«Иди к ней»
Да будет ад мне свидетелем, я хотел этого. Почти до безумия. Когда она ушла, я сказал себе, что дам нам обоим время. Ей – остыть, себе – подавить желание запереть ее где-нибудь в подземелье, пряча от любой живой – и не только – души. Но кого я обманывал… Мне хотелось увидеть ее. Даже если это означало новую ссору. Особенно если означало ее. Поэтому я сдался и наконец позволил своей демонической сущности просочиться наружу. Ровно настолько, чтобы рефлексы обострились, но не запустили основную трансформацию. В стрессовых ситуациях это происходило непроизвольно… и не так болезненно. А вот осмысленное усиление восприятия почему-то ощущалось так, словно из меня потихоньку вытягивают жилы. Несмотря на то, что я пробуждал свои силы постепенно, боясь спровоцировать смену облика, внешний мир все равно атаковал мои рецепторы с завидной свирепостью – через обоняние, зрение и слух. Окружение за доли секунд стало громче, ярче и насыщеннее. Раньше это дезориентировало и, сказать по правде, немного пугало. Я не знал, куда смотреть и что делать. Однако за годы тренировок мне удалось не только привыкнуть к такому, но и научиться моментально фильтровать почти все каналы, выделяя из этого хаоса что-то конкретное. Я склонил голову, сразу отбросив множество новых звуков – от плеска воды в бамбуковой трубке до птички, клюющей что-то на другом конце сада. Тоже самое сделал с запахами, попутно заметив, что наполовину переваренные остатки вселенского света не пахли ничем. Абсолютно. Словно ищейка, я попытался сосредоточиться на запахе, присущем именно Рукии. Это была сочная смесь чего-то свежего и жгучего, лишь отдаленно похожего на специи. Найти сам запах труда не составило: он оказался буквально повсюду. Стоило сконцентрироваться на нем, как я уже не чувствовал ничего другого, ведь им пропитался каждый дюйм. Попытка поймать звук ее голоса тоже ничего не дала – тот рассеивался, как эхо под пещерными сводами. Определить ее местоположение было невозможно. Девушка могла находиться за соседней дверью, на верхнем этаже или вообще в лесу. Каким-то неведомым образом она слилась с этим местом. Значить это могло только одно. Земля приняла ее. Вот так поворот. Она не переставала меня удивлять. Покачав головой, я тихо рассмеялся и начал заталкивать силу обратно. Все равно она оказалась бесполезна – защитные элементы барьера маскировали присутствие Рукии. Здесь нужно было кое-что посерьезнее, непосредственно связанное с ней. Я задрал правый рукав и полоснул отросшим когтем в паре миллиметров над магической татуировкой в виде пера. Порез затянулся почти сразу же, но несколько капель все-таки успели просочиться. Большего и не требовалось. Кровь на моей коже казалась почти такой же черной, как и связующие письмена. Как только выступившая капля стекла ниже и коснулась печати, та слегка подсветилась по краям сизыми язычками призрачного пламени. Я ненавидел заклинания крови, особенно такие древние. Всегда существовала вероятность, что дошедшие до нашего времени свитки содержали лишь часть информации, а потому не отражали всех последствий темного кидо. Вчера я активно использовал печать на протяжении нескольких часов, и под конец кожа на руке уже начинала гореть. Прикрыв веки, я стал думать о Рукии – с каждый разом выходило все легче. Перед глазами предстали темные волосы, которые успели немного отрасти с тех пор, как она здесь оказалась. Румянец, с такой легкостью выступающий на светлой коже. Дерзкий рот с противоречиво-мягкими губами. И, разумеется, глаза – чернильно-синие, почти бездонные, с огнем, которого хватит на целый легион. В этот раз все чувствовалось несколько иначе. Кожа под письменами излучала лишь легкое тепло. Я открыл глаза и выпрямился. Капля крови затвердела и, отделившись, зависла в воздухе в форме подрагивающего треугольника размером с монету. Что-то вроде демонической версии компаса, настроенного на конкретное существо. Пока я стоял на месте, стрелка была неподвижна, поэтому пришлось подняться на второй этаж. Результат оказался тот же. А вот на третьем ситуация изменилась: стоило повернуть налево, как маячок резко крутанулся в обратном направлении. Хм. Додзе, значит? Мог бы и догадаться. Я уже хотел зайти, тем более, дверь была открыта, однако внезапный звук заставил меня застыть в паре-тройке шагов от входа. Сначала я решил, что мне мерещится, ведь я не мог слышать то, что слышал. Это был плач – приглушенный, но от того не менее отчетливый и душераздирающий. Я покосился на печать – стрелка над ней лениво подрагивала вправо-влево на пару градусов, но абсолютно точно указывала вглубь комнаты. Прошло несколько секунд, и она рассыпалась кровавой пылью. Ошибки быть не могло – плакала именно Рукия. Она показала мне свои слезы всего дважды – во время проведения кровавого договора и после сражения в пещере. Оба раза девушка была серьезно ранена, поэтому все выглядело как обычная реакция на сильную боль. Но даже тогда плач был безмолвным, а сейчас буквально сочился страданием и безнадегой. Настолько страшный и ужасающе-холодный звук не мог принадлежать той, кого я считал упрямее самих богов. Однако другого объяснения не было. Быть может, именно поэтому я оказался настолько шокирован. Разнесшийся по этажу вой не оставлял сомнений в том, насколько плохо ей было. Но почему? Что могло произойти такого, что настолько