82
Стив скрывает Баки, как мужья скрывают своих любовниц. Он понимает это, когда лжёт Сэму о том, с кем встречается накануне вечером, хотя на самом деле просто возвращается домой. Дом. Теперь его квартиру действительно можно было назвать ДОМОМ, потому что там был Баки. Он несправедлив. Всё-таки сейчас это ИХ квартира; и это звучит даже лучше, чем прежде. Прежде они просто делили одну квартиру — были всё же порознь, даже когда находились рядом; теперь же они жили вместе. Стив улыбается этим мыслям, и Сэм окидывает его внимательным взглядом, а потом ухмыляется уголком рта, придя к собственным выводам. Выводы наверняка неправильные, но Стив не собирается переубеждать Сэма. Так будет правильно. Пусть лучше Сэм думает, что у Стива свидание, почему нет? В конце концов, Сэм ведь думает, что Стив встречается с девушкой (как удачно, что ни Наташа, ни Тони, ни кто-либо другой из Мстителей не добрались до Сэма с дурацким пари). Стив считает, что это даже не обман: Сэм решил так сам — Стив просто не стал его переубеждать, не стал что-либо объяснять, разве он должен? Это его личная жизнь, а Сэм не Тони, которого не остановит даже бесцеремонное вторжение в границы чужой личной жизни, когда он что-то решит узнать. — Повеселись, — напутственно говорит Сэм, когда они прощаются. Стив видит на его лице широкую ухмылку. Сэм уверен, что знает, что происходит. Он ОШИБАЕТСЯ, но Стив молчит. Он кивает и улыбается, а чувство вины, ясное и острое, ворочается в его груди, как клубок змей. Стив чувствует вину перед Сэмом, чувствует вину перед Баки. Стив молчит о том, что встречается с ним, как будто стесняется этого, стесняется того, что любит его, хотя предосудительного ничего в этом больше нет. Молчание, ОПЯТЬ МОЛЧАНИЕ; оно мучает совесть. Стив никогда не боялся говорить, из-за его неспособности держать язык за зубами он наживал кучу неприятностей и постоянно ввязывался в драки, так почему именно сейчас, когда можно не молчать, когда драки не последует, он не способен сказать ни слова, как будто кто-то закрывает его рот ладонью? Как будто кто-то сдавливает горло, перекрывая кислород, что невозможно что-либо сказать, и вместо связных звуков вырываются только хрипы (такие же, как бывают у Баки, когда он надрывает голос, крича во сне; не так часто, как прежде, но это всё ещё случается: от кошмаров так просто не избавиться, а попросить помощи пока что не у кого). — Выглядишь мрачным, — замечает Сэм, — всё в порядке? Мне казалось, ты идёшь к своей девушке. (Ну что, подходящее время?) — Это не девушка, — признаётся Стив. Сэм выглядит растерянным. — Что, прости? — Я встречаюсь не с девушкой. — О. О, — с осознанием тянет Сэм. — Ладно. Ладно, и что с того, что это мужчина? Вы поссорились, или что? Потому что других причин быть таким мрачным я не вижу. Они есть, да, есть, потому что он не просто встречается с каким-то мужчиной, этот мужчина — Баки, и у Баки сейчас очень тяжёлые времена. Если Стив не сделает всё правильно, он может потерять его. Опять, и— только не опять. — Ты с ним не знаком. («Ты не знаешь всей ситуации»). — Да, не знаком. Но с удовольствием познакомился бы. ("Уверен, всё не так плохо"). — Я задумывался над тем, чтобы представить его всем, но даже не знаю, на какую реакцию рассчитывать. Я не хотел бы… ссориться с ними из-за этого. Как бы остальные Мстители ни отреагировали, Стив ни за что не отвернётся от Баки; он отдаст щит, уйдёт из Мстителей — будет сражаться с ними, защищая Баки, если потребуется, — но не бросит его. Если нужно будет выбирать, конечно же Стив выберет Баки, без колебаний. Я с тобой до самого конца. — Ого. Всё настолько серьёзно? — Более чем. Я люблю его, Сэм, — заметив, что Сэму неловко, Стив интересуется: — Я перегнул палку? Извини, я не хотел смущать тебя. — Нет, нет, — Сэм примирительно вскидывает руки, — всё в порядке. Ты любишь его, конечно ты любишь его, я не сомневался, просто это— — Отвратительно? — Нет, — Сэм с укором смотрит на Стива. — Это слегка неожиданно, вот и всё. Итак, — Сэм прочищает горло, — возвращаясь к