71
Стив думает научить Баки рисовать. Баки смотрит на идею Стива с сомнением. Он ищет в этом занятии практическую значимость и не находит. В том, чтобы научиться готовить, она по крайней мере была. Рисование же кажется Баки… бесполезным. Для чего ему бесполезные навыки? — Для души, — Стив пожимает плечами. — Не все хобби должны иметь практическую значимость, Бак. Некоторые нужны для того, чтобы расслабиться, вернуться в состояние равновесия и покоя, побыть в приятной компании. Баки молчит. Он так долго, так мучительно долго был лишён этого, и каждое слово бьёт по больному — вряд ли Стив задумывал это специально. Стив ОТЛИЧАЕТСЯ от них. Он не жесток; даже когда он убивает, он делает это быстро, чтобы не приносить лишние страдания. — Так что, хочешь? Баки смотрит на улыбку Стива, появившуюся на милосердном лице, и думает: Стив не жесток. — Ладно, — кивает Баки. Он думает, что хуже всё равно не станет, так почему бы не попробовать.72
— Расслабься, — говорит Стив, замечая, насколько Баки напряжён. Как будто если он ошибётся и сделает неправильный штрих, проведёт линию где-то не там, то его будет ждать наказание, как это было прежде. В прошлом. В том, что он помнит, в том, что он хотел бы забыть, как страшный сон. Но все сны он помнит. «НАКАЗАНИЯ НЕ БУДЕТ. РАССЛАБЬСЯ, БАК», — читается во взгляде Стива. Баки вымучивает из себя улыбку. — Ладно. Он старается, он правда старается изо всех сил, но Баки держит в руках карандаш, как будто видит его впервые в жизни и не знает, для чего он нужен, а его художественные навыки оставляют желать лучшего. Баки занимается с усердием отличника, хотя всё ещё не понимает, как и зачем рисование может ему пригодиться, но — есть «НО», то самое, что превосходит все недостатки. То самое, что подталкивает его продолжать. Рисование — настолько мирное и созидательное, настолько далёкое от всех действий Зимнего Солдата занятие, насколько вообще возможно, так что Баки оно нравится. Баки нравится находиться в компании Стива, ему нравится делить с ним одно хобби, нравится смотреть за тем, какое удовольствие Стив получает, когда рисует, нравится видеть его расслабленную улыбку; нравится, что он может заставить Стива улыбаться. Баки испытывает от этого удовлетворение, которое разливается по его телу приятным теплом. Тепло не обжигающее, оно согревающее.73
Они сидят напротив друг друга; в их руках — карандаши, к планшетам прикреплена бумага. Почти не отрывая взгляда от Стива, лёгкой карандашной линией Баки намечает на бумаге его сосредоточенное и вместе с тем умиротворённое лицо: его глубокий и внимательный взгляд, его прямой нос, его слегка сжатые губы. — Я хочу нарисовать тебя обнажённым, Стив, — говорит Баки, не отвлекаясь. Воздушными, мягкими штрихами он определяет светотень — накладывает объём на портрет. Стив ломает остро наточенный грифель карандаша о бумагу — Баки опускает взгляд на рисунок Стива и замечает на своём портрете жёсткую, жирную черту, пересекающую правую щёку, словно шрам. — Ты не против? — О, — Стив смахивает сломанный грифель с листа, — ну я… Кхм, — он выглядит удивлённым и немного смущённым, — ты хочешь сейчас? — Мне непринципиально, — Баки ведёт плечом, — можем сделать это, когда тебе будет удобно. Стив задумывается. Баки сомневается, что Стив согласится, он ведь всегда был скромнее, это ведь не его одежда слетала по первой просьбе позировать, но Стив принимает его предложение, немало удивляя этим Баки. — Мне удобно сейчас, — решительно заявляет Стив и менее уверенно добавляет, как будто боится, что Баки его слова оскорбят: — Только я хотел бы того же: попозируешь мне обнажённым? — Конечно, Стив. Баки испытывает трепет. Ему уже доводилось позировать Стиву, он помнит это чувство, но он никогда не позировал полностью обнажённым. я слышал, художники платят своим моделям. только красивым. о, так значит, я некрасивый? (приложенная к сердцу ладонь в жесте фальшивого недовольства и возмущения) ты ранил меня в самое сердце, Стиви! не занудствуй, Бак. и не шевелись. с тобой — никакого веселья. (недолгая пауза, никакого