Секреты могут убивать

       Привычка Салли появляться из неоткуда, как неприкаянный призрак — то, к чему Эрика пыталась привыкнуть который месяц, но всё никак не. Год итак начался нервно, а тут еще личный кошмар Нокфелла с голубыми волосами взял манеру возникать прямо за спиной. Поэтому, когда она стояла в общем коридоре, складывая ненужные тетради, а потом мельком глянула в зеркальце, приклеенное на дверце, то ее сердце дернулось вместе с рукой истерически.        — Салли, блин!.. — едва не оторвав несчастную дверцу шкафчика, обернулась Томпсон осуждающе.        — Помнишь, ты говорила, что я самый терпеливый человек которого ты знаешь? — спросил он, не обратив на это внимание.        Девушка подняла на него растерянный взгляд.        — Э… возможно?        — Так вот, моё терпение кончилось.        Фишер сказал это абсолютно спокойным голосом. И вообще выглядел он так, словно просто мимо проходил и вспомнил передать что-то от учителя, вроде: «завтра собрание старост» или «во вторник надо подготовить списки на экскурсию». Но изучившая парня Эрика сразу подметила его гневно постукивающие кончики пальцев по бедру, на которое была закинута школьная сумка, что означало — Сал в тихом бешенстве. А ведь это надо хорошенько постараться, чтобы достать его — с его-то вечно спрятанными лицом и чувствами от всего мира. Томпсон подозревала, в чем причина.        Она закинула на локоть красно-белое худи и захлопнула шкафчик.        — Что Рой опять натворил? — вздохнула чирлидер страдальчески.        — Задавил своей необъемлемой тупостью мой вынужденный моральный альтруизм.        — Что, всё настолько паршиво? — жалобно уточнила Эрика.        Разные глаза юноши с полминуты молча глядели на нее, не моргая.        — Ты когда-нибудь пыталась объяснить дивану теорему Пифагора? Попробуй. До дивана дойдет быстрее, я уверен.        Эрика искоса поглядела на Салли, подстраиваясь под его шаг.        — Но он ведь как-то доучился до последнего класса?.. Не может быть, что он совсем ничего не знает.        — Это для меня вообще главная загадка, — беспощадно ответил Сал.        Ощущая укол вины за эту вынужденную (практически откровенным шантажом) жертву нервных клеток Салли, девушка задумалась.        — Извини. Я бы и сама ему помогла, но до такой оценки, которую требуют преподы — вряд ли. Я думаю, надо просто придумать к нему подход…        — К сожалению, лоботомия до сих пор запрещена с семидесятых годов, — не удержался на это Фишер.        — Салли! — возмутилась Эрика. Но не то, чтобы очень. Просто юноша с протезом становился невыносим, когда его сарказм касался любого взаимодействия с Флетчером.        — Что? Я добровольно снизошел проверить уровень его знаний, чтобы знать, на что подписываюсь недобровольно. И знаешь что? — девушка прикрыла глаза рукой, примерно предполагая, что сейчас услышит. Сал издевательски ласково положил ладонь ей на плечо. — Найдите нового капитана, а? Серьезно, это будет гуманнее. Причем, я даже не знаю, к кому больше.        Эрика была в шаге от того, чтобы позорно не взвыть, усевшись прямо посреди дороги на корточки, и не зарыть пальцы в светлые волосы с воем: «За что мне всё это?!», но Эрика взрослая уравновешенная девушка, крещенная в священном терпении самовнушения, что рано или поздно полоса должна поменять цвет. Если опустить «некоторые сложности», то учиться и вести тренерство чирлидеров ей нравилось, а еще с некоторых пор она стала ценить свое будущее. Поэтому разборки мальчишек она как-нибудь переживет. Наверное. С ромашковым чаем, определенно переживет, да.        Сентябрь греет вечер яркими рыжими всполохами. На улице удивительно хорошо, а потому парень и девушка неторопливо идут в сторону Северного Авеню пешком. Грех душить себя выхлопными газами старого автобуса, когда вокруг так красиво и уютно, хотя идти пешком от центра Нокфелла до дома Сала неблизко.        