вывело ее из равновесия? Так не должно было быть. Эту чертовку не испугали даже адские гончие, поэтому происходящее казалось… неправильным. Я отвернулся от входа, чувствуя себя в высшей степени странно. Под ребрами стремительно растекалась пустота, из которой тянулся невероятный холод. Он проникал в кости и нарастал поверх внутренностей коркой из ледяных шипов. Я смял в кулаке ворот одежды – прямо над сердцем. Рукия громко всхлипнула, и предательская мышца сжалась так, что стало по-настоящему больно. Твою мать. Я зажмурился, как будто надеясь, что так смогу оградиться от того, что слышал. От собственной наивности стало почти смешно. – Ты можешь довериться мне, Рукия. Лед во мне треснул – громко, с отчетливым хрустом. Я открыл глаза, уставившись себе под ноги. Кенсей… Ну конечно. Мало кто способен так долго скрывать от меня свое присутствие. Вот только какого хрена он забыл по ту сторону стены?«Лучше бы поблагодарил за то, что я исправляю твои ошибки»
И что бы это знач… Проклятье. Я задрал голову, с ошеломляющей ясностью увидев себя со стороны – не только последние недели, но и то, что было раньше. В памяти тут же всплыли все те разы, когда я принимал блеск в глазах Рукии за проявление одного лишь гнева. Или когда продолжал настаивать на своем, думая, что все в порядке, хотя, если бы я пригляделся чуть внимательнее, понял бы, что это не так. – Тебе не нужно ничего говорить. В Рукии было слишком много упертости и целеустремленности – настолько, что иногда у меня закрадывались сомнения, человек ли она вообще. Ситуации, в которых большинство потерпело бы поражение, из нее ковали нечто новое, еще более невероятное. Я видел это. Восхищался этим. Кенсей то и дело напоминал, что она сильнее, чем кажется. Похоже, он повторял это слишком часто – в конце концов, я ему поверил. Но вместе с этим почему-то решил, что ее невозможно сломать, а значит ее чувства можно не щадить. Это было очень большой ошибкой.«Понял наконец»
Я поморщился, вновь услышав призрачный голос под изнанкой черепа. Пошел ты, старик.«С чего бы? Мне и здесь неплохо»
Вместе с мыслями он послал мне в голову проекцию того, что происходило внутри. В воздухе пахнуло озоном от энергии, зародившейся на кончиках пальцев. Понадобилось все мое самообладание, чтобы остаться стоять на месте. Подо льдом зашипела лава. Этот ублюдок обнимал ее. Вытирал слезы. Рассказывал свои несмешные шутки. Одним словом, успокаивал. При мне она все время сдерживалась, боясь показаться слабой. Я мог это понять, особенно поначалу. Но сейчас, после всего, что произошло… Она открылась не мне, а ему – одному из самых опасных и хитрых существ на всей гребаной планете. Именно он стал достойным ее доверия. Не я. Почему-то этот факт ударил по мне сильнее, чем осознание собственной глупости. Захотелось сбежать. Последний раз я испытывал столь сильное желание очень давно, еще когда жил среди людей и был лишь немногим сильнее их. В то время трущобы приложили все усилия для того, чтобы меня сожрать, и потому единственное, о чем я думал – это как оказаться где-нибудь подальше. Но тогда это был вопрос выживания, а сейчас – акт банальной слабости. Я был не в состоянии и дальше слушать, как она плачет. Это ощущалось как что-то слишком личное. Но и войти было не лучшей идеей, ведь меня не ждали. Ее всхлипы скручивали кишки не хуже, чем остатки вселенской энергии. Поэтому, как последний трус, я двинулся прочь, оставив девушку, все сильнее сводившую меня с ума, в объятиях другого мужчины.***
Он нашел меня уже после заката, когда я прохаживался вдоль ограды, отделяющей край сада от пропасти. Обычно никто не приходил сюда, поэтому я обожал это место. Оно было как ироничная иллюстрация моего существования, сосредоточенного на границе живого и пустого. – Я знаю, что… Мой кулак столкнулся с челюстью Кенсея быстрее, чем я успел додумать мысль. Возможно, именно поэтому мне и удалось его ударить. Но, судя по взгляду, он сам позволил. Я несколько раз сжал и разжал пальцы правой руки, чувствуя пульсирующую боль в костяшках. Он сплюнул на землю сгусток крови. И все? Обычно после такого удара даже у сильных демонов появлялась пара трещин в костях. Как минимум. Этот говнюк, что, из стали сделан? – Лучше? – Постой так еще часик, и посмотрим. Я замахнулся снова, в этот раз спрессовав в кулаке воздух и электричество. Но Мугурума, явно решив поиздеваться, просто перехватил мою руку, попутно поглотив мощный выброс силы. Своей кожей он высосал энергию, которую я хотел выпустить за мгновенье до удара – словно мощь высокоранговой шаровой молнии ничем не отличалась от искры слабейшей реяцу. Его бровь изогнулась в той высокомерной манере, которая была доступна только божественным ублюдкам. И Бьякуе Кучики. – Никогда не видел, как ты ревнуешь. Занятное зрелище. Я выдернул руку, с отвращением понимая, что он позволил мне сделать это. Отвечать на его комментарий не было смысла. Мне хватало духу признать, что в этот раз он был неправ меньше, чем обычно. – Зачем пришел? – Убедиться, что ты действительно понял свою ошибку. – Ты о том, как я пятнадцать лет назад согласился на сделку с тобой? Не переживай, до меня дошло четырнадцать лет и триста шестьдесят четыре дня назад. Вторая бровь поднялась на уровень первой. Его губы дрогнули в ехидной ухмылке. Захотелось предпринять третью попытку. – Ух ты. Еще немного, и