* * *
Угрюмое серое небо физически придавливало к земле. Грузные тучи темнели к низине, грозя вот-вот разреветься ливнями слез и криками раскатов грома. Даже дышалось тяжело — настолько удушливо сгустился воздух. Ветер будто испугался встречающихся ему на пути странников и заглушил малейшие звуки, и оттого предгрозовая атмосфера казалась еще мрачнее. Лекс втянул носом отсыревший воздух, пялясь на горизонт. Светало, но сквозь почерневшие облака не просачивалось ни единого проблеска, словно природа решила лишить выживших любых прелестей существования, особенно самых обыденных. С момента второго пришествия погода практически всегда казалось такой — убогой. Трагичной. То ли сказалась концентрация темной магии, распространившейся по планете в считанные дни, то ли это просто финты восприятия, но Лекс не мог навскидку назвать ни единого дня после катастрофы, когда ему нравилось на улице. Когда он мог расслабиться и насладиться свежестью прохладного утра, не обдумывая насущные проблемы вновь и вновь. Возможно, влияло и то, что в последние годы меланхолия для него стала верным спутником, сменив собой присущий ему когда-то очень давно — он уже и не помнит, когда окончательно его утратил, — оптимизм. После того, как он получил самое страшное проклятие их реальности, все вокруг стало серым и безжизненным. Точно таким, как все существование человечества. Никаким. — Выходи уже, — рявкнул Лекс, когда очередная волна осторожных эмоций прошлась по загривку, раздражая. Он обернулся через плечо и проследил за тем, как Алекс показывается из-за дерева. Он почувствовал ее сразу, стоило ему только покинуть убежище, направившись в назначенное Арман место встречи, и девчонка преследовала его по пятам, но держалась на расстоянии. В зоне видимости не появлялась, хотя — Лекс был уверен — прекрасно знала, что он в курсе слежки. Не только она тут может похвастаться обнаженным для других эмоциональным фоном. Девушка приблизилась и замерла на расстоянии двух шагов, позволяя лучше себя рассмотреть. Неловко переступила с ноги на ногу, сцепив ладони за спиной. И не спускала с него пристального взгляда. Алекс была симпатичной: несколько истощенный овал лица и слегка заостренные черты делали ее немного старше, внимательные серые радужки накладывали легкий флер задумчивости, пухлые губы сердечком и чуть вздернутый нос оседали на внешней строгости слабым налетом невинности. Живи они в другой реальности, она привлекала бы мальчишек по щелчку пальцев. Возможно, заинтересовала бы и Лекса, не знай он, сколько ей лет. И не будь он никогда знаком с той, кому Алекс подражает. Сейчас же она его раздражала. Спутанные вьющиеся синие волосы, едва-едва достигающие лопаток, были для него подобны красной тряпке. Хотелось намотать космы на кулак и содрать магию, лишь бы только не видеть перед собой суррогатный образ. Неправильный. Неуместный. Совершенно не вписывающийся. — Я тебе не нравлюсь, — констатировала Алекс, когда воздух между ними окончательно накалился чужим недовольством — случайная искра, и все вокруг снесет огненная ударная волна. — Не нравишься, — не стал ничего отрицать Лекс. Он обернулся к ней полностью и спрятал руки в карманы куртки в поисках тепла, — рассветное, запрятанное за тучами солнце совершенно не грело, а землю покрывал тончайший слой инея. — Ты меня боишься. — Боюсь, — в свою очередь подтвердила та, несмело шагая вперед. Лекс проследил за ней волком, сжимая ладони в кулаки, и несмотря на то, что те скрылись от взора Алекс, она все равно дернулась, будто ей уже съездили костяшками по щеке. Но все равно приблизилась вплотную. — Никогда не встречала таких, как ты. — Каких? — Странных, — Алекс склонила голову набок. — Ты силен, но, кажется, не понимаешь насколько, — она сдвинула брови, ища что-то в его чертах. — Похож на Маркуса и одновременно разительно от него отличаешься. Это кажется практически нереальным. Произнесенное имя отдалось в загривок новыми мурашками бешенства, но теперь более направленного. Если Алекс Лексу просто не нравилась подражанием, то для Маркуса в его душе успело образоваться индивидуальное место — самое темное и грязное. Он боялся этого человека на чисто инстинктивном уровне только из-за того, что уже успел о нем узнать, но не это главное. Маркус жив. Ходит где-то там по покрытой пеплом земле, рыщет в поисках, расставляет ловушки и сигналы, понятные только одному человеку. Претендует на то, на что Лекс… А собственно, что он-то? — Какой он? — спросил Лекс, и слова прозвучали несколько хрипло. То ли из-за упоминаемого, то ли из-за того, что он не смог ответить на мысленно пролетевший вопрос даже самому себе. — Злой, — ответила Алекс немного дрогнувшим голосом, усугубившим впечатление от ее напрягшихся моментально плеч. — Безжалостный. Не прощающий ошибок, — она перешла на шепот и поднялась на носочках, и их лица оказались в опасной близости друг от друга — вот-вот соприкоснутся носами. Глотка забилась тошнотворным комом. — Влюбленный. Лекс прищурился, сдерживая рвущиеся наружу злые слова. В клетке солнечного сплетения заворочалась тьма, распространяясь по сосудам и сгущая кровь, и пришлось приложить немало усилий, чтобы чего-то не натворить. Не убить гонца с плохими вестями, например. Что же будет, когда он встретится с Маркусом? Однажды ведь это обязательно произойдет. Алекс отшатнулась, широко распахнув веки, но потом улыбнулась, и было в этом слишком много понимания. Стереть ее черты вместе с признаками жизни захотелось острее. — Ты боишься? — спросила Алекс, но произнесенные слова вовсе не походили на вопрос. Не получив ответа, девушка кивнула сама себе, продолжив: — Потому что Кэли может уйти с ним? Дыхание потяжелело. Лекс запретил себе думать о том, что это на самом деле может произойти, но мысли все равно закрутились водоворотом. Может ли Арман так поступить? Судя по ее словам, Маркус знал что-то очень важное, быть может, определяющее в их пути к спасению. Что-то очень весомое, раз Арман забыла о Лукасе и решила потратить время на то, чтобы расставить ловушки для бывшего. Хотя… Знал ли Лекс Арман настолько хорошо, чтобы доверять ее мотивам? Мог ли он с точностью утверждать, что девчонка стремится встретиться с Маркусом только для того, чтобы добраться до нужной информации? Ответ заскребся тоской в груди. Нет. Раздалось фантомное пение — этакая экстравагантная галлюцинация, то ли созданная его уязвимым, поддавшимся обаянию Арман сознанием, то ли амоком. Призрачный голос в ушах напевал строки, высеченные кровью на камнях. Тот был предвкушающим, дрожащим от восторга. Жаждущим найти того, кто оставил за собой ошметки скелетов и всего одну строку — важные сигналы, понятные