Эрика была бы рада позвать юношу к ним, да мистер Томпсон еще с выпускного смотрел на Фишера, как на недостойное его дочери недоразумение. Глория и то сдала позиции и вполне смирялась с выбором Эрики, хотя бы потому, что после всей этой суматохи весной, девушка и правда наладила свою жизнь, отношения в колледже и продолжала преуспевать в спорте. Сал, вроде как, тоже держал планку неглупого парня, но, к сожалению, в современных реалиях по прежнему встречали по одежке, цвету волос и лицу.        Сама Томпсон всё лето пыталась уговорить Салли-Кромасли расстаться со своим протезом, периодически заставляя его спотыкаться на внезапных комплиментах и вполне обоснованных доводах, почему бы уже и да. Но парень упрямо отворачивался от любых отражающих поверхностей, а ежели приходилось случайно натыкаться — явно видел там то, что никто больше не видел. В пик жары в июле Эрике однажды всё-таки удалось уболтать Салли отложить протез в сумку и заменить его простой тканевой черной маской на пол лица. Сперва Фишер то и дело дергал руки к лицу, когда рядом проходили прохожие. Но вскоре он и правда начал замечать, что когда на нем не было знаменитого Безликого протеза, то люди не обращали на него внимания. Конечно, голубые волосы цепляли случайные взгляды, однако, намного меньше, чем обычно.        Но стоило начаться учебному году, как пластиковая броня вновь прилипла к его лицу, а Эрика со вздохом поняла, что это побороть будет не так просто, как она думала.        Зато хотя бы от самого Салли-Кромсали все отстали, и на том спасибо.        Подходя к зданию, обещающему всем не грызущим граниты знаний — никчемное существование, парень не особо надеялся на чудо, однако, чудо все-таки где-то обдолбалось и милостиво накидало ему плюс сто к «Сокрытию». Потому что, во-первых, косились на него раз в десять меньше, чем обычно, во-вторых, парни из музыкального клуба приветливо окликнули его в коридоре, заставив чуть ли не врезаться в выходящего в этот момент из-за угла учителя, а, в-третьих, друзья Эрики смирились с его нахождением в общей вселенной.        И если первое Сал еще мог как-то объяснить тем, что сплетни о его персоне просто всем надоели, а ничего такого он не успел натворить, чтобы остаться в топе новостей, то вторые два пункта изрядно вышибали из себя.        Потому что Энди Мюррей вдруг так обрадовался, завидев выручившего их на выпускном с гитарой Фишера, что последний даже шарахнулся — а на приглашение вступить в клуб пробормотал нечто невнятное и скорее смылся. Нормальные ученики на Салли-Кромсали так не реагировали. Поэтому Сал нашел оправдание в том, что Мюррей летом где-то пристукнулся, вот и мелит чушь. Не может быть такого, чтобы его искренне хотели видеть в каком-нибудь клубе. И уж тем более давно сформированному. А ободряющие слова Эрики про талант старательно огибали уши и улетали впустую. Энди не обиделся, но и попыток завоевать себе в группу нелюдимого гитариста не оставил.        Но еще более странными нарисовались отношения с Андреа Льюис и Роем Флетчером. Сал вот, вообще отвык от того, что с ним здоровается кто-то, кроме Эрики. И если бы только здоровались.        — Слушай, как думаешь, на свидание с байкером сойдет такое платье? — блондинка, только что о чем-то спорящая с Эрикой, вдруг повернулась к нему.        Сал не сразу сообразил, что Льюис смотрит на него, а потом на всякий случай указал на себя пальцем.        — Это ты мне?        — Ты видишь еще парней в классе?        Сал заторможено моргнул и огляделся, замечая, что и правда: в опустевшей аудитории кроме них троих никого. Причинно-следственные связи предательски разбежались в стороны, поэтому юноша только и смог, что перевести единственный видящий взгляд на девушку в бирюзовом летнем платье и с приталенной косухой на плечах.        — Я бы не стал садиться на мотоцикл в такой короткой юбке, — наконец, ответил он.        Льюис озадачено зависла. Потом опустила голову, прикидывая, что длина платья и правда не соответствует поездкам на подобном транспорте — разве что у нее нет цели засветить своим нижнем бельем.        — Вот, блин! Что-то я об этом не подумала… Благодарю, — театрально отвесила она кивок.        И вот таких странных, коротких диалогов становилось всё больше. Сперва Сал думал, что Андреа замучалась совестью за свой предательский поступок в отношении Эрики, но блондинка практически на следующей неделе после выпускного лично подошла к нему еще раз и извинилась. Сал не имел привычки держать зла, поэтому давно принял все эти уже услышанные им слова. И тут бы закрыть эту тему и больше не пересекаться, вернуться к этому отстраненному взаимоотношению — не то, чтобы игнорирование, но вежливое отрицание лишней персоны в их обыкновенном мире, в котором Сал Фишер был, как бельмо на глазу. Но нет. Андреа Льюис, похоже, и правда пыталась подружиться. Поэтому она периодически обращалась к Салли, заставляя того растеряно отвечать, а тот поймал себя на мысли, что, в принципе, не против.        Против этого радужного перемирия явно был Флетчер.        Но девчонки окатили его таким жутким взглядом, когда он попытался по привычке сказануть Салу что-нибудь эдакое, что футболист злобно клацнул зубами, оценил сплочение коллектива и вынужденно смирился...        ...это не мешало Рою одним зырком привычно закатать Салли-Кромсали под плинтус и запинать подальше. Но в тоже время это и не помешало преспокойно бухнуться с этим самым Салли-Кромсали рядом на групповом проекте, подпереть голову кулаком и опять доебаться, что у того с лицом. Слоновья «тактичность» одноклассника сперва раздражала до жути, но потом Сал принял эту дурацкую игру, кто кого перебодает в упрямстве этого агрессивного перемирия. Так что каждый раз Фишер выдумывал всё новые короткие ответы на этот вопрос, а Флетчер закатывал глаза, уже на третий раз сообразив, что Салли-Кромсали не мог одновременно упасть с лестницы, быть укушенным медведем в зоопарке (это вообще как?!), попасть под машину и сунуть голову в кипящую кастрюлю.        Салли привык, что все, что он делает, даже если он просто существует — встречается отторжением и всегда приобретает эту негативную окраску в глазах других людей. Возможно, потому что он был когда-то заключенным. Возможно, потому что весть прошлый год он ходил, как хмурая черная туча, не умеющая говорить. Возможно, потому что на его лице всё еще гребанный протез.        «Скорее всего, всё сразу», — думает он. Но каким-то образом не чувствует прежней ненависти, презрения и гонения от окружающих. По крайней мере, от тех, чьи имена он теперь знает.        Сал думает, что это нихерово так нервирует — потому что привык ждать подвоха буквально от всего, что дышит. Ну, кроме Эрики, ладно. Но подвоха вроде бы и как бы нет — и это нервирует еще больше. Будто где-то затаилась наебочка, а он, Салли, ее в упор не видит. Пытается найти, но не находит.        Флетчер огрызается на него матом и пришибить готов на следующий день, после инцидента с розовым рюкзаком, и в тоже время показывает предупреждающий кулак второкурсникам, которые точат на Фишера зубы еще с прошлого года. Те почти вываливают тому под ноги ведро воды на перемене, да лицо Роя искажается яростью. Второкурсники испуганно пятятся, любовно обнимают ведро и вообще делают вид, что мимо проходили с дикими желанием помыть полы, а кеды Салли остаются сухими.        Сал думает, что мир долбанулся за каникулы, а он и не заметил.        Сал думает, что наебочка, все-таки, точно где-то есть.        Но идет уже третья неделя обучения, Эрика Томпсон всё еще его девушка, отъевшийся Гизмо встречает еще на пороге дома, а в колледже Андреа Льюис интересуются у него, как ему ее новые ноготочки, Эндрю Мюррей впихивает на перемене в руки какой-то флаер-пригласительное на концерт, а Рой Флетчер так ни разу еще ему не врезал, и Сал думает, что, может быть, мир и в порядке, а он-то точно долбанулся.        Потому что ему впервые за несколько месяцев хочется приходить на учёбу.