Это накатило как волны в цунами

Когда Квакити проснулся, у него болела спина от сна на полу в его редко используемом домашнем офисе. Он никогда не ступал в спальню, если там не было Шлатта, всё потому, что чужой запах там был слишком укоренившимся. Обычно он мог спокойно ночевать на диване, с которым негативных воспоминаний было связано гораздо меньше, но в некоторые ночи, когда он был особенно несчастен и слаб, даже диван начинал вызывать у него тошноту. Тогда он приходил сюда и спал, свернувшись в комочек, на жестком полу. Он застонал, растянувшись на ковре, вслепую нащупал свой телефон, чтобы проверить время. Было 11:27, и десять минут назад Фанди написал ему: «Внимание, он будет у тебя через пятнадцать минут». Вот дерьмо. Он быстро поднялся, пнув одеяло, которым он укрывался ночью, под стол. У него было, может быть, пять минут, прежде чем появится Шлатт, чтобы испортить ему утро, не так много времени, чтобы подготовиться, но, по крайней мере, он мог настроиться на правильный лад. Он заставил свои плечи расслабиться, когда спокойно подошёл, чтобы убрать свое импровизированное спальное место с дивана. Вероятно, было бессмысленно пытаться скрыть, где он спал от Шлатта, когда камеры всегда были включены, но в глубине души он знал, что Шлатт был слишком ленивым человеком для постоянных проверок. Если бы они не записывали и секс тоже, он бы даже не мог представить, что мафиози когда-либо вообще удосужился проверить эти камеры, так что, возможно, он мог бы удержать Шлатта от преднамеренных попыток разрушить тот маленький комфорт, что у мексиканца сейчас был. Он едва успел убрать всё, когда услышал, как входная дверь распахнулась, тяжелые шаги небрежно протопали в гостиную. — Где ты, куколка? — он услышал, как Шлатт позвал его, и вздохнул. — Какого хрена ты хочешь? — он нахмурился в ответ на зов, выходя на глаза мафиози из-за шкафа в прихожей, со скрещенными на груди руками, небрежно глядя на Шлатта. — О, да ладно, разве ты не рад меня видеть? Я принес подарки, — Шлатт по-волчьи улыбнулся, подходя, чтобы загнать Квакити в дверной проем. — Какого рода подарки? — спросил парень, уперев свои руки в бока Шлатта. — Твой любимый вид подарков. Вид, от которого ты полностью расклеиваешься, — ухмыльнулся Шлатт. — Да, это мой любимый вид, — согласился Квакити, наклоняясь, чтобы поцеловать Шлатта. У его губ всегда был вкус виски, видимо, он уже выпил свою утреннюю порцию. На данный момент Квакити тоже мог бы уже выпить чего-то для настроения, если бы не проспал. Как раз в тот момент, когда поцелуй начал затягиваться, Шлатт отстранился, вытаскивая из кармана пакетик. — Как насчет того, чтобы ты принял одну из них для меня, детка? — промурлыкал Шлатт. Квакити забрал у него пакет, раскрывая и смотря на маленькие красные таблетки, на каждой из которых были оттиснуты бараньи рога. — Я не буду принимать экстази до полудня, — усмехнулся он. — Тебе не надо идти на работу завтра, просто сделай это. — Мы не на гребаном Burning Man, чувак. Слишком рано чтобы быть под кайфом от вечеринок. У меня есть и другие дела, которое я хотел бы сделать сегодня. — Чушь собачья. Я — единственная дело, которое у тебя есть, и я хочу, чтобы ты, наконец им, блять, занялся. — Отвали, — Квакити закатил глаза, протискиваясь мимо Шлатта, — Я не стану тратить свой день впустую только потому, что тебе нравится видеть меня обдолбанным. — Нет, ты будешь, — сообщил ему Шлатт, — Ты будешь делать всё, что я захочу, потому что это твоя чёртова работа. — Моя работа — заниматься с тобой сексом, — поправил Квакити, хотя это было неправильным утверждением, не так ли? Он давно вышел далеко за рамки обычного секса, — Ты знаешь, обычно мне нравится кайфовать для тебя, но не сегодня, хорошо? — попросил он, положив руки на грудь