твой юмор станет тоньше, чем стол. Прогресс. – Либо говори по делу, либо сваливай. Только Кенсей умел переключаться от ленивой фамильярности к полной серьезности за доли секунд. Это мне в нем нравилось больше всего. И в той же мере настораживало. – Если продолжишь так вести себя с Рукией, я ее у тебя заберу. Теперь поднялись уже мои брови. Мне показалось, что я ослышался. – Прости… что? – Думаешь, сделал ей приятно разок-другой, и можно дальше вести себя, как нестабильный идиот? – Я не… Небо неестественно быстро заволокло тучами, подвергшись влиянию его настроения. Будь мы в другом месте, от выпущенной силы уже бы началось небольшое землетрясение. Но только не здесь. Несмотря на то, что мы находились на высоте в несколько километров, температура не опускалась ниже пары градусов – из-за потустороннего поля. Здесь никогда не поднимался ветер. Крайне редко шел снег и почти никогда – дождь. Защитный купол был создан около восьми сотен лет назад – по слухам, из душ тех, кто построил само поместье. Нельзя было выбрать места идеальнее. Гигантские залежи секи-секи, находящиеся прямо под ногами, усиливали и без того мощную защиту, поскольку отражали любое внешнее воздействие, а потому пробить барьер было попросту невозможно. Но была и обратная, не столь приятная сторона: любой, кто обладал относительно высоким уровнем сверхъестественной силы, практически не мог ей воспользоваться, пока находился на этой земле. – Это еще не все, так что заткнись, – рыкнул он, сорвавшись на зов. На меня дыхнуло волной гнева, от которого ощутимо поджались яйца. Было не так много вещей, которые заставляли содрогаться, – или, как минимум, остерегаться – однако взбешенный Кенсей явно подходил под одну из них. Не знаю, кто окрестил его «древним бедствием», но имя крайне точно отражало то, на что он был способен на поле боя. От него было невозможно скрыться. Даже спустя столько лет я не понимал, чего этот здоровенный мужик добивался. Но однозначно радовался тому, что он был на моей стороне. По крайней мере, чертовски сильно хотел в это верить. – Я согласился уехать в Киото и прикидываться твоим ручным зверем при условии, что ты присмотришь за ней. И что же я вижу по возвращении? Малышка едва держится на ногах. В груди резануло так, словно кто-то загнал мне под ребра акупунктурную иглу – длинную и толстую. Мне не нравилось то, как он ее звал. Я отвел глаза в сторону. Кожа Кенсея стала на порядок прозрачней, демонстрируя тесное переплетение лицевых мышц. Не самое приятное зрелище. – Тиа внимательно наблюдала за ее состоянием после ранения. Клянусь, его преувеличенный вздох всколыхнул нижние слои атмосферы. – Когда-нибудь ты перестанешь зацикливаться на такой ветхой вещи, как тело. Я ощутил под кожей что-то шипящее, слишком сильно похожее на стыд. Мы оба знали, к чему он вел. Я прикрыл веки, изо всех сил пытаясь выстроить мысленную стену, о которой Мугурума столько раз рассказывал. Потому что мне крайне не хотелось, чтобы до него дошло то, о чем я прямо сейчас думал. Но этот ублюдок лишь насмешливо фыркнул и двинулся прочь. Я не столько услышал шаги, сколько ощутил движение воздуха. – Советую одуматься. Только от тебя зависит, сохранит ли Рукия воспоминания о вашем… времяпрепровождении. Воспользовавшись мгновенной поступью, за доли секунд я оказался прямо перед Кенсеем. – Ты больше и пальцем ее не коснешься. Я и сам понимал, насколько пустой была моя угроза. Он улыбнулся, вот только улыбка оказалась холоднее льда, сковавшего внешние круги ада. Это выражение было максимально близко к его настоящей сущности – той, что буквально дышала древностью веков и безразличием вселенной. – Да неужели? Просвети же меня, как ты собираешься это осуществить. Я стиснул зубы. Перед глазами все еще стояло то, как он обнимал ее, как гладил по голове руками, не одно столетие носившими перчатки из чужой крови. В приступе ярости этот лицемер превращался в глобальный катаклизм. – Считаешь себя достойнее? – Нет, – честно ответил я. – Однако я хотя бы не притворяюсь тем, кем не являюсь. Мугурума хитро прищурился и скрестил руки на груди. – Но и полностью честным тебя назвать нельзя. – Как и любое живое существо. Ты всегда предпочитал только наблюдать. Что изменилось? Он стал еще прямее, словно ему в позвоночник залили сталь. Мне и правда было интересно, чем его так зацепила Рукия. Ладно. Я мог понять, чем. Но почему сейчас? – А с чего ты решил, что раньше я не был заинтересован? Я наблюдал за ней едва ли не с рождения. Так что прав у меня явно будет побольше, чем у тебя, мальчик. – Он слегка поддался вперед, почти нависая надо мной. Отвратительное ощущение. – Единственная причина, по которой я позволял с ней играть заключается в том, что от реализации твоего плана зависит и мой. Однако я не намерен и дальше смотреть, как все рушится из-за твоего желания быть первым там, где это не нужно. Внезапно я осознал кое-что важное, и при этом настолько шокирующее, что на добрые полминуты забыл, как дышать. Кажется, сегодня был вечер озарений. Поверить не могу, что не понял раньше. Я уставился на Кенсея так, словно увидел впервые. В каком-то смысле так и было. – Дошло наконец. Неужели ты и правда все это время думал, что десять лет назад тебе просто повезло встретить идеальную приманку для Кайена? Что я решил пойти через Руконгай из банальной прихоти? – высокомерно