* * *
Кэли встрепенулась, услышав грохот, сменившийся следом громкой нецензурной руганью. Она нахмурилась, оглядела еще раз полки на кухне пустующего домика на берегу озера Сен-Клер — ничего важного, вот буквально ни одной прогорклой крохи хоть чего-то съедобного — и вышла через широкую двустворную дверь, стекло на которой успело повидать жизни и потрескалось. Натолкнувшись в соседней крохотной комнате-кладовой на бранящегося Майлза, она прижалась плечом к косяку и скрестила руки на груди, наблюдая за суетящимся парнем. Видимо, его улов оказался ненамного богаче, а, учитывая, что в ее вытряхнутом на месте привала рюкзаке не просто мышь бы повесилась, а целое полчище могло устроить шикарную похоронную процессию с кучами почивших голодной смертью трупов… — Как дела? — поинтересовалась она, когда Майлз продолжил рыться на пыльных полках, игнорируя ее присутствие. — Не беси, — рявкнул тот и, шумно выдохнув, выпрямился. Он стоял к ней спиной, но по напряженным плечам прекрасно читалось раздражение, которое, видимо, он прятал на своем лице, так и не повернувшись. — Нихрена тут нет. — Еще не вечер, — Кэли попыталась в доброжелательность, и ей удалось скрыть дрожь в голосе — она и сама потихоньку начинала паниковать. Прошло пару дней с того, как они покинули бункер Фила, и их дела складывались… Скудные запасы стремительно заканчивались, а домики, что они встретили на пути, основательно обчистили еще до них — все, чем им удалось разжиться, это пару пачек крекеров, а остальное оказалось из того вида продуктов, что давно испортились. Леса поблизости были редкими, в них практически не водилась живность, и все, чего удалось добиться Кею в последние дни — один тощий кролик и пару мышей, которых он, естественно, даже ловить не утрудился. Да еще и холодало стремительно. Вот-вот ожидался первый снег, а зимой живая добыча становилась тем, что на вес золота вместе с лекарствами от простуды. — Прости, — повинился Майлз и, повернувшись, натянуто улыбнулся. — Я нервничаю. — Я тоже, — для убедительности Кэли кивнула. — Но впереди леса гуще. Пока не все потеряно. Майлз тяжело вздохнул. Осмотрел пустым взглядом разоренные полки и вздохнул снова. Дела их складывались весьма паршиво, в общем-то. — Пойдем отсюда, — пробормотал он. — Может, Гленис с Лексом повезло больше. Кэли очень в этом сомневалась, но вновь кивнула, создавая видимость уверенности. Хоть кто-то же должен, верно? Они приблизились к выходу, еще раз изучили пристально пространство и с поникшими плечами покинули заброшенный домик. Кэли сразу повернула туда, где чувствовался Двэйн. Они с Гленис обыскивали другой дом, до которого было около полумили — этот участок пути оказался очень диким, в лучшие времена тут одиноко жили люди, совершенно не пересекаясь друг с другом в обыденности. Жуткий контраст с густонаселенными городами. Они с Майлзом прошли с пару десяток ярдов в полной тишине, пробираясь сквозь редкие деревья небольшой рощи, и замедлили шаг, когда, приблизившись к краю зарослей, заметили между стволами ярко-красное пятно на поляне сразу за облезшими от листвы ветками. Кэли приложила палец ко рту, призывая сохранять тишину, они застыли за секунду до того, как услышали мужской голос: — Я вас видел! Оба, не сговариваясь, резко развернулись, прижимаясь спинами к стволам деревьев. Между ними оказалось не больше двух шагов, что позволило тихо прошептать, не позволив внезапному гостю услышать: — Успела увидеть? — спросил Майлз напряженно; его ладонь уже сжимала светлую палочку, готовясь бросить намерение, если обстановка изменится. — Нет, — покачала головой Кэли, тоже выуживая палочку из кармана. — Машина, кажется, но сколько там людей, не знаю. — И не чувствуешь? Кэли вновь покачала головой — как бы печально ни было, но она никогда не ощущала лишенных, даже если те ей угрожали. Могла заметить непосредственную атаку, но прелюдии в виде наставленного ствола или подкрадывающегося человека проходили мимо внимания ее амока. — Я просто торговец! — выкрикнул мужчина через минуту, когда они так и не подали голоса. — Я засек вас еще в том доме, но не причинил вреда и не сбежал! Я хочу поговорить! — Он идиот? — шепнула Кэли Майлзу, смотря на парня во все глаза. Брови того стремительно поползли вверх, он сцепил пальцы на палочке сильнее. Судя по звукам, мужчина был единственной живой душой в ближайшей округе, и вот так идти на контакт с чужаками — не просто глупость, это чертово самоубийство. Кэли категорически не понимала. — Какой торговец в наше время? — так же тихо спросил Майлз. Она пожала плечами. — Торговец? — выкрикнула, на что Майлз распахнул веки шире и шикнул, но она проигнорировала — очевидно, тоже совершая глупость. — Что продаешь? — Разные мелочи, — отозвался мужчина; его голос прозвучал благожелательнее. Если бы не обстоятельства, Кэли провела бы аналогию с мелкими торгашами прошлого, которые названивали по слитым в сеть номерам и опускались до сладких речей тут же, стоило почувствовать запах легких денег. — Мыло, одежда, книги, — перечислил тот. — Еды на продажу, к сожалению, нет, только пара плиток шоколада да две банки протухшей кукурузы. Рот тут же наполнился слюной. Перед глазами воскресло несчастное лицо Ноа, с которой Кэли так и не поговорила откровенно — они общались по делу, по вечерам просто сидели рядом, соприкасаясь руками, но слов, способных окончательно обозначить примирение, так и не прозвучало. Она все ждала того самого мифического подходящего момента, и в высказанной реплике услышала подходящий повод создать этот самый момент. Это было идиотским поступком, но она примирилась с собой, решив, что просто убьет незваного гостя, если тот поведет себя агрессивно. — Кэли, нет! — шепотом возмутился Майлз, видимо, по ее лицу прочитав все мысли. Вышло громче, но все еще так, что ветер не доносил их слова до незваного собеседника. — Не смей! — Я выхожу! — отмахнулась та. — Выкинешь что-то и сразу умрешь! Стоило Кэли показаться из-за дерева и ступить на широкую поляну, в ее сторону направился ствол пистолета — дуло зияло непроглядной чернотой. Она посмотрела на автомобиль — тот выглядел вполне ухоженным, пусть и грязным из-за затяжных дождей, за ним явно следили — и заметила там еще одного человека на переднем сиденье, однако тот вроде как не угрожал, даже не попытался выйти на улицу, так что она быстро потеряла к нему интерес. Если хоть один из чужаков рискнет, их не станет очень быстро. Она размеренно подошла к мужчине, смотря прямо на оружие, и, замерев в нескольких ярдах, показала палочку. Где-то за спиной копошился Майлз, взгляд мужчины дернулся в его сторону, но следом он вновь устремил взор к Кэли. Та скрутила растрепанные волосы и, зафиксировав их на макушке палочкой, продемонстрировала пустые ладони. Мужчина доброжелательно улыбнулся — на самом деле доброжелательно, Кэли даже не поверила — и, так же показательно вернув предохранитель на место щелчком, убрал пистолет за пояс потасканных, кое-где дранных насквозь брюк. — Мы с моей напарницей просто путешествуем, — мужчина махнул рукой в сторону автомобиля. — Находим мелочи и выменивая на что-то другое — жизненно важное. — Его губы растянулись в более широкой улыбке, обнажив несколько черных просветов в верхнем ряде пожелтевших зубов. Видимо, зубная паста не относилась в его мировоззрении к жизненно важным вещам. — Ничего криминального, простые деловые отношения. Мы с Вероникой вам не враги. Кэли скосилась на второй силуэт в машине и вновь сразу вернулась к мужчине. Однако уже через секунду нахмурилась и опять уделила внимание «напарнице» торговца. Та не шевелилась совершенно. Чернела тенью за грязным, покрытым разводами после дождя окном. Кэли пристальнее вгляделась, но фигура за стеклом даже не дышала — это улавливалось в полной статике. Ее веки широко распахнулись. Манекен? — Прости, Вероника не очень разговорчивая, — подал голос мужчина, заметив, как пристально Кэли изучает взглядом «напарницу». Она приложила множество усилий, чтобы не показать, насколько сильно ее смутил вид за окном. Спиной она чувствовала присутствие Майлза и, на секунду обернувшись, увидела его в двух шагах от себя — парень все еще держал палочку, однако не наставлял ту на мужчину, прислушиваясь к разговору. — Что вас интересует? — Шоколад, — сказала она. — Что ты можешь мне за него предложить? — мужчина покивал, давя очередную радостную улыбку. — У меня есть только патроны. — Какие? Глаза мужчины загорелись — еще бы, патроны сейчас были одной из самых весомых валют. Порой по значимости превышали даже важность лекарств. Для стиля жизни торговца тем более — он, похоже, постоянно путешествовал и все время рисковал, доставая встретившихся на пути людей. Для самоубийц этого типа патроны — единственный способ выжить. Кэли все еще его не понимала. — Девятый калибр, — ответила она и, достав пистолет из сапога, показала ствол. — Чертова дюжина, — воодушевленно произнес мужчина, похоже, сразу узнав марку оружия, и отошел за автомобиль. Открыв багажник и скрывшись с головой, недолго в нем покопался. Когда он вновь показался, Кэли услышала за спиной шорох — видимо, Майлз опять прослеживал каждое движение противника кончиком своей палочки, но мужчина, лишь на мгновение дернувшись в сторону звука взглядом, вновь подошел к Кэли. Скорее всего, понял, что окончательное решение