Шлатта, прижимая его к кухонной стойке. Шлатт же схватил его за задницу, прижимая Квакити к себе. — Прими таблетку, — искусительно прошептал он прямо на ухо Квакити, схватив его руку, которая держала пакетик, и потянув её вверх, заставляя Квакити размахивать пакетиком перед своим лицом, — Это первоклассный чистый экстази. Это дерьмо продержит тебя в хорошем настроении в течение нескольких часов. — Серьезно, чувак? — Не веди себя так, как будто ты слишком хорош для этого, ты, гребаный наркоман. Единственная причина, по которой у тебя нет настоящей зависимости и привычки принимать такое, заключается в том, что ты был слишком разорен для этого. — Почему ты должен быть таким чертовски ужасным всё время?.. — застонал брюнет. Выхода не было, поэтому он отдернул руку и отодвинулся, чтобы открыть верхний шкаф и вытащить бутылку джина Botanist. Если ему придется дойти до беспамятства, он собирался пройти весь путь, не сдерживаясь. — Господи, ты прямо как женщина. Джин? Серьезно? — Чем плох джин? Пьянит тебя так же, как и всё остальное, — Квакити пожал плечами, доставая пару рюмок и наполняя их до краев. — По крайней мере, ты наконец расслабился, — ухмыльнулся Шлатт, залпом выпив свой джин, как только его поставили перед ним. Квакити медленно открыл пакетик и положил на язык одну из ярко-красных таблеток. Игнорируя горький привкус, он на мгновение задержался перед тем как сглотнуть, чтобы посмотреть в глаза Шлатту. И он увидел, как расширились зрачки старшего мужчины, его внимание было сосредоточено на маленькой таблетке, медленно растворяющейся у младшего на языке. Наконец, тот разорвал зрительный контакт, запил лекарство шотом, после чего сразу же налил себе ещё один и также выпил его. — Идеальный питомец, — промурлыкал Шлатт, хватая Квакити за подбородок, чтобы грубо поцеловать его, собственнические руки крепко вцепились в него. Квакити подыграл ему на мгновение, прежде чем положить руку на плечи Шлатта, отталкивая его назад. — По крайней мере двадцать минут пройдет, пока это не сработает. Раз ты хочешь, чтобы я был под кайфом, ты будешь ждать этого, — произнес он, искренне потрясенный, когда Шлатт позволил ему отстраниться, — Мне нужен душ, — сказал он, не оборачиваясь и с важным видом направляясь в спальню. — Хорошо, делай, что хочешь. Просто знай, что ты пожалеешь об этом позже, — напоследок предупредил его Шлатт. Затем Квакити услышал щелчок зажигалки позади себя, он ненавидел, когда Шлатт курил в его квартире, но ничего не мог с этим поделать. Было бы разумно развернуться и уступить, несмотря на все его угрозы, Шлатт легко отвлекался и забывал обидки. Он мог бы избежать любых неприятностей, ожидающих его позже, если бы сдался сейчас, но гордость не позволила ему. Не говоря ни слова, он исчез в спальне, продолжив путь в главную ванную. Он постоял там секунду, бросив быстрый взгляд на унитаз. Он только что принял таблетку, и если бы его вырвало сейчас, он смог бы избежать большинства последствий её применения. Это была быстрая, мелочная мысль, но он уже смирился с тем фактом, что скоро он будет под кайфом, а единственная причина, по которой он мог бы попытаться воспротивиться этому, заключалась в том, что это разозлило бы Шлатта. Это была глупая идея, которая закончилась бы для него только проблемами ещё похуже чем та, что была сейчас, но было что-то такое привлекательное в том, чтобы отомстить Шлатту, даже такими маленькими способами. В итоге, он отбросил эту идею и пошёл в душ, включив воду, настолько горячую, что ей почти можно было ошпариться. Он постоял под жарким потоком мгновение, позволяя теплу проникать в его кожу. Были времена, когда он почти убедил себя, что ему нравится мафиози. Шлатт никогда не был милым, но он часто был забавным, часто по-домашнему уютным. В