нашей теме. Что ж, думаю, твои друзья должны уважать твой выбор, если они действительно считают себя твоими друзьями. Стив кивает: Сэм прав. — Это всё, на что я надеюсь. — Ты как вообще, в порядке? — Сэм кладёт ладонь ему на плечо и обеспокоенно заглядывает в глаза. — Да. Разве я выгляжу иначе? Сэм пожимает плечами. — Ты всегда хорошо выглядишь, даже, что удивительно, при смерти, так что сложно сказать. — Я в порядке, Сэм, — настаивает Стив. — Это хорошо, — Сэм кивает, — потому что мне показалось, что я заставил тебя признаться, а это очень плохо. Такие признания нужно делать добровольно, — выдержав небольшую паузу, Сэм добавляет (голос звучит осторожно, тем не менее уверенно): — Быть геем — нормально, ты ведь знаешь об этом? Стив закатывает глаза. — Я знаю. Почему каждый так и норовит мне сказать об этом? — В твоё время однополые отношения считались преступлением, это накладывает определённый отпечаток на мировоззрении и принятии своей гомосексуальности, не находишь? Мы просто хотим, чтобы ты чувствовал себя комфортно с тем, кто ты есть на самом деле. Ну, и не осуждал других за такой выбор. — В моё время тоже были геи. — Вообще, геи были всегда, Стив, но, могу поспорить, в твоё время большинство из них пряталось в шкафу. — Ладно, на это мне нечего возразить, — Стив принимает своё поражение, потому что Сэм прав. В его время и правда были геи, но никто не придавал это огласке: о таком в принципе не смели говорить вслух. (Стив не смел говорить о таком вслух). "ГЕИ", "ГОМИКИ", "ГОМОСЕКСУАЛИСТЫ" И ПРОЧИЕ ПИДОРЫ. ЛИЧНО Я ОТНОШУСЬ К ВАМ, КАК К БОЛЬНЫМ, УЩЕРБНЫМ ЛЮДЯМ— Сэм усмехается. — Я обязательно отмечу этот день, как день, когда мне удалось переспорить Капитана Америка. — О, а мы спорили? — Не порть мне вкус победы, Стив, — с наигранным недовольством говорит Сэм, — и вообще, разве ты не собирался к своему парню? Думаю, он уже заждался тебя и вряд ли поймёт, если ты скажешь, что задержался из-за другого мужчины. — Он поймёт, — с уверенностью говорит Стив, — но, да, мне и правда пора, — он искренне улыбается: — Спасибо, Сэм. Сэм кивает. Не за что. — Познакомь нас как-нибудь, — говорит он на прощание. — Конечно. «Ты уже с ним знаком», — тем не менее думает Стив. Это будет нелегко, как же это будет непросто.83
— Я хотел бы познакомить тебя со своими друзьями, — говорит Стив. Он гладит Альпин, которая прыгнула на его колени, как только он сел за стол; обычно Альпин сидит на коленях Баки (и вообще, он её фаворит), но Баки сейчас варит себе кофе. Застигнутый врасплох, Баки оборачивается, и Стив может уловить сомнение в его взгляде. — Думаешь, это хорошая идея? Баки нервничает. Вряд ли его можно за это винить. — Да, — пожимает плечами Стив, — почему нет? Ты ведь знакомил меня со своими друзьями, помнишь? Налив кофе, Баки садится за стол; Альпин тут же соскакивает с колен Стива и прыгает на колени Баки, который сразу начинает её гладить, чтобы занять руки. — Я помню, — говорит Баки, не отрывая взгляда от Альпин, — что знакомил тебя с девушками, и не обижайся, но это был полный провал. Сейчас я понимаю почему, но тогда для меня это было большой загадкой. — Да? — удивляется Стив и хмыкает: — А я думал, что был достаточно очевиден. Мне казалось, всё сразу становилось понятно, стоило только посмотреть на меня. — Наверное, стоило чаще смотреть на тебя. — О, ты тоже так думаешь? Баки бросает на него быстрый взгляд и криво улыбается. — Думаю. И ещё я думаю, что поступил правильно, не делая этого. Иначе я бы точно совершил какую-нибудь глупость, о которой потом непременно пожалел. — Ты и совершил, — напоминает Стив. Баки хмурится. — Что ты имеешь в виду? — Наш неловкий петтинг, когда нам было шестнадцать. (Это было его самое яркое и сладостное и самое горькое воспоминание. Стив хотел, чтобы оно было не одно, но— не сложилось. Не могло сложиться). — Я не помню, — сокрушённо говорит Баки. — Ну, ты избегал меня несколько дней, а когда я решил поговорить с тобой об этом, ты предложил всё забыть. Мы старательно делали вид, что ничего не случилось, хотя