в паре волшебников принимает именно она. — Отдам все три, — он показал крупные плитки, которые из тех партий, что превосходили стандартные размерами. — Честный обмен, такого сейчас не сыщешь, я откопал их в Вашингтоне с год назад. Хранил для самой удачной сделки и самой привлекательной покупательницы. Он тут же повернулся к приоткрытой с водительской стороны двери и прижал ладонь ко рту, будто ожидал, что за сорвавшиеся с губ слова его минимум отругают, максимум распнут прямо на этой невзрачной полянке. Но манекен ожидаемо молчал, пялясь вперед пустыми пластмассовыми глазами. До чего же странный тип. — Двенадцать. Кэли не подала вида на абсурдность поведения торговца, достала обойму и, зажав пистолет между ног, вытащила упомянутое число, оставив лишь один. Кое-как вставила обойму в пистолет — с полным кулаком крохотных беспощадных убийц то еще испытание, конечно. Мужчина проследил манипуляции пристально, словно отвлекись он, и его неминуемо настигнет прыжком Смерть. — Один оставлю на последний день, — сказала Кэли. Мужчина расплылся в сардонической ухмылке — явно понял мрачный подтекст. Не обнаружив с его стороны ни капли враждебности, Кэли убрала пистолет обратно в сапог. Приблизилась к торговцу вплотную и подняла руку с зажатыми в кулак патронами. Тот выставил свою, раскрывая ладонь. — Si vis pacem, para bellum, — благоговейно шептал мужчина, пока Кэли ссыпала патроны в качестве платы. — Славься, Америка — самая великая страна в мире. Она едва удержалась, чтобы не скривиться на фанатичный тон — мужчина явно не в себе. Забрав шоколад, который моментально согрел лучше верхней одежды, едва защищающей от стылых ударов погоды, она отступила сразу на несколько шагов и замерла. Рядом застыл Майлз, внимательно следя за мужчиной. — Понял, понял, — хохотнул тот, пересыпая патроны с одной ладони в другую и обратно. — Уйду первым. С вами приятно иметь дело. Он махнул рукой в жесте прощания и, убрав вырученную плату в карман, приблизился к машине. Захлопнув багажник, он на прощание радостно улыбнулся и уселся на водительское сиденье. Прежде чем закрылась дверь, они успели услышать, как тот завел разговор с манекеном, рассказывая о встрече с приятными людьми. — Как он умудрился подобраться так близко? — Майлз все еще цедил слова, его руки чуть подрагивали. Кэли озабоченно нахмурилась, но промолчала — каждый проживает стресс по-разному. Они оба проводили внимательными взглядами автомобиль, который, зарычав и пропахав влажную почву на поляне, вырулил на гравий. Быстро разогнавшись, торговец в минуту скрылся за горизонтом. — Почему ты его не почувствовала? — Я никогда не чувствую лишенных, — пояснила Кэли. — Стой. Ты не чувствуешь угрозу от лишенных? — Его брови сошлись к переносице, лицо стало таким задумчивым, будто перед ним разложили листы с сотней интегралов, которые необходимо решить за минуту. — Из-за твоего происхождения? — Не уверена, что есть связь с моим происхождением, но вполне может быть, — покачала Кэли головой и потянула Майлза за собой — все же они торопились и потратили много времени на внеплановый разговор, другие могли заволноваться. — Я не чувствовала лишенных даже в Склепе, когда они и правда могли мне навредить. Что говорить о сейчас, когда я на порядок лучше подготовлена и свободна от цепей. Она, — Кэли приложила ладонь к солнечному сплетению, шагая вперед, — не видит в них угрозы. — А остальные меченые из Склепа? — Остальные чувствовали. Мне кажется, это просто ниже ее достоинства, — она поскребла ногтями по куртке на уровне груди, — видеть опасность в ком-то настолько слабом и несовершенном. Майлз не стал продолжать этот разговор, недолго пожурил ее за безрассудство, но без фанатизма, заткнувшись почти сразу — видимо, понял, что ее совершенно не колышет его мнение, ведь она даже не попыталась оправдаться, просто молча слушала претензии. Шоколад грел замерзшую ладонь, а все ее мысли уже бродили там, где она порадует подругу, которой причинила слишком много боли за весь период их знакомства. — Видел его напарницу? — подала голос Кэли через пару минут молчания, в которые Майлз успел успокоиться, судя по расслабившимся плечам. Однако вместе с этим в нем стало чувствоваться больше настороженности — он оглядывался чаще, прислушивался лучше, узнав, что его напарница не то чтобы хороший сканер, когда дело не касается магов и амоков. — Кошмар, — Майлз метнулся к ироничному тону; его губы дрогнули в улыбке. — Знаешь, есть в нашем положении все-таки и хорошие моменты, — со скупым налетом задумчивости пробормотала Кэли. — Да ну? — Порой встретишь кого-то и просто… — она махнула рукой, как бы демонстрируя все, что произошло с десяток минут назад. — Будто в учебнике по психиатрии оказываешься. — Твоя правда, — хохотнул Майлз, но между ними повисли горькие ноты, мелькнувшие в псевдорадостном звуке — случайная встреча оказалась настолько же комичной, как и трагичной. Кэли сжала шоколад чуть сильнее — хвала морозной температуре, тот не был размягчен, чтобы безбожно деформироваться крепкой хваткой, — не в силах сдержать улыбки. Все же риск того стоил. Она очень живо представляла, как обрадуется Ноа, и идиотский поступок обрел смысл. Как сказала Мия в одну из их последних встреч: «Мы все можем завтра погибнуть». Но сегодня… Сегодня они могут рисковать. Сегодня они живы.* * *
Лунная дорожка на поверхности озера Сен-Клер выглядела завораживающе. Чернота опустилась на землю стремительно, словно скакала на лучшем в мире рысаке, под копытами которой погибали солнечные лучи. Темнеть даже в сравнении с прошлой и позапрошлой неделями стало гораздо раньше, что ограничивало длительность пути — перемещаться по ночам то еще удовольствие, да и гораздо опаснее. Но Лекса это совсем не расстраивало. Его радовало, что они выделяют на отдых достаточно времени, хоть это, возможно, и было несколько безответственно. Просто он не вывозил. Арман будто сорвалась с цепи — она выжимала из него все соки в любую свободную минуту тогда, когда солнце, пусть часто и сквозь плотные тучи, все еще освещало им путь. Они либо шагали вперед, прислушиваясь к внутреннему чутью — то немного стабилизировалось, позволяя Лексу за Арман чувствовать что-то еще, пусть все еще и хуже, чем до их встречи; либо Лекс обращался к туману, стараясь сделать его сильнее и разрушительнее; либо пытался определить класс амоков по объяснениям Арман, если те оказывались на расстоянии, с которого их можно ощутить, но которое еще не опасно для жизни — в обратном случае они с группой стремительно скрывались в противоположном направлении тут же; либо огребал по лицу. Последнее выматывало сильнее всего. Лекс всегда предполагал, что Арман может за себя постоять. В конце концов, однажды она уже опустила его на колени — не в том смысле, в котором ему бы хотелось, а несколькими ударами, — но не представлял, что она настолько хорошо владеет телом. Пронаблюдав за его последним «почти нокаутом» сегодня днем, Майлз позже украдкой рассказал, что Арман в подростковые годы помимо прочих увлечений убивала себя на постоянных тренировках по совершенно рандомным боевым искусствам, выплескивая бесконтрольную злость кулаками — чаще все же ногами, судя по тому, с каким усердием ее подошвы стремились выбить Лексу зубы в последние дни. А после, когда училась у приятелей отца, вместе с компьютерными технологиями осваивала жестокую и грязную дворовую драку, стоя напротив того самого лучшего друга отца, о котором совсем недавно ему поведала, — как сказал Майлз, огромного мужика весом под две с половиной сотни фунтов. Это многое объяснило. И в очередной раз отдалось внутри непрошенным — кого ты обманываешь? — уважением. Арман не жалела его совершенно. Ее будто подгоняли кнутами, настолько фанатично она подошла к вопросу его подготовки. Игнорировала даже то, что после каждой встречи лицом с промерзлой землей Лекс кривился от вновь открывшейся раны на плече — последствия шальной пули все еще не зажили до конца, причиняя кучу дискомфорта. Лишь один раз она снизошла до того, чтобы помочь ему сменить повязку, и тогда Лекс чуть не отъехал в мир иной, наблюдая за тем, как девчонка, закусив губу, аккуратно промачивает кровь остатками бинта — тот стремительно заканчивался. Арман не сняла перчаток, лишь очистив их магией, не поднимала взгляда, смотря на рану так, словно кроме нее в мире ничего не существует, но сердце в его грудной клетке стучало так громко, что слышал каждый в радиусе сотни миль, кажется. Больше она такого не делала, и он никак не мог решить, радует его это или разочаровывает. Это было еще одной проблемой, которая как раз про то, что ему хотелось бы встать на колени вовсе не от ударов. Сны нецензурного содержания вернулись. Они мучали каждую ночь, но не так, как в самом начале. Лекс не был уверен в том, что это навязывалось амоком, а не стало плодом его больной симпатии, ибо ощущения не казались реальными. Напоминало именно те подростковые сонные фантазии, которые настигают подрастающий организм неожиданно вместе с первыми утренними стояками. Разве что обрывались похабные сны ровно за мгновение до логичного завершения — вот это точно делало его зло специально, чтобы окончательно свести с ума. Каждое утро он ощущал себя так, будто бесконечно идет по пустыне, видя перед собой оазис буквально в нескольких ярдах, уже ощущает