«Я полюбил, ненависть не смогла победить. Оно победило, я не смог не поддаться ему. Оно дало мне — всё, а я ему — ничего. Я дал ему — всё, а оно мне — ничего. Мы отдали себя друг другу, но не получили ничего взамен. Мы растворились среди пыльных столешниц, подоконников, тумб, шкафов, зеркал. Мы растворились среди бабочек и детских сказок. Мы растворились среди могильного поля из цветов и расписных деревяшек. Ты растворился, а я ушёл за тобой. Я растворялся, а ты не давал мне пропасть. Кто кого в итоге убил — мы сами до сих пор не понимаем».
— А какие есть? Теперь человеческий голос всё так же исходил слева от уха, теперь уже тёплый воздух щекотал шею, а по спине бежали мурашки от страха и трепета, сливающимися воедино с любопытством. ― Ну… Вот, смотрите… ― Феликс осторожно достаёт много маленьких пакетиков из коробочки с различными цветастыми детальками. ― Тут есть: синий, красный, чёрный, жёлтый, розовый, зелёный и белый. Ещё есть бусины и стразы. С помощью них в браслет можно добавить разнообразия и красочности. — Хочу синий и розовый. «Такие же цвета были на заборе того дома…». ― Д-да, конечно… Каков будет порядок деталек? Через цвет, через два, а может половина одним цветом, а половина другим? ― он пытается объяснять или просто спрашивать, но голос всё равно иногда предательски подрагивает. — Это сложно… Давай… Через две детали. Две синим, две розовым. — Конечно. Феликс понимал, что его страх сейчас делу не поможет, отчего, стараясь отодвинуть эту эмоцию на задний план и буквально перебарывая её, сразу принялся за дело. Он нанизывал декоративные объекты на леску и, стараясь не упускать порядка или цветов, делал всё с максимальной осторожностью. Сейчас, зная, что чудовище сидит позади и маленькое творение создаётся лично для него, Феликс понимал, что в этом деле ошибиться точно нельзя — могло укусить. А ещё могло побить, напугать или замучить до смертельного состояния. Чудовище могло — всё, а Феликс — ничего. Спустя полчаса проделывания одних и тех же движений пальцами и руками, блондин, начав крутить браслетик в своих руках, с гордостью осмотрел работу, мягко улыбнулся и начал крепить на неё застёжку. ― Я сделал…. ― кладёт браслет на ладонь и протягивает её за левое плечо, не поворачивая головы. Он хотел дать чудовищу рассмотреть работу. ― Как вам? Примерьте, пожалуйста. — Ты… Ты сам это сделал? Не купил? Мальчик слышит что-то новое в голосе чудовища, отчего расширяет карие очи и еле заметно дёргает бровями. Это было удивление и даже небольшой восторг. Впервые в чужом голосе Феликс смог распознать чёткую эмоцию. ― Вы же сами наблюдали за процессом. ― усмехается юноша и протягивает руку назад ещё сильнее, чтобы тот смог рассмотреть получше и забрать вещицу. — Это красиво. Очень красиво. ― Спасибо… ― смог выдохнуть и сильнее улыбнуться, но не переусердствовал. Терять хватку не стоит. ― Я рад, что вам понравилось. Вы сами наденете или… — Сам. Без колебаний. Грубо. Прямо. Оно не хотело прикосновений. Оно их боялось. — Научи меня. Я хочу отнести такие браслеты своим друзьям. «Д-друзьям? Там что, целый склад чудовищ для каждого жителя этой деревни? Каким, к чертям, друзьям?!». — А… Да, хорошо. Вы хотите сейчас или… — Сейчас я хочу уйти. Ложись спать. Встретимся завтра. Феликс снова не повернулся, а оно снова тихо скрылось в своём уголке.***
1 октября. Вот и наступил тот день, когда родители должны вернуться домой. Все жильцы прекрасно знали об этом, но уже чётко понимали, что Феликс больше не принадлежал родителям ― теперь он ребёнок и жилец дома. Вероятнее всего, Феликс, где-то в глубине души, тоже это чувствовал, но признавать пока что не хотел. Никто больше не пугал и не ябедничал на мальчика. Все старались помочь ему и принимали заботу от юноши. Феликс был тем, кто показал им что-то новое и подарил такие пока что неизведанные, но чертовски приятные эмоции. Был тем, кто показал жильцам смешные, страшные, грустные и умиротворённые фильмы. Когда в фильме прозвучала смешная шутка, он был тем, кто впервые засмеялся в этом доме за многие годы. Это был такой