноша живёт днём сурка: пробуждение, душ, кофе, подоконник, книги, сон. Но если с виду это было именно так, то, углубившись, можно понять, что мнение ошибочно: сказки украшали собой каждый вечер. Они наполняли деревянные души волшебством, любовью, смехом, воодушевлением и ещё чем-то, что описать было нельзя. Каждый вечер был наполнен Феликсом. Вроде, одним и тем же, но каждая сказка делала из мальчика кого-то нового и невероятного.
Ближе к восьми вечера блондин, закончив вторую часть, сладко потянулся, разминая мышцы спины, и встал с кровати, чтобы поставить книгу на полку и включить свет для дальнейшего чтения.
— Стой.
Он слышит голос, но… Тот отчего-то звучит немного иначе. Нет шипения, скачущей писклявости или наоборот басистых тонов. Этот голос был похож на обычный, ― человеческий. Феликс резко останавливается, продолжая держать пальцы на корешке книги, которую ставил на полку, и широко раскрывает глаза, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Это было неожиданно и даже немного пугающе. Он не знал, что чудовище могло иметь и другую сторону своего голоса, отчего стало, мягко говоря, не по себе.
«Оно… Оно умеет говорить как я?.. Как люди?.. Это его настоящий голос или подделка? Оно специально его изменило, чтобы я читал дальше и не обрывал его надежд на новые сказки? Как это понимать?».
— Я знаю, тебе неудобно читать без света, но можешь, пожалуйста, воспользоваться фонариком, как делаешь это после полуночи? Не включай свет. Когда сядешь, не поворачивай фонарик на меня. Предупреждаю — будет хуже, если ты сделаешь это.
Феликс продолжал пребывать в шоке. С каждым словом глаза открывались шире, а губы потихоньку размыкались в немом крике. Он обещал себе не бояться, обещал больше не поддаваться своей трусости и не позволять мурашкам, поту и слезам окутывать тело, но… Он не сдержал обещание. Ком в горле было тяжело сглотнуть, сердце заставить перестать так быстро биться, а мурашки прекратить покрывать всё тело. Голос казался таким живым… Таким… Таким, словно чудовища никогда и не существовало. Руки начинали потихоньку трястись, глаза покрывала хрустальная пелена, а виски начинали пульсировать. Эта ситуация вводила парня в неведение и стресс, а куча вопросов давили на мальчика. Нельзя что-то спросить или даже посмотреть, ― можно лишь читать. Он понимает, что делать это нужно, как раньше ― в красках, отчего, стиснув зубы и попытавшись сбить свои мысли, медленно разворачивается и идёт к кровати. Он не поворачивает голову, чтобы найти монстра, даже боковым зрением не пытается рассмотреть его, хотя и было до жути интересно. Он просто идёт к кровати, попутно включая фонарик на телефоне.
***
Феликс прочёл уже половину последней части «Русалочки». Погрузившись в историю, он совсем забыл о том, что чудовище всё время находилось в комнате, а также забыл о своей недавней панике, куче вопросов, дичайшем интересе и… Забыл о его голосе. Таком юношеском и человеческом. Телефон лежал экраном вниз, а на фонарике покоился маленький листик, чтобы свет не слепил глаза, но этого хватало для освещения части комнаты, расписных страниц и даже картинок.
Уходя в фантазии и сказочную жизнь, Феликс читает диалог, потом начинает проигрывать его в жизни, жестикулируя и корча гримасы, и машинально переводит взгляд вперёд, чтобы проговорить слова Ариэль своему принцу. Так он делал всегда: смотрел в точку на стене напротив и представлял человека, с которым говорит. Так Феликс сделал и сейчас.
Сделал. Не подумал и сделал. И как только он перевёл взгляд на дверь, то заметил, что в тёмном углу около мамы-тумбочки находится незнакомый юноша.
Он сидит, опустив голову; его ноги согнуты, а на коленях покоятся руки, предплечья которых свисают вниз. Волосы не короткие, вроде, даже завязаны чем-то: одна часть прядей виднелась на шее, а вторая была выше, словно в хвосте. Феликс видел лишь силуэт, но мог чётко понять, что в тёмном углу сидит человек.