только одному человеку. — Мне нравится этот цвет, — отвлекла его от размышлений Алекс, и, сфокусировавшись, Лекс заметил, как она проводит ладонью по волосам. — Как только я овладела магией руки, он стал мне посилен даже в Склепе. Как и Кэли. Ее это бесит, я знаю, но ничего не могу с собой поделать. Она потрясающая, — последние слова девушка пропела вдохновенно, мечтательно зажмурившись, но следом, стоило ей распахнуть глаза, Лекс заметил в ее зрачках опасный блеск. — Маркус его ненавидит. К концу фразы Алекс перешла на глухое шипение. Она отступила еще и подняла голову, рассматривая грозовые тучи. — Почему? — напряженно спросил Лекс, не отвлекаясь от девушки ни на секунду. До жути важно было отследить каждую ее эмоцию, пока она говорит о Маркусе. Болтливость Алекс стала лучшим способом узнать врага ближе. А Маркус — враг. Стопроцентная вероятность. — Ему по душе настоящая Кэли. Без масок, — Алекс намотала прядь на указательный палец. Почувствовался уже знакомый фон магии, и та на несколько секунд побелела, почти сразу вновь вернувшись в синий оттенок. — Когда он решил, что она погибла, он чуть не убил меня в очередном припадке. Я ему слишком ее напоминала. Запретил использовать это намерение, — с каждой секундой девчонка говорила все злее, вытягивая волосы, и Лекс не сомневался, что та причиняет себе боль и, скорее всего, ее это вообще не трогает. — Но через пару месяцев попросил вернуть ее натуральный оттенок. Хотел окружить себя хотя бы иллюзией присутствия любимого человека. — Нашел себе малолетнюю замену, — полувопросительно озвучил подтекст Лекс. — Не во всем, не обижай меня, я тебе ничего не сделала, — покачала головой Алекс. — Для плотских развлечений ему достаточно Эл. Ее голоса признали в нем лидера. Она добровольно перед ним ноги раздвигает. Ей плевать на его жестокость. Девушка поморщилась, подразумевая что-то, видимо, отвратительное. Лекс припомнил слова Арман из дневника о предпочтениях Маркуса, к месту пришлось и то, какой она стала в постели перед обращением, и его собственные желания, навязываемые ему амоком в последние недели. Все сразу встало на места. Меченые и нежность — ни разу не синонимы. — Он просил меня ему петь, — конкретизировала Алекс. — Кэли часто пела Люси и иногда только ему. Когда ему становилось совсем плохо и он почти терял себя. — Фальшивит, — на автомате ляпнул Лекс, уже жалея о том, что сунул нос в прошлые отношения Арман. Слышать об этой ее стороне и знать, что никогда не увидишь этого сам… мучительно. Как-то чересчур. — Если любишь, не замечаешь подобных мелочей, — укоризненно произнесла Алекс. — Когда мы поняли, что Кэли жива, он сразу забыл и об Эл, и обо мне, — она грустно усмехнулась, покачивая головой из стороны в сторону. — Забыл обо всем мире и всем, чего мы достигли. Для него не существует ничего важнее. Считай, что Кэли — его смысл. Алекс вновь сделала к нему несколько шагов, практически коснувшись своей грудью его, и, когда она провела по волосам, Лекс задержался взглядом на черных пальцах — единственная метка, которую он на ней успел увидеть. Ладонь Алекс исчерчивали мелкие шрамы, а на запястье чуть выше косточки, обнажившейся от задранного рукава, темнел отпечаток, будто те, кто оставляли метки — а Лекс не сомневался, что на Алекс, как и на Арман, их гораздо больше одной, — хватали девчонку и притягивали к себе. — Ты не такой, как Маркус, — на грани шепота произнесла Алекс, пристально смотря ему в глаза. Слишком навязчиво. Никто из меченых — даже Арман — никогда так сильно не забирались внутрь, надеясь что-то нащупать. Алекс же его будто буквально вскрывала. — Ты не похож на нас, но при этом стоишь с нами на одном уровне. Как тебе это удается? Ты будто вообще не стараешься. — Не понимаю, о чем ты, — сквозь зубы бросил Лекс и легко толкнул девушку в плечо. — Отойди от меня. Но Алекс перехватила его запястье меченой рукой и вцепилась в обнажившийся участок кожи обгрызенными ногтями. Лекс дернулся так, будто его ошпарило кипятком. Глотку засаднило разросшимся комом тошноты, и только каким-то чудом он не вывернул полупустой желудок прямо им обоим под ноги. Виски сдавило, а горло завибрировало утробным рычанием. Алекс тут же отпустила и отступила, вскинув брови, а ее глаза помутнели. Мелкие сосуды склеры почернели, узорами окружая серую радужку, ставшую практически неразличимой за расширившимися, пожравшими тонкий обод цвета зрачками. — Интересно, — прохрипела она. — Маркус любит ее, но другие не вызывают в нем подобного отторжения. Алекс склонила голову набок, опять внимательно изучая его черты. И теперь ее взгляд еще больше заострился. Лекс ощущал себя так, словно каждая его мысль отражается на лице, а он сам обнажен не только от одежды, но даже верхнего слоя эпителия, а его душа трепыхается на всеобщем обозрении, вслух озвучивая каждый потаенный секрет. — Ты настолько преданный человек? — Не понимаю, о чем ты, — прочистив горло, повторился Лекс. Тошнота отступила сразу, стоило Алекс освободить его личное пространство. И правда, интересно. — Как знаешь, — бодро пожала та плечами, резко преобразившись. Радужки посветлели. Алекс улыбнулась невинно, отойдя еще дальше, и стала похожа на обычного человека, совершенно не напоминая ту, которая только что препарировала его внутренности, задавая каверзные вопросы. — Сколько на тебе меток? — спросил неожиданно даже для самого себя Лекс. — Двадцать четыре, — не стала юлить Алекс и, заметив, как вытянулось его лицо, которое он не успел взять под контроль, выдав на одну секунду реакцию, с пониманием продолжила: — Ты не видел меток Кэли. Ее голос показался немного удивленным. Видимо, в ее понимании их с Арман отношения были несколько иными, чем на самом деле. В памяти всплыла сказанная совсем недавно фраза: Еще один потенциальный прародитель. Лекс едва успел захлопнуть рот прежде, чем его любопытство сорвалось бы с губ. И дело не только в том, что он устал получать ответы, которые не то чтобы жаждал услышать. Глупо давать Алекс еще больше своих уязвимых мест. Она не такая простая, как кажется, — это он успел усвоить за последние минуты. — Не буду портить интригу, — улыбнулась провокационно та, не дождавшись подтверждения. Лекс отвернулся, делая вид, что постепенно светлеющее небо для него гораздо интереснее, чем присутствующая рядом девушка. Он нахмурился, вновь задумываясь о цифре. Двадцать четыре. Немыслимо. Две метки уже звучали как что-то нереальное — после того, как на волшебнике оседала первая, амоки переставали его замечать, приравнивая к своим. Лекс, конечно, догадывался, что склеповские меченые могли «похвастаться» катастрофичным количеством отпечатков — все же часть