Зов амока

Аластор смотрел так пристально, что хотелось поежиться. Художник, отвечающий за портреты членов круга, очень постарался — отец выглядел по-настоящему живым. Лекс отвлекся на себя в пятнадцать, но собственное изображение не казалось настолько достоверным. На фоне мужчины худощавый мальчишка терялся, как невзрачная копия, не дотягивающая до оригинала. Так это и было когда-то. Скорее всего, не погибни Аластор, Лекс так и не выбрался бы из тени, отбрасываемой поступками отца и его значимостью в обществе свободных. Интересно, в кого бы он вырос, останься их семья относительно полноценной? За спиной раздались приглушенные шаги, и по плечу пробежалось мягкое прикосновение. Лекс улыбнулся и уже собирался поприветствовать Мэриэл, но, когда девушка его обошла, встав перед портретом, застыл, увидев потревожившего его человека. Арман выглядела точно так, как несколько месяцев назад, когда они впервые столкнулись в гостиной круга. В тот раз, когда так и не узнала о его присутствии. Лекс напрягся, не зная, чего ожидать. По всем правилам Арман должна стоять минимум в трех шагах — она никогда не подходила ближе; давить ядовитую ухмылку и уже трепаться о его семье, задевая за живое. Но она легко постукивала кончиками пальцев по его плечу и улыбалась — точно так, как в тот день, когда отмечала день рождения своей матери в «полном одиночестве». Что-то было не так, но Лекс никак не мог уловить, что именно. Каждый раз, когда они пересекались, воздух вокруг накалялся до такой степени, что можно было поймать каждую искру. Сейчас атмосфера ощущалась иначе. Теплой. Словно в одном из его снов, только не привычно-извращенном, а каком-то необычном. Как о другой жизни, в которой они родились другими людьми. — Привет, — едва слышно прошептала Арман и, поднявшись на носочки, прижалась губами к его щеке. Костлявые руки обвились вокруг шеи. — Я соскучилась. Совершенно не отдавая себе отчета в происходящем, Лекс провел ладонью от ее бедра к талии и прижал хрупкое тело вплотную. От нее пахло чем-то тяжелым, изысканным, неподходящим молодой девчонке, но это совершенно ее не портило, а придавало еще больше присущего только ей шарма. Он точно помнил, что она всегда — каждую минуту каждого дня — была как гребаный взрыв. Стихийное бедствие. Олицетворение безумия со всей присущей ему разрушительностью. Сейчас что-то изменилось, и он никак не мог понять, почему не хочется противиться. Почему он точно знает, что все идет именно так, как должно. Почему все это кажется нормальным. Может, это сон? Лекс уцепился за эту мысль несмотря на то, что происходящее ощущалось гораздо реалистичнее сонных фантазий, которые он видел до этого. Обычно картинка просматривалась словно через покрытое инеем стекло, а голоса звучали приглушенным эхом. И, как правило, все начиналось с ругани. Они с Арман ругались каждый раз, после каким-либо образом оказываясь в совершенно другой позиции — горизонтальной. Они никогда не здоровались. Продолжив превращать сон во что-то странное, Арман уцепилась за пояс его брюк и немного оттянула. Продолжая скользить губами по щеке, опустилась ладонью ниже. Надавила и удовлетворенно хмыкнула, когда Лекс громко выдохнул. Обхватила полувставший член сквозь плотную ткань и уткнулась носом в шею, обдавая кожу горячим дыханием над воротом рубашки. Точно сон. Странный, непривычный, отличающийся ото всех других, но все же сон. Лекс впервые за месяцы ночных игр воображения осознавал, что картинка перед глазами нереальная. Обычно не удавалось, но сейчас он с четкой уверенностью мог утверждать, потому что этого просто не могло происходить. Ни при каких обстоятельствах. Не после того, как буквально несколько часов назад они в очередной раз поцапались, не поделив помещение кухни, — он любил варить себе кофе, который никогда ни у кого не получался достаточно терпким, а Арман обожала готовить. Правда, в этот раз после напряженной недели они оба были такими уставшими, что разошлись на традиционных «дегенерат» и «бешеная сука». Но все равно, какое после этого «привет»? Арман провела носом по краю его челюсти, будоража раскаленным выдыхаемым через рот воздухом мурашки на шее. Собрала их горячим языком, вдавливая ладонь в ширинку. Член дернулся навстречу, упираясь в тугой материал, который начал причинять весомый дискомфорт. Много ли нужно молодому организму, если речь идет о фантазии, в последний месяц ставшей основной? Которую не могла стереть даже любимая девушка, никогда и ни в чем не отказывающая? Мысли о Мэриэл ненадолго отрезвили, однако щелчком расстегнутого ремня они стерлись без единого остатка. Это всего лишь сон. Чрезвычайно реалистичный, гораздо более возбуждающий, чем обычно, но все же сон. Лекс обязательно подумает о своем долге перед невестой позже. Когда удовлетворит любопытство. Из закоулков гостиной круга выныривала похоть, обнимая сильнее с каждым новым ласкающим движением. На первое место выползали первобытные инстинкты, вытесняя за границы разума все здравые доводы, становящиеся пустяком на фоне желания вновь узреть то, что представлял себе бесчисленными ночами, сцепляя зубы от злости, а после видел, прикрывая глаза и проваливаясь в темноту. Словно прочитав его мысли, девушка выбралась из его рук и опустилась, упираясь коленями в покрытый мелкими царапинами старый, как и сам замок, паркет. Подняла взгляд, и в лунном свете блики по границам зрачков сделали прищур лукавым. Хищным. Игривым. Кардинально непохожим на ту злость, которая, казалось, пропитала карие радужки насквозь. До такой степени, что вместо слез должна литься кислота. Арман проскользнула ладонями по бедрам, подтолкнув Лекса назад. Он отступил, ударившись лопатками о перегородку книжного шкафа. Где-то на периферии бухнулся какой-то сто процентов очень ветхий фолиант, гулко стукнувшись о пол, но было совершенно наплевать на то, что тот мог повредиться. Самые бесценные книги могли сгинуть в огне, и туда им и дорога, если так необходимо заплатить за эти минуты. На одно мгновение Лекс отвлекся от разворачивающегося у его ног вида и пересекся взглядом с Аластором, наблюдающим за ними с расположенной прямо напротив картины. Отец показался разозленным. Осуждающим. Вот-вот покачает головой и начнет отчитывать. Это должно было смутить, но Лекс почти моментально забыл обо всем, стоило Арман приподнять его рубашку и прижаться губами к животу ниже пупка — прямо над пуговицей зауженных брюк. Эгоизм зашептал дьяволом. Договориться с собой оказалось даже слишком просто. Лекс вновь склонил голову, попадая в плен темных глаз. Арман высунула язык, прошлась ниже, утопая кончиком под пояс брюк, преодолела пуговицу и скользнула по ширинке. И пусть через плотную ткань почти ничего не ощущалось, вид заставил предвкушающие мурашки взбеситься восторгом. — Сними рубашку, — вышло почти неслышно. Отодвинувшись и опустившись ягодицами на пятки, Арман расстегнула первую пуговицу. Пробежалась пальцами по остальным, быстро высвобождая их из плена петель. Спустила светлую ткань, обнажая костлявые плечи. Лекс затаил дыхание, увидев шрам рядом с горлом. В сумраке тот выглядел почти черным и, словно змея, опускался на ключицу и ниже — к груди, обхваченной номинальной кружевной тканью, которая совершенно ничего не скрывала. Причина происхождения шрама никак не нащупывалась, но стойкое ощущение того, что это напоминание о них двоих, было таким неоспоримым, словно прописано в учебнике аксиомой. Лекс точно знал, что этот отпечаток — заслуга его магии. Он тяжело сглотнул, не в силах отвести взгляд. Арман успела сбросить рубашку на пол, оставшись только в узких джинсах и лифе, но его все равно больше привлекал именно заживший рубец, светившийся на ее бледной коже клеймом принадлежности. Когда Арман коснулась низа его живота, расстегивая пуговицу, он шумно втянул воздух через