детский, живой и радостный смех, от которого даже плакать захотелось, ведь ранее подобного они не слышали, а радость ребёнка представляли лишь в деревянных мечтах. Он был тем, кто смог прочувствовать каждого жильца с самого приезда и старался слушать всех, соблюдая правила. Тем, кого жильцы разбили и теперь собирали по кусочкам бисерную душу, нанизывая детальки доброты и заботы, в которые вкладывали частички своих душ. Ли Феликс был тем, кто смог проникнуть в сердце хозяина и начал потихоньку топить холодную глыбу льда, образовавшуюся в душе и крохотном детском сердце. Именно по этим причинам сейчас жильцы не злятся на юношу за то, что на маму-стол поставили много еды, кучу различных мисочек и бокалов, а также не злятся из-за громких разговоров, беготни по дому или посягательства на чьё-то пространство. ― Сынок, прошла всего неделя, ты как успел так исхудать? ― женщина кружит вокруг сына, осматривая того со всех сторон и щупая различные места на наличие хотя бы одного мягкого места. ― Ты же кушал еду, которую я оставляла? ― Конечно, кушал, мам. ― лишь усмехается мальчик. ― Просто, видимо, организм ещё не до конца вырос и снова начал брать на себя много нужных веществ, чтобы продержать моё тело и прокормить его. Конечно, кушал, мам. Конечно. Конечно, я выкинул всю еду и выбросил мусорный пакет, чтобы не было вопросов. Конечно. ― это, к сожалению, Феликс сказать забыл. ― В таком случае, я буду тебя откармливать! ― печаль и небольшая тревога всё ещё витала в карих маленьких глазках, но она старалась держаться молодцом и нежно улыбаться своему ребёнку. ― Хорошо. ― улыбается юноша. ― Только я привык кушать в своей комнате. Могу продолжать делать это там и дальше? ― Если ты наберёшь хотя бы пару килограммов обратно, то тебе можно всё что угодно! Как там, кстати, твои друзья? Списывался с ними? ― Да-да. И спасибо, что передали ноутбук. Я списался только с Мимин, а все остальные дни наслаждался фильмами и сказками. Без вас было легче, чем казалось. Думал, в одиночестве с ума сойду, но нет, к счастью, всё прошло лучше, чем ожидалось. Не может сойти с ума тот, кто уже не ладит с головой, так что Феликсу это точно не грозило. Мальчик лишь снова улыбнулся родителям, за что получил сначала укоризненные, но потом тёплые и улыбчивые взгляды. На кухне семья просидела практически до самой ночи, обсуждая дела прошлой квартиры, учёбы Феликса и просто их жизнь. И только ближе к одиннадцати вечера юноша смог подняться к себе в комнату, где увидел, что на кровати уже стояла творческая коробочка. ― Я помню про вас. ― улыбается Феликс. ― Сейчас я сяду на середину кровати и буду ждать. Вы проходите, я пока все пакетики и нужные принадлежности достану. Не прошло и пяти минут, как Ли почувствовал прогиб кровати сзади, отчего слегка пошатнулся. Ему хотелось сблизиться с чудовищем, хотелось понять, про что оно, как с ним существовать, чувствовать и как правильно его читать, чтобы не затеряться в страницах пыльного и разбитого сердца. Феликсу было до безумия интересно посмотреть в его настоящие глаза, хотелось удостовериться, что те частички боли, которые мелькали ещё в страшных чёрных глазах ― были всего лишь миражом, и в настоящих он её не увидит. К счастью или сожалению, Феликс не знал, что увидь он настоящие глаза ребёнка, загляни в его душу и тронь сердце, почувствует столько боли, коей не встречал никогда и нигде ранее. ― Добрый вечер. Я снова посижу тут. ― Феликс не смеет поворачиваться, а оно сидит позади и выглядывает из-за чужого хрупкого плеча. ― Да, конечно. Тогда держите леску и… ― юноша начинает раскладывать прозрачные пакетики слева от своего колена, чтобы чудовище смогло увидеть каждый цвет и каждую деталь. ― Вот цвета. Выбирайте, пожалуйста. Выбор чудовища пал на пакетики с жёлтыми и чёрными детальками. ― Так… Честно признаться, в этом деле я далеко не спец и знаю лишь азы. ― усмехается блондин. ― Определитесь, пожалуйста, с расположением деталек и просто нанизывайте одну за другой в выбранной вами последовательности. Нанизывайте их до того момента, пока не дойдёте