***
За несколко дней до начала похода. Очередной солнечный день в Стамбуле сопровождался сильным ветром. Несмотря на то, что на дворе был еще последний месяц лета, на деревьях уже начали появляться желтые листья, а погода с каждым днем все ухудшалась и ухудшалась, открывая сезон дождей, но именно сегодня солнце решило порадовать жителей столицы. Именно поэтому Гюлай и Михримах решили прогуляться по саду, вместе со своими детьми. Пять лет назад госпожа Солнца и Луны родила на этот свет султаншу, которую назвали Джеврие. В ней, дочь рыжеволосой, нашла свое утешение, полностью посвящая себя ее воспитанию и таким образом отвлекаясь от мысли о неудачном браке. Бали бей любил своего ребенка, даже очень сильно, но больше к Михримах не притрагивался, да и девушка на этом не настаивала. Она хотела доказать, что их брак не был бессмысленным, и этим самым, родив ребенка, султанша показала своей матери, что не ошиблась со своим решением. — Осман, Джеврие, не убегайте далеко от служанок! — прикрикнула младшая из сестер, дабы дети точно услышали ее. — Какие же они непоседы, столько проблем от этого. — Они же дети, пусть радуются подобным шалостям. — сказала Гюлай и лицо ее озарилось легкой улыбкой. — Смотри, там что-то двигается, змея что-ли? — дочь рыжеволосой дёрнула рукав платья старшой сестры, привлекая таким образом ее внимание. — Где? — девушка сразу же обернулась, но так и не поняла, про что именно говорила подруга. — Там, за изгородью. — Михримах повторно ткнула указательным пальцем на то место, где предположительно увидела «змею». — Стоит сходить и проверить. — Пусть кто-нибудь из стражи сходит, а мы пока уведем детей. — Нет. Нам нужно самим проверить, может быть это не змея, а птица например, и мы из-за этого еще и всех на уши поднимем. — как-то подозрительно произнесла Михримах, явно намекая, что змеи никакой и нет. Служанки, стоявшие недалеко от девушек, странно переглянулись, но вмешиваться в разговор султанш не спешили. — Хорошо, пошли. — наконец-то сдалась старшая сестра, и они неспеша направились в другой конец сада. Как только девушки отошли на безопасное расстояние, где бы их точно никто не услышал, Гюлай заговорила. — А теперь соизволь поведать, что ты там такое интересное углядела, что при служанках сказать не могла? — Мне кажется я видела там Хуриджихан. — И что с того? — Ты разве не знаешь? Она обычно в сад никогда одна не выходит, только с сопровождением или в компании с султаншей, ибо по другому ей не положено. Обе сестры загадочно переглянулись и ускорили шаг, дабы добраться до изгороди перед тем, как дочь покойного паши успеет уйти. Добравшись до нужного места, они медленным шагом подкрались к повороту и слегка высунули головы так, чтобы можно было бы незаметно наблюдать за всем, что там происходит. Увиденное повергло сестер в шок: рядом с Хуриджихан стоял Арслан, они о чем-то тихо перешептывались, после чего шезаде положил свою ладонь на щеку девушки, и притянув ближе к себе, поцеловал. Михримах и Гюлай быстро спрятались по другую сторону изгороди и сразу же побежали обратно к тому месту, где располагалась беседка.***