рот от ледяных ощущений. Вокруг было так жарко, словно их окружило само адское пламя, однако ладони девушки так и остались чертовски холодными. Она прикусила губу, медленно потянув вниз слайдер молнии. Мазнула отпечатками по тазовым костям, спуская брюки вместе с бельем. Лекс откинул голову назад, приложившись макушкой о дерево, стоило ей податься вперед. Его пальцы, словно действовали по приказу заложенной природой программы, моментально вплелись в мягкие волосы, и Арман, подув, облизала головку. Она прошлась губами по всей длине, оставляя след слюны, и он сжал пряди сильнее, на что девчонка издала хриплый стон, вогнав заостренные ногти в его бедра. Лекс посмотрел вниз, задержав дыхание, когда она обхватила член губами. Захотелось тут же отпустить себя, нажать на затылок и насадить на себя ее рот до основания. Добиться глухих полузадушенных хрипов, обильной слюны и стекающих по щекам слез. Так, как виделось в воображении минимум дважды в неделю. Арман двигалась медленно, мучительно, совершенно не так, как в прошлых снах, и тем более не так, как хотелось. Но когда ей надоело издеваться, и она опустилась ртом резче, от стен темной гостиной отразился болезненный стон. Вместе с негой по телу разливался адреналин, искушающим демоном нашептывающий взять инициативу в свои руки и сделать все так, как ему всегда нравилось. Потянув за волосы, он вынудил Арман отстраниться и выпустить член изо рта. Возбуждение протестующе заголосило, но Лекс без сожалений послал его мысленно на хрен и, обхватив член рукой, провел головкой по блестящим от слюны губам. Девушка тут же приоткрыла рот, но он снова оттянул ее голову чуть назад. Арман хищно прищурилась и снова впилась ногтями в его бедра, причиняя легкую, несоизмеримую с желанием боль. — Руки за спину. Она на секунду замешкалась, но все равно послушно отняла ладони и сцепила их у себя за спиной, продолжая держать рот приоткрытым. Словно опять прислушавшись к его мыслям, Арман высунула язык и кончиком надавила на уздечку. Лекс тяжело сглотнул и ослабил хватку, позволяя ей сдвинуться по стволу к мошонке. Сильнее вжал ее носом в основание члена, медленно двигаясь по стволу другой рукой. Девчонка усердно работала ртом, сцепив запястья за спиной, и выглядела настолько покорно, что от этого подгибались колени. Ей идет. — Расслабь горло, — коротко приказал Лекс и глубоко погрузился в призывно приоткрытый рот. Взгляд Арман с каждым новым толчком становился возбужденнее и все сильнее наполнялся полубезумной мольбой. Кажется, он уже где-то видел этот ее взгляд. Он никак не мог припомнить, где именно, но по какой-то неведомой причине точно знал, что однажды уже почти опустился перед такой просьбой на колени. Спроси его кто, в жизни бы не ответил, почему этого не сделал в прошлый раз, потому что сейчас, если бы от него потребовали, он с радостью выполнил бы любой приказ. От вида вело еще больше, чем от бьющего горячими волнами удовольствия. Послушная, рвано дышащая через нос Арман со слезящимися глазами выглядела настолько по-блядски, что хотелось сильнее схватить ее за волосы и, оттянув голову назад, резко толкнуться бедрами, полностью спуская себя с поводка. Она скулила, то и дело срываясь на хрипы, в редкие секунды не самого глубокого проникновения сглатывала, делая все это еще большей пыткой. Ерзала на коленях и почти ежесекундно сдавливала плоть сокращающимся горлом, продолжая насаживаться в заданном ритме. И просто превращала его в кусок похотливого мяса. Лекс сильнее сжал синие пряди в кулаке, проталкивая член в глотку глубже. Он неотрывно следил за тем, как слюна стекает по распухшим и покрасневшим губам. Стиснув зубы от тесного хвата, он замер, удерживая голову Арман в одном положении — так, что ощущал прикосновение кончика ее носа. По ее горлу прошла вибрация грудного стона, сорвав с его губ громкое шипение, и девчонка дернулась, но отодвинуться не попыталась, моментально подавив рвотный позыв. Свободной рукой Лекс огладил ее щеку, подхватив большим пальцем ползущую вниз слезинку, и слизал ее языком, коротко толкнувшись еще глубже. Он мысленно поклялся себе обязательно нагнуть Арман над столом и непременно содрать узкие джинсы. Трахнуть так, чтобы стены гостиной навечно запомнили ее крики. Позже. Сразу после того, как она проглотит сперму до последней капли прямо перед взором его почившего отца. Мысли спрятались по углам черепной коробки настолько виртуозно, что Лекс совершенно не мог припомнить, почему ему так важно, чтобы Аластор стал свидетелем. Просто это поджигало похоть еще больше. И было в этом что-то… извращенно-справедливое. Бред какой-то. Лекс прикрыл глаза, возобновляя темп. Под веками искрило от тесноты чужого горла, слух ласкали грязные звуки, срывающие предохранители напрочь. Все тело стремительно становилось словно чужим, ощущения концентрировались в одном месте, а мысли заходили за все известные и неизвестные границы развязности, подкидывая воображению новые и новые картинки того, что еще можно было сотворить, пока Арман такая покладистая. Он не мог определиться, от чего его размазывает больше: то ли от грубых движений, скручивающих воронку удовольствия в низу живота, то ли от того, какой образ подкинуло ему воображение вместо непереносимой раздражающей фурии. Лекс тисками ухватился за мысль, что хочет смотреть на лицо Арман, когда сперма будет толчками смазывать ее горло, и тут же открыл глаза, предчувствуя скорый финал. Но стоило распахнуть веки, и единственное, что он увидел — сокрытый во тьме потолок. Мгновенно испарился разбавленный похотью запах парфюма из далекого прошлого, ноздри забились ароматами застарелости и сырости. А все воспоминания накрыли лавиной, сбивая и так тяжелое дыхание. Тут же удалось нащупать, почему так хотелось насолить хотя бы портрету отца. Следом сухожилия вновь задрожали мрачным удовлетворением от шрама-клейма, которое он никогда не видел в реальности. А пальцы свело от силы хватки, с которыми сжались кулаки. Возбуждение било по вискам адреналином, внизу живота пульсировало неудовлетворением, сквозь дверь просачивалось чужое желание. Темное. Злое. Жгучее. Лекс не отдавал себе отчета, когда провел пальцами по топорщащейся ширинке, и тут же отдернул руку. Мимолетное касание почувствовалось приятнее, чем все, что он когда-либо ощущал, но вместе с этим извне хлестнуло яростью. Арман не спит. На двухъярусной кровати, стоящей у другой стены, тихо заворочалась Гленис. Лекс посмотрел в сторону спящих друзей, надеясь отключиться от картинок, воскрешающихся одна за другой в сознании, но мысли совершенно не хотели сворачивать в другое русло. Фоном амок едва слышно нашептывал о том, что их желания совпадают, и даже то, чьим голосом зло танцевало горькими словами на правде, не придавало репликам ни капли противоестественности. Если бы Лекс сейчас сказал, что его мыслями управляет амок, а сам он категорически против — это оказалось бы враньем. Ложью стало бы и согласие с недавно высказанным Арман утверждением о том, что все это ненастоящее. В его случае хотя бы отчасти, но все же это принадлежало ему. Причем очень и очень давно. Лекс провел кончиками пальцев по щеке, которую до сих пор жгло прикосновением чужих рук, чувствующимся клеймом, выжженным раскаленной докрасна кочергой. Он хотел бы спрятаться за хмелем похоти амока, чтобы не помнить ощущений от вчерашнего разговора настолько ярко. Однако после того, как Ноа ослабила тьму, а Арман швырнула ему в лицо важное для него имя, он впервые с начала их «второго знакомства» был по-настоящему трезв. Да и сейчас воспоминание о реальности почти остудило накалившийся в легких воздух, заворочавшись чем-то, что романтичные особы кличут бабочками в животе. Но ощущалось это так, словно слизистую желудка пожирают оголодавшие опарыши. И это до осточертения все осложняло.