до части, где браслет должен закончиться. — Хорошо… Это «хорошо» было таким расслабленным и нежным. От этого «хорошо» Феликсу стало так тепло и спокойно, что на момент захотелось отклониться назад и позволить чужим рёбрам и сердцу забрать своё тело. Захотелось рухнуть в объятия бабочек, полевых цветов и пыли. В объятия деревяшек и сказок. Тогда и Феликсу стало бы хорошо. Молчание длится уже полчаса, двое юношей кропотливо пыхтят над своими работами. Один смело выполняет движения руками и пальцами, создавая композицию красно-розовых цветов с примесью страз. Второй закусывает губу, сдвигает брови и поглядывает за действиями первого, когда что-то начинает не получаться. ― Как успехи? ― спрашивает Феликс, не отрывая взгляда от своего украшения. ― У тебя получалось лучше… ― звучит недовольное бурчание в ответ. ― Они вечно сыплются и падают из рук. Не получается нанизывать их с первого раза. ― Феликс слышит нотки недовольства, отчего напрягается. «Нужно быстрее уладить это, чтобы потом не стало совсем плохо». ― Давайте помогу. ― старается говорить спокойно и ласково. ― Смотрите, детальки нужно брать по одной и аккуратно просовывать леску в отверстие, чтобы бусинка скатилась вниз и приземлилась на нижнюю деталь. Не нужно пытаться надеть сразу две или три, так только хуже будет и дольше. — У меня всё равно плохо получается. — Как же помочь… Юноша опускает взгляд и поджимает губы, начиная обдумывать более лёгкие варианты для объяснения и помощи. На нём лежала ответственность за украшение, нужно, чтобы оно получилось красивым, и чудовище осталось довольно. Но вдруг Феликс чувствует, как сзади часть кровати начинает частично приминаться, и позже вес переносится прямо за его спину. Было не слева, как раньше, и не справа. Ровно сзади. — Подними руки. Блондин едва заметно дёргается и медленно поднимает голову. Он не понял, о чём его попросили и что сейчас произойдёт. Зачем оно поменяло положение? Зачем поднять руки? Каждое неизвестное действие чудовища очень пугало Феликса, отчего он уже машинально напрягал мышцы и закрывал глаза, вдыхая через рот побольше воздуха. Отказаться нельзя, слушаться можно. Даже нужно. Но неожиданно юноша чувствует, как по обеим сторонам от боков проходит тепло и чувствуется небольшое трение ткани о ткань. Открыв глаза, мальчик так же медленно опускает голову и видит, что оно просунуло свои руки к рукам Феликса, всё ещё находясь сзади. — Помоги так. Я понимаю лучше, когда показывают лично и наглядно. Мальчик тихо выдыхает и осторожно прикасается к чужим пальцам, снова чувствуя каждую костяшку и морщинку. Он не мог отвести взгляда от изящества длинных пальцев и живописных кистей. Ладони были больше, чем у Феликса, из-за чего пришлось постараться, чтобы обхватить их. Аккуратно взяв чужие руки в свои, Феликс начинает управлять ими, продолжая создание украшения в жёлтых и чёрных цветах. Оно молчит, покорно слушая безмолвного Феликса и повторяя каждое движение. Парень ощущает тёплое дыхание уже над правым ухом и чувствует, как чужие пряди щекочут затылок и шею. Но он не двигается и продолжает плести, стараясь быть максимально спокойным и сосредоточенным, двигая чужими руками. Стараться — старается, но сердце неумолимо быстро бьётся о рёбра, стачивая свои и без того гладкие края о кости, обтянутые болью, цветами и сказками. Сердцу больно, ведь колотиться каждую секунду, набивая синяки по всей поверхности, — не самое приятное чувство. Душа пускает свои пыльные корни к сердцу, обволакивая собой, и успокаивает, поддерживая малышку, чтобы та не лопнула от страха и любопытства. ― Смотрите, получилось красиво. На пчёлку похоже. ― мягко улыбается Феликс и кладёт украшение в ладонь хозяина. Улыбается, смотря на руки, а не на браслет. ― Он любил пчёл… ― звучит тихо, с нотками любви и печали. ― Спасибо. Дай мне всю коробку, я понял, как нужно делать. Завтра я верну всё обратно. — Да, конечно… Берите. И снова оно уходит, но теперь уже с творческой коробкой. И снова оно оставляет Феликса в тишине и долгих раздумьях. Хотя… Какие тут могут быть раздумья? Уже не может быть каких-то плюсов и минусов, сомнений или поисков ответов. Если Феликс позволяет ему трогать себя, свои вещи и душу, то он уже давно принял решение.***
