37
Начав жить вместе, они устанавливают границы. Стив близко, тем не менее не настолько близко, чтобы соприкоснуться. Дистанцию установил Баки, а Стив её придерживается. Стиву невыносимо хочется сократить расстояние между ними, но он не делает этого, потому что знает и видит, и понимает, что Баки ещё не готов. Делить с кем-то одну небольшую территорию (квартира Стива больше, чем убежище, но убежище было совсем крохотным) вызывает у Баки трудности, но это было бы ещё труднее, если бы Стив не был так внимателен к нему и терпелив. Баки думает: а насколько Стива хватит — сколько он сможет продержаться? я могу так целый день. Но больше Баки интересует, а сколько он сможет продержаться САМ. и всё равно я здесь, с тобой. Ведь помимо прошлого он старался вернуть жизнь и тепло в своё тело; в свою— душу? Душа же у него осталась? Израненная и одинокая; умоляющая, чтобы её исцелили, — она есть, принадлежит ему. Возможно, это единственное, что по-настоящему принадлежало ему все эти долгие-долгие десятилетия непрекращающихся мучений и беспамятства.38
Их отношения похожи на причудливый танец. Со смущённой улыбкой Стив говорит, что никогда не умел танцевать. — А вот ты, — добавляет Стив, — всегда танцевал хорошо. Он улыбается, но сразу же берёт себя в руки и прячет улыбку. Стив понимает, она сейчас не к месту. Баки ощущает на себе пристальный, почти навязчивый взгляд Стива и смотрит в ответ. Стив чего-то ждёт от него, как в тот раз на мосту, когда впервые назвал это имя, «Баки», обращаясь к нему, и Баки это опять, как и тогда, приводит в ярость. Обычно в такой ситуации он привык нападать, как дикий зверь. Сейчас — иначе. Вместо удара Баки смиренно опускает взгляд. Он не хочет вредить Стиву. Заботиться. Защищать. Присматривать. Не поднимая глаз, Баки качает головой. — Я не помню. Стив хмурится, как будто злится, и Баки, замечая это, ощущает напряжение во всём теле. Он понимает, что ждёт наказания. Баки усвоил, как работает система: за совершённой ошибкой непременно следует наказание. Чем грубее ошибка, тем жёстче наказание. Он подчинялся этой системе десятилетиями, не по собственному желанию он впитал её в себя — система стала его частью; от неё так просто не избавиться. Баки готовится получить наказание, но Стив не наказывает его. Вместо наказания Стив опускает руку Баки на плечо. Он делает это медленно, очень медленно, словно собирается прикоснуться к обезумевшему от страха животному, готовому броситься вперёд и напасть, спасая свою жизнь. «Границы», — думает Баки, но вслух так и не произносит этого. Стив осторожничает, возможно, даже слишком, но он оставляет выбор за Баки — Баки в любой момент может уйти от прикосновения. Баки сидит смирно, движутся лишь его глаза. Он отводит взгляд от лица Стива лишь на пару секунд — для того, чтобы убедиться, что в руке, зависшей в опасной близости к нему, нет оружия, — а потом вновь смотрит на Стива. Лицо Стива принимает странное выражение: брови нахмурены и сведены к переносице, губы поджаты, уголки рта опущены вниз. Баки не может понять, что это за эмоция. Очевидно, это не злость, как он думал раньше, и не разочарование, и это, определённо, не радость. — Что у тебя с лицом? — С лицом? — переспрашивает Стив, звуча словно эхо, и хмурится сильнее. — Что ты имеешь в виду? — Твоё выражение лица, — объясняет Баки, — я не понимаю. Рот Стива приоткрывается; растерянный, Стив выдыхает еле слышное «O» и сжимает руку на плече Баки. Недостаточно сильно, чтобы навредить, но достаточно, чтобы Баки почувствовал. Баки думает, что этот жест как-то связан с выражением, которое принимает лицо Стива. — Это печаль, — говорит Стив. Его голос звучит так, как будто кто-то держит его за горло и душит. — Сочувствие. Сожаление. Злость. Злость. Злость Баки отлично знакома. — Ты злишься на меня? Стив отнимает ладонь от плеча Баки и опускает руки на бёдра, сжимая кулаки. — Не на тебя, — он качает головой и опускает взгляд, потому что смотреть сейчас на Баки оказывается выше его сил, — конечно нет. Я злюсь на себя. Баки