***
Поездка на обратном пути поначалу проходила в полном молчании. Каждая из троицы думала о чем-то своем, Махидевран, к примеру, о планах Шах, Михримах о том, как будет изъясняться перед мужем про то, что их план с треском провалился и в его помощи больше нет нужды, а мысли Афифе неожиданно переключились на Мустафу, с которым у нее уже несколько месяцев шел негласный конфликт. Шехзаде лишь изредко приходил навестить детей, но на любимицу не обращал никакого внимания, от чего та еще больше тревожилась. — Что теперь будем делать? — первая заговорила Михримах, попеременно переводя взгляд с одной султанши на другую, в поисках ответа на свой вопрос. — Даже не знаю, но я мало верю в то, что Шах султан и правду хотела отдать золото в казну. — ответила ей Хасеки, нервно перебирая складки платья в своих руках. — Она и не хотела. — холодно произнесла Афифе. — Если бы мы не приехали, то она с лёгкостью скрыла бы существование этих денег, а так ей теперь придется отдать, конечно не все, но хотя-бы часть от того золото, которое она так наравилась забрать себе. — В этом есть смысл, но я правда не понимаю, зачем ей нужна большая сумма денег? Что это за план у нее такой, если даже накопления и ежемесячное жалование не могут перекрыть его расходы? — Михримах нахмурилась, пытаясь в своей голове прийти хоть к какому-либо логичному выводу из всей ситуации, но как назло ни одна здравая мысль не появлялась в ее разуме. — Полагаю, мы скоро это узнаем, как только султан отправится в поход, ведь в его отсутствие ей будет легче провернуть, что-то настолтко масштабное. — выдвинула свою теорию Махидевран.***
Фатьма прибыла во дворец сестры уже под вечер. Войдя в просторную комнату, которую занимала Шах, султанша обнаружила не самую приятную картину: половина вещей со стола валялась на полу, в покоях едва горела пара свечей, которые мрачно освещали женский силуэт, сестра падишаха выглядела безумно из-за неяркого света, который падал на ее лицо, делая его черты еще более острыми, а глаза впалыми. В один момент Фатьма посмотрела на стену и остолбенела от страха, ведь от Шах отходила тень, которая своим контуром напоминала покойную Хатидже. Самое ужасное было то, что эта тень двигалась. Фатьма не могла пошевелиться. Тело покрылось ледяным потом, но стоило ей сильно зажмурить глаза и открыть их снова, как все навождение в миг пропало. Глубоко выдохнув, султанша кое-как пересилила себя, чтобы дойти до тахты. — Эти три змеи узнали про тайник. Мне придется отдать часть золота брату. — недовольно прошипела Шах, даже не смотря в сторону сестры. — Откажись от своей затеи пока не поздно. — произнесла Фатьма, прикрыв веки, ибо боясь вновь увидеть то страшно явление, которое она застала минутой раньше. — Я скоро сама с ума сойду, думаю, мне пора уехать. — В Топкапы? — Нет, хочу уехать к Бейхан, хватит с меня этих душных стен. — женщина провела рукой по лбу, и обнаружила, что он был мокрый от пота. Она брезгливо сморщилась, и рефлекторно повернула голову в сторону Шах. Та все также продолжала сидеть за письменным столом и разглядывать пламя от горящей свечи. — Тебе бы тоже стоило отсюда бежать, этот дворец проклят, уверяю, ты повторишь судьбу Хатидже, если не уедешь. — И кто из нас еще из ума выжил? — Шах усмехнулась, ее забавляли переживания сестры. — Ты накручиваешь себя. — А ты окончательно потеряла остатки своего разума! — не выдержила Фатьма и повысила голос на Шах. — Если не уймешься, то я завтра же пойду к брату и расскажу обо всем, что ты задумала! — Ты не посмеешь! — султанша подскачила со своего места и в ту же секунду поравнялась с сестрой. — Думаешь, ты не безгрешна? А про тайную комнату в Топкапы не забыла? Повелитель будет опечален, узнав о том, что ты подслушиваешь Советы Дивана. — Думаю