2 октября. 11:09. Сегодня юношу разбудило не солнце или будильник, а щекотание носа и нижних век, при перебирании пушистых ресниц. Бабочка. Сдвинув брови к переносице, мальчик начинает чесать нос-кнопку и ещё закрытые глаза ― ресницы расщекотали. Его разбудила маленькая фиолетовая красавица. Всем жильцам было скучно без Феликса и его развлечений, отчего они мягко попросили о небольшом одолжении свою подругу, ведь хотелось посмотреть на новые интересные вещицы, которые были у мальчишки. И они знали, что они точно были. И знали, что Феликс точно покажет. ― Доброе утро. ― юноша потирает пальцами карие заспанные очи, потом с улыбкой осматривает жильцов и, переведя взгляд вперёд, видит перед собой подругу, сидящую на его груди. ― И тебе привет, малышка. Бабочка пару раз медленно сводит крылья, а после резко взлетает и опускается на пол, садясь около кровати. Мальчик понимает, для чего она туда полетела, поэтому улыбается ещё шире и без колебаний, подняв торс и опёршись на локоть, опускает голову и взгляд вниз. Вот только вместо ожидаемой записки его ждала творческая коробка и тетрадь с ручкой. «Спасибо, что поделился. Я ночью сплёл три браслета. Посмотри» Феликс поднимает вещицу и, поставив её на свои колени, приподнимает крышку: в ответ на мальчика смотрят всё те же старые пакетики и принадлежности, но он замечает, что в правом углу появились три новеньких браслета. Два из них действительно маленького размера ― словно для ребёнка, и лишь третий выглядит немного шире и больше. И Феликс мягко улыбается, смотря на новую троицу малышей, ведь его успокоило и порадовало то, что чудовище смогло самостоятельно сплести такую красоту и показало это мальчику. Три браслета были разных цветов, но нельзя сказать, что какой-то был хуже других ― все красивы: зелёный со стразами, сине-красный и, самый большой, розово-белый. «Мне очень понравились браслеты! Вы молодец! Я положу в пакетик, и вы сможете забрать их к себе :)» Оставив записку, Феликс уходит в ванную комнату.***
Ближе к девяти вечера, после того, как юноша поужинал с родителями, он вернулся к себе в комнату. Долго длилась даже не сама трапеза, а истории родителей о том, что было в городе. Войдя в помещение, Ли снова видит тетрадь, лежащую на кровати. «Научи меня ещё чему-нибудь» Смотря на белоснежные листы, окутанные светло-синими решетками и тёмно-синими, аккуратно прописанными иероглифами, юноша мягко усмехается и сразу же принимается писать ответ: «Чему бы вы хотели научиться?» Кладёт на пол, отворачивается и ждёт подругу, когда та скажет, что можно забирать. «Какие у тебя варианты?» «Если что-то новое, то… Могу показать, как пользоваться ноутбуком и включать фильмы» «Да! Хочу!» «Тогда присаживайтесь поудобнее, а я пока включу его» Поднявшись с кровати, Феликс идёт за устройством, усыпанным наклейками. Нежно погладив гладкую поверхность своего старенького ноутбука, Ли улыбается ещё шире, радуясь тому, что сможет научить хозяина чем-то новому и сможет научить именно он, а не кто-то другой. Это добавляло радости и гордости. Блондин спокойно садится на кровать, подгибая левую ногу под себя, а правую спуская на пол, нажимает кнопку включения и ждёт пробуждения лучшего друга. Ну, так показывал Феликс. На самом же деле — он, максимально напрягая все органы чувств, слушал каждый шорох, пытался уловить запахи или температуру и надеялся, что краем глаза всё-таки заметит чудовище. Но когда почувствовал, что кровать сзади промялась, а горячее дыхание опалило шею, то прикрыл глаза и мысленно улыбнулся. Не хотел, чтобы жильцы подумали, что Феликс рад приходу чудовища. Он вроде и радовался, но скорее тому, что они начинали сближаться и, благодаря этому, чудовище интересовалось чем-то другим, чем-то, где юноша не получает отрицательных эмоций. — Привет. Бархатный голос звучит над левым ухом, отчего сердце пропускает один удар, бьющий по нервным окончаниям. Крохотный