призрачный аромат воды, представляет, как пересохший язык, наконец, вкусит живительной влаги, и за секунду до глотка обламывается, оставаясь подыхающим от жажды. Так что да, сейчас Лекс как мог наслаждался спокойствием, тишиной и видом банальной лунной дорожки, которая казалась ему лучшим, что вообще с ним могло случиться даже несмотря на то, что его прошивала до костей зябкость ночи. Они с группой нашли пристанище на заброшенной туристической базе прямо в нескольких шагах от когда-то ухоженного пляжа на берегу, и в свои часы дозора он сидел на крыше небольшого домика на отшибе и не мог вспомнить, когда в последний раз замирал вот так на месте и наслаждался окружающей природой. Наверное, он просто разучился это делать, все время готовясь бежать. Сейчас бежать не хотелось. Лекс точно знал, что вокруг безопасно: чутье обострилось, рядом находились две надежные меченые, одна из которых обладала феноменально развитыми инстинктами, и, если Алекс не хотела сдохнуть, а она не хотела, она не стала бы скрывать ощущение угрозы, которую, в отличие от них с Арман, чувствует на гораздо дальние расстояния. Одну сторону временного ночного приюта отрезает водная гладь, которую пусть даже могут преодолеть очень легко амоки, обычные люди, что не менее, а иногда и более опасны, бесшумно не пересекут. По веткам густого леса без устали носится Кей в облике рыси, готовый в любой момент подать сигнал о приближении посторонних. Лекса никто не бьет, ему не нужно вновь насиловать организм темной магией, и даже Арман не смотрит на него своими бездонными глазами, которые сменяли сотни красок за день: презрение, гнев, страх, злость, грусть, сочувствие, понимание, веселье даже, хоть и крайне редко, — но всегда, каждую чертову минуту, оставались завораживающими. И все было бы отлично — замечательно, великолепно, — если бы прямо под Лексом не раздавался заунывный вой — еще одна навязчивая проблема даже надоедливее той, где мировая катастрофа стонет, а кровь насквозь пропитывается удовольствием, концентрируясь гораздо ниже мозга. Крик отчаяния, родившийся в последнюю ночь в бункере Фила, стал перманентным состоянием для Арман, извечным спутником, ни на шаг не отстающим. Лекс просыпался и сразу, выныривая из низменных желаний, окунался в надрывный скулеж; двигался вперед и вздрагивал, когда эмоции девчонки начинали вопить надрывно; прежде чем уснуть, долго смотрел в потолок — если это были дома — или в небо, стараясь абстрагироваться, но при этом погружаясь в чужие страдания сильнее. Он словно был парусником, и его мотало жесткими порывами ветра, который никак не мог определиться с направлением. Интересно, сколько человек способен выдержать, прежде чем окончательно свихнуться? Лекс услышал, как со скрипом открываются створки окна на втором этаже. Он нахмурился, съехал по треснувшей кое-где черепице к краю крыши и посмотрел вниз. В темном проеме сначала показалась светлая голова Майлза, а следом парень вылез на подоконник и, ухватившись за выступающий карниз, подтянулся. — Двери не существует? — спросил Лекс, когда Майлз, ругаясь сквозь зубы, забрался на крышу и повалился рядом с ним. — Там Кэли внизу уснула, — пояснил тот, приглаживая сбившиеся пряди. — Боялся разбудить. — Лекс скептически вскинул бровь, и тот закатил глаза. — Да знаю я, но правда, она и так хреново спит и просыпается от каждого шороха. Пусть отдохнет. Лекс молчаливо кивнул, пряча до этого перебираемую пальцами палочку — пусть вокруг безопасно, но перестраховку никто не отменял — в кобуру. Здравый смысл шептал о том, что вот так выбираться из дома, потому что кто-то там спит, как-то по-детски глупо, но решение повторить путь Майлза, только в обратном направлении, пришло само. Он не стал даже пытаться его обдумывать. Стоило начать размышлять в подобном ключе, как вспоминались жестокие слова Фила, а Лекс никак не мог выбрать из предложенных другим человеком вариантов. Он просто пустил их с Арман ситуацию на самотек. Оправдался тем, что они заняты гораздо более важной проблемой — выживанием. Остальное разрешится как-нибудь само. Инфантильно, бесспорно. Но иначе пока не выходило. Перебросившись с Майлзом еще несколькими словами, Лекс опустился по крыше до границы, и, развернувшись и ухватившись за карниз, совсем не осторожно забрался в дом через окно. Когда он приземлился подошвами на пол, те гулко стукнули, что прозвучало слишком громко в темноте, и вздрогнул, услышав сонное бормотание Гленис. Лекс извинился, получив в ответ сопение, и, слабо улыбнувшись, аккуратно покинул комнату. Он зашел в следующую, которую в эту ночь должен был делить с Кеем, но того еще не было — спящая в третьей комнате на втором этаже вместе с Алекс Ноа сменит его только через пару часов. Оказавшись в одиночестве, Лекс сбросил куртку и толстовку на стул, наслаждаясь теплом. Изначально в доме стоял жуткий холод, но, уверившись, что амоки далеко, они прогрели его магией до комфортной температуры, рискнув потому, что знали: вряд ли в ближайшее время им повезет нарваться на столь удобное место ночлега. В города, даже мелкие, они все еще не заходили, пусть и могли постоять за себя. Так спокойнее. Повалившись на двуспальную кровать, Лекс блаженно прикрыл глаза. Ему очень давно не удавалось лежать на чем-то настолько приятном. Пусть запах стоял не самый лучший, матрас все еще сохранился в приемлемом для удовольствия состоянии. Кости заранее заныли, предвкушая следующую ночь, которую, скорее всего, придется провести на холодной земле. Стоило избавиться от одного органа чувств, другие обострились. Особенно те, которые хотелось заглушить. Душевные метания Арман стали ощутимее, они пробирались под кожу и колко жалили. Лекс сдвинул брови и приоткрыл рот, глубоко вдыхая. С одной стороны, ему хотелось тишины, потому что он совершенно не высыпался — как, собственно, и Алекс, которая тоже подпитывалась страданиями другого и ходила с такими тенями под глазами, словно не спала с десяток лет. Но, с другой, если бы на смену страданиям Арман вновь пришла пустота, он, скорее всего, взвыл бы в голос. Если выбирать, то так, как сейчас, приятнее. Так Арман хотя бы кажется настоящим человеком, а не наделенной первичными инстинктами оживленной магией куклой. Даже ее чрезмерный энтузиазм в желании набить ему морду воспринимался как положительный знак. Все лучше, чем мертвый взгляд в пустоту и обескровленный на жизнь голос. Чужая боль, раскачивая на своих волнах — то нарастающих, то стихающих, однако не испаряющихся окончательно, чтобы закончиться штилем, а грозящихся вновь обернуться катастрофой под резким шквалом, — противоестественно убаюкивала. Как колыбельная из сказок, только тех, что для взрослых: с грязной моралью и смертью главного героя как свидетельства неотвратимости Судьбы, убивающей самых достойных за секунду до достижения цели. И когда мотать на них резко перестало, исчезновение чужого эмоционального крика о помощи тут же отогнали сонливость и заставили Лекса распахнуть веки. Он нахмурился, глубже погружаясь в себя, чтобы прочувствовать смену фона. Получалось плохо. Ощущения будто зарябили, как если бы по ним пропустили с пару разрядов тока. Лекс сел. Замер на пару секунд, но после встал, больше не в силах находиться на месте. Походило на зов, которому не можешь сопротивляться. Будто услышал вдали несчастный плач ребенка и, опираясь на сострадание, не можешь контролировать желание подсмотреть. Лекс несколько раз прошел из угла в угол. Застыл на месте, запрокинул голову, уставился в потолок, сложив руки на груди, и все равно не смог усмирить нетерпение — начал притоптывать, не успев даже отдать соответствующий приказ мозгу. Отчаянно простонал сквозь сжатые зубы и потер виски, но и это не помогло — его тянуло вниз. Тело буквально само приняло решение, когда он покинул нареченную на одну ночь его спальней комнату, как можно тише прошел рядом с дверью, за которой сопела Гленис, и ступил на первую ступень лестницы. Оказавшись в гостиной так быстро, что, возможно, бежал, но просто этого не заметил, он сразу выцепил в темноте силуэт Арман. Она предсказуемо бодрствовала. Сидела на диване спиной к крупному окну, сквозь которое проникал лунный свет, играя в ее спутанных прядях, что выглядели крайне растрепанно. Видимо, до того, как проснулась, девчонка знатно успела покрутиться, пребывая в кошмаре. Склонившись вперед, Арман напряженно сидела, запустив пальцы в волосы, и немного покачивалась. Она заметила чужое присутствие — дрожащие плечи застыли, будто замороженные магией. — Эй, — привлек внимание к своей персоне Лекс. Он подошел к дивану и опустился рядом с Арман. Пристально осмотрел, все еще пытаясь оценить то, что от нее исходит, но никак не удавалось. Походило на белый шум на экране стоящего четко напротив дивана телевизора, который мог бы сейчас бить их по привыкшим ко тьме радужкам, если бы питался электричеством и не красовался пробоиной с острыми краями на мониторе. Комок спутавшихся чувств буквально воспринимался хаосом — смесью всего, что только можно найти в эмоциональном фоне человека за долгие годы жизни и слить в одну емкость, получив на выходе странную грязно-бурую субстанцию. Арман сначала не шевелилась, продолжая пальцами драть волосы у корней, а после резко развернулась вполоборота и прижалась к боку Лекса. Он напрягся, стоило девчонке