Научись полагаться на других

      Прошло много времени перед тем, как наследник ордена Ланьлин Цзинь наконец открыл глаза, постепенно приходя в сознание и оставляя столь манящую пелену сна позади. В цзинши помимо него были лишь мирно спящая у его ног Фея. И тишина. Пугающая и давящая тишина, от которой начало звенеть в ушах, а кровь в висках стала пульсировать с такой силой, что казалось ещё пара мгновений и вены лопнут от такого напора.       Как же он не любил такую гнетущую тишину. В этой комнате постоянно были какие-то звуки, что противоречило её значению: Фея, временами рыча, играла со своими любимыми игрушками, трещали палочки благовоний, снедаемые жадным пламенем, шелестели листы исписанных бумаг, оставленные у открытого окна. Даже сам Цзинь Лин старался делать любые повседневные вещи более шумно, чем должно быть. Его расчёска, мягко проходясь по прядям смоляных волос, заставляла их водопадом струиться по бледным плечам, закутанным в тонкую ткань исподних одеяний. Когда на кровать переносился вес юного тела, она скрипела, ведь Цзинь Лин знал на какой край нужно сесть, чтобы добиться этого звука. В цзинши всегда был какой-то посторонний шум и это успокаивало. Слуги могли сколько душе угодно крутить пальцем у виска, получая очередной отказ на предложение сменить скрипящую старую мебель в комнате, но Цзинь Лин знал, что так ему будет лучше.       Этого в нём никто не мог понять, но винить их было не за что. Цзинь Лин тоже не мог этого осознать. Этот липкий страх, что цеплялся за него всеми своими щупальцами и проникал глубоко в подсознание, стоило всему вокруг притихнуть одновременно. Подобное было просто невыносимо. По натуре своей заклинатель в золотых одеждах ненавидел чувствовать себя уязвимым, а в такие моменты хотелось попросту схорониться. Бояться тишины. Даже звучит смешно. Он ведь не ребёнок какой-нибудь. Так думал Цзинь Лин каждый раз, стоило этому вездесущему ужасу исчезнуть хотя бы на пару минут.       Он никогда не выносил продолжительной тишины, всегда начинал нервничать, стоило ему осознать, что вокруг ни звука. Именно поэтому подаренный дядей на один из праздников колокольчик ордена Юньмэн стал для него лучшим подарком за всю жизнь. С тех пор, как он появился, стоило окружающим звукам стихнуть, Цзинь Лин начинал крутить этот колокольчик в руках, заставляя изливаться всевозможными звуками, наслаждаясь его мелодией и разгоняя собравшуюся вокруг него мертвую тишину. Но сейчас он был в одних нижних одеждах, а колокольчик остался привязан к поясу, который вместе с верхними одеяниями находился вне его поля зрения. Это напрягало. Тихо. Слишком тихо.       Чем дольше он находился в этой тихой комнате, тем сильнее нервничал. Из-за чрезмерного беспокойства кровь в висках начинала пульсировать сильнее, заставляя искать пути решения этой проблемы. Цзинь Лин попытался встать, чтобы растолкать Фею. Это первое, что пришло на ум. Он надеялся, что оборотень проснётся и как всегда радостно оглушительно залает, увидев хозяина. Но, к его ужасу, тело отказалось повиноваться приказам и осталось в прежнем положении на постели. Видимо, яро отвергая любые мысли об отдыхе, Цзинь Лин нажил себе самого злого и мстительного врага – собственное тело, которое долго держалось, терпя нападки бессонных ночей, но в один момент решило, что это больше не может продолжаться. А теперь, вкусив давно позабытую сладость сна, категорически отказывалось вновь напрягать измученные мышцы. Это патовая ситуация. Не хватало сил даже на то, чтобы окликнуть одного из слуг. Да что там слуг. Просто свистнуть, дабы оборотень проснулся, было для него невыполнимой задачей.       Сколько бы Цзинь Лин не силился, сохранялось ощущение, что он бился как рыба об лёд. Такое положение дел не могло не удручать. Как ему намекнуть о том, что он уже в сознании? Как ему кого-нибудь позвать? Даже Фея не замечала отчаянных метаний хозяина, продолжая мирно посапывать рядом. Цзинь Лин пытался вернуть контроль над телом. Он не мог сказать точное количество потраченного на бессмысленные попытки времени, мог только предположить, что на это ушло около часа или более того. Наконец, приняв поражение, уже более не имеющий сил на борьбу с головной болью Цзин Лин смежил веки, потяжелевшие от усталости, беспорядочных мыслей и невыносимых болей, и в скором времени провалился во тьму.

***

      Резкий холод, обдавший разом всё тело, будто на него обрушился ушат ледяной воды, вывел донельзя уставший мозг из некого подобия сна, граничившего с обмороком. Цзинь Лин с трудом разлепил глаза, чтобы найти того нахала, что посмел его потревожить. Взгляд наткнулся на человека, одетого в форму лекаря его ордена. Цзинь Лин опасался не любил врачей. Они слишком много знают. Слишком много видят. Слишком много лишнего могут рассказать.       Он не любил, когда с ним обращались, словно с немощным. Как будто он смертельно болен и неспособен даже воды себе налить самостоятельно. Поэтому при разных недомоганиях предпочитал обходить все лазареты стороной, чтобы избежать лишнего медицинского осмотра. Он не хотел давать окружающим повод видеть в нём слабого и немощного человека. Он не хотел давать дяде повод разочароваться беспокоиться за него. За столько лет он уже прекрасно знал, настой из каких трав нужно пить, когда беспокоят боли в голове, когда сильный ушиб, растяжение, вывих. Он прекрасно знал, как нужно действовать, чтобы окружающие не заподозрили, что прямо сейчас одна из его костей сломана напополам. Он сам всё знает. Ему не нужна помощь.       Увидев, что лекарь надавливает на точку для измерения его пульса и потока ци, Цзинь Лин изо всех сил, что успели накопиться в его теле за некоторое время отдыха, отдёрнул руку. Лекарь не сильно удивился, ведь большинство из них уже давно заметили, как будущий наследник бегает от лазаретов, и будучи людьми не глупыми, быстро поняли, что к чему. А вот для остальных присутствующих в цзинши это стало небольшим, но всё же потрясением. Помимо старого лекаря рядом с кроватью больного находились два адепта ордена Лань и его дядя. Никто не мог понять причины такого поступка.       — Что это только что было? — Раздался строгий голос главы ордена Цзян, услышав который Цзинь Лин стушевался и, обернувшись настолько резко, что казалось несколько позвонков хрустнули от такой спешки, заметил наконец остальных присутствующих в его комнате. Быстро сложив всё воедино, он понял, что теперь от серьёзных разговоров с Ланями, семейных разборок с дядей и медицинских осмотров он точно никуда не сможет деться. Предлоги закончились, вымышленные причины для побегов тоже. Ему некуда бежать. У него нет выбора. Он расскажет всё.