ответа) эй, Стиви. (поднятый сосредоточенный взгляд) ну что? сделай из меня красавчика. (подмигивание, от которого в восторге все девчонки, и широкая ухмылка, которую очень сложно выбросить из головы) ты просто невыносим. Стиви, ты неправильно произносишь фразу «ты и так невероятный красавчик; о Баки, я от тебя без ума». (закатывание глаз) Они раздеваются, стоя лицом к лицу — как рисовали. Медленно, временами кидая друг на друга тихие взгляды исподтишка, чтобы убедиться в серьёзности чужих намерений, подпитывающих собственную решимость, они снимают с себя вещь за вещью и предстают друг перед другом совершенно нагими, как будто говоря: вот он я — такой, какой есть. Есть в этом нечто абсолютно интимное — совершенно другой, более глубокий уровень доверия; иное ощущение близости: физической, эмоциональной, душевной. У него есть душа. Баки беззащитен и уязвим и всецело вверяет себя в руки Стива, и не ощущает никакой угрозы — он чувствует себя безопасно, хотя поначалу немного неловко и неуверенно. Он боится: а вдруг Стив скривится или отвернётся, или попросит накинуть одежду обратно; но Стив смотрит на него заинтересованно, а в выражении его лица нет ни намёка на отвращение или брезгливость, и сковывающая Баки неловкость уходит, исчезает неуверенность. Он скользит взглядом по фигуре Стива. Широкие плечи, узкая талия; сильные руки, большие ладони (грубоватая, мозолистая кожа на них — Баки знает, какие нежные и ласковые прикосновения они могут дарить); длинные ноги, твёрдые, мускулистые молочно-белые бёдра, расслабленный член в окружении русых волос; резкие изгибы, вычерчивающие натренированные мышцы; обнажённые шрамы — шершавые рубцы, выставленная напоказ несовершенность. Стив так красив. Грубая мужская сила в сочетании с вопиющей мужской сексуальностью — от этого захватывает дух, от этого невозможно отвести глаз. Баки расправляет плечи (игнорируя желание спрятать от Стива левое изуродованное плечо), вкладывает больше уверенности во взгляд — смотрит на Стива в ответ так же прямо, не таясь; ухмыляется уголком губ — вот он я, во всей красе; ну как? (Пожалуйста, Стив, пожалуйста пожалуйста только только не отворачивайся). Стив быстрым движением облизывает губы и не сводит с него глаз. Ты прекрасен — ты вызываешь любовь, возбуждаешь желание; даже не смей сомневаться в этом. Бесстыдная нагота Стива, его неприкрытое доверие, желание во взгляде провоцируют волнение в бёдрах, медленно распаляют низ живота. В груди сладко тянет. — Начнём? — говорит Стив. Его голос звучит глуховато, дыхание кажется потяжелевшим. Баки кивает и задумчиво наблюдает, как Стив, коротко улыбнувшись, поймав его взгляд, присаживается на диван, укладывает на колени планшет с бумагой и берёт в руки карандаш. Баки остаётся стоять на месте. (Ты хочешь что-то сделать. Что?) — Стив. Стив, как по команде, вскидывает голову, отвлекаясь от рисунка. Он и вправду рисовал. — Иди сюда, — Баки манит его рукой. Откладывая бумагу и карандаш, Стив срывается с места, как будто только и ждал, когда Баки позовёт его, но не смел попросить, и оказывается на коленях у его ног в считанные секунды, прижимаясь лицом к низу живота Баки, словно ищет одобрения или покаяния, или защиты. Стив, КАПИТАН АМЕРИКА, пал к его ногам — к ногам человека, которого все (оправданно, это было как никогда оправданно после всего, что он совершил) считали МОНСТРОМ. — Стив? Стив сглатывает, нехотя, словно кто-то за могучие плечи тянет назад против воли, отстраняется и поднимает взгляд, глядя на Баки из-под ресниц. Небывалая мощь, перед которой оказался бессилен даже Зимний Солдат, склонённая в добровольном жесте абсолютного подчинения, доверия, дарения, — Баки не находит, что сказать. Голова кругом. Стив опускает голову и напряжённо сглатывает; напротив его лица — член, и Стив впивается в него восхищённым взглядом. Баки думает, что лучшее, что можно сказать о члене, — что он забавный. Изогнутый, со вздутыми рельефными венами. Баки не понимает, почему Стив смотрит на его член с таким благоговением, как будто видит самое прекрасное творение