подобрать ноги на диван и придвинуться плотнее. Ее нос ткнулся ему в шею; отсутствие преграды в виде ткани пустило по позвоночнику мурашки, которые галопом понеслись по коже явно не потому, что Арман ощущалась куском льда — настолько замерзла, видимо. Лекс затаил дыхание, впитывая легкую дрожь хрупкого тела. Очень захотелось опустить веки и создать себе иллюзию того, чего хотелось на самом деле, но реальность здесь и сейчас напоминала о себе абсурдностью ситуации. Плечи Арман затряслись сильнее, отчего Лекс тяжело сглотнул, подумав, что девчонка плачет. Ярко, с душой. Он уже хотел было ляпнуть что-то поддерживающее, однако в следующую секунду шеи над сонной артерией коснулся ледяной рот, а следом мурашки ускорились с горячим выдохом, который сорвался с губ Арман вместе со смешком — слишком знакомым, чтобы не узнать моментально. До этого лихорадочно бьющееся, взволнованное близостью понравившейся девушки сердце застучало заполошно — вот-вот грозясь разломать ребра и свалить с криками: «Спасайтесь!». — Ты, — вышло практически неслышно; кадык дернулся, когда Лекс сглотнул вязкую слюну. Это не было страхом в привычном понимании — как бы странно ни звучало, но он совершенно не испугался, поняв, что мир вновь посетила страшная половина Арман. Скорее, что-то инстинктивное. Так настораживается лань, видя хищника на водопое, — она знает, что тот не нападет, но все равно отшатывается. — Сюрприз-сюрприз, — хохотнула лже-Арман, отстранившись. Его передернуло от вида черных радужек — даже в полностью темной комнате, в которой нельзя разглядеть ни малейшего источника света, они маячили, как пустующая дыра в пропасть. Лекс попытался сделать хоть что-то, что сделал тогда, когда принял Арман на складе Марисы за амока, однако в тот день его не сковывала первобытная осторожность, ощущающийся на каком-то глубоком, почти генетическом уровне. Тогда он просто ошибся. Сейчас… Не-Арман воспользовалась шоком и взобралась на его бедра. Она широко раздвинула ноги, устраиваясь удобнее, и отклонилась назад, упираясь ладонями в его колени. Лекс отдал бы за этот вид все ценные вещи, что остались в его жалких пожитках, если бы не черные глаза девушки, сардоническая ухмылка и впивающиеся ногти, которые он ощущал даже сквозь плотную ткань штанов. Если бы на месте зла оказалась та, которой сейчас тут не было. — Убирайся! — прошипел он ядовитой змеей. Лекс собрал крупицы смелости вкупе с яростной дерзостью и уже собирался скинуть с себя хрупкое тело, лишив себя того, о чем грезил ночами, но замер на месте, словно его парализовало, когда сущность рявкнула в ответ: — Сидеть! — она гаденько улыбнулась, заметив отчаянный порыв, который моментально стерся звуком ее голоса — низкого, совершенно нереального, будто созданного специально наученной компьютерной программой. — Мне нравится, когда ты слушаешься добровольно, но, чтобы у тебя внезапно не взыграла смелость: выкинешь что-то, и я отомщу за это нашей общей знакомой, — она склонила голову к левому плечу и постучала указательным пальцем по виску. — Или того лучше: малышка проснется и тебе придется самому ей объяснять, почему ты по ночам втайне от нее развлекаешься со мной. Не-Арман растянула губы шире — так, что обнажились верхние зубы, — и рывком сдернула с себя водолазку. Она не расстегнула молнию на спине, поэтому темнота обогатилась треском ткани. Откинула ту им под ноги и, пристально уставившись в широко распахнутые синие глаза, демонстративно провела по шее, снимая магию — только часть, взору показался чернеющий шрам-роспись Лекса. Остальное все еще скрывалось под вуалью иллюзии чистой кожи. Внимание притянул кулон на горле — он плотно прилегал к черному рубцу подобно ошейнику, на котором поблескивал крупный камень рода Арман. Пальцы дрогнули желанием поддеть толстый шнурок и, натянув, посмотреть, как дыхание девушки утяжелится. А после провести языком по шраму-памяти, что воспринимался связующим клеймом — тем, что существовало только для них двоих. — Хочешь повеселиться? — не-Арман заговорила тише, искушающе, властность тона делала его настолько сладким, что рот наполнился слюной. — Я бы понаблюдала, как ты будешь оправдываться. Лекс мотнул головой, отгоняя наваждение, на что девчонка громко усмехнулась. Она вновь уперлась ладонями ему в колени и развела ноги еще, демонстрируя потрясающий вид во всей красе. Он лихорадочно просчитывал, насколько позволить сейчас проснуться настоящей Арман опаснее, чем посмотреть, чего от него хочет злобное существо. Выходило, что перспективы плюс-минус — сама Арман не то чтобы была хоть немного предсказуемее. Не убьет, конечно, но черт знает, что выкинет. Амок его тоже не прикончит — существо выглядело не как тот, кто желает вымочить руки в крови прямо в эту секунду. Скорее, как тот, кто хочет погрузиться с головой в другой смертный грех, которому Лекс совершенно не против сдаться без сопротивления, если на месте злобной твари окажется та, что настоящая хозяйка тела. Решение потерпеть и посмотреть, во что это выльется, снова отдавало инфантильностью. Мозг отчаянно кричал: «Глупо, глупо, глупо». Но других достойных вариантов не предлагал. — Да до чего же ты упрямый, — сладко пропела лже-Арман, устав от его мысленных метаний, и пригвоздила плечи Лекса к дивану, надавив на них хрупкими ладонями. Она нависла над его лицом и посмотрела в глаза, но, казалось, смотрит глубже — в самую душу. — Малыш, помоги нашему гостю настроиться на разговор. Сначала это было отголосками. Как фантомные переживания, накрывающие в похотливых снах, — не было ни ярких касаний, ни живых картин перед глазами. Лишь тонкая иллюзия удовольствия, которая ласкает кожу подобно утреннему свежему ветерку, целующему щеки. В груди зародилось тепло, которое медленно закручивалось воронкой, становясь горячее. Втягиваемый в легкие воздух тоже теплел, раскаляясь. А после Лекса резко накрыло. Первым стал грудной стон. Женский. Глубокий, пробирающий до костей откровенностью. Он ударил по ушам и мозгу одновременно. Затем стало темно, словно его в момент лишили зрения, выколов глаза. Финалом пришли ощущения. Это не было иллюзией — пусть Лекс все еще помнил о реальности, но мог поклясться, что сейчас все происходит на самом деле, а не в его фантазиях. В воображении просто так не бывает, когда чужие прикосновения обжигают, а трение в низу живота разгоняет желание искрами. Не бывает, что горячее дыхание опаляет, а волосы натягиваются, рассыпая экстаз по натянутым мышцам контрастами легкой боли и сносящего крышу удовольствия. И точно не бывает, что шею холодит влажными поцелуями и хочется выть, когда они, становясь грубее, колко жалят сжимающимися на сонной артерии зубами. Ладони будто уже обхватывали хрупкое тело, крепко сцепившись на талии. Он мог поклясться, что ощущает, как проминается под его пальцами бархатная кожа, пока он помогает другому — другой, обладающей тем самым тембром, что разгонял стонами мурашки удовольствия по телу — насаживаться на член. И это тоже ощущалось слишком реально — скользящие толчки, резкие. Приятные до ужаса. Как и похабные звуки, которые в темноте казались гораздо выразительнее. Лучшей музыкой в мире. Лекс будто просто прикрыл глаза, чтобы сделать все остальное ярче, добровольно отказавшись от одного органа чувств. Спустя несколько секунд — и особо глубоких жестких толчков — окончательно стерлась мысль о том, что он в жизни бы не позволил себе не смотреть, случись это в реальности. Исчезла последняя нить, не позволяющая забыть о том, что лучший секс в его жизни — а это точно был он — происходит в его воображении, пока две тьмы, сговорившись, склоняют третьего — что все еще человек — на свою сторону крайне жестоким способом. Одним из самых отвратительных, если честно. — Перестарался, кажется, — цокнула языком не-Арман и похлопала его по щекам, вырывая из ярких фантазий. Зрение резко вернулось. Лекс часто-часто заморгал, пытаясь сфокусироваться на девушке. Охренеть. — Тебя инфаркт не хватит? — поинтересовалась та, сдвинув брови к переносице, но мнимая озабоченность стиралась коварной улыбкой, растягивающей те самые губы, которые только что жгли в воображении так сильно, будто на них, подобно помаде, оставила свой отпечаток кислота. — Дыши глубже. Мне, конечно, все нравится, но вдруг мозг помрет от кислородного голодания. Она хохотнула и выразительно кивнула вниз, где навязчивая проблема, ставшая закономерным следствием, натягивала брюки. Стараясь привести сознание в порядок, Лекс костерил себя мысленно на все лады за то, что снова это позволил. Однако в этот раз все действительно было иначе. Если в первый раз он сдался просто потому, что не ожидал подобного, не знал о возможности и потенциале подобного внушения, то сейчас оно чувствовалось как-то, что он прервать просто не в силах — как неподвластное обычному человеку. Недели назад в гостиной крохотного убежища фантазия ощущалась скорее как морок, как гипноз, границы которого можно распознать. В которой можно, постаравшись, понять, где кроется ложь. В этот раз Лекс скорее поверил бы в то, что это и правда произошло. Что его просто отрубили в моменте, привели в божеский вид — одели, как минимум, — а после воссоздали ситуацию до. Все вышло настолько реальным, что он до сих пор чувствовал влагу там, где только что было адски жарко. — Проваливай, — Лекс