***
То, что я испытывала, стоя на пороге небольшого особняка в викторианском стиле, можно было охарактеризовать, как «тревожность перед собеседованием». Руки и колени трясутся, дыхание замедляется, а пульс наоборот учащается. Глубоко в душе я понимала, что люди воспитавшие Роба и Шона просто не могут быть плохими, но мозг все равно посылал смешанные сигналы моему телу, беспрекословно его слушающемуся. Лестница была уставлена тыквами разных форм и расцветок, а сам дом украшала свисающая паутина и фонарики теплого оранжевого свечения. Лежащего на перилах черного кота, я сначала тоже приняла за декорации, но тот лениво потянулся и, зевнув, уставился на меня своими зелеными глазами. — Родители всегда украшают дом к Хэллоуину, — сказал Роб ранее, заехав на подъездную дорожку. — Особенно теперь, когда у них двое четырехлеток носятся по дому в костюмах пришельцев. Позвонив в дверь, Шон обернулся через плечо и смерил брата взглядом. — Когда ты сказал маме, что привезешь с собой девушку? — Сегодня утром, — ответил Роб. Реакция Шона была крайне драматичной: он схватился за косяк и в ужасе вздохнул. — Ты с ума сошел? — А в чем дело? — поинтересовалась я, но мне уже никто не ответил, потому что дверь открыла среднего роста брюнетка, в которой я узнала маму парней. Мадлен Хилл была хороша. Глядя на нее, никто бы не предположил, что у этой ухоженной элегантной женщины четверо сыновей и даже двое внуков. На ней были простые синие джинсы и черная рубашка. — Мальчики! — воскликнула она и завороженно уставилась на меня. — Мама! — Шон попытался ее обнять, но она смотрела на меня во все глаза. Не на меня! На руку Роба, опустившуюся мне на талию и притянувшую к себе. Округлив глаза, Шон покачал головой и прошипел нам: — Видишь, что ты натворил! Она теперь в трансе. — Ничего я не в трансе! Проходите скорее, — засуетилась женщина, пропуская нас внутрь. — Мама босиком. Я никогда не видел ее босиком. Стоит звонить в скорую, как считаешь? — зашептал мне на ухо парень. — Угомонись, — ткнула его локтем я. Как бы не пришлось вызывать скорую мне. — Мам, это Тесс. Моя девушка. — Моя подруга, — добавил Шон. Темные глаза Мадлен сместились на младшего сына. — И ты молчал? Я с тобой поговорю позже, молодой человек. Хилл-младший закатил глаза и уплыл куда-то внутрь дома, оставив нас втроем в холле. — Очень приятно познакомиться, милая. Не представляешь, как сильно! Можешь называть меня Мадлен. — Может сразу «мамой»? — крикнул Шон из глубины комнат. — Кого опять гнобит Шон? — с лестницы спускался высокий темноволосый парень, с таким же оттенком глаз, как и моего друга. Привлекательный, как и все в этой семье, чего уж удивляться. Обняв Роба, он многозначительно посмотрел на меня: — А ты должно быть и есть та самая девушка моего старшего брата, о которой с утра все твердят? — Тесс, — смущенно улыбнулась я и протянула руку, но ее проигнорировали. Он просто радушно улыбнулся и заключил в объятия. — Маттео, или просто Мэтт. Добро пожаловать в семью, сестренка. Ком в горле нарастал все сильнее с каждой проведенной минутой в этом уютном и пропитанном любовью доме. Входная дверь распахнулась, и Роба почти снесли два крошечных пришельца. — Роб! — кричали они и прыгали на врача. К моему удивлению, парень захохотал и поднял двух ребятишек, которые оказались кареглазыми и темноволосыми двойняшками. Судя по всему, детьми Маттео. — Они ограбили миссис Норрис, — тяжело вздохнула захлопнувшая дверь блондинка. — Они буквально отобрали у нее ведерко с конфетами и убежали. Эта старуха до следующего Хэллоуина будет теперь ворчать из-за этого. — Если она доживет, — серьезно сказала девочка. — Оливия! Так нельзя говорить! — Но она уже старая, — подхватил мальчик. — Ей пятьсот лет. — Мы еще только учим цифры, — шепнул мне на ухо рядом стоящий Маттео. — Она была древней, еще когда мы ходили за конфетами, — сказал Роб. — Так что я бы на это не надеялся. Наконец зеленые глаза девушки остановились на мне, и она улыбнулась. — Прошу прощения, за это маленькое представление. Наоми, — она тоже обняла меня. — Тесс, — ответила на объятие я. — И все в порядке. Детей я люблю. Кажется, к концу вечера я превращусь в счастливую лепешку после встречи с каждым Хиллом. — Ты любишь детей? — глаза миссис Хилл странно загорелись. — Как замечательно! Роб как-то странно на меня посмотрел, но я не успела разобраться в природе его взгляда, когда в холл вышел седеющий высокий мужчина. — Кто любит детей? — Тесс! — ответило в унисон несколько голосов. — Тесс? — вскинул брови он. — С днем рождения, мистер Хилл, — пискнула я, привлекая к себе внимание. Хаос. Чистый хаос. Но отчего-то на душе стало тепло.***
Если бы меня попросили описать тремя словами ужин, то я бы выбрала: шумно, вкусно, уютно. Все что-то обсуждали, смеялись, звенели вилками и бокалами, обменивались нежными прикосновениями. Нам почти не задавали лишних вопросов, просто время от времени кидали в нашу сторону многозначительные взгляды и все. Маттео и Наоми были той прекрасной женатой парой, которая постоянно подшучивала друг над другом и остальными. Билл и его красавица-жена Ракель оказались самыми тихими и молчаливыми, но всегда готовыми поддержать разговор. Мадлен и Лютер же меня восхищали: прожив вместе столько лет, они не стесняясь показывали свою любовь при детях, и это было прекрасно. Рука Роба покоилась на спинке моего стула. Он то и дело проводил пальцами по моей шее или плечу. Смеясь, целовал в висок. Заправлял прядь мне за ухо. Наш обман был несокрушимым. Вот только, что, если это больше не обман? Я видела его взгляд. Мне не нужно было смотреть на себя со стороны, чтобы понять, что я мало в чем ему уступаю. Мое сердце учащенно билось и словно увеличивалось в размере последние несколько недель. Я самостоятельно привязывала себя к этому человеку, зная, что потом мне будет больно. Что меня будет разрывать изнутри. Чтобы не стало только хуже, нужно принять решение сейчас. Пока не стало поздно. Пока я не влюбилась в Роберта Хилла окончательно и бесповоротно.