— Долго еще будешь от матушки свою связь с Хуриджихан скрывать? Или, может, мне ей уже самой обо всем доложить? Сам ведь понимаешь, что она скоро обо всем сама узнает, так еще и тебе попадет. — не успел Арслан войти в комнату сестры, как Айшель в очередной раз начала читать ему нотации. — Только посмей, сама ведь знаешь, что будет. — грубоватым тоном ответил ей шехзаде. — Да-да, расскажешь валиде про него, и мне не сдобровать. — не отвлекаясь от вышивки, пробубнила Айшель. Арслан присел на тахту рядом с сестрой и стал внимательно всматриваться в небольшой платок, находящийся в руках девушки, на котором постепенно появлялись не особо привлекательные узоры. — Ему собираешься дарить? — Какое тебе дело до этого! — Айшель слегка толкнула брата локтем в бок, после чего еще раз посмотрела на свое творение, которое никак было нельзя назвать прекрасным, и отбросила от себя ткань с иглой в сторону. — У меня ничего не получается! — Не каждому дано сотворять что-то по истине красивое, лучше сыграй ему на арфе, ведь всем это нравится. — попытался успокоить сестру наследник, но та никак не унималась. — К чему эта игра, если он не сможет ее слышать на поле боя? Скоро их полк тоже призовут на войну, а я так хотела подарить ему что-то памятное. — не успела девушка сесть обратно на тахту, как вдруг дверь ее комнаты раскрылась и на пороге показался силуэт хмурой Махидевран султан. Хасеки быстро прошла вглубь покоев, перед этим захлопнув за собой дверь. Женщина остановилась напротив двойняшек и внимательно уставилась на них грозным взглядом. — Арслан, не желаешь мне рассказать, что это ты забыл сегодня в саду вместе с Хуриджихан? — Валиде! — юноша быстро вскочил с тахты, пытаясь подобрать правильные слова. — Я..я — Я сегодня должна была пойти прогуляться с Хуриджихан, так как давно ей обещала, но не смогла, поэтому отправила брата сопроводить её. — сразу вмешалась в разговор Айшель, пытаясь прикрыть шехзаде. — Не нужно лгать своей матери. — более спокойным тоном произнесла весенняя роза. — Я знаю, что у вас с ней...связь, только вот, Арслан, она не просто так за тобой увязалась. — Не начинайте снова приписывать Хуриджихан того, к чему она не причастна. Ваши гаремные интриги никак не связаны с нашими чувствами. — взяв всю волю в кулак, шехзаде попытался дать отпор своей матери. — Сынок. — тяжело вздохнув, Махидевран нежно погладила юношу по голове. — Я знаю, что такое любовь, и как она влияет на наши поступки, но ты еще слишком мал, чтобы говорить о таких серьезных отношениях. Если ваши встречи продолжаться и дальше, то это повлечет череду неблагоприятных событий, как для тебя, так и для нее. — После того, как поход будет окончен, отец планирует сразу же провести мне церемонию вручения сабли. Я отправлюсь в санджак, а у повелителя попрошу благословления на наш брак с Хуриджихан. — Ты из ума выжил? — глаза Хасеки сильно округлились от шока. — Какой брак! Ты шехзаде, наследник империи! Султан никогда не одобрит этого, пойми же ты! — Хватит! Я сам решу, что мне делать, я вырос матушка, и впредь, прошу не вмешиваться в мои дела. Арслан быстрым шагом удалился из покоев сестры, оставляя ее и Махидевран на едине. — Ты ведь прекрасно все знала, да? Почему не остановила его? — нарушив гнетущую тишину, черкешенка задала вопрос дочери. — Потому что вижу, что все серьезно. Вы ведь знаете, валиде, я всегда буду оберегать его от опасностей. — Считаешь, вся эта ситуация не опасна для Арслана? — Только если он сразу же захочет жениться на ней, но взять ее в гарем он не сможет. Ему стоит подождать несколько лет и сосредоточиться на делах будущего санджака. — Надеюсь, ты сможешь на него повлиять, а то я, думаю, что уже ничего не смогу сделать.***