некоторые моменты слабости Квакити даже задавался вопросом, встречаются ли они, и он почти что хотел, чтобы они и правда были парой. Но затем Шлатт выкидывал какое-нибудь дерьмо, и Квакити сразу же вспоминал, что это всего лишь деловая сделка. Дерьмовая сделка, в которую он сам себя загнал. На самом деле… Он был рад, что они не встречались. Квакити был проститутом, а Шлатт был просто очередным парнем с испорченными вкусами; исполнять прихоть клиента за деньги — это то, что к чему привык мексиканец. Если же они были бы вместе, то это было бы ужасно оскорбительно, унизительно. Это сделало бы Квакити жертвой, а он ненавидел эту концепцию больше всего на свете. Он провёл всю свою жизнь в качестве чьей-то жертвы, часть его беспокоилась, что это всё, чем он когда-либо будет, и он чувствовал себя таким слабым, просто думая об этом. Думая о таких неприятных вещах, парень прислонился к стене, крепко зажмурив глаза. Его отходняк был бы невыносимым, если бы он вошёл в кайф таким жалким. Ему нужно было расслабиться; он должен был выпить ещё джина. В глазах Шлатта сегодня было что-то особенно маниакальное и жестокое, что сулило Квакити в ближайшем будущем только плохое. Он уже мог сказать, что это будет очень долгий день для него. Хотя, если бы он отключил свой мозг, он мог бы почти прийти в восторг от такой перспективы. Он искренне наслаждался сексом, особенно если он был грубым. Он был уверен, что будет наслаждаться каждым моментом того, что с ним произойдет, и если бы он не знал, что завтра его ждет стыд за себя, когда он протрезвеет, он мог бы позволить себе думать об этом как о чем-то забавном. Это его отношение к такого рода вещам делало его чертовски подходящим для работы в проституции. Он умел находить удовольствие в болезненном, слишком интенсивном, унизительном. Он не всегда особенно хотел того, что давали ему его клиенты, но, по крайней мере, в конце концов он всегда получал удовольствие. Назовите его нимфоманом или шлюхой, или какими угодно другими оскорблениями, какими хотите, но это не меняло того факта, что именно такая позиция поддерживала его живым и в здравом уме так долго. Не прошло слишком много времени — и вот он уже почувствовал, как МДМА проникает в его организм, усиливая интенсивность каждого ощущения. Он провел руками по коже, расслабляясь, закрывая глаза и сдерживая волну тошноты, которая, как он знал, скоро пройдёт. Он оставался в душе до последнего, выключив воду только тогда, когда почувствовал, как по нему прокатываются первые волны гудящей эйфории. Шлатт хотел бы увидеть, как он проходит рядом с ним через весь свой кайф, так что лучше не заставлять его ждать. Пушистое полотенце ощущалось как рай на его коже, когда он вошел в спальню, обнаружив, что Шлатт развалился на кровати, просматривая свой телефон и потягивая джин из стакана. — Хэй, красавчик. Как ты себя чувствуешь? — спросил Шлатт, посмотрев на вошедшего Квакити. — Да пошёл ты, — выругался Квакити, оседлав Шлатта на кровати и потирая голые бедра о шелковую ткань его рубашки, — Я чувствую себя хорошо, — всё-таки признался он спустя минуту. — Конечно, иначе и быть не могло, — мягко сказал Шлатт, проводя пальцем по позвоночнику Квакити, заставляя парня дрожать под этим прикосновением, — Открой рот, — велел Шлатт, поднимая стакан в руке, чтобы в следующий момент прижать к красиво пухловатым губам Квакити, наблюдая потемневшими от возбуждения глазами, как Квакити молча открыл рот, чтобы позволить Шлатту его напоить. — Ты хочешь, чтобы я ещё и напился? — усмехнулся Квакити, когда проглотил остатки обжигающего джина из этого стакана. — Всё, что угодно, лишь бы ты перестал сидеть как на иголках. Я не знаю, что тебя так напрягает в последнее время, но тебе давно пора прекратить это дерьмо. — Я