природы. Стив тянется рукой к нему, но останавливается, почти коснувшись члена кончиками пальцев. — Я могу прикоснуться? — Стив поднимает взгляд. Согласие. Стив напомнил ему, что обязательно нужно согласие, иначе — иначе это принуждение; иначе это НАСИЛИЕ. — Если хочешь, — Баки ведёт плечом. Он помнит, что когда-то это приносило ему удовольствие, даже когда к нему прикасался не Стив; сейчас это должно быть в разы приятнее. — Я не против. Стив хочет — берёт его член в руку, проводит подушечкой большого пальца по бархатистой головке. Дыхание Баки сбивается. — Ты обрезанный… надо же, — он говорит это тихо, как будто и не хочет, чтобы Баки слышал. — Я чувствую себя неловко. Не знаю, что сказать. — Не нужно ничего говорить: мы не в кино снимаемся. На лице Баки появляется кривоватая улыбка. Каждое нежное прикосновение грубых, мозолистых пальцев Стива к члену отзывается в Баки волной трепета; хочется отстраниться, чтобы невыносимое, давящее, волнующее, пьянящее, потрясающее ощущение прекратилось, и в то же время хочется самому толкнуться в руку Стива, потому что Баки мало — хочется большего, хочется, чтобы Стив крепче сжал пальцы и смелее, быстрее двигал рукой, хочется трения, касаний — кожа об кожу; много. Стив гладит член по всей длине, а потом обхватывает головку губами и закрывает глаза, как будто это самое большое блаженство, которое только существует в мире и которое он только может получить, которое ему позволено испытать. Баки ощущает живой жар рта Стива, влажность и мягкость его языка, и от этого его слегка подташнивает, как будто всё внутри сжимается в одну точку, и эта точка, как открытая рана, пульсирует. Он не до конца понимает, что это — то ли возбуждение, то ли чувство вины из-за того, что Стив стоит на коленях и держит во рту его член, а такое, Баки думает, должно быть, унизительно. Так что, наверное, это всё-таки чувство вины, а не возбуждение. (Оно, конечно, было. Кажется, оно на самом деле было, и Баки испытывал разгорающееся, вновь пробуждающееся в нём возбуждение, словно постепенно приходил в себя от долгого оцепенения, но только до того момента, как Стив взял его член в рот). Он кладёт ладонь Стиву на плечо — Стив, как по команде, распахивает глаза и поднимает взгляд. — Перестань, Стив. Стив хмурится, по его лицу пробегает паническое выражение — он тут же размыкает губы, выпускает член изо рта и отстраняется. Его рот свободен и — Стив тут же засыпает Баки вопросами. — Я что-то не так сделал? Тебе было неприятно, больно? Я укусил тебя? Я старался не касаться члена зубами, но, может быть, я неправильно это делал, я не знаю как: это мой первый опыт— — Нет, Стив, ты не сделал мне больно. Дело не в этом. — Что тогда? — Стив ожидающе смотрит на Баки. Его взгляд осмысленный, незамутнённый желанием. Теперь-то от возбуждения точно не остаётся ни следа — ни у кого. — Разве ты не чувствуешь себя униженным сейчас? Стив недоумевает. Он отстраняется на расстояние вытянутых рук. Баки всё испортил. — Нет, сейчас я чувствую только любовь и испытываю желание сделать тебе приятно, — Стив всматривается в его лицо, обеспокоенно хмурясь, а потом его глаза округляются: Стива посещает ужасающая догадка. — Они заставляли тебя делать это, пытаясь унизить? — осторожно, вкрадчиво спрашивает он. Баки мог бы солгать, чтобы не расстраивать Стива, мог бы ответить «НЕТ», и всё бы на этом закончилось — они не стали бы ворошить осиное гнездо его прошлого; но он говорит правду, не в силах обманывать — только не Стива. — Я не знаю, — говорит Баки. Его голос пустой. Даже если они заставляли его стоять на коленях и сосать их члены, он этого не помнит; но отчего-то у него же возникли такие мысли, ассоциации и образы. Может быть, из-за того, что Стив — Капитан Америка, символ всего лучшего, правильного и справедливого, и мысль о том, что он будет кому-то отсасывать — и делать это с таким удовольствием — не укладывалась в голове. А может, потому что у Баки действительно был похожий травмирующий опыт. какого хуя ты делаешь? убрал от него свой хер, пока я не отстрелил его тебе, на