алый кусочек уже злится от таких частых скачков, и если они не прекратятся, то скоро он начнёт угрожать юноше тем, что просто перестанет пропускать даже половину удара, чтобы продержать жизнь светловолосого на плаву. — Здравствуйте. Начнём? — Да. Как ты включаешь фильмы? — Смотрите… ― Стой. ― не успев дотянуться до клавиатуры, Ли сразу же замирает, продолжая держать руки на весу. ― Держи. ― оно снова пропускает к нему кисти и пальцы, сплетаясь с бледной кожей и соединяя маленькие ладони со своими. ― А… Д-да… ― замялся мальчик. Ему было не по себе от таких частых касаний и какого-то небольшого напора чудовища в свою сторону, ведь именно это подрывало ещё больший интерес к тому, чтобы просто взять и повернуться. Чёрт, Феликс, одно движение, один поворот корпуса и головы, и ты встретишься с его взглядом. Ты увидишь недовольство и злость, ты больше никогда не сможешь с ним хорошо общаться, но… Просто пойми: ради своего любопытства тебе придётся пожертвовать всем, что между вами было, и покоем, который вы создали, пройдя муки и страдания, чтобы просто взглянуть на его человеческое лицо в первый и последний раз. ― Смотрите. ― мальчик нежно обхватывает своими пальцами чужие и начинает мягко класть их на клавиатуру. ― Это клавиатура, с помощью неё я пишу название любого фильма, и буквы появляются вот в этой строчке. ― юноша отрывает свою руку от пальцев чудовища и указывает пальцем на монитор, слабо прикасаясь к нему. ― Верни на место. ― оно перехватывает руку Феликса и заставляет снова обхватить свои пальцы. Дыхание мальчика учащается, а уставшему сердцу вновь приходится забиться немного быстрее. Он не понимал, зачем чудовищу так сильно нужны прикосновения. Почему даже на секунду не отпускает? ― Хорошо, простите. Так вот, вы вводите название фильма, нажимая на кнопки клавиатуры, и позже наводите курсор мышки, клацаете по кнопочке «Найти» или жмёте «Enter». ― Где мышка? Какую мышку нужно взять? У нас вроде зверья не водится. И какой э-н-т-е-р я должен нажать? Он находится на этих кнопках? Или это другая часть устройства? В ответ чудовище слышит лишь заливистый смех, от которого в сердце начинают распускаться бутоны, распыляя свои алые краски на пыльное замёрзшее сердце. ― Стойте-стойте, ― Ли всё ещё не может перестать смеяться. ― я начал плохо объяснять. Давайте начнем заново. ― улыбка не сходит с лица. У обоих. ― Смотрите, на клавиатуре есть кнопочки, которые могут упростить вам жизнь, когда вы начнёте пользоваться ноутбуком. Как раз вот эта клавиша Enter, ― Феликс ведёт палец хозяина к нужной кнопке, ― существует для того, чтобы исполнить команду. Объясню: вы вводите текст и хотите отправить его на поиски в интернет, ну, чтобы он нашёл для вас фильм, и чтобы не убирать рук с клавиатуры, можно просто нажать эту кнопочку и устройство автоматически начнёт искать вписанный вами фильм. Мышка ― это не зверёк, по крайней мере ― не здесь. Она используется, чтобы нажимать что-то на самом экране. ― На экране можно что-то нажимать? ― отчётливо слышится заинтересованность, отчего Ли, сдерживая более широкую улыбку, поджимает губы и тихонько кивает. ― Конечно. ― но всё же маленький смешок выскакивает из одного детского сердца и передается другому, западая в душу. Это был смех, который теперь нельзя перепутать с чьим-то другим. Смех, который за долгие годы смог озарить дом и поселиться в душе каждого жильца. ― Ноутбук для чего и создан ― печатать и создавать что-то внутри монитора, используя мышку. ― Какие сложные вещи вы придумали… Зачем столько мороки? Можно же просто читать книги и не знать проблем. ― Конечно можно, но фильмы вас заинтересовали, не так ли? Фильмы ― те же самые книги, но с картинками. Тут ваш мозг расслабляется сильнее, ведь фантазировать не приходится. Тут сфантазировали всё за вас. ― Ладно, это резонно. Я понял, для чего использовать этот ваш э-н-т-е-р. Честное слово, он звучит как б-и-с-е-р. И смех не прекращается. Ли наклоняется вперёд, оголяя зубы и щуря глаза, и машинально сжимает пальцы чудовища, а оно и не хочет забирать свои части тела. Оно