впервые сталкивается с этим. Как правило, злятся на него, но никак не на самого себя. — Почему ты злишься? — Я виню себя за то, что с тобой произошло. Ситуация кажется Баки знакомой, но он никак не может вспомнить почему. — Не ты делал это со мной, — возражает Баки. — Нет, — соглашается Стив и, всё-таки найдя в себе силы, смотрит на Баки, смотрит прямо в глаза, — но я позволил этому случиться. Я. Я ведь рассказывал, как ты попал к ним. Так вот, я мог тебя поймать, мог до тебя дотянуться тогда. Мог. Должен был. Голос Стива звенит яростью, когда он цедит сквозь зубы последние слова. Должен был. Значит, нет, он не мог дотянуться. Баки замечает, как на глаза Стива наворачиваются слёзы. Стив смаргивает, но глаза всё ещё влажные — слёзы не прекращаются. Стив прячет лицо в ладонях, и его плечи сотрясаются, как если бы у него неожиданно начались судороги или эпилептический припадок. Баки и раньше видел, как плачут люди. Цели, которые ему было поручено устранить, редко сохраняли невозмутимое спокойствие. Обычно цели рыдали и умоляли пощадить их. Баки никогда этого не делал. Он не умел. Не знал, как сохранить цели жизнь, как не использовать оружие в его руках. Такого приказа никогда ему не поступало. Стив плачет, и Баки решает, как ему поступить. Он не двигается с места, потому что это лучше, чем попытка устранить цель, как Баки привык поступать в таких ситуациях. Стив не наказал его, Баки его не тронул и пальцем — наверное, это можно считать шагом вперёд в их танце. Но на каждый шаг вперёд приходится полшага или даже целый ШАГ НАЗАД.39
Стив готовит завтрак, в его руках нож, и когда Баки видит нож в чьих-то руках, то забывает обо всём остальном. Он забывает, что перед ним Стив и что Стив не причинит ему вреда, не причинит боли и мучений, даже если держит в руках холодное оружие — оно не предназначается для Баки, но он отказывается это понимать. Очередное ПОМУТНЕНИЕ. Стив замечает его краем глаза, улыбка медленно растекается по его губам, он поворачивается — с губ почти слетает «с добрым утром, Бак», как Баки НАПАДАЕТ. Баки выбивает нож у Стива из рук, овладевая оружием сам, валит Стива спиной на пол и, усаживаясь на его бёдра, прижимает лезвие ножа к его горлу. Если Стив двинется — Баки перережет ему глотку. Стив не двигается. — Баки, — зовёт он и ласково повторяет: — Баки, ты в безопасности. Опусти нож. Пожалуйста. С каждым произнесённым словом тонкая кожа на горле Стива вжимается в остро наточенное лезвие ножа — Баки видит кровь. Наверное, это его и останавливает, приводит в чувства — возвращает в здравый рассудок, возвращает Баки, а не— Баки отводит нож от горла Стива и позволяет Стиву его забрать. Он ждёт ответного удара — это было бы честно, справедливо, в конце концов, Капитан Америка ведь ратует за справедливость, а Баки поступил неправильно и заслужил наказание, так почему нет? Удара не случается. Стив забирает нож и, положив его на пол, отталкивает как можно дальше — нож ускользает в дальний угол. Звук, с которым лезвие ножа ударяется о стену, кажется таким оглушительным, что закладывает уши. Баки не шевелится, глядя немигающим взглядом на кровоточащий порез на шее Стива. На его руках кровь Стива. Только НЕ СНОВА. Баки предупреждал, что он не лучший сосед, ну почему, почему только Стив не прислушался к его словам. Почему он такой упрямый. — Баки, — вновь ласково зовёт Стив. Он не злится, замечает Баки. Стив вообще когда-нибудь злится на него? Баки не помнит. — Извини, — голос звучит механически, отстранённо, когда Баки просит прощения. Просьба и извинение всё ещё кажутся ему чем-то чужеродным и неизвестным. Стив поднимает руки и берёт лицо Баки в ладони; его движения медленные и осторожные, чтобы они не стали неожиданностью и не воспринимались как угроза — чтобы Баки обязательно видел их и ещё до того, как ладони Стива коснутся его щёк, смог решить, как поступить. «Границы», — думает Баки, но не останавливает Стива. — Посмотри на меня, — просит Стив, потому что его слова не похожи на приказ. — Всё в порядке, — говорит