хмыкнул он. – Кажется, теперь я понимаю, почему моя сила приняла ее, а не тебя. Рукия и без каких-то особых способностей весьма сообразительная, к тому же прислушивается к своей интуиции. Не удивительно, что абсолютное зрение так хорошо с ней слилось. Ты же продолжаешь жить в отрицании, которое прикрываешь надутым самобичеванием и жалостью к себе. В глазах потемнело. Гнев обжег легкие и стек по пищеводу, руша баланс между моими обличьями. Я ощутил, как уплотняются кости, а температура тела начинает расти. Вот только эти чувства были вызваны не последними словами, а тем, что эта скотина сказала чуть раньше. – Так это ты что-то сделал с ее глазами? Десны заныли от резко удлинившихся клыков, язык смочила собственная кровь. На коже затанцевали отголоски электричества, разряжая воздух вокруг нас. – А что, если так? Я схватил его за грудки. На безэмоциональном лице ни дрогнул ни один мускул. До этого момента я не связывал то, что тогда видел в деревне, со сверхъестественным зрением Рукии. Но теперь многое стало понятным. – Самодовольный кусок дерьма, – прошипел я, выпуская когти, которые тут же впились мне в ладони. – Она была ребенком! Ты хоть понимаешь, что ей пришлось из-за тебя пережить?! Внутри поднялась неконтролируемая волна чего-то беспощадного, готового сожрать реяцу Кенсея до последней крупицы. Он накрыл своей рукой мои, но освободиться даже не попытался. Не знай я его лучше, решил бы, что в этом спокойном взгляде мелькнула настороженность. – Знаю. Но это было необходимо. – Он склонил голову чуть набок. Как будто и правда задумался. – Раньше тебе было плевать на ее прошлое. Что изменилось? Я отпустил его, не обратив внимание на то, что он только что меня передразнил. Потому что понимал – еще секунда, и вцеплюсь ему в глотку, наплевав на все. Даже на весьма вероятное поражение. Ярость во мне раскалилась почти до бела, мешая нормально дышать. Казалось, воздух прогревался уже на вдохе, а на выдохе и вовсе превращался в пар. – А, – понимающе вздохнул он, уловив более глубокие мысли. Как же я его ненавидел в такие моменты. – Решил абстрагироваться, значит. Игнорировать очевидное ради иллюзии контроля – как это на тебя похоже. Думал, если она будет к тебе холодна, то и ты ничего не почувствуешь. И как, получилось? Я чувствовал натяжение заживающей кожи. В груди завибрировало рычание. – Заткнись. – Для того, кто разрабатывает сложнейшие стратегии и комбинации, ты из рук вон плохо продумал собственную линию поведения по отношению к ней. Это я точно не собирался с ним обсуждать. – Потеря ее воспоминаний – тоже твоих рук дело? Его одежда смялась на груди, складки были покрыты красными кляксами. Кенсей скучающе провел по ним ладонью, и все исчезло. – Если бы она помнила, что я сделал, это могло все несколько усложнить. Я задрал голову и расхохотался. Вот только смех этот с весельем не имел ничего общего. Зверь внутри меня уже царапал изнанку ребер, изнывая от желания пролить чужую кровь. Еще немного, и я точно сменю форму. – Ну да, ведь тогда ты бы не смог играть роль добряка, на фоне которого я выгляжу последней мразью. И после этого ты говоришь, что у тебя больше прав? Его глаза засветились серебром, а зрачки сжались до размера крохотных точек. Отлично. Теперь не я один танцевал на грани тотальной потери контроля. – А тебе не приходило в голову, что, не запечатай я ее воспоминания, она бы сошла с ума от того, что с ней вытворяли люди? Отвращение, проскользнувшее в последнем слове, стало почти осязаемым. Ну наконец-то я вижу что-то настоящее. – Так ты успокаиваешь свою совесть? – оскалился я. – Говоришь себе, что нивелировал последствия своего решения? Раз силы прижились и начали развиваться, а она не помнит платы за свои способности, то все в порядке? – Можешь обвинять меня, сколько твоей подпорченной душе угодно. Просто знай, что если бы я не вмешался, болезнь убила бы ее еще в детстве. И тут я вспомнил, как Рукию странным образом повело в сторону на том рынке. Другой приступ, более сильный, застал ее после ритуала, когда мы были на источнике. Ее глаза выглядели пустыми и смотрели внутрь, как у слепого. Дыхание было поверхностным, с отчетливым хрипом. Тогда я списал все это на последствия шока. И правда идиот. – Как-то хреново ты ее вылечил. – А я и не говорил, что смог. Подобное мне не под силу, поэтому я лишь отсрочил неизбежное. Меня как будто ударили под дых. Еще несколько месяцев назад я спокойно относился к мысли, что она может погибнуть в самом ближайшем будущем. Однако теперь меня такая перспектива в корне не устраивала. По разным причинам. – Насколько? – Раньше я был уверен, что она доживет до тридцати, может до тридцати пяти. А теперь понятия не имею. Твоя кровь запустила трансформацию, результаты которой крайне сложно предсказать. Она может как поглотить болезнь, так и ускорить ее развитие. Если, конечно, ты не убьешь ее раньше своими необдуманными действиями. Так вот почему он так взбесился, когда обо всем узнал. Я провел пятерней по волосам. От меня не ускользнула очередная ирония ситуации. Пусть и по разным причинам, но мы с Рукией с каждой секундой подходили все ближе к опасной грани вечного забвения. Романтика проглядывалась какая-то чересчур черная. – Прекрасно. – Ты даже представить себе не можешь, насколько важна Рукия. Если она умрет раньше времени, этот мир повторит судьбу