тела Арман он уже лицезрел — но больше десятка… На Арман он видел пять меток выше груди и фрагмент темной спины… Сколько всего? — Мне тебя жаль, — напомнила о себе Алекс, но Лекс не стал реагировать, продолжая упорно рассматривать горизонт. Однако та, видимо, почувствовала, что он хотел бы услышать пояснение: — Ты зря в это влез. — Почему? — Лекс все же скосился на нее, обернувшись через плечо. — Ты даже примерно не представляешь, с кем связался, — грустно улыбнулась та. — Мы не только умеем с этим обращаться, в отличие от тебя. Она подняла ладонь на уровень солнечного сплетения. Кончики ее пальцев обнял знакомый уже туман, и он оказался гораздо светлее того, которым могла похвастаться Арман. Магия отличалась и от его собственной — находилась где-то в промежутке, преобладали темные тона, но волшебство не стремилось к беспроглядной черноте. В отличие от общества колдующей Арман, аура Алекс не завораживала. Она настораживала, но в целом почти не трогала. — Каждому из нас уже нечего терять. Мы держимся за крохи прошлых нас, убеждаем себя, что еще люди. Но это перестало быть таковым в день, когда мы синхронно кричали, задыхаясь от холода, — отрывисто прошептала Алекс. Она создавала новые и новые витки, которые, разрастаясь, перекрывали рисунок открывшейся от верхней одежды метки. Посмотрела на Лекса сквозь полуопущенные ресницы, и в ее зрачках явственно отразился блеск, что в сумраке смотрелось жутковато. Он затих, перестав дышать в ожидании последней фразы, которую уже предвидел. — Ты — сопутствующая потеря, — вынесла вердикт Алекс, сжимая кулак — медленно, последовательно уничтожая завихрения темной магии. — Если ты не проснешься, тебя пустят в расход. От резкого ответа девчонку спас третий фон — инородный. Принадлежащий той, кого они вдвоем так долго ждали. Достигнув места встречи первым, Лекс удивился, что инициатора этой вылазки все еще нет. Вчерашним утром Арман поставила перед фактом, что собирается в убежище Марисы только с Алекс, и сразу предупредила, чтобы не отговаривал. После предложила пойти с ней. Естественно, он согласился — отправлять Арман одну, есть идеи еще хуже? Да и… Ну, будем честными, он в жизни от нее сейчас не отказался бы. Не после всего. Продолжая игнорировать друзей на протяжении всего вчерашнего дня, Арман заявила, что сторожить Алекс этой ночью будет только в присутствии Лекса, и, когда они остались втроем и убедились, что их уход не обнаружат в ту же секунду, отправила его на дорогу в миле от бункера. Он подумал, что она сама сопроводит Алекс, но та вышла сразу за ним, а Арман не последовала. И вот теперь явилась, где бы ее черти ни носили. Он перевел взгляд на дорогу, и через несколько минут полного молчания вдали замаячила темная точка. Приблизившись, та оказалась внедорожником Фила — Лекс узнал его почти сразу по силуэту вопреки отключенным фарам. Когда Арман добралась до них на внушительной скорости, она резко затормозила, отчего шины завизжали. Хлопнула дверь, выпуская девушку на улицу. — В машину, Алекс, — рявкнула она. Алекс молча послушалась и скрылась на заднем сидении, пока Арман обходила внедорожник спереди. Обогнув Лекса полукругом, она подошла к обочине, на которой чуть вдали тянулись в небо высокие стволы практически раздетых в ожидании зимы деревьев. Он внимательно ее осмотрел, двигаясь следом, — она явно хотела перекинуться парой слов перед тем, как выдвигаться. Первое, что бросилось в глаза, — распущенные волосы. Наверное, чертовски неудобно перемещаться по округе и наблюдать за окружением, когда пряди беспорядочно лезут в лицо, подхватываемые шалящими порывами ветра. Однако сегодня девчонка почему-то это проигнорировала. Лекс не мог сказать, что такая она не привлекала чуточку больше. Самую малость. Следующее — Арман в хорошем настроении. Как бы она ни рявкнула на Алекс, вокруг нее сгустилась дружелюбная атмосфера, она почти светилась, осматривая участок не самой лучшей дороги — из-за отсутствия постоянного ремонта асфальт потрескался, кое-где полотно пошло «волнами», подталкиваемое легкой сейсмической активностью местности. Последнее — Арман рада его видеть. Когда их взгляды пересеклись, его дыхание вновь сбилось, а сердце сменило ритм. Самую малость. Лжец. Лекс вздрогнул от насмешливого тона, которым амок прокомментировал стремительно пролетающие мысли. — Проблем не было? — озабоченно поинтересовалась Арман. — Зачем ты берешь ее с собой? — озвучил Лекс вопрос, который, если бы мог, уже натер на его извилинах мозоль, настолько долго он над ним рассуждал, пока шел сюда. — Спасаю ей жизнь, — пожала плечами она. — Ноа может натворить дел, когда обнаружит, что я ушла без нее. Кей не всегда успевает ее тормознуть. Мариса тому демонстрация. На последнем предложении Арман поморщилась, и ее благой настрой ненадолго омрачился гневом, словно спокойствие водной глади всколыхнулось брошенным камнем — чернота распространялась волнами, которые постепенно стихали, почти сразу испарившись, как и не бывало. — Не думаю, что идти без остальных — хорошая идея, — осторожно высказался Лекс, ощущая себя так, будто ступает по минному полю, на котором закопали все существующие боеприпасы в мире. Он уже пытался вразумить Арман еще в бункере, когда она только завела тему, и та лишь сказала, что, если он боится, может отказаться. Нагрубила, естественно, практически вынудила подстроиться. Разозлила — снова — своеволием, но Лекс задавил весь негатив, погребенный под весом рассказанной истории прошлого. Его настолько впечатлило услышанное, что, наверное, сейчас он согласился бы на все, что девчонка ни предложила бы. Он отдавал себе отчет в том, что может совершить тысячи ошибок, пока смотрит на Арман и больше всего в жизни хочет как-то загладить перед ней вину отца, но… иначе пока не выходило. — Зачем мне остальные? — отмахнулась Арман, и она на самом деле казалась беззаботной. Она одарила его взглядом из-под полуопущенных ресниц и мягко улыбнулась. — У меня есть ты. Сердце застучало отчаянно. Арман отвернулась, направившись к машине, а Лекс так и остался стоять, словно врос в землю, и неотрывно пялился на покачивающиеся в такт шагам растрепанные пряди, вновь видя реальность из сна. Ту действительность, где он чувствовал то же счастье, что и сейчас, но не омраченное. Искреннее, не израненное, не изгвазданное грязью их мира и опасностями, ожидающими на каждом углу. Сомнения заострили когти и прошлись по грудной клетке изнутри. Сердце втихую радовалось, вот только хозяин безмозглого органа не наивный мальчик. Он давно разучился принимать судьбу, не ища подвоха. Потому что подвох есть приблизительно… всегда? Он совершенно не знал, как обращаться с