он будет больше опечален, услышав об государственной измене со стороны родной сестры и ты знаешь, я говорю не об этом чертовом золоте! Обе госпожи смотрели друг на друга горящими от ярости глазами, не в силах уступить своим принципам. — Откажись от своей глупой цели, он в превую очередь твой брат! — Для меня он никто! Он не смог защитить ни меня, ни Хатидже, ни Бейхан, и попомни мои слова, Сулейман поступит с тобой также. — Султанши веками выходят замуж за нелюбимых, это наша расплата за беззаботное существование. — сухо произнесла женщина, от чего Шах еще больше вскипела. — Если бы это было единственной причиной не любить нашего падишаха, то я бы и слова против него не могла бы сказать. Но когда родной брат отворачивается от тебя в самый сложный момент, о какой любви может идти речь? —Ты сама ему не рассказала про то, что на самом деле произошло. — Мне стоило поведать ему о моем грехе, который еще и был совершен с его приближенным? Да за такой позор он бы меня давно выслал из столицы! — Сестра, ты взрослая женщина, будь благоразумна. — От меня отвернулись все! Родная дочь предала и готова отказаться от меня, муж, которого я ненавижу всем сердцем избивает мое тело каждый раз, когда я становлюсь неугодной, но я должна это терпеть, ведь иначе всплывет вся правда о моем проступке. Но я просто любила и хотела быть любимой. — слезы начали скатываться со щек султанши, падая на мягкий ковер под ее ногами. — Только Мурад встал на мою сторону, он поддержал меня в ту трудную минуту, когда вы все просто наблюдали! Фатьма слушала исповедь Шах молча, не смея ее перебивать. Но как только та смолкла, то глубоко вздохнув, султанша решительно посмотрела на сестру. — Мне жаль тебя, искренне и от всего сердца, но я больше не хочу видеть то, как ты губишь саму себя. Я расскажу обо всем брату и пусть он решает, как поступить с тобой. Если понадобиться, я буду на коленях умолять его о прощении, дабы он смиловался над тобой. Фатьма постояла еще несколько секунд на одном месте и наконец развернулась в сторону двери, желая поскорее покинуть покои сестры, но Шах быстро догнала ее и со всей силы потащила за волосы. — Ты не посмеешь! — вскричала женщина и со всей силы толкнула сестру в сторону. Фатьма не смогла удержать равновесия и повалилась на стол, который из-за силы удара разломался попалам. Прошло какое-то время, до того момента, когда Шах смогла опомниться. Выйдя из транса она увидела кровь, которая небольшой струкой стекала со лба сестры. — О, нет, что же я наделала. — в ужасе женщина попятилась к двери, зажимая рот рукой, дабы не закричать.***
Весть о том, что Фатьма султан из-за случайного стечения обстоятельств сильно ударилась головой и потеряла часть памяти, быстро разлетелась по Топкапы. Многим было жаль жизнерадостную султаншу, которая позабыла последние годы своей жизни, но для Шах это было лучшим вариантом завершения этой ситуации, ведь сестра забыла также и секрет, который намеревалась рассказать султану. Через пару дней падишах провел прощальный ужин со всей своей семьей в главных покоях. Махидевран расположилась подле него, с интересом изучая присутствующих. В основном ее взгляд цеплялся за Айсун и Шах султан, которые сидели рядом, часто перешптываясь. Несмотря на присутствие нескольких неприятных для Хасеки особ, вечер проходил в комфортной атмосфере. Она наконец-то смогла провести время со всеми детьми одновременно. Гюлай и Кесем мило беседовали о прошедних днях в Манисе, Айшель постоянно оборачивалась к Арслану, дабы подшутить над ним, Мустафа вел разговор с Сулейманом об будущем походе, к которому вскоре подключился Джихангир, вставляя короткие, но уместные фразы в диалог. Смотря на своих детей, черкешенка получала умиротворение, в той жизни она и