***

Кэли нервно теребила рукава куртки, шагая из стороны в сторону. Периодически она бросала взгляды на ствол дерева и заламывала брови, следя за переплетениями вырезанного временем рисунка. Пыталась отвлечься. Не помогало. Мысли то и дело возвращались к ночным откровениям. Ей пришлось выложить основные козыри, но она переступила через собственные ограничители и рассказала почти все. Зря она поддалась на провокацию и начала эти переговоры именно вчера. Чертово наркотически-хорошее настроение. Она не знала, какое решение примет Двэйн. У нее не было ни единого предположения. Как она сама среагировала бы? Согласилась бы, конечно. Но у нее множество причин идти до конца. Она знает всю подноготную, а не по верхам, как Двэйн. Для нее верный ответ — синоним неоспоримости. Еще и эта гребаная ночь. Настолько ярким чужое возбуждение еще ни разу не становилось. Кэли смотрела в потолок и ощущала слабый призрак трения между ног. Она, черт возьми, полностью осознавала реальность, но под конец было такое чувство, будто ее поимели совершенно без ее участия. И согласия. Но хуже всего было даже не то, что это вообще произошло, а то, как закончилось — несколько-часовыми мучениями, пока демоны похоти не притихли, попрятавшись по норам до следующего раза. Видимо, где-то она все же оступилась. Идиотка. Носок сапога застучал о землю. Кэли никогда не считала себя по-настоящему разумным человеком, особенно в те минуты, когда не могла сдержаться из-за распотрошенной в детстве психики, но сейчас у нее будто совершенно ехала крыша. И она могла объяснить вмешательством амока далеко не все. Двэйн — придурок. Аксиома. Двэйн — проблема. Еще одна аксиома. Двэйн — единственный известный на данный момент способ спасти мир. Самая неприятная из всего перечня очевидность. Двэйн отлично умеет слушать, чувствуется как оплот спокойствия и манит к себе теми качествами, которыми отличается от отца. У него потрясающие руки. Тт него пахнет безопасностью и тишиной. Кэли широко распахнула веки, застыв точно так, как и кровь в ее жилах, когда до нее дошло. Ты на самом деле об этом подумала? Она запустила пальцы в волосы и, задрав голову к небу, оттянула пряди. Тяжело вздохнув, несколько раз моргнула, привыкая к приглушенному серому свету, рассеивающемуся под плотными облаками. До боли прикусила губу, обдумывая миллионы мыслей. Половина из которых до осточертения все осложняла. Она проигнорировала приближение Двэйна, продолжая пялиться вверх и крутить в мыслях все последние события снова и снова. Но сколько бы ни пыталась найти какое-то решение, которое смогло бы что-то изменить, сколько бы ни рылась во всем ворохе известной ей информации, совершенно ничего не нащупывала. Она чувствовала себя так, словно ее приковали к бомбе, а перед глазами разместили отсчитывающий последние секунды таймер, чтобы точно осознавать, сколько осталось. И почему-то именно сейчас очень не хотелось терять себя. Если раньше Кэли думала о своем обращении только в контексте возможности уничтожения всего мира, то в эту самую минуту… Отчаянно мечталось пожить еще. Спустя годы смирения с конечностью судьбы ей впервые за долгое время захотелось остаться в своем уме именно ради себя. Какое непривычное чувство. — Что решил? — спросила Кэли спустя несколько минут молчания, в которые так и смотрела в небо, пропитываясь чужим недовольством. Как она и предсказывала, настроение после вмешательства Ноа у Двэйна оказалось не самым лучшим. Как и ее, впрочем. Просыпаться в такие дни в стократ тяжелее — реальность обрушивается многотонной ношей, придавливающей к земле сильнее обычного. Мир еще больше сереет. На воскресших контрастах жизнь становится невыносимой. — Будто у меня есть выбор, — как-то совсем безнадежно ответил Двэйн, и она опустила голову, сталкиваясь с пристальным взглядом. Изучающим. Неловкость сковала голосовые связки, и Кэли тяжело сглотнула. — Ты все еще можешь понадеяться на Лукаса, — на ее счастье, прозвучало так же сухо, как она планировала. — Это проще. — Ты не надеешься. — Я его знаю. — Именно. Каждое слово ощущалось наточенным лезвием на языке. Короткие фразы сталкивались друг с другом, извлекая искры. — Селяне? — Я привык держать слово, — бросил в нее Двэйн ее собственные слова, сказанные, казалось, тысячи жизней назад. — Хорошо, — Кэли натянуто улыбнулась и отвернулась, не выдержав пронизывающий до костей взгляд. Она расстегнула куртку и, спустив ткань по плечам, откинула ее на землю. Повыше натянув перчатки, она несколько раз переступила с ноги на ногу, собираясь с духом. — Тогда новые условия. Никаких больше: «Я не бью женщин». Придется бить. Они будут. — Хорошо, — не стал спорить Двэйн. — Но перед этим у меня тоже условие. — Излагай. — Покажи мне, — заявил он, и Кэли уставилась на него так ошарашенно, словно он добровольно просил его прикончить. Наверное, она ослышалась или просто неправильно поняла. — Я хочу понять весь потенциал тумана. А нет, именно этого он и просил. — С ума сошел? — скептически спросила она. — Почему-то же я согласился с тобой сотрудничать, — хмыкнул Двэйн и, тяжело вздохнув, взъерошил черные пряди; несколько упали на лицо. Возведя глаза к небу, он сделал пару шагов от нее, выдавая нервозность, затем обернулся и вернулся. — Я должен понять, на что подписываюсь. Кэли нахмурилась. В целом звучало причиной, имеющей право на существование, но все равно сейчас она впервые на самом деле засомневалась в здравомыслии Двэйна. Нормальный человек никогда бы не стал настаивать на подобном. Но следом пришло осознание того, что он даже примерно не представляет, чего просит, и она сделала на это скидку. Что ж. Может, не такая уж и плохая идея на самом деле продемонстрировать, ради чего они изо дня в день рискуют рассудком. Если в первый раз Двэйн столкнется с туманом непосредственно в бою, его может застать это врасплох. А ей под адреналиновой ломкой вряд ли удастся вовремя остановиться. Начать в спокойной обстановке — не такая уж и идиотская затея. Кэли вздохнула, настраиваясь. Если он действительно хочет ощутить именно это, придется очень постараться, чтобы не переборщить. В последний раз, когда она сталкивалась с меченым и использовала на нем туман, на несколько минут все ее здравомыслие испарилось. Эл в тот день едва выжила, и, по слухам, ее даже закрыли в реабилитационном крыле центра, куда их группа попадала крайне редко. Заслужила, бешеная неуправляемая сука. — Хорошо, — Кэли нервно дернула головой и опустилась на землю. Подогнув под себя ноги, она поежилась от прохлады земли и, обернувшись, притянула к себе куртку. Стряхнув пыль, оделась, не видя смысла мерзнуть просто так, раз уж рукопашка отменилась. — Будет тебе демонстрация. Подняв голову, она замерла, попав в плен практически черных радужек. Двэйн смотрел на нее сверху вниз таким взглядом, что захотелось провалиться сквозь землю. Или расплавиться в бесформенную лужу. — Ты специально? — он процедил реплику, едва размыкая губы. — Специально что? — непонимающе спросила Кэли, а затем по ней хлестнуло той же самой эмоцией, которая ночью не позволяла сконцентрироваться ни на чем, кроме тяжелого дыхания. — Ты издеваешься? — Я издеваюсь? — возмутился Двэйн. — Это ты меня провоцируешь. Кэли выгнула бровь, вообще ничего не понимая, а потом до нее дошло. Осознание того, что именно он принял за провокацию, почти заставило ее расхохотаться. Она бы точно рассмеялась, если бы в нее с каждой секундой все глубже не проникали чужие желания. — Если ты не в силах сладить со своей подружкой, свали за горизонт и подрочи, — Кэли сузила глаза, еще больше раздражаясь тем, что голос прозвучал не так злобно, как хотелось. — Я не могу бесследно испариться, чтобы никак тебя не провоцировать. Последнее она произнесла с издевкой, и сквозь севший тон, к ее великому удовольствию, это все же хоть немного, но распознавалось. — Ты, кажется, не до конца понимаешь, что происходит. Двэйн перестал звучать осуждающе, и это к чертям все только усугубило. Он сделал к ней шаг и, совершенно не чураясь, поднял ее лицо за подбородок, вновь принуждая смотреть себе в глаза. Мысли почти сразу размылись до молочного тумана, но хотя бы то, что его ладони обтянули перчатки, позволило удержать в хлипкой хватке разум. — Я постоянно вижу тебя на коленях, — вновь заговорил Двэйн, сжав ее подбородок до легкой боли. — Не только во сне. Мне показывают это почти каждую минуту, и ты даже примерно не представляешь, насколько потрясающе молчишь, пока занята делом. Кэли сцепила зубы и сбросила с себя его руку ударом по сгибу запястья. Ярость клокотала внутри, и, видимо, тьма после магии Ноа еще не успела до конца оправиться, потому что последние реплики подняли злость до слишком сильного уровня. Она едва удержалась от того, чтобы не пройтись по челюсти парня кулаком просто для морального удовлетворения. Отступив на шаг, Двэйн уселся на колени напротив нее. — Я допустила огромную ошибку, — совладав с голосом, произнесла Кэли. Ее губы окрасились снисходительной улыбкой. — Я проявила дружелюбие, и ты отчего-то решил, что теперь тебе все можно. Она демонстративно обхватила зубами перчатку на среднем пальце и, медленно стянув ее с запястья, отбросила на землю. Придвинувшись ближе, она прикоснулась к щеке Двэйна, мягко погладив замерзшую кожу — почти ласкало бы, если бы не хлесткие удары злобы в фоне. Амок вновь пустил по телу разряды тока, концентрирующиеся в низу живота, но Кэли уже слишком сильно увлеклась мстительной, горделивой яростью. Той самой, которую раньше любила больше всего. — Ты неправильно меня понял, — несмотря на потяжелевшее дыхание, ее голос продолжил звучать холоднее, чем пробирающийся сквозь прорези в ткани ветер. — То, что я вчера сказала, вовсе не значит, что я больше не хочу тебя прикончить. Ты пользуешься моим милосердием, но мое терпение не бесконечно. Стоит тебе допустить одну единственную роковую ошибку… — она перешла на шепот, а из кончиков ее пальцев начали сочиться едва заметные витки грязно-серого тумана, — и я убью тебя. Быстро и безжалостно. — Врешь, — он не сбился с ровного тона, словно вовсе не чувствовал боли. — Я нужен тебе. Нужен больше, чем ты когда-нибудь сможешь признать. И не только потому, что я могу это контролировать и ты придумала себе героический счастливый конец. Тебе нравится то, что тебя заставляют чувствовать рядом со мной. Ее затрясло от его довольной ухмылки. Пальцы закоротило мелкой дрожью от столь беспардонного вмешательства в ее личное. Из головы стерлись любые мысли о необходимости сдерживаться. Она полностью отпустила себя, и едкий туман мгновенно потемнел, сгущаясь. Двэйн поморщился, продолжая сверлить ее откровенным взглядом. Верещание внутреннего голоса, недовольного ее своеволием, заглушилось сухим хрипом, и Кэли растянулась в ядовитой ухмылке, окончательно обрывая последние цепи самоконтроля и позволяя себе насладиться чужой болью, растекающейся сладостью власти под языком.