такой Арман. Эмоции путались, желания противоречили здравому смыслу, а внимание рассеивалось, ставя под угрозу не только его жизнь, но и жизнь тех, кто сейчас ступал с ним шаг в шаг. А девчонка продолжала выпускать словесные дротики во все его попытки не замечать, насколько ему все это нравится. — Арман… — позвал Лекс, и девушка замерла, успев сделать лишь несколько шагов. Медленно обернувшись через плечо, она вскинула бровь, ожидая продолжения, которое ей явно не понравится. Но он все равно решился, потому что на кону стоят их жизни, а ее затея с каждой секундой нравится ему все меньше. — Твои личные обиды не должны влиять на нашу цель. Арман тяжело вздохнула и, крутанувшись на носках, вернулась. Уйдя с обочины, она встала под дерево и прижалась к стволу спиной. Пока Лекс приближался, она, запрокинув голову, сквозь ветки смотрела на небо. Начал накрапывать дождь, и первая ледяная капля, коснувшаяся щеки, на контрасте с теплым ливнем во сне обожгла кожу, словно кислота. Лекс тут же сделал еще один шаг, спрятавшись под редкой листвой рядом с Арман. На ум вновь пришли непрошеные воспоминания о пережитом во сне. Мир просто издевался, воссоздавая почти идентичную картинку. — Дело не в обидах, — тихо произнесла Арман, не заметив ни нарушения личного пространства, ни шепота дождя. Словно для них все это в порядке вещей. — И не совсем в нашем конфликте. Она часто-часто заморгала, беглым взглядом ощупывая тонкие прутья веток, на которых качались под порывами ветра одинокие высохшие листья. Тяжело вздохнула, закусив нижнюю губу. Запахший сыростью воздух сгустился застарелой болью, и Лексу остро захотелось вновь взять Арман за руку. Как делал уже несколько раз, каким-то неведомым образом зная, что это — правильно. Он обезглавил неуместное желание тут же. — Я сейчас… — вновь заговорила Арман, но запнулась на полуслове, — немного не в форме. — Ты себя контролируешь? — озаботился Лекс, прикидывая, насколько опасно оставаться без поддержки Ноа. Раньше он, слишком зациклившись на других вещах, как-то не задумался о том, чем грозят метки Арман. Не заметил дракона в комнате. — Да, проблема не в этом, — кивнула Арман. С ее пальцев начал сочиться туман, оказавшийся светлее того, который Лекс видел в последний раз, но все еще темнее его собственного, да и темнее того, что минуты назад «ласкал» Алекс. Магия преобразовалась в замысловатую форму с острыми гранями, по ним пробежались мелкие разряды тока. Если забыть о том, насколько черна природа этого волшебства, то можно посчитать его красивым. Изысканным. — Амок все еще слаб после полного контроля над телом. Дело не в нем, а в моем мировосприятии… — Арман сжала кулак, изничтожая магию, и вновь тяжело вздохнула. Пройдясь пальцами по волосам, она зачесала назад короткие пряди, которые лезли вперед отчаяннее опускающихся ниже поясницы, но ветер упрямо сдул их обратно. Девушка оставила попытки убрать их с лица и лишь недовольно дернулась. — Это сложно объяснить. — Не тупой, разберусь, — вышло грубо. Лекс глубоко вдохнул и медленно выдохнул, собираясь с мыслями. В самом деле, его уже порядком измотали бросающиеся из крайности в крайность эмоции. Как девчонка в пубертате. — Нет, я не это имела в виду, — осеклась Арман, сделав тон мягче, и негатив тут же испарился. Едва переступая, она подошла ближе, стараясь поймать его взгляд. Непривычно заискивающе. Да какого черта вообще с ними творится? — Это сложно для меня, — поспешила пояснить Арман. — Я сама не могу объяснить это… — она сосредоточенно нахмурилась, возможно, в поисках нужных слов, но после лишь тяжело вздохнула, видимо, потерпев неудачу. — Просто прими, что сейчас я для них опасна. — Для меня нет? — Сейчас тебе рядом со мной безопаснее, чем в любом другом месте, — натянуто улыбнулась она. — К тому же, ты в состоянии себя защитить. — Очень смешно, — не сдержал Лекс сарказма. На фоне Арман он мог считаться младенцем. Они никогда не схлестывались по-настоящему — за исключением моментов, когда девчонка его вырубила или он почти ее задушил только потому, что она решила поиграть в поддавки, — но он точно знал, что сейчас прогнется при любом раскладе, если та задумает навредить ему всерьез. Знал не только потому, что за последние недели увидел часть ее способностей, что постепенно толкало его к катастрофе мирового масштаба, но еще и потому, что опасность вибрировала на уровне инстинктов. Самосохранение так и трубило: «Не лезь. Не справишься». Арман помрачнела. Она смерила его внимательным взглядом, в котором отразилось… очень походило на разочарование. Отчего-то стало мерзко и захотелось тут же ее разубедить. — Можешь остаться, если боишься, — с деланным равнодушием повторила она сказанное лишь несколько часов назад и отвернулась. — Я справлюсь одна. Лекс на секунду представил, каково было бы проснуться и понять, что Арман ушла, вообще ничего ему не сказав. Если бы она не дала ему шанса и в очередной раз проигнорировала то, что вокруг нее есть люди, которым… не все равно? Страх застал врасплох. Ладони инстинктивно сжались в кулаки, а по коже прошелся противный холодок. — Не надейся, — отрезал он, грубостью скрывая дрожь голосовых связок. — Вот поэтому ты приглашен, — тут же выпалила Арман, неумело пряча улыбку. — Ты не можешь оставить хоть что-то без контроля. Все равно бы увязался. Последнее она произнесла с напускным раздражением, которое распознал бы и младенец без умений амока, и после, развернувшись, вновь отправилась к внедорожнику. Лекс уставился вслед, ловя себя на том, что катастрофа мирового масштаба, кажется, уже случилась. Его просто еще не догнали последствия. Он слишком давно не встречался с таким страхом. Настолько давно, что практически забыл, как это отвратительно. Не тот страх, когда ты боишься умереть, потерять себя или убить близкого в момент очередного помешательства. Страх за другого человека. За Гленис и Майлза Лекс тоже боялся, боялся все гребаное время, минуту за минутой, но тот, от которого горло першило сейчас, был сильнее. Почти таким, как полтора года назад. Твою мать. — Ты идешь? — Арман успела добраться до внедорожника и, ухватившись за решетку на бампере, нетерпеливо стучала носком сапога о крошево асфальта в выбоине под ее ногой. — Подумать, конечно, классно, я очень ценю, что ты разумный, рефлексирующий, шага без анализа не ступишь, все такое, но тик-так, тик-так. А вот это знакомо. Язвительная ухмылка, не спрашивая разрешения, осела на его замерзших губах. Лекс смог удержать только такой же насмехающийся ответ и, подойдя к машине, задал другой вопрос — важный: — Остальные не увяжутся? — Не рискнут, — Арман мотнула головой. — Они как раз таки уже давно