Уэко Мундо. Я давно заметил, что Кенсей никогда не говорил «наш» мир. Только «этот» – словно то, что он был одним из бесконечного множества, уменьшало его значение. – Уэко Мундо – не больше, чем детская сказка, – неверующе возразил я. Он сурово посмотрел в мою сторону, и в груди осело крайне паршивое ощущение. Из жара меня мгновенно бросило в холод. Черт возьми, он не врал – бесконечная пустошь действительно существовала. Но… как? – Причем тут Рукия? – Она должна кое-что сделать. Что в такой ситуации мог сделать человек? Или во что там она обращалась. – Подробностями поделиться не хочешь? Теперь он глянул на меня так, словно мой вопрос убедил его в том, что я ни на что не годен. – Захочу и поделюсь, когда ты наконец начнешь вести себя, как мужчина. Третьего предупреждения не будет. Еще раз оплошаешь, и она исчезнет из твоей жизни. Как и я. Не дав мне возможности ответить, он испарился, – не воспользовался мгновенной поступью, а именно рассеялся, как дым – наглядно продемонстрировав свои намерения. Наглый засранец. Он получит ее только через мой труп – уже до конца охладевший. Глаза тут же нашли балкон на третьем этаже. Я и правда больше не мог смотреть на него как раньше – он вызывал однозначные ассоциации, лейтмотивом которых были ее робкие стоны. Я поднял голову к чернильно-синему небу, буквально выталкивая воздух сквозь стиснутые зубы. По позвоночнику прошла волна дрожи. Кажется, я безнадежно влип.***
Она уснула, сидя на полу и прислонившись к стене рядом с окном. На коленях лежал политический трактат о ведении войны. Усмешка вылезла против воли. Я наклонился, чтобы аккуратно забрать книгу, и из-под ворота моего кимоно вылез треклятый бубенчик, нагло повиснув между нами. В его бренчании было что-то почти издевательское. Рукия слегка поморщилась, но не проснулась, даже когда я взял ее на руки. Хотелось бы и мне также крепко спать – без кошмаров о прошлом и страхах о будущем. Среди которых теперь была и она. Даже во сне эта девчонка выглядела вызывающе упрямой – из-за сведенных на переносице бровей. Я заслонял большую часть света, поэтому ее лицо утопало в тенях. Черная прядка все также пересекала нос, тогда как остальные волосы лежали на щеках. За ухом торчал цветок, источавший очень сильный, почти приторный запах. Она приоткрыла рот, мгновенно привлекая мое внимание к своим губам. В отличие от языка они были мягкими и податливыми. Подобно сочетание казалось безумно возбуждающим. Не знаю, сколько я так простоял, прижимая ее к себе и разглядывая с неприсущей мне дотошностью. Рукия весила как пух и воздух, но гордость, уверен, была в разы тяжелее. В какой-то момент ей стало неудобно, и она начала ворочаться, пытаясь то ли приникнуть ближе, то ли оттолкнуть. Ну уж нет. Я подошел к футону и, отодвинув одеяло ногой, уложил ее на спину с максимальной осторожностью, боясь потревожить рану. Повернувшись на правый бок, лицом ко мне, она сонно приоткрыла веки, но почти тут же их закрыла, явно не увидев для себя ничего интересного. Моя усмешка стала шире. Я дал ей пять секунд. Она справилась за три, вновь открыв глаза и уставившись на меня с очаровательным непониманием. Меж насупленных бровей залегла забавная морщинка. – Я сплю? Хотелось сказать правду, но почему-то язык не повернулся. Я только пришел, и пока не хотел уходить. Мне нужно было еще немного времени. Где-то глубоко внутри хотелось надеяться, что и ей тоже. – Да, – ответил я. – Ты заснула у окна, вот тебе и снится всякая ересь. – Можно было и догадаться, – тихо рассмеялась она, после чего зевнула. – Не могу представить, чтобы ты вот так пришел ко мне в реальности. Слышать такое было неожиданно… и не очень приятно. Неужели я и правда такая бессердечная тварь в ее глазах? – Почему? Разве я не был рядом, когда ты недавно очнулась? – Ну, тогда я вроде как умерла. В прошлый раз она убеждала меня в обратном. Усмешка слетела с моего лица слишком быстро. – Мне уйти? В ее чуть рассеянном взгляде отчетливо читалась грусть. Я бы многое отдал, чтобы на несколько минут одолжить у Кенсея способность читать мысли. – А разве ты можешь? – спросила она, подперев правой рукой лицо. – Это твой сон. Тебе и решать. Так ты хочешь, чтобы я ушел? Она посмотрела на мой рот, явно задумавшись. Лучше ей так не рисковать. Точно не сейчас, потому что, даже если она скажет «да», я не смогу уйти. Взгляд ее необычных глаз опустился ниже, и легкая улыбка тронула аккуратные губы. Заметила-таки свой подарок. Что ж, если это вызывает такую реакцию, прятать его под одежду я больше не буду. – Нет. Но ведь ты и так это знаешь. А вот это уже интересно. Я наклонился совсем близко, накрыв девушку своей тенью. В уголки ее губ закралось что-то лукавое. Нам обоим нравилась эта игра, но во мне она каждый раз пробуждала что-то поразительно теплое, щекочущее, приправленное интригой. – Что, по-твоему, я знаю? Она подняла другую руку и коснулась моей правой щеки. Этот странно-нежный жест ввел меня в ступор даже сильнее, чем ее следующие слова: – Как твое присутствие влияет на меня, – шепнула она, проводя указательным пальцем по скуле. – Как я иногда реагирую на тебя. Будучи прекрасно осведомленным, ты бессовестно этим пользуешься. Это нечестно, знаешь ли. Я опустил глаза, притворившись пристыженным. Ее слова прозвучали так, словно она не подозревала, что сама порой делала со мной. Как будто