***

Реальность возвращалась с трудом. Веки словно слепило самым надежным клеем, и Лекс едва нашел силы их приоткрыть. Но стоило тусклому свету резануть по глазам, и он тут же вновь их опустил, поморщившись. Тело совершенно не чувствовалось, будто его накачали до отказа субстанцией, вызывающей онемение каждого нервного окончания. Однако только он пошевелился, и с его губ слетел болезненный хрип, когда где-то в области желудка полыхнуло так, будто приложили раскаленной плетью. Лекс застыл и проморгался, привыкая к освещению и пялясь в грязный темно-серый потолок. Вау. Его вырубили. Ему сделали до такой степени больно, словно на нем нет отпечатка маленькой ладони, стирающей любые человеческие ощущения или приглушающей их до почти незаметных. Это оказалось на самом деле больно. Бодрило. Буквально лицом окунало в то, о чем он успел позабыть. Лекс сдвинул брови, воскрешая произошедшее секунда за секундой. Туман внутри чувствовался чертовски холодным. Ледяным. Словно в тело впрыснули пару галлонов жидкого азота, который стремительно пронесся по каждой мышце изморозью, оставляя за собой лишь остекленевшие сухожилия. Глаза смотревшей на него в упор Арман постепенно затягивались тьмой, пока его ноздри забивались витками тумана, обугливающими слизистую. Когда склера полностью почернела, внутри будто взорвалось. Тело крошилось. Каждая клеточка леденела, кристаллизовалась, становилась тверже. Туман обволакивал, сжимал до треска, потрошил. По крайней мере это ощущалось так — будто все изнутри идет трещинами, в мгновение превращаясь в осколки, которые тут же впиваются в еще живые ткани. Вспарывают. Передают свой холод дальше подобно вирусу, стремительно распространяющемуся по всему организму раковой опухолью — метастаз за метастазом. Лекс мог поклясться, что слышал звон, с которым разбивались его внутренние органы. Он сглотнул, пытаясь увлажнить горло, которое все еще было сухим. Слюна прошлась по трахее наждаком. В глотке будто несколько дней полыхал пожар, который испарил всю имеющуюся влагу. Лекс обвел взглядом доступное для обзора пространство, силясь понять, где находится. Комната была незнакома. Повернув голову, он заметил изуродованный временем шкаф, несколько заваленных хламом и книгами полок. Рядом с кроватью стояла небольшая тумба, на которой валялись различные безделушки. Ничего особенного. Посмотрев в сторону двери, он уловил на периферии яркий синий цвет и тут же сполз взглядом ниже к краю кровати. Сдвинув брови, уставился на спящую Арман. Его удивление оказалось настолько ярким, что со стороны это, скорее всего, смотрелось так, будто перед ним предстал минимум дракон, выряженный в балетную пачку. От сравнения Лекс тихо усмехнулся, после едва сдержав стон от очередных воткнувшихся в грудную клетку игл боли. Сотни отравленных ядом игл. Так себя ощущают заживо выпотрошенные? Он вновь замер, стараясь шевелить только зрачками, которыми с маниакальной внимательностью изучал спящую девушку. Арман сидела на полу, положив согнутые руки на кровать и уткнувшись лицом в предплечья. Косу она распустила, и пряди почти целиком скрыли верхнюю часть тела, заставляя додумывать позу. Волосы были везде — на лице, на спине, на простынях рядом с его ладонью. Почувствовав едва заметное шевеление, лиса, лежащая рядом с головой Арман и зарывшаяся носом в ее макушку, тихо фыркнула. Открыв глаза, она впилась в Лекса обрамленными ядовито-желтым зрачками, которые от света быстро сузились, вытянувшись в тонкую полоску. Нуки не походила на тех лис, которых всегда представляло воображение. Ее нельзя было назвать милым пушистым зверьком — тело было очень длинным, а темно-рыжая шерсть казалась жесткой. При малейшем движении подтянутые мышцы животного перекатывались под кожей, просвечивая даже сквозь плотный меховой покров. Выглядела боевым, годами натаскиваемым на атаку по приказу цепным, но все же диким зверем. Нуки поджала уши и, приподняв голову, склонила ее набок, продолжая смотреть Лексу в глаза. На ее носу осталась прядь волос Арман, отчего настороженная морда выглядела занятно. Лекс приблизил ладонь и задержался в нескольких дюймах, позволяя лисе себя обнюхать. Нос той забавно шевелился, пока она втягивала запах, а после она подалась чуть вперед и, уткнувшись ему в кожу, вновь тихо фыркнула. Надо же. Лекс не удержался и легко коснулся висящих на морде волос. Осмелел и, морщась от отдающихся под ребра разрядов тока, накрутил прядь на палец. Мягкая. Совсем как в недавнем сне. Насыщенная магией, досконально соответствующей хозяйке, — все тот же клубок разрушительной энергии. Разве что немного прирученный — жалил не так сильно, как в прошлый раз. Интересно, почему именно синий? Арман пробормотала что-то неразборчивое, и, дернувшись, Лекс отнял руку, тут же пожалев о резком движении, эхо которого вновь протащило по мышцам острую, как свежезаточенное лезвие, боль. Нуки осуждающе поворчала и, прогнувшись, потянулась всем телом. Издав причудливый скрипучий звук, стряхнула с себя полудрему и, крутанувшись на месте, уселась. Она посмотрела на просыпающуюся девушку, и, стоило ей обвить аккуратные длинные лапы хвостом, грязно-белый кончик задрожал. Приподнявшись, Арман потерла глаза кулаками и огляделась, будто пыталась осознать, где находится, а следом натолкнулась на Лекса, и ее веки тут же распахнулись. Она немного отодвинулась, открыв взору лежащий под ее руками дневник, и неловко заправила волосы за уши. — Привет, — Арман спрятала руки и выдавила улыбку, но это выглядело жалко. Наверное, она и сама поняла, поэтому перестала притворяться, посерьезнев. — По десятибалльной шкале насколько тебе больно? — На двести пятьдесят шесть, — ответил Лекс. Пересилив мучительные ощущения, он неловко сел. Каждую мышцу опять прошило огнем, и, сдвинувшись назад, Лекс обессиленно оперся спиной о холодную стену. Отследив, как стеганное одеяло, которым был до этого укрыт, сползает, открывая обнаженный торс, он посмотрел на Арман и вскинул бровь. — Майлз. Она поежилась, уставившись на еще один ее отпечаток, оставленный ровно на солнечном сплетении в последнюю ночь перед тем, как она обратилась. Ожог так и не зажил даже после получения метки амока, став вечным напоминанием о том, чем становится близость с меченым. Арман точно знала, как появился этот шрам: судя по написанному в дневнике, Маркус награждал ее точно такими же, когда втрахивал в первую попавшуюся поверхность. Лекс задумался о том, сколько на ее теле должно было остаться подобных зарубок, и зубы скрипнули от возвращающегося гнева. Арман тут же дернулась и отвела взгляд. — Проверял, насколько все плохо, — тяжело сглотнув, продолжила она. — И насколько? — Задета пищеварительная система, но не катастрофично, — стараясь казаться равнодушной, пожала плечами Арман, но напускное было очевидным. — Придется поголодать, до завтра должно хотя бы минимально восстановиться, так что больно будет недолго. Извини, я не… На последних словах ее голос сорвался. Тяжело вздохнув, Арман подобралась и отвернулась. Она тряхнула головой, и пряди рассыпались, полностью скрыв напряженный профиль. — Я сам попросил. — Да, но… — она уцепилась пальцами за кончики волос и начала нервно их перебирать, накручивая несколько оборотов, отпуская и повторяя движение снова. Словно так пыталась удержать тисками эмоциональное равновесие. — Я не рассчитала силу. Я разозлилась, ты сопротивлялся, ослаблял туман прямо внутри, амок тоже мешал. Чтобы превзойти вас обоих, пришлось действовать агрессивно, и я просто… — Арман вновь запнулась. — Мне жаль. — Амок мешал? — максимально равнодушно спросил Лекс, пытаясь не показывать, насколько легко ее вина смывает все недовольство, не дающее ему с самого утра почувствовать себя в порядке. Отчаянно надеясь на то, что сам сейчас очевиден гораздо меньше. — Она почти меня оглушила, — Арман приложила руку к солнечному сплетению. — Ей не нравится, когда я делаю тебе больно. — Набивается ко мне в друзья? — съязвил Лекс, и, судя по тихому смешку, вышло вполне натурально. — Возможно. Наблюдающей за людьми Нуки, видимо, осточертело сидеть на одном месте, так что она вновь потянулась и, приблизившись к Арман, улеглась, примостив голову той на плечо. Девушка повернулась, позволяя Лексу увидеть свое лицо, и, сдвинув лису полностью на кровать, зарылась пальцами в шерсть за ушами. Нуки прикрыла глаза и забила хвостом по истерзанным временем серо-невзрачным простыням, на что Арман растянулась в благоговейной улыбке. — Откуда она? — с искренним интересом спросил Лекс, наблюдая за очень странным единением. Она приручила дикое