уяснили, что иногда я для них опасна и меня надо оставить ненадолго в покое. — Мы разве не скрываемся? — Лекс похлопал по капоту, капли на котором от мелкого дождя мерцали в переливах тусклых солнечных лучей, едва пробивающихся сквозь мерзкие тучи, все еще обещающие грозовую бурю. — Так быстрее. Тут недалеко, есть вероятность, что Фил как раз увяжется. Без машины не успеет. А мы вряд ли успеем найти себе проблемы на двадцати милях. — Как ты ее забрала? — У меня свои методы, — беззаботно ответила Арман, но тут же замерла, стоило воздуху резко накалиться. Она закатила глаза и цокнула языком. — Успокой фантазию, Двэйн. Между мной и Филом никогда ничего не было. Лекс сделал вид, что не подумал о том, о чем подумал. В конце концов, как он мог не? Отношения Арман с Филом представляли из себя слишком черте что, чтобы хоть что-то в них понимать. Он лишь с напускной беззаботностью уселся на переднее пассажирское сиденье, игнорируя Алекс совершенно, и дождался, пока на водительское умостится еще одна девчонка — мировая катастрофа, ну точно. — В жизни ни перед кем не оправдывалась, — пробормотала Арман, поправляя зеркало заднего вида. — Я не могу это контролировать, — все же выдал часть правды вслух Лекс, упорно смотря на дерево за окном, прочно ассоциировавшееся с тем, что видел в недавнем сне, кажется, выбившем его из колеи полностью. Возьми себя в руки. — Знаю, не дуйся, — Арман сопроводила реплику смешком, и захотелось тоже закатить глаза. Но он не стал вообще никак реагировать. — Таким милые, я сейчас расплачусь, — фыркнула за их спинами Алекс, и они оба резко о ней вспомнили, тут же отравив атмосферу холодным презрением. Хоть в чем-то они, не сговариваясь, согласились. — Заткнись или выметайся, — процедила Арман, не оборачиваясь. — Ладно, — насупилась Алекс. Лекс искоса на нее посмотрел, заметив, как та двигается ближе к стеклу, изучая пейзажи, и через секунду на ее губах расцвела мрачная улыбка. — Я не могу это пропустить. Это было обжигающе — следующая ее эмоция. Непохоже на ярость. Скорее, горячее любопытство. Так чувствуют себя дети, отрывая крылья бабочкам, чтобы понять, смогут ли те жить дальше. Но хуже всего были не эмоции Алекс. Лекс заметил легкий тремор пальцев Арман, которые после озвученного вцепились в руль с такой силой, что побелели костяшки. В девушке разрасталось предвкушение. Это походило на самую страшную жажду в мире, знакомую Лексу до каждой ноты, потому что он испытывал ее на себе не единожды — в самые хреновые минуты жизни. В те, когда чужая кровь туманила рассудок осознанием собственного всевластия. Арман никогда не походила на хорошего человека, но сейчас… Если принять то, какой она была до судьбоносного разговора, за вариацию нормы, то больше этой нормы не существовало. Пришедшее на смену когда-то ненавистного характера топило своей чернотой. Это ощущалось как выплавленные предохранители контроля. С ней что-то не так.* * *
Кэли гоняла леденец во рту, то и дело сталкивая карамель с зубами, и пристально наблюдала через стащенный у Фила бинокль за помещением склада, ставшего приютом почившей Марисы и ее людей. Она рассматривала прилегающие территории, выискивала всех проживающих там людей, старалась определить все имеющееся у военных оружие, просчитывала каждый следующий шаг. Группа действительно оказалась большой, как и говорил Двэйн. Гораздо больше, чем рассчитывала Кэли, решаясь идти практически в одиночку. Ей не впервой решаться на самоубийственные миссии, и эта в очередной раз собиралась стать именно такой: разобраться минимум с двадцатью шестью взрослыми крупными мужчинами, не подключая силу амока — та еще замудренная задачка. Даже с магией тяжело противостоять огнестрелу, а у этой группы очень много серьезных стволов, будто у каждого представителя цель жизни заключалась в том, чтобы обвесить себя оружием с головы до пят. Видимо, придется все же быть жестокой. Кэли не планировала никого убивать. Она не обнаружила знакомых лиц — хотя, возможно, сказывалось расстояние и ей еще придется удивиться, — а те люди, которых сумела хорошо рассмотреть, ничего ей не сделали, не считая службы тем, кого она мечтала увидеть на виселице. Или гильотине. Кострище. Под водой. В объятиях тумана. Любой способ ее бы удовлетворил. Сейчас ей необходимо только привлечь внимание и обыскать пристанище Марисы на крохи информации, которые до них может не донести Алекс. Вряд ли девчонка в курсе всего. Да и… вряд ли ей можно доверять. Однако количество людей не позволяло сделать все тихо. Значит, придется импровизировать. — Зато так ты точно поймешь, что это я, — задумчиво пробормотала Кэли себе под нос и, загнав леденец под язык, повернулась влево. Она осмотрела площадку перед складом еще раз, проигнорировав сидящую за стоящим на улице крохотным столом пару взрослых мужчин, но потом вернулась к ним, изучая пристальнее. Когда ей удалось понять, что именно те делают, она нахмурилась, зажав леденец зубами. В памяти живо всплыл звук скольжения дерева о дерево, когда-то давно ассоциировавшийся у нее с тем, как лезвие царапает кость, пока им счищают с той остатки израненной плоти. Стук фишек друг о друга напоминал треск, с которым ломались пальцы — фаланга за фалангой. Левое запястье стрельнуло огненной болью, а после, когда Кэли им дернула, заныло о том, сколько травм пережило. Она перестала считать на шестой: выкрученные суставы и россыпь трещин — ее тогда еще жалели. Кэли не могла оторваться от того, как мужчины играли в нарды. «Единицы-двойки», кажется, так о них отзывались. Самая ненавистная с давнего времени для нее настольная игра, обожаемая тем, кого она провела бы через все способы умереть. Виселицу. Гильотину. Кострище. Под водой. Объятия тумана. И не давала бы умереть на грани, продолжая справедливый суд. Опомнившись, Кэли начала рыскать взглядом по площадке перед складом, выискивая знакомый силуэт того, кто обожал эту игру и постоянно — день за днем — нарушал тишину прямо за стеной ее клетки, вовлекая подчиненных в ожесточенные сражения, и низко смеялся, выигрывая каждое. Она рассматривала остальных, стараясь обнаружить нужные признаки, по которым узнала бы его и с такого расстояния. Но ни бритой под ноль головы, ни полос татуировок на шее, ни хромоты на левую ногу так и не заметила. Кэли выдохнула сквозь зубы, опуская бинокль. Стоило успокоиться. Вряд ли этот мужчина пережил восстание Маркуса. Тот не оставил бы в живых его, какую бы цель ни преследовал. Только не главного исполнителя. Она пустила веки. Но настойчивые звуки все равно преследовали, навязывая картинки прошлого. Скольжение дерева о дерево. Мольбы. Будь хорошей девочкой. Тебе всего лишь нужно согласиться. Крики — ее и чужие. Треск поломанных костей. Тяжелое дыхание. Задушенные рыдания. Хриплое: Однажды мы отомстим. Рядом раздался едва слышный шелест. Кэли открыла глаза и склонила голову набок, рассматривая приземлившуюся у ее ноги птицу. Та была совсем крохотной, серой с белыми узорами на груди. Словно совершенно не заметив человека, расположившегося на обрыве, в низине которого и возвышался склад Марисы, птица утопила клюв в землю в поисках пропитания. Высохшая трава начала темнеть, окружая серый комок, но та по-прежнему увлеченно ковырялась в почве. А когда туман добрался до ее перьев, успела лишь жалобно пискнуть прежде, чем полностью скрылась в витках магии. Стрекотнула молния, размытый силуэт тряхнуло, и тот перестал биться, не пытаясь выбраться из лап волшебства. Смерть выглядела красивой. Она завораживала, притягивала к себе. Кэли слышала ее шепот, благодарящий за очередную жертву, брошенную на алтарь в поклоне. Ей даже мерещилось, будто ее зовут жнецом — правой рукой Костлявой. Она никогда не хотела решать, жить кому-то или умереть, но в данную секунду, завороженная тем, как туман осыпает пеплом плоть, обнажая кости, забыла об этом. Она могла принимать решения. Повлиять. Хоть что-то контролировать. — Что ты делаешь? — резкий тон пронесся водопадом, насильно сдергивая с ее глаз мутную пелену. Кэли дернулась. Она не заметила, когда туман обнял ее пальцы, да и не могла понять, зачем вообще это сделала. Она потеряла момент, когда решила, что конкретная птица мешает ее существованию. Бессмысленная смерть. Беспричинная. Стоило Кэли рассмотреть, что наделала, ее веки в ужасе распахнулись. Магия полностью рассеялась, оставив за собой пепел, ошметки перьев и пару почти истертых в крошку костей. В ноздри ворвался запах жареного мяса и черной гари. — Ничего, — ее голос прозвучал надорванно. Она вытерла ладонь о брюки, словно так могла стереть «преступление». Выудила из кармана смятый фантик и, приложив его ко рту, спрятала в тот недоеденную конфету — разговаривать с леденцом за щекой неудобно. Положила в карман и кивнула Двэйну, предлагая присесть, если хочет. — Ты сказала, что все контролируешь. Озабоченность в тоне Двэйна была что те самые разряды тока, спалившие перья невинной многострадальной птицы, ушедшей без причины и какой-либо цели. Разве что эти метафорические молнии бились о ее ментальную защиту, превращая крохотные трещины в огромные пробоины, за которыми слабо трепыхалось доверие. — Я в норме. Кэли убедила себя, что почти не врет. Магически она в порядке. Амок не претендовал на главную роль. Видимо, его достаточно радовало происходящее, чтобы просто наблюдать со стороны. А то, что творилось с ней самой… Всему свое время. Двэйн не поверил. Это сквозило не только в фоне. Парень уселся с ней рядом, свесил ноги с обрыва и окунул пальцы в крохотную кучку пепла. Вытащив, потер их друг о друга, размазывая темно-серую грязь, и скептически посмотрел на нее, выгнув бровь. — Это не то, чем кажется, — Кэли отвернулась, не выдерживая вопроса в синих глазах. Там не нашлось осуждения. Страха тоже. Только желание добраться до правды, которую она не могла озвучить вслух. Не знала, как вот это вот все объяснять. Не скажешь же: «Мой мозг иногда выдает странную хрень, и я становлюсь неадекватной. Ничего особенного, я просто импульсивно творю дичь. Раньше меня постоянно анализировали и сажали на таблетки, но я их не принимала, потому что идиотка. Я просто пыталась снести свою квартиру вместе с несколькими кварталами, чтобы почувствовать себя в порядке, но сейчас не могу сделать даже этого, так что понять, простить, похоронить». Бред же. Двэйн и так воспринимает ее черт знает кем. Вовсе не обязательно лишний раз озвучивать, что она чокнутая. Вряд ли ей удастся хоть кого-то этим удивить. — Что будем делать? — отчаявшись услышать правду, Двэйн посмотрел на склад и перевел тему, успокаивая одной правильной фразой. Наверное, в этом дело. Он на каком-то очень глубоком тонком уровне понимал, когда надо остановиться. Это импонировало. Тоже на каком-то глубоком тонком уровне. — Импровизировать, — ответила Кэли и передала бинокль. Парень посмотрел на военных через окуляры и кивнул, молчаливо выражая согласие. — Главное, показать Маркусу, что я в курсе его поисков. Остальное не имеет значения. Он — главная угроза для селян. — И для нас, — напомнил Двэйн о такой же важной проблеме, как и выполнить данное Джеку обещание любыми способами отвести подозрения от того, где Мариса попала в плен. — И для нас, — не стала ничего отрицать Кэли. Маркус сейчас и правда главная проблема. Даже не Лукас. Тот мог что-то предпринять, но он все же человек. Пусть гениальный, но всего лишь дряхлый шестидесятилетний старик. Он не мог стоять рядом со сбрендившим меченым с огромной силой и целью, черт его знает чего добившимся за два года. Кэли не бралась предсказывать, какой Маркус теперь. — Расскажи о нем, — словно поняв, о чем она думает, попросил Двэйн. — Я уже рассказывала. — Этого мало, — настоял. — Что ты хочешь? — Что он за человек? — Двэйн передернул плечами, продолжая пялиться на горизонт. — Оказалось, что я многого о нем не знаю, — Кэли вздохнула. — Да и слишком все изменилось, так что… — Каким он был? — Хорошим, — не задумываясь совершенно, пожала Кэли плечами. — По-настоящему хорошим человеком. Она устремила взгляд на горизонт и слабо улыбнулась, наблюдая за клонящимся ко сну солнцем. Кристально честная правда. Маркус отличался редкими для человека качествами. Она никогда не встречалась с настолько преданными близким людьми, которые, вопреки слабости, идут на все, чтобы защитить. Даже на фоне Майлза Маркус выделялся. Он сиял ярче всех, кого Кэли когда-либо знала. В носу защипало, и она потерла переносицу, сдерживая непрошеные слезы. Пусть Маркус свихнулся, его все еще рано оплакивать. — Их с Люси привезли через полтора месяца после нас. Обычно детей содержали отдельно, но ее оставили с ним. Она была на грани между детским и взрослым магическим потенциалом, — всхлип все же нарушил тишину, и Кэли пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы он не перерос в истерику. — Мы на тот момент уже перестали сопротивляться. Нам показали, что бывает, если не слушаться. Но Маркус не собирался мириться. Она горько усмехнулась, вспоминая живой блеск в светло-карих глазах. Маркус был бунтовщиком. Очень своевольным человеком. Избалованным. Не готовым мириться с ущемлением. Но он никогда не сталкивался с серьезными трудностями. До смерти родителей его жизни позавидовал бы почти каждый: семья имела хороший достаток, их с сестрой окружала любовь, они никогда ни в чем не нуждались. Когда они с Люси осиротели — их родители разбились в автокатастрофе, — Маркусу уже стукнуло девятнадцать. Он остался наедине с десятилетней сестрой, и пусть они оба очень тяжело перенесли сей печальный факт своих биографий, все же смерть родителей не превратила их жизнь в ад. Им просто было больно, как и любому, кто когда-либо терял близких. — Он хотел спровоцировать бунт. Я не позволила. Мы уже знали, что за подобное можно остаться без еды и воды. Пришлось его просветить. Я сделала это не очень вежливо, если честно. Ты знаешь, как я умею. — Двэйн усмехнулся, и она повторила за ним, сцепив пальцы друг с другом. Скорее всего, почти достоверно представил, как начинались их с Маркусом отношения. — Он меня за это невзлюбил. Мы много цапались в первые дни, — кратко охарактеризовала она ряд ссор, в которые они шипели друг на друга, стараясь, чтобы их не услышали надзиратели. — Затем я познакомилась поближе с Люси. Имя сестры Маркуса Кэли озвучила с мягкой улыбкой. Как бы мучительно ни было о ней вспоминать, хрупкий образ все равно всегда затрагивал те струны души, что выдавали ласковые мелодии. Люси была самым младшим заточенным в клетке с молодыми магами, не попав в группу детей из-за скорого дня рождения, и первым ребенком, которому Кэли смогла подарить привязанность. Ее и до этого привлекали дети невинностью и наивными улыбками, но именно с этой девочкой она сблизилась. Им просто повезло разговориться. Маркус отвлекся, не успев поддержать Люси в нужный момент, и девочка потянулась к первому, кто проявил участие. И после уже никогда не отходила от Кэли, приравняв ее по значимости к брату. — Дети всегда ко мне тянулись, не знаю уж, чем я это заслужила, — Кэли перебросила волосы на одно плечо и провела по прядям, распутывая. Ветер их ерошил, нарушая ровный ряд, но плести косу не хотелось. Сейчас та воспринималась ограничителем, а душа рвалась к свободе хотя бы в таких мелочах. — Из-за нее и мы пошли на перемирие. А потом как-то все… закрутилось. Она повертела запястьем, не произнося вслух то, как все развивалось дальше. Они сблизились из-за Люси, стали спокойнее общаться, потом как-то незаметно перешли к рассказам о прошлом и мечтах о будущем. Через пару недель Маркус ее поцеловал, а она ответила, потому что успела проникнуться. Вокруг были люди: несчастные паникующие заточенные и ничего не говорящие надзиратели, тогда только проводящие опыты с телами волшебников, и во всем этом их троица — Маркус, Люси и Кэли — держались особняком. Они знали больше остальных, потому что Кэли после того, как ее вылечили от последствий стычки с младшим Двэйном, постоянно общалась с Лукасом и тот раскрывал ей детали исследований, убеждая сотрудничать. Она, в свою очередь, делилась с Маркусом. Но все равно они оба оказались не готовы к тому, что их оторвут от Люси и отдадут амокам. Как и к тому, что начнут стремительно терять не только друг друга, но и себя. — Маркус всегда казался чересчур уверенным в себе и своих действиях. Но все это — бравада. Он врал окружающим и себе, чтобы Люси чувствовала себя увереннее. На самом деле он был очень слаб. Духовно, не физически. Он прикидывался опорой для Люси, но ему самому требовалось на кого-то опереться. Он нуждался в том, кто смог бы прикрыть его спину. — Ты, — вклинился в ее монолог Двэйн. — Я, — кивнула Кэли. — После того, как нас пометили, я не замечала, как быстро он меняется. Сначала казалось, что все в порядке. Мы все плохо справлялись, но ни одно слово не выдавало то, что его разум трансформируется слишком быстро. Ощущение силы спутало его принципы. Он решил, что способен защитить Люси, и именно это и убило в нем человека. — И тебя. — Кэли нахмурилась, посмотрев на профиль Двэйна, и тот поспешил пояснить, что она неправильно поняла его фразу: — Защитить тебя. На это она кивнула. — Он вбил эту мысль себе в голову, а амок этим воспользовался, — Кэли горестно вздохнула. — Взращивал ее, чтобы сделать ненависть навязчивой. Маркус с каждым днем становился агрессивнее. Не справлялся с эмоциями, поддавался им, потому что считал, что это пойдет на пользу. Ему стало плевать на себя, главный приоритет — выбраться. Любым способом. Любыми жертвами. А когда… — Люси? — понял Двэйн и без объяснений, на что получил очередной кивок. — Тогда все окончательно рухнуло. Он ушел, закрылся ото всех, сблизился с Лу… Еще один утраченный близкий — в этот раз для Ноа — заставлял душу скрежетать. Лу не был плохим человеком до того, как их с Маркусом связали в пару меченый-чистый. Ноа рассказывала, что до этого эксперимента тот мог считаться адекватным. Пусть не в меру инициативным, решительным в боях, иногда высокомерным, но Лу никогда не опускался до жестокости. Однако, когда они с Маркусом сблизились, это изменилось. Возможно, причиной стала только темная магия, но Кэли считала, что они взаимно повлияли друг на друга, поддержав темнейшие желания ближнего. Нашли безусловную поддержку, которую раньше им никто не давал. Окончательно прошлый Лу — тот, которого любила Ноа, — исчез, когда убил их отца. Это произошло задолго до второго пришествия — за пару месяцев до бунта. Кэли не знала всех подробностей. Ноа рассказала только то, что барьеры в тот день были очень уязвимы, потому что Лу повел себя непредсказуемо. Сейчас Кэли задумалась о том, что, возможно, это было первой ступенью их с Маркусом плана. Лу стал самым могущественным из чистых, благодаря заговору на верховного правителя забрав вместе с жизнью отца часть его способностей. Лу стал новым верховным лидером, которого не мог ослушаться ни один чистый, даже если бы очень захотел. — Они добились послаблений от надзирателей и все-таки начали бунт спустя год после первой попытки Маркуса. Хороший вышел тандем. Эффективный. Кэли цинично усмехнулась. Маркус прислушался лишь к части ее предупреждений: к тем, что про слабость, неподходящее время и непобедимых противников. Добился того, что стал сильнее надзирателей, заручился поддержкой главного чистого. Выждал нужный момент. Все рассчитал. Убил нужных людей. Она чувствовала себя чертовой феей-крестной, которая ошиблась с подопечным. Быть может, позволь она изначально Маркусу совершить глупость, конец стал бы не таким катастрофичным для остальных. Быть может, второго пришествия и вовсе бы не произошло. — Это он? — Я не знала… — Кэли прикрыла веки, все еще не готовая смириться с этой правдой. С правдой, против воли превращающей ее в соучастника. Правдой, в которой она стала соучастником и по своей тоже. — Он убил кучу людей, чтобы вытащить меня. Я убила кучу людей, потому что не смогла смириться с тем, в кого он превратился. — Ты в этом не виновата. — Я обещала убить его, — выпалила она. — Я поклялась