оба не хотели этого. Ты сразу же начал встречаться с Дотти, которая давно строила тебе глазки. Баки изумлённо хмыкает. — Ты до сих пор помнишь её имя? Стив тяжело вздыхает, поведя плечами. — Мне кажется, я помню имена всех девушек, с которыми ты когда-либо встречался, не только её. Не то чтобы я хвастаюсь, но у меня отличная память, — он натянуто усмехается: — Я тогда так злился, честно говоря. Понимал, что это бесполезно, и всё равно продолжал. — Извини. — Не за что извиняться, Бак. Просто, понимаешь, я был ужасным эгоистом, а ты хотел как лучше — только и всего. Теперь я это понимаю. Не то время, не то место. Зато сейчас нам ничто не мешает, верно? — Стив улыбается. — Даже непривычно, что не нужно прятаться и молчать. Баки кивает. — Рано или поздно это должно было случиться: всегда настаёт переломный момент, когда угнетаемые начинают бороться за свои права. Начинают бунт, неповиновение. Начинают показывать зубы и сопротивляться. Стив понимает, куда клонит Баки. Словно почувствовав потяжелевшую, помрачневшую атмосферу, Альпин спрыгивает с колен Баки — он тут же зло сжимает освободившиеся руки в кулаки (есть что-то ужасно неправильное в том звуке, с которым калибруется механизм протеза). — Бак, — Стив подходит к нему и, опустившись перед Баки на корточки, накрывает его крепко сжатые своими ладонями, — то, что они делали с тобой, бесчеловечно. Непростительно. Ты поступал правильно, если пытался бороться. — Да. Правильно, — как будто механически повторяет Баки. — Но без тебя всё равно ничего бы не получилось, — он разжимает кулаки и вкладывает руки Стива в свои. — Без меня? — Я стал бороться, когда они сделали тебя моей целью. Я помнил кое-что, всегда помнил, но эти воспоминания были… смазанными, пока я не увидел тебя. — Ты помнил меня? — Только тебя и помнил, оказывается, — Баки пожимает плечами. — Они регулярно стирали мою память, но кое-какие воспоминания о тебе всё равно оставались: они либо проявлялись первыми, либо не исчезали вовсе; хотя я и не мог точно вспомнить, кто ты такой. Я знал, что ты не такой, как они, но не мог этого объяснить себе: не мог вспомнить причину. — Я тоже не забывал о тебе. Я думал о тебе, когда направлял Валькирию в океан, я думал о тебе, когда очнулся в этом веке. Не прошло ни дня, чтобы я не думал о тебе. — Обо мне? Стив знает, что скрывается за этим вопросом, и отвечает: — Да, именно о тебе. О том, какой Баки был прежде; о том, какой Баки сейчас, — Стив не видит разницы. Для него Баки остаётся Баки, каким бы он ни был. Только самому Баки это всё ещё сложно принять. — Так я могу познакомить тебя со своими друзьями? Это не будет полным провалом, обещаю. К тому же, посмотри на это с такой стороны: ты сможешь общаться с кем-то, помимо меня. Разнообразие. — Ладно, Стив, — Баки кивает. — Что мне делать, чтобы понравиться им? — Будь самим собой, — улыбается Стив. Баки выглядит озадаченным, тем не менее кивает в ответ.84
«БУДЬ САМИМ СОБОЙ», — говорит ему Стив и улыбается. Баки кивает, хотя не совсем понимает, что Стив имеет в виду. Самим собой— Баки должен быть тем, каким Джеймс Бьюкенен «Баки» Барнс остался в памяти людей? Если вообще остался. (Вряд ли кто-то помнит, какими были Воющие коммандос; их не игнорировали, но чаще всего Капитан Америка затмевал их — все взгляды были обращены на него, и Баки понимал почему: на Капитана Америка сложно было не смотреть, ещё сложнее было выбросить его из головы). Или Баки должен оставаться таким, какой есть сейчас? Но если он будет таким, какой он есть сейчас, вряд ли он сможет кому-то понравиться, а понравиться он хочет. Это друзья Стива, а Баки знает, как он относится к своим друзьям; знает, что́ они значат для него. «Я постараюсь», — отвечает Баки. Слова Стива — не насмешка, повторяет он про себя. Стив не старается уязвить его побольнее своими словами, просьбами или действиями. Стив старается ему помочь— лучше не сопротивляйся, я пытаюсь тебе помочь. НЕТ. Стив старается ему ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОМОЧЬ. Стив отличается от них. Очень.