встревожен, потому что ты всё время напряжен, — Квакити закатил глаза, свирепо глядя на Шлатта, — Если бы ты позволил мне помочь тебе с твоим бизнесом, ситуация и мое настроение не были бы такими хреновыми. Но ты слишком ленивый ублюдок, чтобы делать что-либо, кроме как валяться и напиваться, — язык Квакити развязал этот препарат, поэтому он и выразил всё раздражение, которое он испытывал с тех пор, как начал интересоваться делами Шлатта. — Тебе явно нужно больше, — заметил Шлатт, хватая бутылку с прикроватного столика, даже не потрудившись налить в стакан, он просто поднёс бутылку к губам партнера. Квакити же в ответ только уставился на него, сжав губы. Он не возражал против того, чтобы быть немного навеселе, но Шлатт пытался его споить, — Не будь упрямым, тебе это не идёт, — поддразнил Шлатт, проводя свободной рукой по внутренней стороне бедра Квакити. Это вызвало у младшего шок от удовольствия, интенсивность, что добавила касанию таблетка, заставила его вздрогнуть. Наконец он неохотно раскрыл рот, позволяя горькой жидкости влиться внутрь. Изо всех сил стараясь глотать, не отставая от скорости, с которой Шлатт лил, он зажмурился, цепляясь за запястье Шлатта, пытаясь оттолкнуть его или, по крайней мере, замедлить. В конце концов, ему пришлось отвести лицо, когда прозрачная жидкость начала душить его, стекая по подбородку и груди, пока он пытался отдышаться. — Hijo de puta, — Квакити что-то сказал по-испански, его затуманенный мозг изо всех сил пытался разобраться в ситуации, пока он хватал ртом воздух, а его горло горело от потока джина. Шлатт рассмеялся, сам сделал глоток из бутылки, прежде чем отставить её в сторону, а затем приподнял бедро, чтобы прижаться к ещё мягкому члену Квакити. — На данный момент этого должно быть достаточно. Давай начнем, куколка, — сказал Шлатт, и его руки поднялись к бедрам Квакити, подтягивая его вниз на чужое бедро. От этого Квакити ахнул, тело сработало инстинктивно, когда он потерся о Шлатта. Вскоре его потребность в большем стала непреодолимой, и он засунул руку между ног, обхватывая проворными пальцами свою длину, постанывая, когда начал толкаться в собственную ладонь. — Чувствуешь себя хорошо? — спросил Шлатт, откинувшись немного назад и наблюдая за ним. — Боже, да! — он ахнул, пытаясь рухнуть вперед на грудь Шлатта, только чтобы его остановила рука, оставив небольшую дистанцию между ними. — Откинься назад, детка, я хочу смотреть, — промурлыкал Шлатт, и Квакити кивнул, откинув руку назад, чтобы лучше опереться на кровать, он продолжил стараться, всё ближе и ближе к оргазму. Шлатт небрежно наблюдал, скрестив одну руку за головой, а другой поглаживая бедра Квакити, — Так чертовски красиво, — он похвалил младшего, впиваясь в его нежную кожу ногтями. Квакити ахнул, зажмурив глаза, когда его движения стали хаотичными, быстрыми, безумными. Он словно парил на облаке, весь мир будто замер, чтобы мексиканец мог сосредоточиться на ощущении своей руки на члене и сладкой боли в бедре. Он не мог знать, как долго это продолжалось, но казалось, что это были и вечность, и мгновение, в одно и то же время, затем он кончил с рваным вздохом. Его рука замедлилась до остановки, как вдруг он начал чувствовать укол чрезмерной стимуляции. — Никто не говорил тебе останавливаться, сладкий, — тихо сказал Шлатт. Квакити открыл глаза, мир слегка закружился, когда он сфокусировал взгляд на старшем мужчине, который жестом показал ему продолжать, пока он сам схватил бутылку со стола, чтобы сделать из неё ещё один глоток. Квакити неохотно снова начал двигать рукой. Чрезмерная стимуляция была всепоглощающей. Колючее удовольствие пронзило его с головокружительной интенсивностью. Он заскулил, как будто его ударили, рука уже дрожала от усилий. — Блять … О, боже, Шлатт, пожалуйста, — он