даже не догадывалась, что была единственной, кто руководил моими действиями в такие моменты. Каждый мой шаг зависел от того, на что Рукия была готова в этот раз. Моей задачей было всего лишь нащупать допустимые границы. И немного расширить их, чтобы самому откусить кусочек. – То есть мне прекратить? Она убрала руку, но тепло ее пальцев никуда не делось. Раньше они казались горячими – до того дня, пока мне не пришлось напоить ее своей кровью и обречь на что-то неизвестное. Кенсей был прав. Она менялась. Теперь я отчетливо это видел. – Даже не вздумай. Наши взгляды пересеклись, и в груди полыхнуло от волны жара. Рот наполнился слюной, а низ живота сковало напряжение. Я хотел ее так сильно, что с каждым днем становилось все сложнее сдерживаться. Это был тот редкий и изощренный вид голода, который будил по ночам, заставляя изнывать от желания. Столь сильное чувство почти убивало, мешая связно мыслить. Я, конечно, догадывался, на что шел, когда внедрял ее в свой мир, но такого и предположить не мог. – Почему мы не можем всегда так разговаривать? – Как – так? – спросил я, чувствуя, как сбивается дыхание. Лучшее, что я мог сделать – это встать и уйти, пока не успел что-нибудь натворить. Прямо сейчас. Я должен был. Но с места, естественно, не сдвинулся. – Без попыток что-то доказать друг другу. Почему не можем просто быть? Я и сам в последнее время слишком часто задавался этим вопросом. Ведь сейчас мы не ссорились. Более того, общались так, словно вчерашней ночи никогда не было. Уж не потому ли, что из-за сложившейся ситуации мы оба не боялись говорить все как есть? Она думала, что спит, и потому могла делать, что ей заблагорассудится. А я просто не смел мешать. – Хичиго… Опустив голову обратно на подушку, она снова протянула руку, но в этот раз положила ее мне на заднюю часть шеи. Надавив, Рукия попыталась притянуть меня ближе. И я поддался, чувствуя, как по ледяным венам растекается лава. Никогда не забуду, насколько дерзко она провернула тоже самое пару дней назад – просто чтобы доказать, что я не прав. Мне нравилось, что в ней это есть. Я оперся на локти по обе стороны от ее лица, но полностью залезть на футон не решился, прекрасно зная, чем все закончится. Эта чертовка не закрыла глаза даже когда между нашими губами остались считанные миллиметры. Слегка прикрыв веки, она испепеляла меня томным взглядом из-под своих безбожно длинных ресниц. Сейчас ее радужка полностью отражала свет, став похожей на серо-фиолетовое стекло. Боги, как же сексуально это выглядело. – Ты все еще злишься? – спросил я внезапно севшим голосом. – Да. – Тогда прогони меня. Она подняла бровь. – Еще чего. Говоря о том, чтобы я вел себя как мужчина, Кенсей вряд ли имел в виду, чтобы я пришел к ней и заставил стонать всю оставшуюся ночь. Но если она продолжит так смотреть, то именно это я и сделаю. – Рукия… – А я надеялась, что хотя бы во сне мне не придется тебя умолять. Говорить нечто подобное таким образом – тихо, с придыханием – все равно что подносить огонь к бочке с порохом. Я впился в ее губы не самым нежным поцелуем и сразу понял, что сонливости в ней не осталось. Потому что ее ответ был мгновенным, сравнимым с прытью пантеры, давно готовой к прыжку. На вкус она была как ягоды и мята, а еще как непокорные ветра, что окружали эти горы. В этот раз Рукия была той, кто раскрыл мне губы языком. И будь я проклят, если это не завело меня еще больше. Одну руку девушка запустила мне в волосы, а вторую – под ворот кендоги. Цепкие пальчики прошлись по груди и обхватили мышцу между плечом и шеей. Она не умела создавать статическое электричество, но меня все равно проняло. Я снова ощутил прилив чего-то неконтролируемого, поднявшегося из живота и окольцевавшего грудную клетку. Мне хотелось разорвать на ней одежду и заставить кричать так, чтобы проснулось все поместье. Заставить задыхаться от возбуждения и умолять, чтобы я не прекращал. И при всем при этом моя проклятая душа жаждала узнать, какого черта она так рыдала. Я не стал унижаться при Кеснее, спрашивая об этом. Он и так дал понять, что это – моя вина. Мне лишь хотелось услышать, что именно пошло не так и главное – как это исправить. Потому что за те сто пятьдесят лет, что мне довелось пробыть в шкуре полноценного демона, я перепробовал многое. В первую очередь, разумеется – женщин. Но не было ни одной, кто вызывал бы во мне столько же эмоций, как эта маленькая дьяволица. Ее упрямство бесило до такой степени, что руки чесались придушить. Но ее искренность, ее страсть… они творили со мной нечто невообразимое, не поддающееся описанию. И это приводило в ужас. Я взял ее лицо в ладони, после чего провел по точеным скулам большими пальцами, а средними слегка надавил на маленькие впадинки под ушами. Она в знакомой манере сжала пряди у меня на затылке, провоцируя новую волну жара. Я знал, что каждая секунда подводила нас обоих к моменту, когда отступать будет уже поздно. Поэтому прервал поцелуй – лишь затем, чтобы переключиться на шею. Почти сразу я ощутил, как меня куда-то тянут. Спустя пару секунд я понял, что это ее ноги обхватили мою в попытках затащить на футон. Мышцы живота напряглись сильнее, и член требовательно дернулся. Справившись наполовину, она подключила руку и, ухватив меня за ткань на бедре, потянула – резко и сильно. То есть действительно сильно. От неожиданности я