не мог сказать, озвучил ли слово на самом деле — шум крови в ушах заглушал даже внутренний голос. — Ты этого не хочешь, — промурлыкало существо и потерлось своим носом о его; его глаза широко распахнулись, и он подался назад максимально настолько, насколько это позволяла спинка дивана. Не-Арман на это покачала головой. — Да не бойся ты так, не стану я обгладывать тебе лицо. Лекс всмотрелся в ее черты, когда она немного отстранилась, перестав насиловать его своим дыханием, и гнал кнутами непрошенные мысли, пытаясь обнаружить в существе хоть что-то, что убедит его больную фантазию в том, что рядом вовсе не та, о которой то грезило. Но не видел ничего, за исключением черных глаз, которые и для хозяйки тела не были чем-то несвойственным. Блядство. Гребаное блядство. — Ты продал бы душу Дьяволу, лишь бы на тебя сейчас смотрела она, а не ее альтер-Эго, которое, в отличие от хозяйки положения, не любит врать ни себе, ни окружающим, — вновь высказалось существо, точно ударяя в цель. Словно могло читать мысли. — Мы дали вам время, поумерили ваш пыл, а ты все равно пялишься на нее так, будто хочешь сожрать. Она сделала волну животом, поерзав промежностью по его бедрам, и от полной катастрофы спасло только то, что она все еще сидела ниже навязчивой проблемы. Лекс плюнул на все долбаные опасности и, положив ладони на ноги девушки, сдвинул ее ниже, чтобы наверняка. Ему стоило огромного труда отпустить после, и он сжал кулаки, уронив их на диван и оборвав все низменные желания титаническими усилиями. Сложно держать себя в руках, когда перед глазами и прямо на коленях: приди и возьми. — Я знаю, тебе хочется, — не-Арман словно не заметила, как ее опустили, прогнулась в спине сильнее, чуть приподнимая бедра. — Можешь потрогать, мы никому не скажем. Она выразительно скосилась вниз и провела кончиками пальцев левой руки по груди. Опустилась, очерчивая выпирающие при таком изгибе крайне сильно ребра, и скользнула под ремень брюк кончиками пальцев. Лекс тяжело сглотнул, стискивая кулаки до боли, — ногти врезались в кожу так, что даже странно, что под ними еще не чувствуется кровь. Разум все же завыл сиреной, замигал красной неоновой вывеской о том, что следить так тщательно, цепляться за каждое движение злобной твари почти то же самое, что тянуться влажными пальцами к оголенному проводу. Черт, прикосновение, наверное, ощущалось бы точно так — тряхнуло бы смертельно. — Чего ты хочешь? — усилием он заставил себя зажмуриться — в этот раз действительно добровольно лишая себя одного из главнейших сейчас органов чувств. Того, которое маниакально впитывало информацию, чтобы после обрушить на самоконтроль в очередной сонной фантазии. Лекс уже предчувствовал, что эта сцена замучает его до больного возбуждения сразу, стоит ему уснуть. Если вообще удастся сегодня отрубиться, конечно. — Да до чего же ты благородный, — возмутилось существо и поцокало языком. Но следом сказало то, что все же вынудило его вновь распахнуть веки. — Ладно, пожалей его, и правда переборщил. Он еще к такому не готов. Он с неверием уставился на не-Арман, которая точно разговаривала с кем-то другим. С кем, получил ответ тут же — по телу будто прошла рябь, которая снизила натяжение возбуждения, словно кто-то выкрутил колки, ослабляя струны на грифе скрипки. Уже через мгновение ему удалось вдохнуть с облегчением — желание прижать женское тело к себе никуда не делось, однако больше не давило бетонной плитой. Разум окончательно пробился сквозь завесу чужого внушения, и Лекс поморщился. Уже пора посыпать голову пеплом? — Я пришла за помощью. Лекс недоверчиво нахмурился, даже забыв о самобичевании за слабость. Пробежался взглядом по лицу напротив, но не нашел там больше ни следа иронии — существо внутри Арман действительно подразумевало то, что говорило. Его горло дернулось смешком. Следом еще одним. А после он в голос расхохотался, запрокинув голову. Он прикрыл глаза, пряча от себя темноту потолка, и никак не мог уняться — пусть звуки, вырывающиеся из его рта, отдавали больше истерикой, чем искренностью. Какая нелепость. — Способ убедить выбрала так себе, — резко оборвав смех, он посмотрел на существо, внезапно ощущая призрачное превосходство — все же ситуация складывалась интересной, если отбросить то, что его только что ментально поимели. — С чего мне тебе помогать? — А с того, милый, что я пришла просить о помощи не для себя, — она приблизилась к его уху, словно хотела сказать очень важный секрет, который не должны подслушать даже сокрытые тенями стены, и закончила горячим шепотом: — В этот раз она не давала мне разрешения. Она настолько плоха, что я просто пришла. Отклонившись, Не-Арман вскинула брови вместо продолжения о подтексте, который был очевиден: видимо, раньше настоящая Арман легко следила за тем, кто владеет телом, но сейчас, находясь в полном раздрае, отпустила контроль. Скорее всего, даже не обратив на это внимания. Лекс не сомневался, что она в жизни бы не допустила такой халатности, будь она на это способна. Кто угодно, даже он сам, но только не Арман. — Ей нужна твоя помощь, но сама она никогда не попросит, — продолжило существо и пожало плечами. — Ей ты не сможешь отказать. — Зря ты так думаешь, — откровенно соврал Лекс, четко это осознавая. — Тебе меня не обмануть, — ввернула не-Арман, тоже, очевидно, понимая абсурдную лживость высказанной фразы. — «Словно будущее и правда есть», кажется, так, да? Ее тон воодушевился, до мельчайших деталей процитировав интонации внутреннего голоса, которым — Лекс помнил это отчетливо — была озвучена эта реплика в его голове в момент последнего не вынужденного, а добровольного касания с настоящей Арман. Дыхание вновь сбилось, но теперь уже от растерянности. Мысли лихорадочно заметались, хватаясь крюками за крохи информации. Настолько глубокое ментальное вмешательство было просто невозможным, какими бы умениями темной магии зло ни обладало. Амоки точно каким-то образом общаются между собой, делясь информацией в обход носителя. На ум тут же пришло то, как после первого рукопожатия еще в лесу отношения их с Арман тьмы диаметрально изменились, метнувшись от стремления уничтожить к… желанию близости? Прикосновения? Так они общаются? — Пока ты мне врешь, ты теряешь время, — произнесла после небольшой заминки не-Арман, к счастью, не заметив, насколько глубоко Лекс ушел в размышления. Или просто сделала вид. — А я ведь так много могу рассказать, если ты будешь слушать, а не сопротивляться. Она зарылась пальцами в отросшие волосы на его затылке и дернула назад, нависая сверху. Лекс бы очень хотел это контролировать, однако дыхание все равно сбилось сильнее, теперь уже оттого же, что было в начале — легкая боль била по нервным окончаниям, заставляя вкусить все сильнее. Концентрированнее. Будто ничего, кроме этих ощущений не осталось. От взора лже-Арман это не укрылось. — Вот как, — прошептала она ему в губы — между ними осталось не больше жалкого дюйма. — Тебе нравится не только контролировать, да? — промурлыкала она по-доброму, выглядело бы нормальным, если бы не блеснувшие лунным светом черные глаза. — Занятно. — Ты собиралась говорить о деле, — процедил Лекс, стараясь не втягивать носом глубже в легкие чужое дыхание. — Точно, — не-Арман словно сама опомнилась от морока, ее глаза зарябили, сквозь черноту проступили очертания зрачков, что вновь вогнало в замешательство. — Прости, я слишком сильно хочу тебя объездить, — она отклонилась, постукала пальцем по губам, которые немного надула, выглядя при этом аномально невинно — совсем неискушенным подростком. Но, стоило ей коснуться языком того же пальца, и впечатление в секунду развеялось. — Дело, о деле, да. Ей будто и самой сложно было сконцентрироваться, но Лекс не позволил себе зацепиться за эту мысль — слишком сюрреалистичная. Слишком много надежд она давала, запуская мыслительный процесс туда, где зло Арман — не дикий зверь, а такая же травмированная девчонка, только немного — много — злее и жестче. — Она слишком сердобольная, — скривившись, поведало существо. Лже-Арман потерла свой висок, что бросилось в глаза моментально — уже не в первый раз таким образом та обозначала присутствие своей второй половины. Лекс тут же задумался о том, что они всегда инстинктивно обращались к солнечному сплетению, где магия ощущалась сильнее всего. Быть может, это тоже важно? Он постарался отложить это в памяти на перспективу, когда его оставят наедине с собой и позволят, наконец, сконцентрироваться на важном. — Я такая плохая, так много всего натворила. Настоящее чудовище, не заслуживаю жизни, убила так много людей, — продолжила девушка, кривляясь; ее тон стал выше, она специально делала его карикатурным. — Бесит. — Вина — нормальное человеческое чувство. — Не тогда, когда вина тебя убивает, — рявкнуло существо, склера перестала менять оттенки, вновь целиком затянувшись чернотой. — Ты видишь, как просто я пришла? Она даже не догадывается, просто спит, — оно сказало последнее раздосадовано, раздражаясь на то, как просто удалось взять контроль над телом. — Чтоб ты понимал, мне впервые не понадобилось ее разрешение. — Разве тебе нужно не это? — Я уже говорила, что мне нужно вовсе не то, что вы себе придумали, — существо прозвучало злее. — Вы, идиоты, совершенно не замечаете правду. Я сказала тебе почти прямым текстом в