жизнью, что не позволю ему стать монстром, но он освободил меня от клятвы, прежде чем уйти. И теперь мир в полной заднице, потому что я не осмелилась все равно это сделать тогда, когда это стало бы спасением не только для Маркуса, но и для всего человечества. Мы с ним виноваты во втором пришествии. С каждым словом ее голос наполнялся острыми нотами злобы. Они жалили все вокруг, протыкая насквозь и заставляя кровоточить готовящуюся к зимнему сну природу. Кэли почти прошипела последние слова, сильнее сцепляя пальцы друг с другом и грозясь вот-вот переломать костяшки. Сейчас, когда она знала правду, ненавидеть стало проще. Желать смерти — еще проще. Она лучше видела в воспоминаниях окруженные возрастными морщинами глаза и кривую улыбку Лукаса. Легко представляла, как Маркус сдается под гнетом скрипучего тона сумасшедшего старика. Ими обоими манипулировали, и в итоге они разрушили мир, потому что не справились ни с внешним врагом, ни с самими собой. Когда-то они — она и он — были всего лишь жертвами обстоятельств. Загнанными в угол несчастными, неспособными себя спасти. Но теперь они оба в силах расставить звенья пищевой цепи верно. Лукас обязательно поплатится за то, что сделал. Все они поплатятся. Каждый, кто выжил и до сих пор пятнает отпечатками выжженную землю, скоро пожалеет о том, что не погиб еще три года назад, когда смерть обещала стать быстрой. В этот раз Кэли не будет настолько снисходительна. Она молча поднялась, решив, что на этом можно закончить сложный разговор. — Ты все еще любишь его? — остановил ее Двэйн перед тем, как она успела сделать шаг. Кэли резко обернулась через плечо и застыла, смотря на парня, продолжающего упрямо пялиться вперед, игнорируя чужое присутствие. Он выглядел равнодушным, плечи казались расслабленными, но воздух буквально звенел ожиданием. Нехорошим ожиданием. Напоминающим о том, что между ними успело произойти в баре селян, и о тех словах, которые Кэли хотела забыть. И вкупе с вопросом это выстрелило на поражение. — Я никогда его не любила, — честно ответила она черт его знает почему. Здравый смысл орал о том, что сейчас как раз тот момент, когда нужно соврать. — Не уверена, что такие, как я, вообще на это способны. — Какие? — Социально бракованные, — пожала плечами Кэли, пытающаяся казаться хотя бы внешне равнодушной даже вопреки тому, что на нее сейчас не смотрели. — В отношениях с людьми я похожа на наркоманку. Если я с кем-то сближаюсь, потом я будто… — умираю, когда они уходят. — Я не умею любить людей. Я в них только спасаюсь. — Спасаешься от чего? От сумасшествия. От желания себя покалечить. От постоянной пустоты и ощущения ненужности. От боли воспоминаний. От собственной непредсказуемости и неуравновешенности. От приступов гнева. От навязчивых мыслей. От желания свести счеты с жизнью и обязательно проиграть. — От себя, — отрывисто прошептала Кэли емкий ответ. Она грустно усмехнулась. Когда-то очень давно, еще в прошлой — обычной — жизни ей нравился популярный сериал. Ее восхищал гениальный врач-социопат и забавляло, что при любом удобном случае он бросался диагнозом «красная волчанка». Заболевание казалось ироничным — организм уничтожает сам себя. Такая себе демонстрация насмешек Судьбы, издевающейся над видом, занявшим высшую ступень пищевой цепочки. Еще ироничнее Кэли казалось то, что ее разум действует на манер той самой красной волчанки: подкидывает мириады способов себе навредить. И лекарство признает только одно — спрятаться в ком-то, чтобы впиться тросом в метафорический обрыв и не разбиться при прыжке, если все же на него решится. Сплошная ирония, верно? Хоть и тоскливая. — Клятва, — полувопросительно произнесла Кэли, озвучивая то, что волновало ее едва ли меньше, чем скорая встреча с Маркусом. Это не давало покоя с прошлой ночи, и, когда Двэйн повернул к ней голову, прислушиваясь, неловко потеребила рукава куртки и посмотрела на высушенную осенью траву, избегая контакта глаза в глаза. — Это из-за твоего отца? Кэли не могла даже себе объяснить, почему ей так важно знать ответ. В последние дни все смешалось. Ей хотелось хоть чего-то стабильного, и Двэйн ощущался как тот самый якорь, за который можно зацепиться, чтобы не утонуть в буре событий окончательно. Он долго думал над ответом, сохраняя молчание, и в гнетущей тишине звуки природы заставляли дрожать. Кэли дышала короткими вдохами, и каждый шелест травинки и дуновение ветерка оседали на коже ударами хлыста. Ее трясло, словно она промерзла до костей. — Не только, — наконец, выдавил из себя Двэйн. — Не только из-за этого. — Почему? — едва слышно задала она новый вопрос, боясь услышать ответ. Он все еще смотрел на нее. Очень внимательно. Кэли чувствовала пристальный взгляд, соизмеримый с прикосновениями ладоней. Она буквально ощущала его и не знала, хочет, чтобы тот и дальше ласкал или все же чтобы стал хлесткой пощечиной. — Ты предпочитаешь делать вид, что не слышала, — очень тихо. — Но я не стану прикидываться, что не говорил. Это мое. Очень и очень давно. Кэли в сотый раз за последние несколько часов подумала о том, что, наверное, пойти в одиночку стало бы гораздо лучшей идеей, чем тащить за собой Двэйна. Но откровенно ему врать во всем больше не хотелось, да и идти с неприкрытой спиной — тоже. К тому же рядом с ним она могла балансировать на грани своего рассудка, в очередной раз сдвинувшегося с точки опоры. То, что рядом с ним приходило нужное спокойствие, пугало, но пугало гораздо меньше других перспектив. Она уже ничего не понимала. Ни в себе, ни в том, что в ее проклятой жизни творится. — Что произошло, когда я была в отключке? — Не сегодня, — тут же отрезал Двэйн, высказавшись грубее. Кэли вздохнула. Его настойчивость в сокрытии деталей его разговора с амоком тоже пугала. — Через час выходим, — она отвернулась, собираясь найти Алекс и уточнить у нее детали расположения помещений внутри склада. И забыть детали этого разговора. Каждое ненужное им обоим слово. — Хорошо, — донеслось ей в спину. Закусив щеку изнутри, она нахмурилась. Несмотря на то, что перед ней маячила очень важная ночь, молчание Двэйна и все его прямые намеки напрягали. Не только потому, что сжимали внутренности в страхе. Сейчас ее разум с удовольствием готов сорваться с цепи, и поводов для этого с каждым днем становится все больше, а способов повлиять — напротив. Шепот главного голоса, до сих пор помалкивающего и не мешающего остальным заунывно бубнить, заставил Кэли сбиться с ровного шага. Она сцепила челюсти до тупой боли, стараясь абстрагироваться, но пальцы задрожали сильнее. И не факт, что от страха, ведь тон амока слишком сильно походил на ее собственный. Снова. Убей. Убей их всех.