животное, превратив его в послушного щенка, — есть в ней хоть что-то отвратительное? Ну, кроме социального кретинизма и привычки защищаться ото всех подряд, метая дротики слов? — Мы с Филом нашли ее в лесу через полгода после второго пришествия, — ответила Арман, еще усерднее разминая лисьи уши. Нуки забавно задергала лапой, будто хотела почесаться, и тихо взвизгнула, но тут же заткнулась, когда поглаживания прекратились. В награду вновь получила ласку и довольно фыркнула. Поразительно. — Она слепым котенком тыкалась в еще теплый труп своей матери. Мы не смогли пройти мимо, она так жалобно пищала. Мы в то время мотались между Висконсином и Миннесотой, и тогда были ближе к Милуоки. Поперлись вдвоем в город за детской смесью. Идиоты. Нам очень повезло, что остались незамеченными. Чейз потом час на нас орал, боже, как только голос не сорвал. Арман тихо рассмеялась, смотря на Нуки таким мягким взглядом, что в это практически невозможно было поверить. Кажется, пора переставать удивляться тому, что иногда она бывает нежной. Лекс осторожно приблизил ладонь к лисе, и та зашевелила носом, уловив чужой запах. Арман перестала наглаживать шерсть, но не отняла руку, с интересом наблюдая. Нуки приподняла голову, активнее принюхиваясь, и затем по большому пальцу прошелся шершавый язык. Лекс вскинул брови и, уловив еще один тихий смешок, перевел взгляд на Арман. — Надо же, — она вновь начала чесать лису за ушами, и та опустилась обратно на кровать. — Нуки очень редко проникается посторонними. — Мне даже лиса доверилась, бери пример, — поднявшееся настроение отразилось в его тоне. Лекс обтер влагу с пальца о матрас и сдвинул брови, заметив, как Арман стушевалась от последних слов. Он поспешил сменить тему. — Она очень сильно к тебе привязана. Почему она с ним? — К Филу она привязана не меньше, и он гораздо лучше ее воспитывает, я бы просто избаловала. Фил ответственнее меня. Постояннее, — пожала плечами Арман и закончила отрывистым шепотом: — Он точно проживет гораздо дольше. — Если начнет выбирать правильных противников, — издевательски обронил Лекс, только через секунду осознав, что сказал. Он ждал какой-нибудь колкости. Все же он причинил боль тому, кого Арман очень ценила, хоть и постоянно срывалась при нем на агрессию. Пред лицом опасности всегда вскрываются самые потаенные уголки души, и Лекс на всю жизнь запомнил то, как она смотрела на задыхающегося Фила, — ее паника до сих пор горчила завистливым разочарованием. Да и сегодня все прошло не слишком гладко — совладать с собственным языком, несущим ахинею, после мучительной ночи оказалось просто невозможным. Но Арман снова его удивила. — Точно, — она натянуто улыбнулась, но, стоило ей заметить, как Лекс коснулся кончиками пальцев ее дневника, и улыбка тут же испарилась. — Я не рылась в твоих вещах, попросила Гленис. — Ты сегодня слишком много оправдываешься, — хмыкнул он, поглаживая обложку. На саркастичный тон Арман резко взметнула голову и посмотрела на него, прищурившись. — Зря позволила Майлзу тебя сюда перенести, надо было оставить на улице, — Арман перешла на яд в словах. — Померз бы, мозги, может, на место встали. Реплика все равно не почувствовалась типичным порывом задеть. — Уже лучше, — Лекс одобрительно улыбнулся, и Арман снова стушевалась, отведя взгляд. И, кажется, даже стала немного меньше, ссутулившись. — На самом деле ты молодец, — неловко поправив волосы, пробормотала она. — Когда мне впервые покоцали внутренние органы, я заблевала кровью пол, а ты отделался всего парой капель. Потрясающая сопротивляемость темной магии. Интересно, можно умереть от чужой похвалы, захлебнувшись самолюбивым восторгом? Наверное, его так сильно выбивали из внутреннего равновесия добрые слова только потому, что раньше он никогда их от нее не слышал. В последнее время он слишком часто представлял, как могло все обернуться, пойди их отношения в начале знакомства по иному пути, и сейчас его предположения оживали перед глазами, вводя в замешательство. Они ведь могли наладить контакт. Четыре года назад они вполне вероятно подружились бы, не окажись между их родителями прошлого, слишком сильно сказавшегося на мировоззрении Арман. И это, скорее всего, свело бы его с ума задолго до первого пришествия. Он свихнулся бы, зациклившись на влажных фантазиях о девушке, — а Лекс признавал, что их точно стало бы больше, если бы Арман всегда вела себя вот так, — но ни за что в жизни не пересек бы черту. Он никогда бы не сделал больно ей. Может, и к лучшему, что в прошлом ему не выпало ни единого веского повода подумать о реальных возможностях. — Это был Маркус? — вопрос сорвался с губ еще до того, как Лекс успел договориться с самим собой о том, стоит ли. — Нет, — покачала головой Арман. — Джейн. Он прижался к стене теснее и, согнув ноги, кивнул на освободившееся место. Его напрягало смотреть на нее сверху вниз. Не так, как несколько часов назад, когда возникали четкие ассоциации, — сейчас девчонка казалась слишком подавленной, и, пока она сидела на полу, впечатление с каждой минутой усугублялось. — Холодно, — безобидно настоял Лекс, когда она не пошевелилась, а лишь скептически выгнула бровь. — Мама Кея всегда ворчала, что это опасно. Женщины должны думать о своем здоровье, и все такое. — Самое время думать о перспективе залететь, — хохотнула Арман, но звук вышел каким-то болезненным. — Тебе все еще не идет имитация заботы. — Мне так удобнее, шея не будет затекать, — он добавил в тембр немного обвинения и, склонившись вперед и скривившись от вновь заявившей о себе боли, похлопал ладонью по постели, настаивая. — Можно просто на меня не смотреть, — буркнула Арман, распространив вокруг себя вину, и это дало надежду на то, что не так уж ей и хочется сопротивляться. — Игнорировать собеседника невежливо, — поучительно произнес Лекс, и она все же поддалась на уговоры. Поднявшись, Арман стянула сапоги и, с глухим стуком опустив их на пол, забралась на постель. Прижавшись спиной к стене, она согнула ноги, и до этого суетившаяся Нуки переползла, улегшись в просвет импровизированного домика под ее коленями. Арман просунула левую руку меж бедер и положила ладонь на рыжую шерсть. Откинув голову, она устремила взгляд в потолок, размеренно вдыхая и пропитывая ауру вокруг себя спокойствием и безмятежностью. Расслабилась так, будто чувствовала себя в безопасности. — Как это было? — тихо продолжил разговор Лекс, почти не рассчитывая на то, что сработает. Но иллюзия надежды лучше ее полного отсутствия, верно? — Отвратительно, конечно, — откровенно заговорила Арман, и амок внутри взвыл от восторга. Она дернулась, уловив яркую эмоцию, которую тут же перекрыла другая. Он отчетливо уловил новый виток вины, и на секунду, на краткое мгновение ему стало мерзко оттого, что совесть не издает ни звука на то, что он пользуется «проступком» и уязвимостью в своих целях. Но он все равно послушно двинулся за своим эгоизмом и огромным желанием узнать больше, словно те посадили его на цепной поводок. — Тогда я еще не умела защищаться. В тот день я впервые использовала туман в бою, но в сравнении с Джейн я была слепым котенком, — тихо продолжила Арман. — Я могла там умереть. — Тогда вы с Маркусом ее убили? — Я немного приукрасила действительность. Технически ее убил только Маркус. Я почти не принимала участие. — Он защищал тебя? Арман грустно усмехнулась и, намотав прядь на палец, уставилась на синие переплетения так пристально, словно там показывали диафильм ее прошлого. — Он почти позволил ей меня прикончить, — удивленный вздох вновь заставил ее посмотреть на Лекса, и, видимо, на нем отражалось вообще все, потому что она стала выглядеть еще печальнее. — Не делай такое лицо. У нас троих свои счеты друг с другом. — Иногда, если произнести что-то вслух, становится легче. Лекс знал, что это ни к чему не приведет. Арман должна была закрыться в ту же секунду, потому что речь зашла о чем-то очень личном. Разговор ступил на очень опасную и тщательно охраняемую территорию. Но он просто не смог себе отказать. Девушка ожидаемо напряглась. Это чувствовалось не только в атмосфере — ее тело вытянулось струной, которая могла лопнуть от перенапряжения, стоит легко дернуть пальцем. Но впечатление быстро испарилось. Арман прикрыла глаза и, глубоко втянув воздух носом, почти моментально расслабилась. Будто витающий вокруг запах стал для нее личным седативным. Когда она все же заговорила, хлынувшее по венам удовольствие напомнило то, как в свое время Лекс реагировал на любое сближение с редко балующим его вниманием отцом. Жалящая своей катастрофической