нашу прошлую встречу, — она несколько секунд смотрела на него пытливо, видимо, рассчитывая, что он что-то скажет, но потом, похоже, отчаялась дождаться от него чего-то вразумительного, пробормотала что-то на французском — поразительно напоминало то, что бурчала постоянно настоящая Арман, и, сделав глубокий вдох, выпалила: — Я знаю, как закончить войну. Лекс во все глаза уставился на существо, опешив с последней репликой. Он изучал девушку и совершенно не мог отличить суррогат от оригинала. Если раньше она только внешне выглядела идентичной копией — что не позволяло сконцентрироваться, отбросив влажные похотливые фантазии, — то сейчас она и ощущалась так же. Не эмоционально — ее фон все еще будто рябил белым шумок. То, как она сидела, как говорила, даже смотрела на него точно так — пытливо, с намеком на дне затянувшихся черным радужек. Один и тот же человек — Лекс мог в этом поклясться. — У нас явно разное понимание этого термина, — произнес он настороженно, тон вышел пересушенным, будто он не пил, подыхая от жажды, уже с несколько дней. — Нет, не разное, — покачала не-Арман головой. — Я знаю способ, который сработает наверняка, но для этого нам с тобой нужно, чтобы она не утопила себя в вине. Поэтому мне нужна твоя помощь. Не позволяй ей больше убивать людей, — на последнем слове она сделала акцент. — Никого, даже если они заслужили худшей из смертей. Ни при каких обстоятельствах. Любым способом огради ее от этого, если хочешь, чтобы все мы выжили. Ты не вывезешь того, что произойдет, если она не справится с собой сейчас. Никто в мире не вывезет. Все представления об амоке рассыпались прахом. Четкая картинка, которую Лекс сложил о сущностях ранее, трескалась, вылетали отдельные фрагменты и со звоном разбивались о деревянный пол. А оставшиеся кусочки пазла смещались, не складываясь ни во что определенное. Какого черта? — Я могу на тебя рассчитывать? — спросила не-Арман спустя минуту, в которую Лекс так и не нашел ни сил, ни причин хоть что-то выдавить. Он вновь не отреагировал, и она тяжело вздохнула. — Дам тебе время. Пока мы с малышкой отдыхаем, подумай о том, что будет, если она исчезнет, решив, что не достойна дальше продолжать бороться. И еще одно. Не-Арман прогнулась в спине назад, продемонстрировав потрясающую гибкость. Она все еще плотно сидела на его бедрах, однако, опустив голову ниже его колен, дотянулась рукой до отброшенной ранее водолазки. Выпрямившись, она умостила ткань на его бедрах в опасной близости от паха. — Расскажи ей о поцелуе завтра же, или это сделаю я. Я покажу ей во всех подробностях, как ты на нее набросился, воспользовавшись ситуацией. Продемонстрирую, как ты терзал ее рот языком, намереваясь трахнуть прямо там — на камне при свете луны, — она говорила это с блаженной улыбкой, в этот раз и ее дыхание утяжелилось. Выглядело бы даже в чем-то романтично, если бы не тон — тот опускался с каждым словом, становясь ниже и мрачнее. — До каждой последней секунды. Она скривилась в злобной улыбке и, не разрывая контакта глаза в глаза, расстегнула молнию водолазки. Коснулась кончиками пальцев шрама, который тут же стерся, спрятавшись под иллюзией. Лекс неотрывно смотрел в черные радужки, пока существо натягивало рукава. Затем то застегнуло молнию и, поддев волосы, вытащило его из-за ворота, после окончательно вернув слайдер на место. Встряхнуло головой, позволяя прядям рассыпаться. — Она уснула здесь, кстати, — девушка дернула подбородком в сторону левого края дивана. — Увидимся. Ее глаза закатились, тело резко обмякло, а смесь эмоций вокруг моментально развеялась, оставив только то, что за несколько дней снова успело стать привычным — Лекса будто пластом протащили лицом по битому стеклу. Он едва успел подхватить девчонку, чтобы та не клюнула его носом в шею и не проснулась тут же — даже то, что от жесткого хвата на талии она этого не сделала, уже было удивительным. Он нахмурился и, оглядевшись, неловко снял Арман с себя, перекладывая на диван. Где-то на задворках разума отложилась мысль о том, что с последнего подобного контакта она похудела. Он замечал и раньше: обычно обтягивающие как вторая кожа брюки стали немного висеть, куртка смотрелась свободнее, запястья отощали настолько, что оба можно обхватить одной рукой, однако только сейчас Лекс обнаружил, что веса она для своей комплекции потеряла катастрофически много. Внутри заворочалось беспокойство. Он аккуратно поднялся, сняв с себя ногу Арман, и осторожно повернул ее на диване, заботясь об удобстве. Посмотрев на прикрытую водолазкой грудь, тяжело выдохнул — слава святым сейлемским ведьмам, сука предпочла одеться самостоятельно, иначе он бы не скрыл произошедшее. Пытаться одеть ее самому — идиотская затея даже с крепко спящим человеком, не то что с вечно настороженной девчонкой. Правда, Лекс все еще не решил, стоит ли рассказать о втором «свидании» со злом. О первом ведь все равно придется, если он хочет избежать катастрофы, когда это сделают за него. Стоило ее переложить, Арман заворочалась, пробормотала что-то и нахмурилась. Боль вокруг сконцентрировалась, став почти осязаемой — протяни руку и потрогай. Видимо, ей снилось что-то крайне неприятное. Беспокойство внутри зашептало навязчиво. Лекс огляделся и, заметив сбоку дивана скомканную ткань, приподнял ее. Оценил придирчиво и, отойдя на несколько шагов от дивана, встряхнул то, что по виду напоминало плед — тряпка выглядела достаточно теплой, пусть и была подрана в нескольких местах. Ему едва удалось сдержать кашель, когда вместе с хлопком свалявшегося ворса о воздух взвился столб пыли — характерный запах забился в ноздри. Лекс беспокойно обернулся через плечо и облегченно выдохнул — Арман все еще спала. Он закатил глаза и едва сдержался, чтобы не ругнуться под нос. Неожиданное присутствие зла настолько застало его врасплох, что, кажется, полностью распрямило все извилины, которых и так в присутствии девчонки оставалось катастрофически мало. Он достал из кармана палочку и, прислушавшись к себе и на всякий случай еще раз убедившись, что вокруг безопасно для несерьезного намерения, очистил плед магией. Вокруг тут же запахло свежестью — крайне странно в объективно грязном и неухоженном заброшенном доме. Вернувшись к дивану, Лекс с ювелирной осторожностью накрыл Арман, которая за минуту его «отсутствия» успела расположиться удобнее и, подтянув к себе ноги, обхватить их руками. Она подрагивала, все еще хмурилась и казалась крайне несчастной. Беспокойство внутри заорало раненным зверем. Лекс опустился на корточки, всматриваясь в печальное лицо. Поправил плед, натягивая до самого подбородка. Арман выглядела такой хрупкой, что, казалось, ее могло расплюснуть любой мало-мальски серьезной проблемой, а она все еще как-то тащила на плечах целый мир, не прогибалась окончательно, как бы ужасы мира — внешнего с чудовищами и внутреннего, в котором все еще жила маленькая девочка, пусть обозленная до крайности, — ни пытались ее сломать. Лекс не удержался и провел костяшками пальцев по щеке Арман — сегодня было нарушено столько запретов, еще одно явно не сделает хуже, верно? Он прикрыл глаза, наслаждаясь теплом. Теперь прикосновение не било под дых желанием, оно согревало мягкостью. Ощущалось приятнее. Но следом Лекс резко распахнул веки, стоило почувствовать крепкую хватку на запястье. Однако его опасения оказались напрасными — Арман все еще бродила по своему личному кошмарному аду, вцепившись в его ладонь сквозь сон. Лекс попытался выбраться, но девчонка прижалась к его ладони щекой, крепко стискивая прохладными пальцами. Прильнула, как кошка за лаской к хозяину. Ее лицо просветлело, хмурость бровей стерлась, поджатые губы расслабились — их тронула легкая улыбка. Губы Лекса растянулись в такой же. Бессознательная потребность Арман делала одновременно очень хорошо и крайне плохо — чувствовалась, как безысходность, способная спасти от смерти. Парадоксально даже в формулировке. Лекс когда-то очень давно слышал фразу о том, что каждый человек, кем бы он ни был и где бы ни жил, всегда ведет войну. Войну, что бьет его не снаружи, а разворачивается внутри — с самим собой. Арман была буквально олицетворением этой формулировки. Только теперь он прекрасно знал, что за битву она вела с самого детства. Представлял до деталей каждый день внутренней войны. Буквально с пару минут назад лично присутствовал на одном из сражений, которое преподносилось переговорами, но было не меньше, чем перестрелкой. Не знать о чужих битвах было проще. Совесть не подавала признаков жизни в моменты гнилых реплик и тем более молчала при мыслях о невозможностях помочь — прикрыть от шальной пули, заставить чужого противника страдать или присутствовать свидетелем при заключении мирного договора. Лекс как никогда в этот момент понял Фила с его болью. Он смотрел и смотрел на спящую девчонку, не в силах лишить ее тактильного успокоения. Безостановочно думал о том, что какой бы силой зло внутри нее ни отличалось, как бы отвратительно Лекс ни велся на него, чуть ли не с открытым ртом ловя каждое слово и движение, ее амок способен лишь взять оружие, снять то с предохранителя и приставить к его лбу. Но спустить курок оно не способно — не обладает достаточной властью. Поиздеваться — да. Склонить к чему-то, что станет катастрофичным в моральном смысле — бесспорно. Но не уничтожить окончательно. Однако такую власть постепенно прибирает к рукам другой человек. Тот, что просто спит, еще не подозревая, что с рассветом его жизнь снова пошатнется, когда по ее опорам прилетят бронебойными ракетами честные слова.* * *