он, когда Баки поднимает взгляд. — Я чуть не убил тебя. Опять, — говорить, когда большие ладони Стива обхватили его челюсть и щёки, неудобно; Баки, злясь, крепко обхватывает запястья Стива, но не отстраняет его рук от себя. — Скажи: что же здесь в порядке? — Ты остановился. — Когда ранил тебя. — Пустяки. — Я ранил тебя, — твёрже говорит Баки. — Царапина, — повторяет Стив его слова, которые в итоге привели Баки сюда. — Всё в порядке, Баки, правда. Я был к этому готов. Баки не понимает, как Стив мог быть готов к чему-то подобному, потому что даже для самого Баки это стало неожиданностью. Он не может даже предположить, как поступит в следующий раз, когда увидит в руках Стива оружие. В следующий раз он ведь может и не остановиться, и тогда Стив— — Ложь. — Я не лгу, — Стив смотрит прямым взглядом Баки в глаза: он готов идти до конца. — Кое о чём я умалчивал, это правда, но я никогда не лгал тебе. — Я опасен, — Баки крепче сжимает пальцы на запястьях Стива, теряя терпение, — опасен для тебя, ну почему ты этого никак не поймёшь? Правое запястье Стива оказывается как будто зажатым в тисках — Стив может высвободиться, но не делает этого, и в итоге на его руке останется огромный уродливый синяк, потому что сам Баки понимает это слишком поздно. Он разжимает пальцы, отталкивает руки Стива от себя и встаёт, в то время как Стив потирает правое запястье, но не говорит ни слова об этом. — Ты должен бежать от меня, пока ещё можешь, — Баки отводит взгляд от ярко-красных следов на коже Стива, чувствуя вину, которая оказывается сильнее ненависти, которую он когда-либо ощущал к себе. Вина. Теперь Баки знает, на что она похожа. На яд. — Ни за что, — Стив поднимается на ноги и встаёт напротив Баки, глядя ему в глаза, как будто собирается бросить вызов, — если бы я бежал от опасности, я бы тебя так никогда не нашёл. Баки вспоминает их первую встречу — не ту, что случилась чуть более года назад в двадцать первом веке, а день их знакомства зимой — да, кажется, это всё-таки случилось зимой, — тысяча девятьсот двадцать девятого, когда мальчишки постарше решили отнять деньги у Стива, а Баки заметил это и решил вмешаться, потому что Стив был совсем уж крошечный и чахлый в свои двенадцать и тем мальчишкам ничего не стоило побить его. я мог бы дожать их сам. (кивок, улыбка) мог бы. но зачем, если ты не один? (протянутая рука) я Баки. Баки? ну да. что-то не так? Баки даже не настоящее имя! что-то я не слышал твоего. тебя-то как зовут? Стивен Роджерс. Они познакомились, потому что Стив решил дать тем мальчишкам отпор — встретить опасность лицом к лицу, а не уносить от неё ноги. Наверное, Стив прав: если бы он бежал от опасности, они бы не встретились — что тогда, в прошлом, что сейчас. — Есть что-нибудь, что способно переубедить тебя? — Относительно тебя? — Баки кивает, и Стив отвечает: — Нет. — Ты ужасно упрям. Стив улыбается. — Ты знал это. «Да. Кажется, я это знал», — думает Баки.40
— Ты ждёшь наказания, потому что привык к нему, но я не стану наказывать тебя, что бы ты ни сделал, Баки, — говорит ему как-то Стив, — тебя и так достаточно наказывали. Человек не может стать добрым, если относиться к нему с ненавистью, наказанием и подавлением, если говорить с ним на языке силы и подчинения. Единственный путь — любовь; но любви ещё нужно научиться. Любовь — это парадокс: двое становятся единым и при этом остаются двумя. Любовь — это забота, заинтересованность, уважение, ответственность, знание. Любовь, любовь любовь любовь нельзя игнорировать; любовь — это помощь, та самая помощь, которую Баки не умеет просить. Он никогда не любил Стива, не знал, что означает это слово, но теперь вдруг понял, что оно не только означает человека, которого ты боишься потерять, но и означает то, что ты хочешь быть с ним рядом всегда. Баки чувствует, что он хочет провести с ним всю свою жизнь. Баки хочет, чтобы они были вместе. Баки хочется этого так сильно, что он не может спокойно об этом думать, не может перестать об этом думать, и он думает об этом постоянно.