противоречивостью мысль тут же охладила кровь. Он сжал руки в кулаки, выдавливая ее из разума. Не только говорить, но и думать об Арман и Аласторе в одном контексте, ставить их рядом каким-либо образом было непереносимо противно. Удушающе. — Джейн переметнулась первой, — на грани шепота начала Арман рассказ. — Она освоила туман вскоре после Маркуса, но, если он свихнулся через несколько месяцев, Джейн съехала с рельсов почти сразу. Когда она стала слишком агрессивной, ее перевели, мы не виделись около трех недель, а когда снова встретились, она уже была на стороне исследователей. Черт его знает, что Лукас ей предложил. Она стала его личным цепным псом. Она была очень сильна. Очень. Но Лукаса она почти не интересовала. — Его интересовала ты. — Я сдерживала туман. У всех это впервые произошло непроизвольно, а у меня так выброса и не случилось — я слишком хорошо его контролировала. Поэтому я была самым важным экспериментом. Они пытались спровоцировать тьму, но что бы ни делали, я всегда держалась. — Что они делали? — затаив дыхание, спросил Лекс. — Мариса очень любила нож и ей нравился вид моей крови, — равнодушно произнесла Арман. На ее лице не дрогнул ни единый мускул, словно то, что она озвучила, рядовая ситуация. И лишь то, как она потерла правое плечо, намекнуло, что она обманывает. Возможно, саму себя. — Но ей удалось добиться только сорванных криков, так что она зашла дальше. Поломанные кости оказались гораздо хуже. Арман пошевелила ладонями, разминая пальцы, и в этот раз ее лицо на секунду болезненно скривилось. Сколько на ее костях кривых узоров, рассказывающих о судьбе загнанной в угол девчонки, которой едва стукнуло двадцать два, когда она попала в лапы безумного ублюдка? — Но и это ничего не дало, и тогда они решили действовать через других. — Тон стал звучать гораздо несчастнее. — Думаю, идея Лукаса. Он слишком хорошо успел меня узнать. — Люси, — полувопросительно предположил Лекс. Она кивнула, подтверждая, что то, о чем он думал уже некоторое время, на самом деле еще одна мучительно-горькая правда, которую знать хотелось в той же степени, как и никогда не слышать. Он давно догадывался, кого убили на ее глазах для того, чтобы склонить к сотрудничеству. Когда Кей об этом упомянул, сомнений в том, что человек для Арман был очень дорогим, не возникло. А на страницах дневника она высказывала сильную привязанность помимо Маркуса только к одному человеку — к ребенку, ставшему для нее единственным светлым пятном в постоянном мраке. — Они отдали ее Джейн. Меня заковали в цепи, покрытые магией чистых. Ноа стояла в двух шагах на случай, если я все же сорвусь. Вокруг было четыре защитных барьера, чтобы я точно не пробилась. Три — мой предел перед тем, как я теряю сознание. Они стояли по другую сторону стекла. Люси даже не понимала, что происходит, до того, как… — Арман оборвала поток слов и, отняв ладонь от Нуки, зарылась обеими руками в локоны. Она опустила голову к коленям, и ее плечи слабо задрожали. Когда она вновь заговорила, фразы прозвучали приглушенно. — Я согласилась сразу. Я обещала, что сделаю все, что он хочет. Я была готова поклясться своей жизнью, лишь бы ее не трогали. Я пошла бы ради нее на все. — Но они все равно… — Лукас приказал ее отпустить, но… — Арман вновь откинулась лопатками на стену и небрежно вытерла большими пальцами влагу под глазами. — Джейн на тот момент уже была не в себе. Чистые не успели. Она убила Люси очень быстро. Сняла с нее скальп. За несколько секунд выжгла все мышцы. От Люси остались только обугленные кости и так и не затихший визг. Она произносила факты сухо. Будто просто перечисляла сводки новостей, которые ее совершенно не касались. И только застывший в одной точке на стене взгляд буквально кричал о том, что сейчас перед ней проносится тот день заново. — Маркус переметнулся, потому что винил тебя? — снова спросил Лекс, складывая разрозненные фрагменты головоломки в постепенно проясняющуюся картинку. — Я не знаю. Вполне возможно, но… Мы никогда с ним это не обсуждали, — тоскливо ответила Арман. — Лукас пригрозил, что убьет всех, если я снова откажусь сотрудничать. Как извинение предложил мне Джейн. Я не отказалась. Последние слова окрасились тем самым тембром, от которого у Лекса всегда подрагивали колени, а мышцы наливались напряженным удовольствием. Когда тон становился таким — беспощадным, что-то внутри надламывалось, вынуждая завороженно смотреть на становящееся ожесточенным миловидное лицо. Если «добрая» Арман его интриговала и путала все мысли в хаотичный клубок, то вот такая… будоражила. Она затрагивала самые темные уголки его души, оживляла их, вытягивала наружу. Она уравнивала их самые страшные поступки, объединяя обоих где-то на дне безумия, из которого в такие моменты совершенно не хотелось выбираться. Хотелось остаться там и позволить тьме победить. Потому что злобный лед переставал морозить оглушительным одиночеством. — Сначала Маркус наблюдал, — громким шепотом продолжила Арман погружать его в кипящий котел своего личного ада. — Я просила его позволить мне отомстить самой. Я была не в себе. Я ненавидела ее так сильно… Но Джейн тренировалась несколько месяцев, а я все это время училась себя сдерживать. Ей ничего не стоило мне навалять. Маркус до последнего просто смотрел. Я успела поверить в то, что он так ничего и не сделает. Мне даже показалось, что это правильно. — Ты не виновата в ее смерти. — Неужели? — горько усмехнулась она. — Он вмешался за секунду до того, как я отключилась. Он убивал ее очень медленно. Я провела без сознания не дольше пары минут, а когда очнулась, Маркус выдавливал Джейн глаза. Он не пошел легким путем, хотя мог испепелить ее за пару секунд. Он наслаждался процессом. Очень долго сдирал с нее кожу и отрывал мышцы от костей. Он не позволял ей умереть до последнего. Она кричала до тех пор, пока Маркус не раздавил ее сердце. Лекс инстинктивно дернул ладонью, но успел ухватиться за важную мысль до того, как накрыл бы пальцы девушки, которые с силой стиснули простыни. Он ухватил край одеяла и, набросив его на руку Арман, опустил сверху свою. Прижаться кожа к коже — единственное, в чем он смог себя остановить. Девчонка продолжала смотреть в пустоту, словно ничего не заметила, но пальцы расслабились, отпустив многострадальную ткань. — Я захлебывалась собственной кровью, но не могла отвести взгляд, — продолжила она севшим тоном, и Лекс с нажимом погладил ее ладонь большим пальцем. Но вряд ли это можно было ощутить через плотное одеяло. — Мне нравился ее крик. Я пыталась выдавить им визги Люси из памяти. А Маркус все это время… — Ее губы болезненно скривились. — Никогда не забуду его смех. Она посмотрела на Лекса совершенно стеклянными глазами. Несчастными. И абсолютно безумными. Он крепче обхватил ее ладонь, и ее взгляд постепенно стал проясняться. Вместе с ним менялся и окружающий фон — удушливая боль отступала, прячась по углам до следующего страшного воспоминания. Амок нашептывал о том, что, если убрать одеяло, эффект усилится, но Лекс всеми силами отмахивался от голоса, делающего мимолетные желания навязчивыми. Он удерживал в памяти то, что Арман верит в его способность это контролировать. Цеплялся за этот факт зубами и когтями, не позволяя себе даже мысленно признаться в том, что не так уж и хочет что-то контролировать. Вновь становилось тепло. Лицо Арман полностью расслабилось, и тогда становящаяся приятной атмосфера в очередной изменилась. Очень резко. Почти в реальности послышалось, как с громким треском створок сталкиваются друг о друга врата доверия. Арман широко распахнула веки, а на языке стало вязко от кислоты страха. Она отшатнулась и рывком вытащила свою ладонь из-под его, оставив после себя холодную пустоту. Подскочила, напугав Нуки, которая, взвизгнув, метнулась к углу кровати. Еще пару секунд с неверием смотрела на Лекса и, уведя ошарашенный взгляд вниз, почти мгновенно натянула сапоги на костлявые икры. Быстро подойдя к выходу, она схватилась за поржавевшую ручку и, замерев, шумно выдохнула. — После этого Маркус меня бросил. В следующий раз мы встретились через месяц, и он попытался меня убить, — она произнесла это очень холодно, но способность распознавать то, что творится внутри души меченого, не позволила обмануться. — Вот так все закончилось. Она открыла дверь и издала причудливый фыркающий звук, услышав который Нуки тут же спрыгнула с кровати и засеменила к выходу. Они обе скрылись из виду, обозначив свой уход оглушительным хлопком. Последние слова прозвучали как-то неправильно. Не как рассказ о прошлом. Это было предостережением.