хуй. если такое ещё раз повторится, боец, я отдам Солдату приказ убивать каждого, кто при нём спустит штаны, и мне глубоко похуй, кто именно это будет и что этот человек, как и я, тоже служит Гидре, ясно? Солдат — наше оружие, лучшее оружие, а не личная шлюха. запомни, блядь, это и передай остальным, боец. а теперь катись, на хуй, отсюда. Последние семьдесят лет — один сплошной травмирующий опыт, попробуй — разбери что там к чему. Стив поднимается на ноги — его движения резкие, переполнены внутренним напряжением, чтобы подумать, что всё в порядке, и Баки не отводит взгляда от его лица, пытаясь уловить ненависть или неприязнь; кажется, он ждёт такого исхода — хочет этого, потому что уверен, что это будет заслуженно. Стив злится, но его злость в мгновения ока обращается сочувствием и горчайшей виной. Во всём, что пережил Баки, он винит себя, и ничто не способно его в этом переубедить. — Мне жаль, — Стив как будто разбивается. — Баки, мне так жаль, прости меня. Пожалуйста, прости. Я должен был— — Стоп, — резко перебивает Баки. — Кажется, мы уже обсуждали это и сошлись на том, что в этом нет твоей вины. Стив замолкает и вяло кивает, неохотно соглашаясь, но что толку — Стив выглядит так, словно его затягивает под мутные воды печали, раскаяния и скорби, он сейчас утонет. (У тебя нет спасательного круга. У тебя — только камни, целые руки и карманы камней, и нельзя, ни в коем случае нельзя бросать их, ведь Стив поймает, потому что это ты, а он на всё готов ради тебя, из-за тебя). Баки не может видеть Стива таким, не может выносить его страданий. Он укладывает голову Стива себе на плечо и обнимает за талию. Стив, как будто лишившись разом всех сил, падает в его тепло и объятия и прижимает к себе, желая почувствовать Баки всем телом — он здесь, с ним, а не остался там; он жив. (Они оба живы). — Стив, может быть, ничего не было. Я ведь не помню точно. К тому же, просто подумай, если бы они меня и вправду насиловали, вряд ли я смог бы оставаться таким спокойным, когда ты недвусмысленно пялился на мой член и тянул к нему руки. Я бы сопротивлялся. Ты заметил, чтобы я сопротивлялся? — Нет. — Именно, нет. Я не сопротивлялся, я возбудился. Ты был очень хорош. Стив кривовато улыбается — Баки чувствует его улыбку плечом, в которое Стив вжимается своим лицом. — Я даже засомневался, что это был твой первый опыт, — с подначкой продолжает Баки, потому что Стива нужно чем-то отвлечь, и, опустив правую ладонь Стиву на зад, сжимает его ягодицу. — Эй! — хмурость Стива бежит под натиском неожиданного удивления. Баки глухо смеётся. — Ничего не могу поделать, — он аккуратно опускает и вторую ладонь на Стивов зад, несильно сжимает обе его ягодицы и притискивает Стива к себе ближе, — у тебя классная задница, Стив. — Да? В таком случае я должен облапить каждый дюйм твоего тела. — Подлые приёмчики. Но чему я удивляюсь — ты всегда любил играть грязно, — не отстраняя Стива от себя, Баки скашивает на него взгляд. Стив так и не отнимает лица от его плеча, но Баки чувствует растянутые в улыбке губы. — Ты как? — его голос сочится заботой и тревогой, как свежая глубокая рана сочится кровью. — Разве не я должен спрашивать тебя об этом? — Ты каждый день спрашиваешь. Моя очередь. Стив вздыхает — его дыхание щекочет Баки шею; Баки не отстраняется. — Лучше, — говорит в итоге Стив после недолгой задумчивой паузы. — Когда ты рядом со мной, я всегда чувствую себя лучше. Ты делаешь меня сильнее, счастливее. Я люблю тебя, Бак. Безумно люблю. — Я тоже люблю тебя, Стив. Они не размыкают объятий — в руках друг друга они, двое сломанных людей, находят поддержку, спасение, утешение и единение. Объятия единят их души и тела, но Баки всё же надеется, что сможет когда-нибудь заняться со Стивом любовью — язык не поворачивается назвать это просто сексом. Он ждёт не дождётся того дня, когда близость со Стивом прекратит оборачиваться катастрофой.74
Баки непросто довериться Стиву в физической — сексуальной — близости. Они работают над этим и не гонятся за быстрыми результатами, потому что так их никогда не достичь.