наблюдает за таким вот Феликсом и ненавидит себя. Ненавидит, что смогло причинить ему столько боли, что сломало его и что восстановлению душа не подлежит. Тут только заменять. Но… Как можно заменить душу Феликса? Больше нигде не найдётся такого светлого и чистого душой человека, больше нигде не будет такого смеха, никто не умеет читать так, как он, и никто не умеет создавать что-то так, как он. Никто ― не он. Нигде ― не он. И даже сам Феликс не превзойдёт себя. ― Давайте попробуем вписать название фильма? Я покажу всё на примере, и вам будет легче понять: что, куда и как. ― Давай. ― оно без промедлений подкладывает свои пальцы под пальцы юноши и с трепетом ждёт. ― Я покажу ещё кое-что: если не знаете название определённого фильма, то в поиске, нажав мышкой, ― Ли перемещает руку к тачпаду и, положив туда палец, нежно ведёт им по поверхности, проводя курсор до поисковой строки, и нажимает на неё, мягко отбивая пальцем. ― Вот, видите, эта палочка мигает, значит ― писать можно. Если мы не знаем фильмов, то в строке так и пишем… — «Не знаю фильмов»? ― Нет-нет. ― Феликс улыбается шире и уже хочет посмотреть на это причудливое и всё более не понимающее с каждой секундой выражение лица. Ему так хочется повернуться, но он понимает, что нельзя. ― Пишите просто «Фильмы», если вы хотите определённый год, то пишите «Фильмы 2020», например. ― Ого… Такое количество лет уже прошло… Две тысячи двадцатый… ― нотки печали снова закрывают алые бутоны в детском сердце, и Феликс чувствует это, медленно опуская уголки губ. — Ну, на данный момент, сейчас две тысячи двадцать второй год. — Ещё больше… «Что означает: «…такое количество лет прошло…»? Почему… Почему оно опечалилось? Почему оно даже не знает, какой сейчас год? Неужели, мои догадки были верны?». ― Так… Вы сможете написать сами? — Я попробую. Чудовище начинает искать букву «Ф», чтобы начать писать слово. Получается, к сожалению, не с первого раза, отчего постоянно слышатся недовольства по типу «Почему буквы не по алфавиту?», на что в ответ оно получает лишь усмешки и улыбки. Хозяин не видит этих улыбок, но чувствует их настолько хорошо, словно сам создал живописную красоту, которой в этом мире больше нет ни у кого и нигде. Через эмоции эту улыбку он видит даже лучше, чем, если бы увидел её вживую. Спустя десять минут, не без помощи Феликса, оно набирает слова и ставит цифры, после чего ― мягко нажимает «Enter». ― Ого… Здесь столько всего… ― перед чудовищем открывается множество различных жанров и картинок, отчего у темноволосого перехватывает дыхание, а мир вокруг перестаёт существовать. ― Да-а, интернет штука хорошая. ― Какой ещё интернет? Нам ноутбук это дал, глупый. ― А, точно-точно. ― снова улыбка и умиление от чужих слов. ― Выбрали что-нибудь? Смотрите, тут есть про животных. Добрый фильм и выглядит как сказка. — Как сказка? Давай его. ― Смотрите, нажимаете на сам фильм, после чего вам предоставляется много сайтов, вы выбираете самый первый, и он открывает свои «внутренности». Мышкой или вот этой стрелочкой… ― Феликс ведёт чужой палец к кнопке клавиатуры «вниз» и надавливает на неё. — Видите, опускается. Вот, теперь нам показывается маленький черный экранчик, нажимаете на его середину, и начинается загрузка фильма. Вам нужно выбрать хорошее качество, чтобы картинка была чёткой, ― Ли показывает, где менять качество. ― А потом нажимаете в правый нижний угол, чтобы расширить экран на всю. Оп. Экранчик увеличивается и демонстрирует мальчикам загрузку фильма уже на всём мониторе ноутбука. И над ухом Феликс слышит тихий поразительный вздох, отчего украдкой усмехается. — Знаешь, сегодня ты можешь смотреть фильм в другой позе. «У меня есть шанс увидеть его?.. Пожалуйста, не передумайте, мне очень интересно…». ― В какой? ― он старается показывать невозмутимость с помощью голоса. Благо чудовище не видело его пунцовых щёк, разгоревшихся от переизбытка эмоций. ― Я сяду как раньше, а ты можешь прилечь на мои бёдра. «Бёдра?.. Простите, бёдра? Какие, к чертям собачьим, бёдра?». Ничего из обдуманного Феликс, к счастью, не сказал. Он