представить не могла, что сможет хоть когда-то обрести такую большую семью, ведь весь ее мир вертелся вокруг старшего и единственного сына, а сейчас у нее целых шестеро детей, включая Джихангира, и практически семеро внуков. — Завтра состоится церемония вручения сабли нашему Джихангиру, после чего на следующий день мы отбываем в поход. — начал султан и ободряюще похлопал сына по спине. — Регентом государства станет Мурад, Мустафа и Арслан поедут со мной. Неожиданное заявление султана повергло в шок Хасеки, ведь он несколько недель назад говорил, что регентом в этот раз станет Арслан. — А как же я, отец? Вы обещали взять меня в поход. — осторожно спросил Джихангир, надеясь на то, что родитель просто забыл упомянуть его. — Сын мой, в этот раз поход будет долгим, ты и сам знаешь, что мы идем в сторону Венгрии, пока между Италией и Францией нарастает конфликт. Твое здоровье может серьёзно ухудшится, поэтому лучше останься в столице и помоги своему брату в новой для него должности. — Как прикажите, отец. — юноша сильно сжал ладони в кулаки, пытаясь сдержать порыв той душевной боли, которую принесла эта новость. Он всегда чувствовал себя не таким, как все, а теперь с каждым годом пропасть и видимые раздичия между ним и его здоровыми братьями становилась все больше и больше. Махидевран, видя подавленное состояние младшего сына, накрыла своей ладонью его руку, пытаясь оказать ему хоть какую-то поддержку, это совсем немного, но сгладило разочарование Джихангира и позволило ему вновь влиться в диалог о предстоящей военной кампании. — Как состояние Фатьмы султан? Ее память так и не восстановилась? — поинтересовалась Хасеки у Шах. — Нет, к сожалению. — коротко ответила ей султанша, краем глаза поглядывая на брата, который, видимо, тоже заинтересовался диалогом между женщинами. — Завтра утром я съезжу и навещу ее. — вмешался в беседу султан. — Не стоит, повелитель. — после заявления султана, Шах занервничала, что не скрылось от взгляда Махидевран. — Сестра еще слаба, удар был довольно сильным, ей стоит дать больше времени на отдых, ваш визит может ей навредить. — Не переживай, я навещу ее через несколько дней и сообщу тебе в письме об здоровье госпожи. — черкешенка повернулась к Сулейману и мило улыбнулась, положив ладонь ему на плечо. — Возьмешь тогда с собой Назенин, она тоже хотела проведать Фатьму. — разрушила идиллию Шах, обращая всеобщее внимание на девушку, что сидела поодаль от всех. Молодая султанша испуганно взглянула на сестру падишаха и его Хасеки, после чего одобрительно покачала головой, доказывая, что и вправду желает съездить к своей покровительнице.***
Мустафа как обычно проводил остаток вечера за важными документами, которые прибыли сегодня из Манисы. Нужно было закончить все дела до отъезда, но его намерениям помешал вошедший стражник, сообщивший о приходе Афифе султан. Шехзаде сильно удивился, от того не сразу дал распоряжение впустить девушку, но быстро опомнившись, велел ей войти. Афифе медленной и плавной походкой вошла в комнату и приблизилась к письменному столу, за которым до сих пор сидел Мустафа. Мужчина не сводил с нее взгляда, пытаясь понять причину ее такого внезапного визита. — Пришла пожелать удачи в скором походе, вы обязательно одержите победу. — довольно сухо произнесла русинка, особо не смотря в сторону наследника. Все ее внимание было сосредоточено на документах, которые вперемешку лежали на столе. — Ты и вправду только ради этого пришла? В этот момент Мелек встретилась взглядом с Мустафой, они долго рассматривали друг друга, как будто встретились впервые в жизни. — Не знаю. — она пожала плечами, и обойдя стол, оказалась за спиной наследника. — Наверное, просто устала ждать, когда ты образумишься. — Как это понимать? — не оглядываясь