оказался именно там, откуда по возможности старался держаться подальше – над ней. У меня даже дыхание сперло. Вид был восхитительный. А ведь она до сих пор оставалась в одежде. – Какие мы настойчивые, – пророкотал я, борясь с бурей в груди. И не только в ней. Я посмотрел Рукии прямо в глаза и увидел помесь желания и веселья, искрившегося, как блики луны на черной воде. Щеки залил знакомый румянец. Кто бы мог подумать, что у нее такие… беспокойные сны. Смех вырвался непроизвольно. Проклятье. Эта бесстыдница меня точно в могилу сведет. Она продолжала прикасаться ко мне, и это невероятно отвлекало. Так что я завел ей руки за голову и обхватил их своей – левой. Даже сквозь ткань юкаты было видно, как от этого движения подтянулись упругие груди. Свободной рукой я взял одну из них и несильно сжал. Идеально-мягкая, она отлично легла в ладонь. Большим пальцем я погладил набухающий сосок – справа налево, затем наоборот, после чего слегка подцепил его ногтем. Рукия прикусила нижнюю губу, явно пытаясь сдержаться. – О нет, – усмехнулся я, тем же пальцем отодвигая ткань юкаты и обнажая восхитительную кожу. – Молчать ты у меня точно не будешь. Не отводя взгляда, я зажал ее сосок между зубами, чтобы потом втянуть в рот. Пусть в прошлый раз все было через одежду, ей понравилось. Хотя теперь я решил добавить кое-что еще – легкий разряд, соскочивший с языка. Рукия громко простонала, и этот сочный звук прошелся по мне испепеляющей молнией. Решив вернуться к шее, я начал вести по коже носом, постепенно поднимаясь выше. Пальцами же очертил ее ребра, прошелся по тонкой талии и наконец положил ладонь на левое бедро. Оно не было зажато между моими ногами, поэтому я без проблем поднял его и прижал к своему. Поняв намек, девушка забросила щиколотку мне на поясницу. Я улыбнулся – широко, задев клыками нижнюю губу. И впрямь чертовка. – Искренне советую быть осторожней с тем, что ниже. Она опустила глаза и покраснела еще сильнее. Запах ее желания уже пропитал комнату – от сладкого аромата кружилась голова. Убрав в сторону чернильно-черные волосы, я лизнул вспотевший участок кожи на изящной шее, а потом прикусил беспокойно пульсирующую жилку. Можно было снова пустить ток и сосредоточить его на кончиках пальцев – я знал, что подобное максимально быстро доведет ее до безумия. Но как раз поэтому не стал. Мне нравилось видеть, насколько охотно она отзывалась на обычные ласки, постепенно распаляясь. У нее были умопомрачительные бедра – в меру полные, округлые. Я погладил одно по внешней стороне, после чего перебрался на внутреннюю. Там кожа была в разы мягче. И горячее. Полы юкаты уже давно разъехались и больше ничего не скрывали. Стоило мне положить ладонь ровно ей между ног, девушка застыла. Я приподнялся и снова посмотрел ей в глаза – в ожидании, что она остановит меня. Может, даже прогонит. Вместо этого Рукия сильнее отвела вторую ногу. Дыхание у нее было поверхностное, с тихими стонами. И чересчур громким биением сердца – этот звук отдавался во мне волнительным эхом. Я согнул мизинец и безымянный палец, а указательным и средним прошелся вдоль влажных складок. Она явно возбудилась сильнее, чем показывала. Запах усилился, и я, ничего не сумев поделать, облизал губы – сначала свои, а потом ее, наклонившись к лицу. Медленно, как нравилось нам обоим. Рукия поймала мой язык своими губами и начала легонько посасывать. Тогда я надавил большим пальцем на сосредоточие нервов, и она, дернувшись, укусила меня за нижнюю губу. Довольно сильно. Я усмехнулся, почувствовав во рту кровь – это напомнило времена, когда мы оба были уверены, что терпеть друг друга не можем. Если трахается она также вовлеченно, как целуется, то это определенно стоило всего, через что нам довелось пройти. Я ввел внутрь один палец, и девушка тут же выгнулась, полностью приникая своей грудью к моей. Стоило одновременно надавить ей на верхнюю стенку и на клитор, как комнату сотрясла череда полустонов-полукриков. Немного выждав, я ввел второй палец – она была настолько мокрой, что тот проскользнул также легко, как и первый. Горячая, для меня – почти обжигающая влажность ее лона заставила издать нечто среднее между рыком и воем. Рукия двинула бедрами, насаживаясь еще глубже мне на пальцы и не оставляя сомнений в том, что наши мысли сходятся. – Хичиго!.. Краем глаза увидев, как засветились края наших печатей, оказавшись чересчур близко, я не придал этому значения. Но когда она сильнее прижалась ко мне бедром, и они соприкоснулись, внутри как будто что-то щелкнуло – в сознание ворвались мысли, образы. Возбуждение возросло до такого уровня, что я едва не кончил в ту же секунду. Кожа натянулась, а нервы заискрились, как под напряжением. Рукия несдержанно вскрикнула, явно ощутив нечто подобное – ее оргазм раз за разом врезался в меня, точно волны, бьющиеся о скалы. Меня затрясло. Убрав руку и уперев ее в простыню, я моргнул, пытаясь осознать, что наши чувства только что пережили нечто вроде слияния. Девушка часто и прерывисто дышала, осоловело смотря в потолок. Кажется, она ничего не поняла. Тем лучше. Я разжал хватку, освобождая ее запястья. – Хреновая все-таки была идея. – Отличная была идея, – выдохнула она мне в губы. Причем до того иступленно, что член стал тверже. Хотя, казалось бы, куда. Я уткнулся лбом ей в плечо и снова простонал. То, что у нее нет чувства