лишь остался сидеть в своей прежней позе, пока чудовище устраивалось сзади, опираясь спиной о подушку, а головой о стену, и вытягивая длинные стройные ноги. Феликсу сказали закрыть глаза и открыть только тогда, когда мальчик буквально на ощупь переползёт к чудовищу и ляжет. И юноша послушался. Фильм «Удивительное приключение доктора Дулиттла» начался. Феликс покорно лежит на чужом левом бедре, свернувшись в позу эмбриона. Он сам не понимает, дышит ли сейчас, и не помнит, сколько раз моргнул за последнюю минуту, но зато он отчётливо слышит уже непозволительно громкое сердцебиение, отдающее где-то в горле. Он касается чудовища. Касается так, как никогда ранее. Молча и едва содрогаясь, он лежит на чужой плоти и чувствует эту упругость и исходящий от неё жар. Честно, Феликсу абсолютно плевать на фильм, сейчас его взгляд прикован к чужим ногам, которые кажутся слишком длинными. Это либо от того, что у самого Феликса они коротковаты, либо от того, что в такой позе они немного искажаются и удлиняются. Продолжая молча лежать и стараясь даже не шевелиться, юноша каждой клеточкой уха, головы и даже волос пытается прочувствовать это тепло и упругость. «Кожа на ногах такого же цвета, как и кисти? Ну, может оно когда-то загорало, и в итоге так и осталось с этим загаром. А цела ли кожа на ногах? Есть ли там шрамы, оставленные когда-то давно, в детстве, от падения на роликах или после катания на велосипеде?». Шрамы определённо были, но совсем не такие, о каких думал Ли: они грубее, глубже, больше, не под цвет кожи и оставлены определённо не от роликов или велосипеда. Чудовище едва заметно содрогалось и напрягало мышцы при каждом телодвижении мальчика. Ему было очень больно, но тепло души юного созвездия убирало боль, которая появлялась вновь, стоило тому зашевелиться. Оно смотрело фильм вместе с остальными жильцами, но всё равно не могло сосредоточиться до конца. Действительно переживало и часто обдумывало свой спонтанный поступок. «Нужно ли было это делать? Нужно ли было позволять ложиться ему на мои ноги?». Но чудовище само не поняло, когда его вопросы от простых переживаний забрались немного глубже. «Нужно ли было позволять ему впускать меня в свою бисерную и сказочную душу? Зачем всё это? Люди ― это зло, но он не похож на зло. Может, он хранит какие-то секреты? Я не хочу ему верить и доверять, но тогда почему не могу устоять перед этой улыбкой, громким смехом и добротой? Почему не смог устоять тогда, на лестнице, перед его слезами и разбитым лицом? Почему убежал к себе? Почему не продолжил издеваться? Почему позволил ему остаться в живых в ту ночь? Зачем сейчас проявляю такое милосердие и интерес? Почему позволил ему вцепиться своими карими глазами и маленькими ладонями в свою душу? Он не отпускает, а я не отбрасываю его… Что такого он сказал в ту ночь? Что он сделал после?». От такого наплыва эмоций тело чудовища начало потряхивать: руки забились мелкой дрожью, глаза почему-то покрыла уже давно забытая пелена слёз, а внутри по пыльной дороге словно пробежал табун лошадей, оставляя землю в содрогании после своих копыт. Почему трясётся там, где уже давно ничего не чувствовалось? Этот пыльный кусок уже не может ничего чувствовать, но почему… Почему именно сейчас так дрожит и болит? Чудовище понимало, что Феликс чувствует это, и уже готовилось к тому, что сейчас юноша поднимет голову и взглянет на него. Оно боялось больше не того, что Феликс увидит его лицо, а того, что он увидит его душу через испуганный и разбитый взгляд. Увидит всё прошлое. Честно, оно уже готовилось вскочить и убежать или напасть в ответ. Готовилось сделать всё, чтобы снова защитить себя, как делало это раньше. — Ш-ш-ш. Тело напрягается ещё сильнее, а глаза округляются и смотрят на светлый затылок. Феликс не встал и ничего не спросил. Он просто медленно поднёс руку к его колену и начал нежно оглаживать то, успокаивая чудовище. А после оно видит, как мальчик тянется к ручке и тетради и что-то там пишет. «Я не хочу пугать жильцов тем, что напуганы вы. Вы не один. Я здесь ― с вами. Я защищаю их и