в ее сторону, спросил шехзаде. — Я то думала, мы быстро сгладим этот конфликт, но прошло много месяцев, а ты так и не сделал первого шага к примирению. — По-моему ты забываешься. — спокойным, но твердным тоном ответил Мустафа. — Это ты забываешь свои обещания, в отличие от меня. В этот раз наследник не выдержал и резко вскочив со своего места, приблизился к наложнице. Не успел он ей ничего сказать, как она достала из рукава небольшой пустой бутылек и покрутила перед его носом. — Помнишь, я сказала, что никогда не буду терпеть к себе такого отношения? Так вот, я выпила яд. Глаза шехзаде округлились от ужаса и ярости, он сжал руку девушки, в которой она держала стеклянную колбочку, но та выскользнула из ее ладони и упала на пол, разбившись на маленькие кусочки. — Что ты творишь! — повысил голос мужчина, не в силах себя сдерживать. — Стража! — Стой! — Афифе сжала его лицо своими ладонями и повернула к себе. — Скажи мне, ты все еще меня любишь? — голос русинки сильно дрожал, как и все ее тело, а из глаз лелись слезы. — Зачем ты сейчас это спрашиваешь, нужно позвать лекаря, пока не поздно. — наследник уже наравился отойти от нее в сторону девери, как вдруг Мелек начала терять равновесие, благо, шехзаде смог ее удержать. — Просто ответь мне! Ты любишь меня? — еще раз спросила девушка, дрожа от судорог, которые вызвал яд. — Люблю, конечно, люблю, зачем ты все это делаешь? — Мустафа был изрядно напуган происходящим и совершенно не знал, что ему делать — слушать девушку или бежать на поиски лекаря. — Пообещай мне, что никто больше кроме меня не войдет в твои покои, в них буду только я, как и в твоем сердце. — Обещаю, я клянусь тебе, что только ты мне нужна, Афифе. Мустафа заглянул в глаза русинке и что-то в нем переменилось. Он смотрел в них не отрываясь, его разум круговоротом затаскивало в самые глубины ее души, в тот момент наследник будто почувствовал всю ту сердечную боль, которую испытывала девушка. Предательство, обман, разбитые надежды и разочарование, все смешалось в груди у мужчины и отдавало ужасными болями. — Возьми. — тихий и хриплый от пересохшего горла голос Афифе заставил Мустафу выйти из транса. Как только созание вновь вернулось к мужчине, он все не мог отдышаться из-за боли, которую только что испытал, но пересилив себя, шехзаде обратил свое вниманре на предмет, который протянула ему Мелек. Это была еще одна колба, только уже не пустая, а наполненная рыжеватой жидкостью. — Противоядие. — только и смогла вымолвить Агафья, хватаясь за горло. Наследник немедля вылил содержимое бутылька в рот девушке, бережно уложив ту на кровать. Через некоторое время Афифе смогла разговаривать, жар потихоньку спадал, но шехзаде все еще не мог отойти от нее, боясь, что состояние девушки может ухудшиться, хотя сам он до сих пор страдал от боли, которая пульсировала у него в груди. — Теперь ты наконец-то знаешь, какого мне было все это время. Наследник пропустил эти слова наложницы мимо ушей, списывая все на высокую температуру, которую вызвал яд. Его мысли были слишком спутаны, чтобы разбрираться в произошедшем именно сегодня.***
Церемония вручения сабли Джихангиру проходила также, как и у остальных шехзаде. На наследнике был одет прекрасный золотой кафтан, который Махидевран самолично выбирала. Женщина с гордостью наблюдала за сыном, стоя в башне, в окружение других султанш, которым данный праздник не приносил никаких эмоций, разве что только утомлял. Несмотря на то, что Джихангир был сыном султана, во дворце его не особо любили, и дело касалось не патологии, которая мучила шехзаде с детства, а того, кем являлась его родная мать. Как-бы не пыталась скрыть Махидевран слухи о том, что Фирузе не просто покончила с собой, кто-то из ее слуг все-равно проболтался про то, что