бездумно умолял, рука дрогнула против его воли. Шлатт лишь только усмехнулся, хватая запястье Квакити, заставляя его продолжать двигать рукой. — Не будь слабаком. Продолжай, Алекс, давай, — подбодрил Шлатт. Квакити покачал головой, не столько из-за просьбы, сколько из-за использования его прошлого имени. Он вообще перестал двигать запястьем, просто позволяя Шлатту использовать свою руку, пока он прилагал все усилия, чтобы хотя бы просто удержаться в сознании, — Такая шлюха. Ты, блять, скулил, Боже, — Шлатт и сам практически стонал, когда отбросил руку Квакити в сторону, чтобы обернуть свою мозолистую ладонь вокруг ещё влажного после прошлого оргазма члена Квакити. Его движения были быстрыми и немного грубыми, и он целовал шею темноволосого во время мастурбации. Когда Квакити кончил во второй раз, это было потрясающе. Его реальность таяла вокруг него, он дрожал. Но Шлатт не остановился, его темп не замедлился, даже когда эрекция Квакити начала очевидно слабеть в его ладони. — Чёрт возьми, Шлатт, это уже слишком. Пожалуйста, боже, пожалуйста, — прерывисто скулил парень, пытаясь вырваться из хватки Шлатта, его движения были нескоординированными и отрывистыми. Движения Шлатта в ответ на сопротивление же становились только быстрее, — Прекрати! Боже, о боже, — взмолился он. — Не уверен, что хочу останавливаться, — задумчиво сказал Шлатт, замедляясь так, что теперь он едва касался чувствительной кожи. — Я… Я не могу это выносить. Господи Иисусе! — он чувствовал, что вот-вот расплачется, его затуманенный разум отчаянно искал выход, — Пожалуйста, сэр, — он захныкал, делая свой голос еще более жалким, чем он уже был. Отчего Шлатт застонал, прижимаясь бедрами к заднице Квакити. — Наконец-то ведешь себя так, будто знаешь свое место, — пробормотал Шлатт, убирая руку. Квакити сокрушенно кивнул, замыкаясь в себе и пытаясь отдышаться. Но Шлатт схватил его за лицо, прежде чем он смог отстраниться, потянув его вверх чтобы посмотреть в расфокусированные глаза Квакити, — Ты сейчас настолько не в себе, что даже думать не можешь, — не без удовольствия констатировал Шлатт. Квакити издал в ответ уклончивый звук, небрежно касаясь пальцами хватки Шлатта на собственном подбородке. Без предупреждения Шлатт ударил его наотмашь. Пощечина легла на щеку младшего с тяжелым, неприятным звуком, заставив Квакити покачнуться, чуть ли не падая. Шлатт только рассмеялся, схватил его за черные волосы и потянул на себя. Квакити не боролся, он едва двигался; он чувствовал себя за миллион миль отсюда. — Сейчас ты такой чертовски идеальный. Если бы я мог, я бы всё время держал тебя в сексуальном напряжении и безмозглости. Я бы будил тебя каждое утро таблеткой и полудюжиной уколов, — мрачно произнес Шлатт, — Может быть, мне уже следовало начать это делать. — Ш-шлатт… — простонал Квакити, но слова были прерваны еще одной пощечиной. Рука на его волосах крепко сжата, не позволяя ему уйти от удара. — Если ты планируешь говорить, ты будешь обращаться ко мне правильно. Я не собираюсь выслушивать слова шлюхи, слишком тупой, чтобы связать предложение. Итак, как ты, блять, меня называешь? — Сэр! Мне жаль, — он жалобно замычал. Он зашёл слишком далеко. Он ненавидел это чувство, вся его обычная логика и планирование наперед казались недоступными в его нынешнем состоянии. — Хороший мальчик. Очень хороший, — нежно сказал Шлатт, ослабляя хватку на волосах Квакити, чтобы провести пальцами по влажным прядям, — Приляг для меня. Квакити сделал, как ему сказали, плюхнулся на спину и растянулся на шелковых простынях. Он даже не смотрел на Шлатта, когда старший мужчина устроился между его бедер. Его глаза были устремлены в потолок, он пытался заставить свой разум проясниться. Он чувствовал себя едва связанным со своим