самосохранения, я понял давно. Но то, что она целиком и полностью безумна, осознал только сейчас. И почему-то это привело меня в дичайший восторг. Но взять ее я не мог. Точно не сейчас и точно не так. Я и без того слишком заигрался – просто непозволительно. И не собирался давать ей еще один повод послать меня ко всем чертям. – Нельзя. – Почему? Я недостаточно хороша, чтобы ты довел все до конца? Даже не смешно. Вместо ответа я лег на нее, придавив большей частью своего веса и дав понять, насколько возбужден. Дрожь, охватившая миниатюрное тело, передалась и мне, заставив сжать ягодицы. Кажется, объяснение вышло доходчивым. Ее руки обхватили меня за спину – это, наверно, последнее, что стоило делать в данной ситуации. До чего же она была мягкой… Не в силах смотреть ей в лицо, я прижался ртом к ее уху, чувствуя пульсацию внизу живота, которая из-за отсутствия разрядки с каждой секундой становилась все неприятнее. Кто бы мог подумать, что альтруизм – это так больно? – Потому что я хочу, чтобы ты полностью осознавала то, что я собираюсь с тобой сделать. – Я лишь слегка пошевелил тазом, но этого хватило, чтобы вызвать столь желанный вздох. – Чтобы каждый раз, выкрикивая мое имя, ты даже не смела думать, что это не по-настоящему. Чтобы не сомневалась во мне. Я резко отстранился, осознав, какую чушь только что ляпнул. Она широко распахнула глаза, потрясенная даже больше, чем я. Дерьмо. Я ведь не это собирался сказать. Вот что происходит, когда кровь в больших объемах отливает от головы. – Тебе нужно нормально поспать. Без… потрясений. Рукия открыла рот, явно собираясь ответить, но я снова струсил. И потому положил ладонь ей на глаза, выпуская слабенький импульс. Она почти тут же обмякла, потеряв сознание и опустив руки. А вот ее ногу пришлось класть мне, причем с максимальной осторожностью, чтобы снова не задеть печать. Я запахнул ее юкату, перевязал пояс и укутал в одеяло. И только оказавшись на балконе, позволил себе облегченно выдохнуть. Ночь казалась чересчур душной. Я провел левой рукой по лицу, правой же оперся о бортик перил. Из горла вырвался невеселый смех. Я пришел… сам до конца не понимаю, зачем, но точно не за этим. Засада. Я стал слишком часто терять контроль. Не важно, что это было – вспышка гнева или банальной похоти, – но причина всегда оказывалась в Рукии. Я посмотрел на правую руку. Смазки было так много, что кожа до сих пор не высохла, поблескивая влагой. А она не врала, говоря о том, как реагирует на меня. От этой мысли внутри сотряслось что-то первобытное. Оборачиваться сейчас было бы самоубийством, поэтому я просто прислушался – на всякий случай. Но, сколько бы не напрягался, не смог уловить ничего, кроме ровного дыхания, доносившегося со спины. И тогда занялся тем, что за последний месяц вошло у меня привычку. Даже штаны снимать не стал, поскольку не видел в этом смысла. Все равно в этот раз меня надолго не хватит. Пальцы, побывавшие внутри нее, я поднес ко рту, желая еще раз прочувствовать яркий запах. Пришлось сглотнуть звук, застрявший в глотке – какую-то странную помесь стона и вздоха. Другую руку я положил на член – не обхватил, как обычно, а просто уперся им в центр ладони. Втянув носом воздух, я закрыл глаза и одновременно сделал две вещи: размашисто облизал подушечки пальцев и начал короткими рывками крутить вторую руку вправо и влево, сильно надавливая на головку. И вот тут мне начисто снесло крышу – я сдался и, наплевав на все, застонал. В воображении было слишком свежо то, как девушка извивалась подо мной. Указательный палец я засунул в рот почти наполовину, будучи не в силах ничего с собой поделать. Рукия оказалась соленой как кровь и при этом странно-сладкой – я хотел чувствовать этот вкус как можно дольше. Сжав головку, я позволил себе погрузиться в мысли о том, как ее тугие мышцы обхватывают меня скользким жаром – до боли, граничащей с удовольствием такой силы, что забываешь обо всем. Ткань натянулась вокруг пульсирующей кожи, точно перчатка. Это сделало свое дело: мне хватило пары рывков, чтобы напряжение выстрелило, как хренова пружина. Перед глазами сверкнуло. – Твою ж мать… – выдохнул я. Меня знатно повело в сторону – я едва успел ухватиться за злосчастные перила. Шея горела, в особенности – шрам с левой стороны. Я потер его рукой, чувствуя под пальцами ускорившийся пульс. В этот раз все вышло быстрее, но значительно… ярче. Может, из-за того, что Рукия находилась всего в паре метров от меня. Или по причине того, что я длительное время был возбужден настолько, что мог кончить от легкого ветерка. А может дело было в странной реакции наших печатей. Когда они соприкоснулись, на несколько секунд я ощутил ее эмоции – те, что лежали гораздо глубже возбуждения. Но вместе с ними мне открылся кусочек мыслей – светлых и явно дорогих, связанных с ее сестрой. Это чертовски осложняло дело. Рукия умна, и через какое-то время наверняка догадается о том, что эта ночь не была сном. А если мне совсем не повезет – еще и о том, что происходит, когда связующие татуировки оказываются слишком близко. Именно поэтому впредь я должен быть еще осторожнее. По той простой причине, что, если я мог увидеть ее воспоминания, то она также могла увидеть мои. А некоторые из них должны были любой ценой остаться в секрете, если я не хотел, чтобы девушка возненавидела меня, Хисану и весь этот лживый мир.