Лжец Семи Королевств

      Два всадника возвращались с конной прогулки в сопровождении стражников, их процессия заполняла замковый двор звуками голосов, шумом и воодушевлением, несвойственным для укрытой в лесах крепости.       Эрик любовался издалека – с террасы внутренней части ансамбля зданий, с видом на центральный колодец и садовые куртины. Юный лорд задорно хохотал, оживленно рассказывая отцу о тренировочном механизме, с вращающимися лопастями и подвижным основанием, а хозяин замка одобрительно кивал и изредка смеялся своим кашляющим смехом.       Аллекс сиял, как медный таз. Красивое лицо уже не казалось болезненным и бледным, силы возвращались к нему – и советник был невероятно рад положительным переменам.       Четверть часа спустя молодой лорд Серретт входил в свои покои, торопливо стягивая перчатки с тонких кистей и бросая их на стол, на ходу расстегивая дорожное одеяние. Он уже направлялся обратно к двери, но на пути у него оказался человек в белой маске.       Их взгляды встретились – и не успел Эрик произнести заготовленную заранее реплику, как сильные руки притянули его к себе за шею, а возглас удовлетворения утонул в горячих губах.       Мурашки по спине, непреодолимое влечение, объятия на грани дискомфорта и наслаждения, тянущая боль внизу живота… Эрик хрипит, но останавливается, смотрит в темные глаза юноши, сверху вниз, видит в них отражение своей маски.       Что за наваждение… Не так себе советник представлял их воссоединение после нескольких часов разлуки.       Несколько часов! Эрик и подумать не мог, что сходить с ума так приятно. Он остался в покоях Аллекса на всю ночь, а тот от слабости не сопротивлялся власти сонного бога, изредка просыпаясь и лицезрея советника, терпеливо сидящего у него на постели, засыпая вновь.       Утром, чрезвычайно стесняясь себя и своих мыслей, Эрик поспешно ретировался, с сожалением отпуская прохладные руки своего лорда, когда тот было потянулся к нему за объятиями.       За скомканным прощанием последовали замковые дела и томительное ожидание возвращения правителей Серебряного Холма с прогулки: отец соизволил взять сына с собой на регулярный визит в окрестные поселения.       За это время Эрик успел сотню раз испугаться, засомневаться, придумать дюжину обескураживающих объяснений и даже убедиться, что странная ночь с поцелуями ему попросту привиделась.       Они так и не нашли названия тому, что произошло – по крайней мере Эрик не нашел. И вот теперь он стоит, прижавшись щекой к виску юного лорда, вдыхая запах дождя с его волос, ощущает сильные руки на своих лопатках, боясь пошевелиться – чтобы не разрушить хрупкий хрусталь непривычного счастья, чтобы не потерять рассудок от очередного касания плотью, провоцирующего и лишающего самообладания.       – Завтра мы едем на охоту, – молвил Аллекс, и Эрик заслушался родным тембром, чуть с хрипотцой – от усталости или возбуждения? – не сразу осознав смысл слов.       – Я знаю, – отозвался он куда-то в каштановую макушку.       Эрику не нужно было подслушивать, он и так успел изучить замковые порядки и нравы. Отец решил поощрить сына и организовал совместного времяпрепровождение. Побаловать его.       Дикие леса Серебряных Холмов, горные тропы, изогнутые серпантином, отвесные скалы и крутые ущелья, среди которых водятся звери, хищники и травоядные, птицы с чудесными песнями и когтистые падальщики… Охота на вепря – излюбленная забава здешних лордов.       – Он хочет, чтобы ты поехал с нами, – вырвал советника из размышлений голос Аллекса.       Ты…       – Как вам будет угодно, – выдохнул он в ответ.       – Эрик?       Аллекс отнял голову с груди мужчины в маске, всматриваясь в янтарные глаза. Спина невольно напряглась, мерзкий шепот самоедства подсказывал отвратительные догадки – что дурманящие горячие губы юного лорда для него лишь способ забыться и отречься на время от суровой реальности.       И самое пугающее – что для Аллекса Серретта Эрик является такой же игрушкой. Причудливой, необычной, занятной игрушкой. И тот тянется к Эрику лишь потому, что отец на время лишил молодого отпрыска своего ценного внимания.       Как только повелитель Серебряного Холма вновь начнет благоволить наследнику, Эрик перестанет быть нужным.       – Ваш отец распорядился, чтобы я зашел к нему, – солгал – нет, угадал – Эрик. – Мы увидимся с вами завтра, милорд, уже на охоте. Вам следует отдыхать и набираться сил.       Длинные темные ресницы непонимающе задрожали. Крепкая хватка тонких пальцев на ткани плаща ослабла, и мгновение спустя Аллекс сделал шаг назад, улыбаясь одними губами.       – Да, вы правы, Эрик, – согласился юноша.       Слишком легко согласился.       Советник покинул покои наследника замка, ощущая себя дезертиром, трусливо бегущим с поля боя, усилием воли заставляя себя забыть про противоречия, мечущиеся в черепной коробке подобно диким пчелам. Он затолкал сомнения глубоко, и вернулся к ним уже после полуночи, проведя вечер в работе над хитроумным планом лорда Серретта.       Они уже были близки к завершению – настолько, что Эрик начинал осознавать связь между беспокойством – за свою жизнь, за будущее Семи Королевств, – и неконтролируемым влечением к Аллексу.       Эрику всегда было плевать на дворцовые интриги и распри, Эрика не касались амбиции и ожидания благородных домов – потому что он никогда не ощущал себя причастным: ни к ним, ни к человеческому миру в целом. Какое ему дело до того, что лорды, сиры, принцы переубивают друг друга в кровавых кознях, истребят своих родственников, братьев, сестер, детей и отцов?       Эрик всегда был один.       До недавнего момента.       То, как лорд Серретт благоволил к Эрику – перечислял его достоинства в присутствии приближенных и сына, привлекал ко всей замковой деятельности и доверял самые щепетильные вопросы – было заметно невооруженным глазом.       Эрик сперва думал, что Аллекс всего лишь убежден авторитетным мнением отца в ценности личности советника Серебряного Холма… что мерзкий урод в маске, ярморочный фокусник, слуга извращенных фантазий правителей Вестероса и Эссоса позабыт, остался в прошлом, и у Эрика есть шанс стать как все.       Да кого он обманывает! Как все! Смешно!       Эрик даже рассмеялся, глухо и почти безумно, ощущая физический голод, нестерпимую жажду – как ноги рвались к покоям юного лорда, который бесстрашно, любовно, смотрел на белую маску и целовал губы мертвеца.       Он не смог устоять – и почти бегом следовал мрачными коридорами с высокими анфиладами, всполохами факелов, разгонявших щупальца теней по замковым закоулкам.       Монстры будут побеждены светом. То, что сжималось и тлело в груди, дарило надежду – и Эрик принял решение наконец раз в жизни обмануться. Будь что будет.       – Замолчи!       – Послушай…       – Довольно!       Эрик замер на полпути, боясь сделать следующий шаг.       – Неужели ты думаешь…       – Закрой свою пасть! Ты лжец!       – …что ему нужен ты?! Глупый щенок…       – Обманщик!       – …сопливая тварь! О Семеро, какой же ты жалкий! Посмотри на себя!       – Убирайся! Оставь меня!       Последнее было выкрикнуто с такой остервенелой болью, что Эрик похолодел от ужаса. Грохот переворачиваемой мебели, сметаемых на пол предметов, судорожные рыдания до дрожи знакомого голоса, не утратившего красоты в резонансе истошной муки, рвущейся наружу из глотки.       – Это неправда! – вопил Аллекс, зажимая рот руками, но слова продирались сквозь сомкнутые зубы и ладони с вновь разбитыми костяшками. – Это гнусная ложь!       – А ты спроси у него!       – Я не верю тебе!       – Поверишь! Я всегда был прав…       – Нет! Нет! Нет…       – …и на этот раз не ошибусь.       За соседней стеной юный лорд опустился на ковер, взыв как раненый зверь, и топот ног сменился судорожными всхлипами, которые не были способны сдержать сильные руки, обхватившие плечи сжавшейся в позе эмбриона фигуры.       – Ты чудовище!       – Ты тоже!       – Я хочу, чтобы ты сдох!       – Я тоже!       – Лучше бы я сдох!       – Ты и так мертв…       – О как же я хочу…       – …поэтому тебя так тянет на мертвецов!       Эрик не мог больше слушать – ему стало тошно от слез, от кома в горле, от осознания. В комнате лорда не было никого, кроме его самого – лишь фрагменты агонии, безумия и брызгающего на холодные стены отчаяния.       Он бежал, чтобы не слышать прекрасный голос, сорванный от боли и липкого страха, не застал ни дребезга острых осколков зеркала, ни крика о помощи.       Все, что ему было нужно – чтобы его любили.       Но мир треснул и разошелся по швам от ядовитой лжи, и его не склеит никакая иллюзия, никакие уговоры. Лучше бы он был по-настоящему мертв.