телом, каким-то образом одновременно парящим над ним и пойманным в ловушку внутри него. Ощущение чего-то твердого и холодного, давящего на его живот, выбило его из вихря мыслей. Его взгляд сразу же упал на пистолет Шлатта, прижатый к мягкой поверхности его живота. — Это заставит тебя сосредоточиться, — ухмыльнулся Шлатт, положив пальцы на спусковой крючок. Квакити просто застонал, безуспешно пытаясь вырваться. Честно говоря, угрозы оружием начали терять для него силу. Инстинктивный страх всё ещё был, но к этому моменту подобное случалось уже так часто, что он уже не мог сказать, что действительно боится пистолета Шлатта. Возможно, уже скоро он сможет засунуть ствол в рот, с полным пониманием того, что Шлатт не нажмет на курок. Тем не менее, он стонал и извивался, протягивая руки вниз, чтобы схватить пистолет, но не пытаясь оттолкнуть его от себя, просто осторожно держа его в ладонях. Широко раскрытые глаза мексиканца вдруг встретились со Шлаттом, на мгновение поддерживая зрительный контакт. От этого Шлатт зарычал, бросаясь вперед и атакуя рот Квакити, в это время пистолет неловко зажат между ними. Смутно брюнет осознавал, насколько это небезопасно. Даже если он не верил, что Шлатт застрелит его нарочно, его обращение с пистолетом было ужасным. Однако он не мог сосредоточиться на технике безопасности, не сейчас, когда Шлатт начал двигать бедрами, выбивая тихие стоны из Квакити. — Вот, подержи его, — сказал Шлатт, и, когда он отстранился, пистолет оказался брошен в руки Квакити. — Зачем? — осклабился Квакити, глядя на оружие в своих руках. Это конечно был далеко не первый раз, когда он держал в руках огнестрел; с его образом жизни он был бы полным идиотом, если бы когда-либо его не имел. Тем не менее, сейчас была не та ситуация, в которой он привык быть вооруженным. — Чтобы я мог подготовить тебя. Я хочу, чтобы у меня были свободные руки. Кроме того, ты же не хочешь искушать меня, если я буду растягивать тебя с этой штукой в руке, я могу просто захотеть засунуть его туда, — Шлатт ухмыльнулся, объясняя. — Ни хрена подобного, — рявкнул Квакити, инстинктивно отдергивая пистолет подальше от Шлатта. — Вот почему ты его держишь, — Шлатт фыркнул, глядя на Квакити, пассивно держащего пистолет, а затем положившего его на кровать рядом с собой, — Не так, — отчитал Шлатт, протягивая руку, чтобы схватить Квакити за запястье словно куклу и управляя его движениями, пока тот не прижал пистолет к собственной щеке. Что-то в этом было намного хуже, чем то, что Шлатт целился в него. Это было так неправильно. Всё, что он когда-либо делал, это работал, чтобы выжить. Будучи вынужденным поставить себя на острие ножа, он почувствовал себя ужасно. Он пытался игнорировать эти мысли и делать, как ему сказали, но он даже не продержался достаточно долго, чтобы Шлатт закончил смазывать пальцы, прежде чем он дрогнул и опустил пистолет. — Какого хрена ты делаешь? — усмехнувшись, Шлатт схватил руку Квакити своими скользкими пальцами и вернул её на место. — Ты держи его. Я не могу, я не могу, — Квакити жалобно застонал, но его прервала ещё одна резкая пощечина. — Перестань ныть. Ты такой чертовски бесполезный. Если я увижу, что ты снова его бросаешь, я cломаю тебе несколько гребаных пальцев. Потому что я не имею дел с сучками, которые даже не могут слушать, — грубо сказал Шлатт, крепкой хваткой вдавливая руку Квакити в жесткий и холодный металл пистолета. Квакити только захныкал в ответ, крепко зажмурив глаза, — Понял меня? — Д-да, сэр, — тихо ответил Квакити. Шлатт в последний раз сжал руку, прежде чем отпустить. Он схватил Квакити за бедро, ещё больше раздвигая его ноги, и быстро начал разрабатывать его. Квакити терялся между приятным ощущением от этого и ошеломляющей неправильностью пистолета в его