***

Лекс совершенно не понимал, как у Ноа это получается. Ее нефритовые радужки были очень красивыми, завораживающими, но каждый раз, когда она смотрела в его сторону, у него создавалось впечатление, что на него пялятся самые отвратительные глаза во вселенной. Его будто насквозь прошивало тонкими иглами. Скрестив руки на груди, Ноа не отвлекалась от него ни на секунду, притоптывая по чавкающей земле. Она неотрывно следила за малейшим его движением, игнорируя подначивания Кея, пытающегося разрядить обстановку. А Лекс молча смотрел в ответ, прислушиваясь к тому, что творится за девушкой. Она стояла, прижавшись спиной к двери рычащего внедорожника, в котором на переднем пассажирском сиденье притаилась Арман, отравившая атмосферу холодным отстранением. Закрылась. Предсказуемо. Свалившая на него в очередной раз ответственность Ноа раздражала до дрожи, и Лекс старался не допустить того, чтобы с губ сорвалось хоть одно язвительное слово. Не самое подходящее время для того, чтобы вступать в очередную перепалку с девчонкой, решившей, что он — виновник всего происходящего вокруг дерьма. За спиной зашаркали шаги, и, обернувшись через плечо, Лекс узрел силуэт Фила. Тот на ходу натягивал куртку, выходя из убежища. Дернув молнию, он широко зевнул и протянул руку к Кею. Тот выудил пачку сигарет, и Фил, закурив, осмотрел собравшуюся компанию. — Ее бешеное величество где? — вскинув бровь, спросил он, выдыхая дым себе под ноги. Ноа отступила и постучала костяшками пальцев по окну. Стекло со скрипом опустилось. — Доброе утро, принцесса. В проеме показалась тонкая ладонь, и Арман отсалютовала двумя пальцами. — Она не в духе, — пробормотала Ноа, вновь бросив на Лекса красноречивый взгляд. Он лишь качнул головой, удерживая себя от колкости. За долгое время, проведенное с этими людьми, он впервые собирался выбраться с ними куда-то без поддержки друзей, и приходилось прикладывать слишком много усилий, чтобы не начать защищаться привычными способами. Гнилью в репликах, в первую очередь. — Ничего нового, — хохотнул Фил и, подойдя к капоту внедорожника и зажав сигарету уголком губ, ловко выудил пистолеты. — Итак, детишки, перед тем как вы сядете в мою машину, пройдемся по основам. Он замолчал, вытаскивая магазины из стволов. Сделав несколько манипуляций, он вновь спрятал пистолеты. Обернувшись, Фил задумчиво проскользнул взглядом по собравшейся компании, задержавшись на внешне равнодушном Лексе, и, перехватив сигарету, стряхнул пепел себе под ноги. — Во-первых, не спорить с тем, что вас попросят оставить оружие на входе, — крайне серьезно начал он. — Но… — попыталась возразить Ноа, схватившись за рукоять клинка на левом бедре, однако тут же была прервана резким тоном: — Не спорить, Ноа, — Фил зыркнул на нее предостерегающе, и та стушевалась, сделав шаг назад. — Влезу? — дала о себе знать Арман, выставив в проем окна ладонь с отставленным указательным пальцем. Получив разрешение, она вновь скрылась, напоминая о своем присутствии исключительно равнодушным тоном. — Двэйн, не прячь метку и не отдавай второю палочку. Они вряд ли видели хоть одного волшебника-амбидекстера, а из-за метки тебя не станут слишком хорошо обыскивать. Испугаются. — Магия что-то даст? — повернувшись к автомобилю, настороженно спросил Фил. — В его арсенале куча массовых заклинаний, может пригодиться. Я пройду через любые преграды, но будет замечательно, если у нас будет еще один козырь. Звание сильнейшего боевого мага своего поколения не пустой звук. Высказанное вслух одобрение вновь прошлось удовольствием внутри, которое тут же отрезалось яростной защитой извне. Арман будто плюнула в его сторону кислотой. Лекс поморщился и сделал шаг назад, стараясь унять вой внутри. Ему хватало остаточной легкой боли, которая отвлекала, напоминая о себе при резких движениях. Необходимо было сконцентрироваться на поставленной задаче. Однако сейчас его больше всего волновала сидящая в машине девушка, в очередной раз решившая сделать вид, что его не существует, а вовсе не сложная вылазка, несущая в себе непредсказуемые последствия и настоящую угрозу чьей-то жизни. Все очень плохо. Фил переступил с ноги на ногу, раздумывая, сделал еще одну затяжку, рассматривая Лекса исподлобья, но следом кивнул. — Ладно, но не доставай ее ни при каких обстоятельствах, кроме угрозы жизни, — согласился он. — Во-вторых, ни в коем случае не провоцировать селян. Ноа, Кэли, это к вам. — Так и будем об очевидном? — ядовито раздалось из открытого окна. — Словами тоже, Кэли! — повысил Фил голос. — Я буду солнышком, отвянь. — И в-третьих… — он растянулся в провокационной ухмылке и, бросив сигарету себе под ноги, втоптал ее в мокрую почву. Заложив руки за спину, он вальяжно прошествовал между остальными. — Назовите мне самые распространенные валюты нашего мира. — Оружие, — отозвался Кей. — Лекарства, еда, — продолжила за него Ноа. — Еще, — потребовал Фил, вышагивая размеренной походкой. Так и не дождавшись ответа, он резко развернулся и ткнул пальцем в сторону Кея и Ноа. — Ну же, сиамские кролики, вы-то должны были это первым назвать. — Секс, — донеслось из внедорожника. — Кончай вести себя по-идиотски. Мы прекрасно знаем, какую иерархию продвинул Джек, а Двэйн так вообще из элиты свободных, для него такое в порядке вещей. От последних слов, высказанных презрительным тоном, передернуло. — Тогда пообещай мне, чокнутая феминистка, что не попытаешься кому-нибудь яйца оторвать, — потребовал Фил, не обратив внимания на смену интонации. Однако Кей и Ноа заметили и многозначительно переглянулись. Лекс отвернулся, отстраненно уставившись на горизонт и пытаясь не зацикливаться на том, как прозвучала его магическая принадлежность. Которая, он хотел в это верить, определяет его как человека гораздо меньше, чем кажется Арман. — Сказала же, что буду хорошей девочкой, — хмыкнула та. — Я слишком хорошо тебя знаю, — съязвил Фил и еще раз выразительно оглядел собравшуюся компанию. — Не влезать, не реагировать и не осуждать патриархат внутри бункера. Не сочувствовать женщинам и не пытаться им помочь. Каждая из них там по своей воле, никто не брал их в рабство, они сами выбрали такую жизнь. — Расскажи про маяки, — вновь подала голос Арман. — Что за маяки? — тут же заинтересовался Лекс, по тону поняв, что эта информация — важнейшая из всех. — По периметру территории содержатся меченые, за показателями их организмов следят. Когда амоки приближаются, это отражается на внутренних системах, — пояснил Фил, раскрыв мучивший его вопрос. Лекс уже давно уловил, что группа селян — очень большая. И то, что каким-то неведомым образом они существовали на одном месте, наконец, перестало быть просто чудом. — Пульс, ритмы головного мозга, всплески адреналина, выброс кортизола и тому подобное, — дала еще больше подробностей Арман. — При опасности бункер замирает, — кивнул Фил, визуально соглашаясь со сказанной репликой. — На меченых проводят эксперименты, когда люди Джека отлавливают новеньких. Некоторых выбрасывают на арену к бойцовским собакам и устраивают кровавое шоу. — Повезло им, что склеповские им ни разу не попались, вот это была бы вечеринка, — вдохновенно произнес Кей и поиграл бровями. Ноа на его заявление громко цокнула языком. — Мы уже позволили шавкам Джека меня почувствовать, так что он будет заинтересован. Ослабленные