Этим же вечером в покоях Хасеки состоялся прощальный ужин. Уже завтра ее сын Арслан вместе с падишахом отправится на фронт, а старший наследник займет почётный пост регента, именно поэтому сегодня они всей своей семьей трапезничали в покоях султанши. Это была их некая традиция, они повторяли подобный ужин перед каждым новым походом султана. — А где Кёсем? Опять решила избежать нашей компании? — раздраженным голосом спросила Махидевран. Весь этот день, казалось, выводил ее из себя: сперва Арслан с Хуриджихан, потом неожиданная пропажа некоторых гаремных документов, а теперь еще и средняя дочь не желает проводить время с семьей. — Не будьте о ней такого мнения, валиде, она мне обещала, что чуть-чуть опоздает, но обязательно придет. — ответила Гюлай, пытаясь сгладить плохое настроение матери. — Хорошо. — произнесла Хасеки, и тяжело выдохнув, повернулась в сторону Мустафы. — А где Афифе? С ней что-то случилось? — Ей не здоровится, лекарша уже, скорее всего, ее навестила, я загляну к ней вечером и доложу вам о ее самочувсвтии. — немного поникшим голосом, ответил старший наследник. Махидевран в последнее время очень напрягали отношения не старшего сына и главной невестки. Было видно, что что-то между ними произошло. Хасеки докладывали, что сильных ссор и скандалов в Кютахьи не происходило, а Мустафа кроме Афифе особо никого видеть не желал. Лишь изредка он принимал наложниц, но больше, чем на одну ночь они не задерживались. Поэтому такие холодные отношения между молодыми людьми для черкешенки казались очень странными. — Надеюсь с ней все будет хорошо. Кстати, повелитель уже начинает подбирать кандидатов на роль мужа для Кёсем. — решила перевести тему весенняя роза. — И кого же он считает достойным? — невзначай спросила Айшель, как будто ей было какое-то дело до нелюбимой сестры. — Пока что неизвестно, но тебе тоже стоит уже об этом задуматься. — обратилась женщина к младшей дочери. — В каком смысле? — девушка заметно напряглась, прекрасно понимая, к чему клонит ее валиде. — Повелитель подумывает о том, чтобы выдать замуж и тебя. На двойной свадьбе будет меньше расходов, особенно после военного похода, который несёт большое количество растрат. — Нет! — не смогла сдержаться Айшель, и громко ударила ладонями по столу, после чего вскочила со своего места. — Я не желаю этого! Мне еще совсем рано выходить замуж! — Айшель, успокойся. — мягким тоном проговорила Махидевран. — Я постараюсь повлиять на выбор султана так, как того хотите вы. Мне не хочется видеть, как вы будете страдать, живя с уродливыми стариками в качестве мужей. Наступила гнетущая тишина, которую своим появлением нарушила Кесем. Быстро поклонившись матери, она присела рядом со старшей сестрой, переводя дыхание. — Что же заставило тебя так надолго задержаться? — спросила Махидевран, хмуро оглядывая дочь. — Это неважно. — попытался уйти от ответа Кёсем. — А я даже знаю, что, точнее «кто» именно. — хитро прищурившись, пролепетала Айшель. — Замолчи. — грозно прошипела средняя сестра и испуганным взглядом посмотрела на мать. — Перестаньте! — крикнула на них Хасеки, перестав сдерживать свои эмоции. — Почему вы вечно от меня что-то скрываете? Разве я вам не мать? Разве я когда-то отказывала вам всем в помощи? — женщина усталым взглядом посмотрела на собственных чад, и уже была готова разреветься, но все же удержав себя в руках, она продолжила. — Ужин закончен, возвращайтесь к себе. — она махнула детям рукой, призывая их покинуть ее покои, а сама султанша быстро встала со своего места и выбежала на балкон.***