За окном проносились пейзажи, видеть которые отчаянно не хотелось. Тут и там мелькали мелкие города, когда-то, судя по газетным вырезкам, выглядящие как крохотные оплоты спокойствия, однако сейчас они казались небольшими кладбищами, над которыми носятся, истерически хохоча, духи умерших. За три дня пути перед глазами мелькнуло с десяток таких поселений, и в доброй половине из них палачами, забравшими жалкие жизни едва держащихся за голодное существование людей были они — два парня, сидящие в несущейся по трассе с бешеной скоростью машине. Лу вздохнул, выжимая педаль газа. Не то чтобы его беспокоила моральная составляющая. Все, кого он когда-либо убил, погибли не просто так — каждый служил средством достижения цели. Он не мог подобного утверждать о Маркусе, однако и это его не волновало — в отношении последнего его заботило только то, насколько он адекватен, а каким образом тот достигает этой самой адекватности, уже детали. Просто Лу рассчитывал провести время иначе. Приближалась зима, и ему с огромным трудом удалось уговорить Маркуса осесть на месте хотя бы на несколько месяцев, чтобы отдохнуть. Весь прошедший год они носились по стране, практически не останавливаясь. Маркус сбегал от себя, найдя подпись своей чокнутой любви в руинах квартала Нью-Йорка среди истерзанных тел бродящей там до этого группы бесчеловечных головорезов, Лу бежал за ним… потому что всегда это делал. Всегда прикрывал спину. Да и то, что с бешеной подружкой Маркуса рядом, скорее всего, находится его дорвавшаяся до свободы глупая маленькая сестренка, играло особое значение. Ноа очень долго пряталась от своих обязанностей и заслуживала, чтобы ее за волосы притащили на то место, которое она всегда должна занимать, выполняя подаренную Судьбой роль. Пальцы на руле сжались в противоречивом предвкушении. Лу чертовски соскучился по покладистости и великолепному телу Ноа, однако рядом с ней — стопроцентная вероятность — находится та, кого он никогда больше не хотел видеть. Спроси у него кто о том, согласился бы он пересечься с ахиллесовой пятой своего друга, получив в награду ту, что абсолютно глупо утратил, он не смог бы с ходу ответить. Это было как величайшая награда, запечатанная в самый жуткий кошмар. Тем сильнее напрягало, что недолгий отдых накрылся. Лу чертовски устал от противоречий за последние месяцы и все еще тешился надеждой, что они быстро проверят, какого черта случилось с Марисой. Однако чутье нашептывало: «Все не закончится просто». Он ощущал нутром — они на пороге войны. Вот только противник пока — фигура неизвестная. Он надеялся, что врагами стали те ребята, в отношении которых Мариса божилась о важности дружбы. Тогда все пройдет без сложностей: Маркус просто выжжет весь их бункер, оставив на месте убежища пепельную пустыню, и они отправятся отдыхать. Но все то же внутреннее чутье истерично хохотало, убеждая, что так им не повезет. Лу скосился в сторону Маркуса и поморщился, заметив, как тот в очередной раз грызет ноготь на большом пальце, задумчиво смотря на горизонт за окном. Под зубами уже просматривались капли крови, но тот этого не замечал, увлекшись размышлениями. Иногда Лу готов был отдать жизнь, чтобы узнать, о чем друг думает в такие моменты, но гораздо чаще готов был на то же самое, чтобы его никогда в это не посвящали. Вряд ли в голове уже давно потерявшего себя человека крутятся какие-то радужные вещи. — Кровь, — тихо пробормотал он, вновь переключаясь на вид за лобовым стеклом. — А? — Маркус резко дернулся, будто слово ударило по нему плетью. Краем глаза Лу заметил, как тот отворачивается от окна; прислушался к тихим испанским ругательствам; отследил на периферии, как Маркус, изогнувшись, запустил ладонь в задний карман джинсов. Мелькнуло ярко-белое пятно платка, и Лу усмехнулся, бросив взгляд в зеркало заднего вида — напрасно, сейчас встретить хоть одну машину на дороге почти невозможно. Маркус продолжил грязно материться, стирая с пальца кровь. Затем почувствовался легкий флер магии — парень тут же очистил платок, который всегда поддерживал в кристальной чистоте. Черт знает зачем, Лу никогда не интересовался причинами такой педантичности в отношении единственного предмета. Ко всему остальному Маркус относился гораздо халатнее. — Скажешь, зачем накачался? — поинтересовался Лу, сворачивая на гравий, ведущий к складу, люди на котором перестали отвечать на контрольные вызовы связи с несколько дней назад — почти сразу после того, как Мариса отправилась на переговоры к местечковой группе бандитов. — Мам, — издевательски ответил Маркус и, когда друг на него требовательно посмотрел, запрокинул голову на спинку сиденья и, опустив веки, блаженно улыбнулся. — Отвали, а? — Я за тебя отвечаю и… — Лу, — прервал его Маркус крайне жестко. — Что Лу? — выплюнул тот. Он резко вдарил по тормозам, когда они достигли нужной точки у ворот, и, стоило им остановиться, подался вперед, оказываясь к другу нос к носу. — Тебе мало тех, кого ты уже прикончил, обдолбавшись? Он категорически устал от выкрутасов Маркуса. Он только успевал привыкнуть к очередной выходке, и тот выкидывал что-то новое, никак не вписывающееся в мировоззрение Лу. Приходилось снова адаптироваться, и каждый гребаный раз, когда ему казалось, что друг дошел до грани, тот демонстрировал новые. Лу никогда не считал себя святым, что для верховного чистых — пусть и почти вымершего, но все же светлого магического рода — было не совсем традиционно, однако до проклятого парня все равно не дотягивал. Маркус не вписывался даже в понятие «отчаянные времена, отчаянные нравы», превышая все возможные нормы извращенной жестокости в сотни, тысячи раз. А когда добровольно накачивал себя разработками Лукаса, становился совершенно неуправляемым. Настолько, что Лу практически ничего не мог сделать с его эмоциями. Но Маркус все равно продолжал перманентно этим заниматься, оправдываясь глупыми причинами. — Ты никогда не жалел тех, кого я прикончил, — Маркус резко распахнул веки, и Лу дернулся от остроты взгляда. — Ни разу. Не опускайся до чтения нотаций и не рассчитывай, что я начну исповедоваться. Или мне напомнить, скольких убил ты… — он показательно почесал подбородок, будто действительно подсчитывал, — буквально несколько дней назад? — Тебе напомнить, что они зашли на нашу территорию? — тон угрожающе опустился. — Лу, Лу, — Маркус похлопал его по щеке, как хлопают маленького ребенка, с губ которого сорвалась глупость. — Я мог бы просто их напугать, и они сбежали бы на другой континент, научившись ходить по воде от страха, но ты решил действовать радикально. Это было твое решение. Это ты веришь, что убийство — лучший способ сохранить безопасность. Последнее слово он произнес слащаво, что только придало издевательских красок точно глупой вещи — десяток человек в жизни бы им не смогли навредить, как бы ни старались. — Маркус… — снова попытался Лу, но его грубо перебили: — Отвали от меня, если мне хочется чувствовать себя хорошо, я буду чувствовать себя хорошо. Не провоцируй, лучше вспомни наконец, что мы на работе, — Маркус дернул головой в сторону выросшего перед ними склада, и только тогда Лу заметил, насколько тяжело дышит друг и как сильно расширились его зрачки — плохой знак. — Выметайся из машины, у нас тут кое-что интересное нарисовалось. Лу вылетел из автомобиля, обозначив свою злость громким хлопком двери древней развалюхи, которую Маркус почему-то обожал. Тот, напротив, вышел вальяжно, будто собирался предстать перед сотнями фанатов — кажется, именно так это выглядело, судя по газетным вырезкам. Он замер и, тряхнув головой так, что отросшие до плеч волосы рассыпались крупными завитками, снял с запястья резинку. Зажав ту зубами, он нахмурился, разглядывая склад, который потонул в мертвой тишине. Они никогда не посещали это место, но все прочие пристанища Марисы всегда напоминали муравейники — снующие туда-сюда люди с оружием и сама женщина, которая носилась, отдавая распоряжения. Тут же абсолютная пустота — еще один плохой знак. Лу взял с заднего сиденья дробовик, обогнул автомобиль и, открыв багажник, осмотрел богатый арсенал остального оружия. У них было много всего, но он в очередной раз отдал предпочтение любимому стволу, а залежам уделил внимание только потому, что где-то, насколько он помнил, заныкал несколько пачек патронов с пару недель назад — в прошлую подобную вылазку. — Тебе не хочется хотя бы иногда казаться ответственным? — поинтересовался Лу, проверяя обойму ствола. Магией фонило за милю. Он дернул оружием, раздался щелчок, и приклад приятно утяжелил ладонь. Он нашел в барахле еще одну коробку патронов, спрятал ее в карман светлой куртки и нырнул в остальной хлам в поисках других — мало ли, одни отъехавшие верховные знают, какого хера произошло с Марисой, вдруг ему все же придется стрелять. — Для этого есть ты, — усмехнулся Маркус; слова прозвучали бормотанием из-за зажатой зубами резинки. Парень встряхнулся, грубо скрутил волосы в пучок на затылке, наконец избавив рот от лишнего. Несколько прядей остались свободными — были слишком короткими, чтобы их