руке, застрял на грани удовольствия и паники. Он погряз в этом, не в силах бороться с ощущениями. Его рука дрожала, когда он держал пистолет на месте, ерзая от каждой искры удовольствия. — Ты должен просто нажать на курок, — внезапно вмешался Шлатт. Квакити от этих слов только яростно замотал головой, — Для чего тебе жить? Конечно, прямо сейчас у тебя есть какая-то цель, но ты стремительно угасаешь. Пройдет совсем немного времени, и ты станешь просто одной из миллионов накачанных наркотиками уродливых шлюх, которые выстраиваются вдоль этих гребаных улиц. Но если ты выйдешь из игры сейчас — станешь выше этого. — Заткнись, — сказал Квакити сквозь стиснутые зубы. — О, я задел за живое, милый? Это потому, что ты знаешь, что я прав? Ну же, давай, сделай это, хоть раз прояви достоинство. — Я сказал, заткнись, — прорычал Квакити. — А я сказал нажать на курок, — ровно сказал Шлатт в ответ, схватив Квакити за подбородок, заставляя их взгляды встретиться в тот самый момент, когда его пальцы, что были внутри младшего коснулись простаты, посылая Квакити искру вынужденного удовольствия. Всего этого было слишком много сразу: наркотический кайф, пальцы внутри, пистолет в руке, всё это накапливалось, фокусируясь на интенсивности и гневе. Он больше не мог этого выносить. — Пошел ты, — Квакити, недолго думая, направил пистолет на Шлатта. Вместо того, чтобы выполнить его дерьмовое указание. — Ну, и какой у тебя план, котенок? — спросил Шлатт с уверенной и жестокой усмешкой. — Я… Я застрелю тебя. Клянусь, я это сделаю, если ты не заткнешься нахуй, — зарычал Квакити, стараясь звучать уверенно. Но он слышал дрожь в своем голосе. — Ну так сделай, сделай это, ты, сучка. Я знаю, что ты этого не сделаешь. Ты всего лишь трус, — заявил Шлатт, наклонившись ближе, он схватил запястье Квакити и дернул его вперед, так что ствол теперь был прижат к его груди, прямо к сердцу, — Бесполезная шлюха, нажми на гребаный курок, — потребовал он. Это было слишком; Квакити трясло так сильно, что он едва мог держать палец на спусковом крючке. Он ненавидел Шлатта, ненавидел то, во что превратилась его жизнь из-за него. Сейчас он мог освободиться. Но что произойдет после? Его рациональный ум наконец включился. Он тебе нужен. Его хватка на пистолете ослабла, и тогда Шлатт выхватил его у него из рук, направляя оружие снова на Квакити. — Я знал, что ты слабак, — с отвращением сказал Шлатт и нажал на спусковой крючок. Квакити закричал, поднимая руки в тщетной попытке закрыть лицо. Но… Пистолет щелкнул, не причинив вреда. Обойма была пуста. — Ч-что?.. — тупо пробормотал Квакити. На что Шлатт громко и безумно рассмеялся, швырнув пистолет через всю комнату. Раздался треск, когда он ударился обо что-то, но у Квакити не было времени беспокоиться о том, что же это было. Потому что Шлатт немедленно вернулся к нему, схватив парня за заднюю часть бедер, он поднимал его, пока тот не согнулся пополам, задница торчала в воздухе, а Шлатт нависал над ним. — Тупой ублюдок. Ты бы видел выражение своего лица. Ты думал, я вот так просто вручу тебе заряженный пистолет? — Шлатт рассмеялся прямо над ним, глубоко вонзая свои ногти в его бедра. — Я ненавижу тебя, — Квакити не собирался говорить это вслух. Но это само вырвалось из него в тот момент, когда он не в силах был дать отпор ничем кроме слов. — Но ты любишь мои деньги, — Шлатт усмехнулся, придвигая себя к дырочке мексиканца. Он плавно вошёл внутрь, но не дал ни себе, ни Квакити времени приспособиться, прежде чем задать бешеный темп. — Я чертовски ненавижу тебя, — снова и снова повторял Квакити. Всё остальное словно размылось в голове. Даже когда он застонал от удовольствия и притянул Шлатта ближе, он повторял эти слова, как заезженную пластинку, пока они не потеряли всякий смысл.