Как только наследники покинули опочивальню матери, их всех остановил старший брат и заведя в соседние покои, дабы скрыть от чужих глаз семейные разборки, начал отчитывать. — Как вы все себя ведете? Вы настолько сильно расстроили матушку, что она чуть не заплакала! Неужели вам совсем не стыдно? — Полностью поддерживаю твои слова, брат. — высказалась Гюлай и оглядела младших презрительным взглядом. Все виновники скандала опустили головы в пол, словно маленькие дети. Даже Джихангир, который не был причастен к этому, почувствовал укол совести, и тоже виновато перевел взгляд на ковер. — Кёсем, почему ты опоздала? — строго спросил Мустафа, не сводя с нее пристального взгляда. — У меня были дела. — Почему не смогла их перенести? Неужели, они тебе дороже спокойствия родной матери? — Да, дороже! — резко выпалила девушка. — Она меня никогда не любила, с чего это я должна потакать ее желаниям? — Кёсем раздраженно уставилась на брата, эмоции которого сменялись с каждой секундой, и вот он уже был готов ей ответить, наконец-то найдя нужные слова, но она его резко перебила. — Только не смей отрицать этого и утверждать обратное! Я вам всем не нравлюсь, как и нашей валиде! Признайтесь уже, что я не являюсь частью вашей семьи. Я чужая для вас. — эти слова легко слетали с языка девушки, она давно копила их в себе, в надежде когда-то высказать все то, о чем она думала эти долгие годы. — Но это не так. — Гюлай встревоженно посмотрела на нее, пытаясь взять ее ладонь в свою, но Кёсем быстро отдернула руку. — Остановись. — холодно произнесла средняя сестра. — Я не хочу больше это обсуждать. Девушка в послений раз окинула взглядом присутствующих, задержавшись лишь на Мустафе. Смотря в его глаза она увидела сожаление. Видимо, он жалел, что никогда не пытался наладить отношения с Кёсем, что никогда не видел ее боли и страданий, когда она находилась в их окружении. Любимая дочь султана грустно улыбнулась старшему наследнику, после чего выбежала из комнаты.***
Махидевран стояла на балконе, крепко держась за перила, дабы окончательно не свалиться на пол от сильной усталости. Она краем глаза посмотрела на террасу падишаха. Там было пусто, даже свечи не зажгли. В последние дни Сулейман полностью проводил в собственных покоях, погружаясь в разработку стратегических тактик для будущей войны, поэтому Хасеки не часто к нему заглядывала, дабы не отвлекать от важных дел. Но ей было очень одиноко, особенно сейчас, оказавшись в ситуации, которая произошла сегодня. Только он смог бы ее понять, ведь это их дети, которых они воспитывали вместе. Только повелитель смог бы утешить ее в это мгновение, но ему сейчас не до этого. Слезы тонкими дорожками потекли по щекам Махидевран. Она так давно не подавалась эмоциям, что уже и забыла, каково это — чувствовать себя живым человеком. Темное небо было неспокойно, тучи сгущались с каждой секундой, вероятно, скоро начнется ливень. Ночь, будто повторяла эмоциональное состояние весенней розы. Сзади послышался скрип двери и тихие, неспешные шаги. — Я же сказала служанкам, чтобы меня никто не беспокоил! — раздраженно рявкнула султанша, но обернувшись, застыла в изумлении. — Простите, повелитель. — кое-как промямлила женщина и уже хотела поклониться, но султан жестом остановил ее. — Мустафа рассказал, что сегодня случилось. — спокойным тоном начал разговор падишах. — Наши дети выросли, Махидевран, у них теперь своя жизнь и свои проблемы, которые они должны учиться решать самостоятельно. — Сулейман сделал несколько шагов и поравнялся с женой. — Я понимаю, но почему они не хотят даже попросить помощи? Почему другим уже все давно известно, а я узнаю об их жизни все самой последней? Неужели нельзя просто уважать мои чувства? Я ведь их мать, и всегда беспокоюсь за них. Султан лишь пожал плечами, совершенно не зная, что можно было ответить на эти слова. Мужчина крепко сжал в своих объятиях Хасеки. Она была не против, ей нужна была хоть какая-то поддержка. Перестав сдерживать эмоции, весенняя роза разрыдалась прямо в грудь падишаху, пока он прижимал ее к себе все сильнее, будто пытаясь взять на себя всю ее боль.