оберегаю вас» Чудовище читает записку, и взгляд медленно поднимается на лежащего Феликса. Если бы юноша мог, то сейчас он бы увидел детские испуганные глаза, наполненные слезами, удивлением, благодарностью и человечностью. Если бы Феликс мог, он бы увидел эту раненную и испуганную душу. Чудовище боялось чужой доброты и понимания, а Феликс дарил это, пугая ребенка ещё сильнее и давая тому ниточку надежды на что-то хорошее. Ему нельзя снова верить кому-то, нельзя мечтать и надеяться, но… Без Феликса ведь уже никак. Пусть с ним страшно, но без него теперь просто невозможно. В этот момент с сердца чудовища осыпался последний кусочек льда. Всё оставшееся время хозяин смотрел лишь на светлый затылок и не понимал, какие эмоции сейчас испытает. Точнее, он был поражён тем, что начал испытывать хоть какие-то эмоции, ведь ещё тогда, пятьдесят лет назад, он зарёкся никогда и ни к кому ничего не испытывать. Зарёкся любить только тех, у кого нет души. Душа в доме была у всех. А теперь Феликс ― ядро этой души.***
00:34 — Что ж… Фильм закончился. Как вам? ― спрашивает Ли, всё ещё находясь на чужом бедре. ― Ты даже не представляешь, насколько мне понравилось. ― шепчет оно, всё ещё смотря на мальчика. ― Тогда… Мне пора спать или… Или мы посмотрим что-то ещё? — Я хочу спать. ― Да, конечно. Я тогда привстану, глаза закрою, а вы бегите и не волнуйтесь. ― юноша принял сидячее положение и, повернув голову к окну, начал смотреть на вновь вышедшую луну сквозь закрытые очи. — Нет. «Нет?». ― Сегодня я хочу спать здесь. Глаза Феликса распахиваются, обжигая ресницами верхние и нижние веки, а зрачки расширяются. Он смотрит на луну и, словно ища ответ в белоснежном яблоке, пытается понять, что чудовище имеет в виду. «Что значит спать здесь? А я? А… А как…». — Ложись к стене. Я лягу с краю. Тут моё место. Феликс всё ещё пытается осознать происходящее, но словно на автомате медленно перемещается на кровати, игнорируя непослушание тела. Осторожно улёгшись на левый бок, мальчик чувствует, как по виску и переносице начинают катиться слёзы, а губы слегка размыкаются. Организм снова в невероятном шоке и даже страхе. Честно, Феликс уже сам не знал, чего он боялся, но чётко понимал, что такая смена отношений вряд ли сулила что-то хорошее. Пусть надеялся на лучшее, но страшно же всё равно было. Блондин чувствует, как кровать позади приминается, и каждый позвонок, выступающий из-под бледной кожи и выглядывающий из-под футболки, ощущает, как на него идёт жар от чужого тела.***
3 октября. 9:45. Феликс медленно открывает глаза, но не полностью, ― лишь пушистые ресницы слегка дёргаются, открывая парню обзор на белоснежное одеяло и свою левую руку, лежащую на боку. Протерев миниатюрным кулаком глаза, юноша понимает, что второй рукой он двинуть не может ― её что-то держит. Сдвинув брови к переносице, Ли начинает искать свою вторую руку, вскоре понимая, что та находится под одеялом. Пытаясь сжать пальцы, он чувствует, что сжимает что-то другое, такое тёплое и нежное. Феликс всего на миг впадает в ступор, не понимая происходящего, и даже начинает переживать ― проснулся ли он вообще? Как только блондин вспоминает вчерашний вечер и его завершение, то медленно расширяет глаза до максимальной точки от понимания того, что сейчас он отвёрнут от подоконника. Он чувствует, что в его колени упираются чужие, а рука сжимает его пальцы ― они не отвёрнуты друг от друга. Юноша медленно и осторожно поднимает голову, чувствуя, как сердце бешено колотится от предвкушения, дыхание учащается, голова начинает кружиться, а тело потряхивать. Секунда, и Феликс, наконец, поднимает свой взгляд до конца. Оно спит рядом. А оно ли это теперь? Перед собой Феликс видит физиономию молодого парня: прикрытые глаза, укрытые, словно одеялом, чёрными недлинными ресницами, брови тёмного цвета, местами с маленькими проплешинами, прямой аккуратно-сложенный нос и необычайно пухлые губы, только слегка пересохшие, с трещинками и морщинками. А также тёмные пряди, частично спадающие на лоб и прикрывающие собой часть лица. «Он действительно человек».