подцепить. — Маркус… — в тоне прозвучал укор. — Chupeme, Лу, — с широкой улыбкой заявил тот и, осмотрев выразительным взглядом друга, который рылся в багажнике, хохотнул. — Ты сейчас прямо Сэм Винчестер. — Кто? — недовольно спросил Лу, так и не обнаружив искомого, хоть и точно помнил, что упаковок патронов было минимум три. Видимо, стащил кто-то перед экстренным отъездом. Вырезать что ли зарвавшихся ублюдков к чертям по возвращении? — Был сериальчик в свое время известный, — пожал плечами Маркус и отточенным движением выудил скрутку из внутреннего кармана куртки. Полыхнула магия; запахло сладковато. Лу ничего не сказал — дурь лишенных в сравнении с тем, чем обычно накачивался его друг, сущая мелочь. — Два брата охотились на нечисть, путешествуя на крутой тачке, и все время пиздострадали. — Тогда непохоже, — Лу хлопнул крышкой багажника и ловко убрал дробовик в крепление на спине. Перепроверил короткие ножи, которые всегда висели на поясе под рукой — от них тоже ощущались волны магии, сигнализирующие, что подзарядка пока не требуется. — У нас только нечисть. — Это ты обо мне? — сверкнул улыбкой Маркус; его глаза затянуло чернотой. Лу тяжело сглотнул — только не сейчас, пожалуйста. — Тут магией все пропитано. — Какой? — Темной, мой дорогой светлый друг, — Маркус отвернулся и бегающим взглядом проскочил по габаритам склада. — Крайне свежей, — он убрал скрутку подальше от лица и глубоко вдохнул. — Знакомой. Сдвинув брови, Лу приблизился к другу, наблюдая за весельем в его чертах. Он мысленно взмолился всем своим предшественникам, чтобы Маркус унюхал не ее магию. Только не Мгла. Внутреннее чутье завыло отчаянно, намекая, что ему не повезет. Маркус зажал косяк в уголке губ, убрал руки в карманы брюк и вальяжно зашагал к воротам. Лу ступал следом, даже не пытаясь оглядываться — смысл, когда рядом меченый, который накачал себя составом, позволяющим ему почувствовать угрозу от любой пролетающей мимо мухи, не то что от чего-то или кого-то серьезного. И отстал на два шага на всякий случай — Маркус никогда не навредит ему добровольно, однако то, что сейчас течет по его венам, увеличивает магию в несколько раз, а тот не очень-то стремится хоть как-то сдерживаться. Внутри склада так же оказалось непривычно тихо. Где-то в темноте раздавался стук капель о металл плит, слух вибрировал отголосками жужжания вдалеке, однако не удавалось уловить ни единого человеческого звука. На пороге их встретил становящийся с каждым шагом сильнее неприятный запах, который, уловив однажды, запомнишь навсегда — так пахнут трупы. Лу выпустил нити магии, освещая путь, и, стоило им пройти по коридору буквально с несколько ярдов, как он замер, а идущий чуть впереди Маркус присвистнул. Кровь успела свернуться, разбросанные по помещению внутренности покрылись коркой, на которой тут и там ползали мухи — жужжание стало громким. Лу усилил волшебство, разгоняя темноту по углам, и поморщился. Кажется, они и правда на пороге разрушительной войны. И по ту сторону баррикад, пока еще прячась, точат клинки те, кого они оба хотят увидеть больше всего, однако… именно эти лица, скорее всего, станут предвестниками конца их относительно спокойной жизни. Все люди на этом складе погибли в одном месте. И Лу точно знал причину. — Прыжок? — решил он все же убедиться. — Определенно, — подтвердил Маркус и отбросил на пол скрутку, которую до этого просто нес, не затягиваясь дурманящим дымом среди отвратительных ароматов. — Ты на первом, я на втором. — Маркус, — попытался его остановить Лу, однако тот уже двигался к ближайшей лестнице настолько стремительно, словно взявшая след ищейка, которая, подыхая от голода, преследовала жертву не один день. Лу уверился в том, что меченой, разорвавшей на ошметки десятки тел, была именно Мгла. Ведь второй, кто прыгал точно так же, не мог этого сделать, находясь в другой части материка в день, когда этих людей убили. А еще подобных экземпляров они не встречали, и вряд ли кто-то, кого пробудил не Лукас, мог научиться подобной магии. Лу осмотрел первый этаж быстро. Ничего примечательного не обнаружил за исключением мертвой Лэн, которой, судя по дыре в груди, вырвали сердце. Его не настигло сочувствие — он не переваривал эту женщину, позволяющую себе слишком многое, находясь под защитой Марисы. Однако внутри заворочалась настороженность — это убийство совершенно не в духе Мглы — слишком быстро и преимущественно физически, та, напротив, два года назад предпочитала обращаться к магии и оставлять за собой изувеченные тела, точно такие, какие их встретили в первом коридоре склада. То, что сейчас открылось его взору, больше в стиле Алекс. Если девчонка их предала, переметнувшись на сторону Мглы, у них огромные проблемы. Мелкая сучка слишком много знает. Не найдя больше ничего приковывающего к себе внимания, Лу направился на второй этаж в поисках притихшего друга — тот не подавал никаких признаков жизни в течение всех тех минут, что обыскивался первый этаж. Его удалось найти достаточно быстро — тот насвистывал себе под нос знакомый мотивчик, который Лу услышал почти сразу, ступив на решетчатую площадку второго этажа. Он сбился с ровного шага, стоило ему пересечь порог помещения, в котором застрял Маркус. Сначала цепкий взгляд обнаружил распятый труп мужчины, костью стоящего в горле их обоих, которого они помиловали после второго пришествия только из-за требований Лукаса — Уайт был ему нужен для проведения экспериментов в те моменты, когда нужно проявить жестокость. Маркус всегда едва сдерживался, пересекаясь с ним в одном городе, чтобы не вскрыть бывшему главному исполнителю горло — собственными зубами, если придется. Так что его смерть не стала для них обоих чем-то из ряда вон. Даже принесла какое-то умиротворение — поделом ублюдку. Затем Лу заметил усевшегося на стол Маркуса. Тот вертел на указательном пальце револьвер, то и дело фиксируя рукоять большим, чтобы после дать импульс для нового оборота. Он неотрывно пялился на стену, и Лу, проследив за его взглядом, задержал дыхание. Внутреннее чутье заорало фальцетом: «Точно она». — Маркус… — голос прозвучал хрипло, в нем проскользнула украдкой паника. — A todo trance, — отозвался тот и, перестав вращать револьвер, приставил оружие к своему виску. Как и тысячу раз до этого. Эта тупая привычка бесила до скрежета зубов уже не первый год. Второй, если быть точным, хоть Лу и никогда не следил за календарем. Серые дни его новой жизни, пришедшей на смену десятилетий в стеклянной клетке, слились в мутное пятно, где маяком давно стал другой человек, который — вот парадоксально — самое темное существо в мире. За исключением той, что сама — маяк. Маяк для того, кто в очередной раз на глазах друга — кого ты обманываешь, Лу? — подцепил обгрызенным до крови ногтем углубление барабана и провернул под аккомпанемент медленных щелчков. Один. Второй. Третий. Каждый раз, когда Маркус снисходит до вызова Судьбе, Лу не дышит. Мысленно считает, надеясь, что его ориентир в курсе, в какой каморе притаился мерцающий золотом патрон, и тоже молча перебирает цифры, чтобы сыграть верно. И не знает, что может оказаться хуже: то, что Маркус и правда всякий раз рассчитывает на удачу, или все же то, что его верно вовсе не то, о чем думает Лу, ожидая очередного финального щелчка. Шумный выдох стал традиционной заменой оглушительного выстрела, который и сегодня не прозвучал. Лу снова, как и всегда, задумался о том, что следующая попытка наверняка будет последней. Маркусу не может везти — или не везти, тут как посмотреть, — бесконечно. Смерть никогда не прощает халатного отношения к своей возлюбленной — Жизни. Лу ни разу не отвечал на набивший оскомину вопрос о самом сильном страхе, сколько бы Маркус, в очередной раз достигнув лютого прихода, не философствовал на эту тему. Ведь глупо говорить, что больше всего боишься однажды не услышать собственного дыхания. Маркус лишь рассмеется, в очередной раз затянувшись травкой или пустив по вене сносящую башню золотистую субстанцию. А барабан ненавистного револьвера вновь издаст предсмертный щелчок. Маркус спрыгнул со стола и подбросил ствол. Лу молниеносно среагировал, перехватив оружие. — Магия почти развеялась, — глубоким, низким, самым страшным в мире тоном заявил Маркус, проходя мимо. — Заряди. — Маркус… — осторожно начал Лу, надеясь хотя бы раз убедить, но его попытку тут же оборвали: — Заряди! — рявкнул Маркус бескомпромиссно; его подошва стукнула о пол, когда он сделал следующий шаг. Лу не стал оборачиваться, хоть и очень хотелось. Он вновь посмотрел на стену, прислушиваясь к мрачной считалочке, от которой Маркус фанател, напевая каждый раз, когда вспоминал о своей смертельной привязанности. Пальцы сжались на револьвере до онемения сильно. Voy a buscarte. Лу тяжело вздохнул. Он всегда знал, что однажды этот день настанет, однако молился, чтобы как можно позже. Но им не могло везти — или не везти, тут как посмотреть, — бесконечно. Как Смерть никогда не прощает халатного отношения к своей возлюбленной — Жизни, так и Судьба не остается в долгу, когда испытываешь ее на прочность, все время ища неприятности себе на задницу. Она всегда подкидывает отчаявшимся самые тяжелые препятствия, проверяя, сломаются ли бросившие ей вызов глупцы. Что ж. Вот и настал черед их с Маркусом испытания. Пришло время и для их начала конца.