умершая наложница была предательницей империи. Хасеки смогла прекратить распространение слухов, но осадок у жителей гарема от произошедшего никуда не делся. Впрочем, слухи на то и слухи, что подтверждения у них никакого нет. Джихангир умело произнес клятву и даже не запнулся от волнения, как это было в прошлом. Махидевран ярко улыбалась на то, как янычара ободряюще поддерживали шехзаде. — Бедное дитя, Аллах заставил его расплачиваться за грехи матери. — тихо пролепетала Айсун, за что Хасеки наградила ту грозным взглядом. — Не смотри на меня так, Махидевран, сама ведь знаешь, кем была его мать. — гречанка ядовито усмехнулась. Шах не обратила на перепалку между наложницами султана никакого внимания, а вот Арифе-хатун, стоящая рядом с Айсун, начала прислушиваться к последующему диалогу, впрочем, как и Афифе с Румейсой. — Не удивительно тогда, что шехзаде Мурад вырос таким безхребетным пьяницей, все время прячущимся за юбку матери. — вмешалась в нарастающий конфликт Михримах. — Михримах, следи за языком! — гаркнула на племянницу Шах. — Не смейте затыкать меня! Мое положение куда выше вашего, если уж на то пошло. — Перестаньте! — влезла Хасеки, пытаясь остановить балаган. — Не портите праздник своими разборками. Шехзаде Джихангир и шехзаде Мурад наследники нашей империи, проявите уважение хотя-бы в этот день. Церемония к этому времени уже была окончена, поэтому черкешенка в последний раз недовольно взглянула на присутствующих и ушла в сторону лестницы. В этот момент раздался протяжный крик Румейсы, которая держась за живот, прислонилась к стене, дабы не упасть. — У меня начались роды. — сквозь боль вымолвила девушка. Роды наложницы шли долго, солнце уже давно зашло за горизонт, пока девушка все мучилась в попытках произвести на свет члена династии. В этот день ничего не дало Махидевран насладиться праздником, сначала перепалка в башне, а потом еще и роды у фаворитки старшего сына. Женщина, хоть и усталая, но в предвкушении ходила взад-вперед по коридору около покоев роженицы, из которых все время доносились болезненные вопли. Долгожданный момент наконец-то произошел и крики стихли. Через пару минут дверь покоев открылась и к Махидевран вышла повитуха. — Госпожа, поздравляю, родился мальчик! Эйфория от появления еще одного внука накрыла черкешенку и она сразу же вбежала в покои невестки, с намерением поглядеть на малыша и поддержать его на руках. Имянаречение прошло ночью, в маленьком семейном кругу. Афифе стояла вместе с Махмудом, который к этому времени не смог заснуть, в такой же ситуации была и Эфсун, пришедшая с сыном Сулейманом, чей сон также потревожило известие о рождении брата. Махидевран не отводила взгляда от малыша, который мирно спал на руках Мустафы, пока тот читал над ним молитву. — Твое имя Искандер, твое имя Искандер, твое имя Искандер. Афифе с удовольствием наблюдала за тем, как Мустафа холодно отнесся к рождению сына от Румейсы. Он толком даже не взглянул на ребенка, быстро нарек его и , отдав шехзаде матери, покинул покои, даже не поздравив наложницу. Лицо наследника все это время было хмурым, он ни разу не улыбнулся. Румейса была разочарована такой реакцией Мустафы, ее умоляющий взгляд, который она бросила в спину уходящему шехзаде, говорил сам за себя. Казалось, она вот-вот разрыдается от горя и даже ребенок не сможет утешить ее потерянные надежды на расположение наследника. Все по-тихоньку начали расходится по своим покоям, только Афифе задержалась, под предлогом того, что ждет служанку, которая ушла за подарком для новоиспеченной султанши. Махидевран поначалу недоверчиво взглянула на русинку, но верная служанка Ханзаде уверила госпожу в том, что все проконтролирует. В конечном итоге Хасеки покинула опочевальню наложницы, тем более с