полуголодные меченые не смогут определить, что я не одна, это даст преимущество, — Арман вновь снизошла на презрительный тон, но в этот раз Лекс чувствовал, что это презрение направлено не на него. — Вот зачем он позвал тебя с нами, Двэйн. Чтобы Джек подумал, что его меченые чуют тебя, а не меня. Фил красноречиво закатил глаза, точно так же уловив, кого своим «учительским» тоном осуждает девушка. Сделав к Лексу несколько шагов, он пристально уставился ему в глаза. — Джек не пойдет против меня, тем более не пойдет против Кэли — он прекрасно знает, что за нее наши развяжут войну. Джек до ужаса боится Чейза и знает, что в случае конфронтации медики тоже подключатся и встанут на нашу сторону. Тебе ничего не угрожает, но все еще можешь отказаться. Фил произнес все это крайне серьезно, впервые представ кем-то, кто не бросает вызов не тем противникам или не дурачится во все остальное время. По-настоящему включил лидера, и это отозвалось противоестественным уважением. Лекс покачал головой, уже давно приняв решение. Быть может, это и становилось чем-то на грани самоубийства, но он все равно собирался рискнуть. Не только потому, что однажды Арман ткнула его носом в то, что держать слово — в их случае обязательное условие, чтобы случайно не убить друг друга. Сегодняшний день ощущался переломным. Лекс понятия не имел, к чему все это приведет, но в его воображении следующий шаг позволит преодолеть какой-то очень серьезный барьер в череде тех, которые в последнее время ему отчаянно не хотелось перед собой видеть. — Так и думал, — Фил потянул уголок губ вверх, а следом резко обернулся к внедорожнику. — Ты сделала? — Арман не среагировала, и тогда он, громко цыкнув, сам подошел к внедорожнику и заглянул в окно. Раздался шорох, и увиденное заставило его замереть. — Ты так поняла просьбу «не привлекать внимания»? — Люди запоминают то, что им слишком очевидно навязываешь, и даже не задумываются о том, что ты можешь прятать, — приглушенно произнесла она. — Нас в любом случае срисуют. Яркий цвет останется в памяти. — Тебе не идет, — хмыкнул он. Из окна вытянулась костлявая рука, и Арман молча отставила средний палец, на что Фил хрипло хохотнул. Он приманил остальных мановением руки и, обогнув автомобиль, скрылся за дверью на месте водителя. Дождавшись, когда Кей и Ноа разместятся на задних сиденьях, Лекс занял положение за Арман, с облегчением ловя себя на мысли, что сейчас рад отсутствию возможности ее видеть. Скорее всего, сложись обстоятельства иначе и не займи Кей место у другого окна, он безостановочно косился бы, пытаясь получить хоть какую-то отдачу. И злился бы. Точно злился. Когда Фил нажал на газ, пробуксовав на месте по грязи, в проем между сидениями просунулась тощая рука. Сидящая в центре Ноа взяла лежащий за ее спиной рюкзак и, достав оттуда плеер, передала. — Я стащила у тебя батарейки, — пропав из зоны видимости, произнесла Арман. — Сколько? — спросил Фил, выворачивая руль. — Шесть. — Могла попросить, — осудил тот. — Могла. С последней репликой по салону разнесся приглушенный звук бодрой мелодии, засвидетельствовавший, что Арман предпочла полностью отключиться от окружающих. Несколько минут, в которые Лекс следил за бегущим за окном пейзажом, царило полное молчание, но, стоило им выехать на трассу, как Фил заговорил. — Ноа? — Нет еще. Лекс повернулся к ней и заметил, как девушка напряглась. Она пристально смотрела вперед и, устремив взгляд туда же, он уловил их с Филом переглядывания сквозь поверхность зеркала заднего вида. — Хватит, — жестче заявил тот. — Позже, — она обеспокоенно скосилась на Арман, но, видимо, та действительно полностью абстрагировалась, потому что девушка немного расслабилась, перестав крепко сжимать ткань своего плаща. — Не расскажешь ты, расскажу я. — Ты этого не сделаешь, — панически залепетала Ноа, возвращая внимание голубым глазам в отражении. — Если ей расскажу не я, она никогда меня не простит. — И правильно сделает. — Позже. — Ноа! — прикрикнул Фил, резче чем необходимо дернув руль при перестроении на полосу, позволяющую объехать несколько разбитых автомобилей на крайней правой. — Дай ей пожить нормально еще один гребаный день, Шейн! — Ноа тоже сорвалась на повышенный тон. — Я расскажу, когда вернемся. Обещаю. — Успех этого мероприятия становится все достижимее, — ядовито прокомментировал Лекс, скривившись оттого, что новые подробности заскребли где-то на уровне солнечного сплетения. — Это никак не отразится на нашей цели, — тихо пробормотала Ноа. — Кэли просто будет больно. Снова. — Она должна узнать сегодня же, — рявкнул Фил, и та согласно кивнула. Через пару минут напряженного молчания Кей завел отстраненный разговор, и Лекс достал прихваченный с собой дневник и перелистнул до страницы, на которой остановился. Он задумчиво посмотрел в окно на пролетающий за стеклом бесцветный пейзаж, морально подготавливаясь к очередным строчкам склеповской жизни. В последнее время читать стало тяжелее, особенно после того, как он узнал судьбу Люси. Арман выдрала с корнем листы с этой историей, но найти, где они были до того, как распотрошили дневник, не составило огромного труда. После началось подробное описание того, как она приручала силу тумана, и стали появляться жуткие мысли. Она все чаще писала то, что противоречило всему, что Лекс успел о ней узнать. Чуть ли не через страницу шли рассуждения о конце мира и возможности обрести непобедимое могущество. С каждым прочитанным абзацем Лекс никак не мог отделаться от мысли, что она рассуждала примерно так же в последний месяц перед обращением. Вот только Арман смогла сохранить себя. Такой самоконтроль интриговал. Иногда в строках Арман вновь напоминала себя из начала дневника. На страницах просветления она объясняла свой сдвиг по фазе тем, что слишком интенсивно контактирует с темной магией. Наверное, именно поэтому ей удалось до сих пор остаться в себе — потому что успела выбраться из Склепа до того, как перманентная черная аура окончательно отобрала у нее все крохи здравомыслия. С новым этапом ее «становления», Лекс слишком часто ловил себя на навязчивой мысли: когда Арман увидит «старых друзей» лицом к лицу, не вернет ли это ее в то состояние и не станет ли именно она главным противником? Этот вопрос отдавался ноющей болью где-то за ребрами. Лекс считал, что готов ко всему, но с каждой новой жуткой строкой все сильнее сомневался в том, что когда-нибудь сможет встать с Арман по разные стороны тумана и повторить историю трехлетней давности. Больше нет. Все очень плохо. Лекс тяжело вздохнул и, полностью огородившись от тихой бессмысленной беседы, погрузился в строки. Причин сопротивляться нет. Это — лучшее чувство в мире. Сила тумана опьяняет. В минуты свободы кажется, что все подвластно. Больше никого не надо бояться. Больше никто не сможет воспользоваться моей беспомощностью. Больше никто не будет холодно смеяться, рассказывая о том, какое я ничтожество из-за того, кем родилась. Больше никто никого не прикончит у меня на глазах. Я завидую тем, кто сдался. Я тоже этого хочу. Я мечтаю забыть о прошлом. О криках. О бессилии. Я могу просто уничтожить всех ублюдков. Стереть каждого с лица земли. Они заслужили сгореть заживо и продолжать гореть и после смерти. Надеюсь, ад существует. А если нет, может, самое время устроить ад здесь?