Афифе был Махмуд, она, по мнению черкешенки, не стала бы ничего делать на глазах ребенка. Как только дверь за Хасеки закрылась, Ханзаде и Афифе переглянулись. Румейса насторожилась, прижав сына сильнее к груди. — Чего ты так трясешься? Сейчас Лале принесет мой подарок и я уйду. — Госпожа, ребенку пора спать, давайте я отнесу шехзаде в кроватку. — предложила служанка Румейсы, и та неохотно, но передала его ей в руки. Женщина поначалу и вправду понесла ребенка в сторону постели, но очень быстро изменила свое направление и оказалась рядом с Афифе, передавая новорожденного ей. — Что ты делаешь?! — в ту же секунду вскричала Румейса и попыталась подняться на локтях, но сильные руки Ханзаде мигом заставили ее лечь обратно. — Не кричи, разве хочешь разбудить весь дворец? Твои покои находятся в дальнем крыле, но это не значит, что стоит орать из-за ерунды. — мило произнесла служанка Махидевран, все еще крепко держа наложницу за плечо. — Отдай мне ребенка! — слегка тише, но все еще повышенным тоном потребовала Румейса. В этот момент в покои вошла Лале, в руках которой была веревка и тряпка. — Ты вовремя, закрой ей рот. — приказала Афифе и девушка принялась исполнять волю госпожи. Румейса пыталась сопротивляться, но сил после тяжелых родов у нее не было, поэтому ей быстро связали руки, а в рот засунули кусок ткани, дабы она не издавала лишних звуков. — Матушка, он такой уродливый. — произнес Махмуд, внимательно глядя на младшего брата. — Все новорожденные не особо привлекательны. — коротко ответила ему Афифе. — Не правда, Белгин родилась сразу красивым ребенком, как и Мехмед. Агафья заботливо потрепала сына по голове и обернулась к Румейсе, взгляд которой излучал животный страх. — Перейдем к главному, я терпела тебя столько времени, хотя могла убрать еще в самом начале. — обратилась русинка к девушке. — Удача, что шехзаде увлекся тобой, но как ты сегодня наблюдала, ни ты, ни твой отпрыск ему больше не нужны. Бедняжка, я боялась, что ты прямо при нем разрыдаешься. Румейса попыталась что-то промычать, но разобрать это все равно бы никто не смог. — Ты нарушила мой покой, и покой моих детей. — Афифе приблизилась к наложнице. — Пора платить за те неудобства, которые ты нам доставила. Из глаз хатун потекли слезы, она не могла ничего ответить и лишь активно вертела головой. — Ты просишь меня не убивать твоего сына? — Агафья будто прочитала мысли Румейсы, от чего та еще больше испугалась. — Я, пока что, и не собиралась. Этой ночью я убью тебя, а не его. Лале, ты принесла яд? — Конечно, госпожа. — Тогда приступай. Служанка вытащила кляп, и сильно сжав челюсть девушки, влила наложнице жгучую жидкость, после чего снова засунула тряпку ей в рот. — Вот и пришел твой конец Румейса, а знаешь, что еще более ужасно? Ты не увидишь первые шаги своего сына, не услышишь его первые слова, зато все это застану я. — губы Афифе расплылились в победной улыбке. — Он назовет меня своей матерью, а не тебя. Маленький Искандер продолжал тихо посапывать на руках Афифе, даже ему не было никакого дела до родной матери, хоть мальчик всего лишь младенец. — Он никогда не узнает о том, что ты его родила. Сказав последнюю фразу, Мелек отвернулась от девушки, которая вся тряслась из-за судорог, ведь яд уже начал действовать. — Ну что, доволен, Махмуд? Ты так хотел увидеть мою месть этой змее. — Да, мама, более чем. — мальчик с удовольствием наблюдал, как наложница отца погибала в эти секунды. — Как и обговаривали, утром придет лекарша и скажет, что у Румейсы поднялся жар и она скончалась из-за последствий большой потери крови, поняла? — обратилась Афифе к служанке новоиспеченной султанши, передавая ей в руки ребенка. — Как только умрет, развяжишь ее, вытащишь тряпку и сожжешь все. — Как прикажите, госпожа.